СПЕКТАКЛЬ ОКАЗАЛСЯ НЕ РАВЕН МАСШТАБУ ВОПРОСА

Амина, молодая поэтесса, только что порвавшая с мужем, ложится в отделение больницы для беременных и знакомится с остальными пациентками: совсем еще юной набожной мусульманкой, домохозяйкой, ждущей второго ребенка, бывшей проституткой, которая пытается начать новую жизнь, и женщиной, зарабатывающей суррогатным материнством. В настоящий момент все они переживают какие-то трудности, от обычных семейных неурядиц (у домохозяйки) до краха личного счастья (у недавней проститутки, которую терроризирует сутенер). Плюс проблемы со здоровьем и угрозы жизни ребенка — практически у каждой. От мужа — если он и есть — толку немного: неловкие, беспомощные мужчины и рады бы поддержать своих жен, да не знают как. Зато в этом деле нет равных жизнелюбивому инвалиду из соседнего отделения — завсегдатаю больницы, который наловчился делать уколы и работать психотерапевтом на общественных началах. Автору пьесы Ильгизу Зайниеву не откажешь в драматургической технике — населив свою пьесу немалым количеством второстепенных героев, он сумел одарить их всех внятной сюжетной линией с завязкой, кульминацией и развязкой.

Зайниев, выступающий здесь и драматургом, и режиссером, заявляет тему, насущную для любого общества, а именно: рождение детей, иначе говоря, самовоспроизводство этого общества, тему, которая традиционно становится предметом идеологических спекуляций, тему, сопряженную с острейшими социальными проблемами. Что такое родить ребенка в современной России — вопрос, который, безусловно, достоин обсуждения на театральной сцене. Примерно с такими ожиданиями я пришел на премьеру. Хотя, разумеется, художника мои ожидания ни к чему не обязывают — боже упаси. И все-таки жаль, что в итоге спектакль, скажем так, не равен масштабу вопроса.

Ильгиз Зайниев

Пьеса «В ожидании» основана на реальных историях всамделишных женщин и поначалу кажется бытовой драмой. На поверку оказывается, что быт и социальные явления, сопутствующие беременности и родам, интересовали Зайниева в последнюю очередь. Черты российской действительности в его истории — декор, антураж, но никак не предмет рассмотрения. Вполне закономерно, что сценограф спектакля Геннадий Скоморохов не пытается создать сколько-нибудь достоверную обстановку больницы и вместо этого выдумывает фантастическую клинику с круглыми дверными проемами и колышащимися от сквозняка белыми шторами. Это никакая не больничная палата — это поле битвы между жизнью и смертью, или, если угодно, светом и тьмой. Автор, он же режиссер, явно тяготеет к символу, иносказанию, притче: грехи родителей натурально не дают появиться на свет детям — скажем, измена мужа влечет за собой смерть ребенка. Конечно, художник в своем праве. Вот только на выходе мы имеем выспренное, оторванное от жизни, вопиюще старомодное произведение.

ЭТОЙ РАБОТЕ НЕ ХВАТАЕТ САМОИРОНИИ

Что лично меня отталкивает от спектакля, так это колоссальные претензии Зайниева, которому в этой конкретной работе остро не хватает самоиронии. Его персонажи с серьезной миной рассуждают о грехе и добродетели, о вере и безверии, о войне и мире. Причем, затрагивая высокие материи, они переходят с нормальной устной речи на мертвый книжный язык. «Я цветок, который срезали под корень», — говорит о себе героиня Амина; по сюжету она пишет стихи, но даже поэты в повседневной жизни изъясняются куда проще. Напомню, что Амина — не Джульетта и не Офелия, она персонаж современной драмы, действие которой разворачивается здесь и сейчас. Разумеется, в театре нет и не может быть никакого специального табу на высокий слог. Но здесь, именно здесь я вижу не столько логику драматурга, сколько неосознанное влияние некой архаичной литературной традиции. А это неминуемо влечет за собой появление архаичных театральных приемов: артисты вынуждены декламировать патетичные монологи, в то время как они изображают наших с вами современников, совершенно обычных, в общем, людей.

Представляет ли интерес философия автора? Вообще-то, при всех умствованиях его позиция в этом спектакле довольно безликая, конформистская, а главное — весьма спорная. «Раз мы родились женщинами, будем рожать. Так должно быть», — к этому бодрому выводу приходят будущие матери в финальной сцене. Ясно, что Зайниев имеет в виду что-то другое, что деторождение он представляет как борьбу за жизнь, борьбу со смертью, но получается, что автор, ничтоже сумняшеся, называет продолжение рода обязанностью женщины (а женщину, которая не хочет быть матерью, — эдакой недоженщиной). Эта пропаганда патриархальных ценностей выдержана в духе идеологической повестки дня, однако, на мой вкус, очень не к лицу современному молодому драматургу и режиссеру.

Антон Хитров