Артур Аглиуллин, ООО «МФС»: «Деньги – это инструмент, с которым я создаю свои инструменты»

Артур Аглиуллин: «Мы ушли далеко вперед: даже в Татарстане не все делают операции с инструментами, которые мы производим»

«...И 80 ПРОЦЕНТОВ ПАЦИЕНТОВ СТАЛИ ВЫЖИВАТЬ»

— Артур Факилевич, ваше предприятие специализируется на производстве инструментов для эндохирургии, которая получает все более широкое распространение. Однако обычному человеку тяжело даже представить сложность этого процесса, ведь операции проводятся без использования глубоких надрезов — инструменты вводятся через небольшие отверстия, а хирург следит за ходом процесса через монитор...

— Да, мы начинали примерно со ста наименований инструментов, потому что просто невозможно обойтись пятью или десятью. Сейчас этих инструментов у нас, наверное, уже тысячи. Недавно, например, мы изготовили инструменты для детских врачей. Их в том числе можно использовать и для взрослых худеньких пациентов и пациенток. Фактически раны после этих проколов даже не надо зашивать — до того они мелкие.

— Разрабатывая инструменты, вы работаете в тесной связке с медиками. Есть ли работа, которая вам особенно запомнилась?

— Безусловно, заказ профессора Владислава Ившина из Тулы, который изобрел технологию промывания полостных образований. Внутри человека могут возникать сильные раздражения, которые необходимо лечить. Ранее при операциях 80 процентов пациентов умирали. Ившин предлагал сделать необычные инструменты. Зажимы, как известно, раскрываются под углом, а ему было необходимо параллельное сведение браншей, чтобы очень бережно брать ткани. Он объехал со своими чертежами практически всю Россию — и нигде за них не хотели браться.

Представляете, профессор приехал из Тулы на электричке, чтобы полчаса поговорить со мной в пиццерии около Казанского вокзала в Москве?! В итоге мы изготовили для него наборы инструментов, он внедрил свою методику. Теперь 80 процентов пациентов стали выживать! У меня лежит его книга с посвящением: «Дорогому Артуру Факилевичу — единомышленнику, коллеге, новатору — с наилучшими пожеланиями от автора».

Другой товарищ — уролог Сергей Попов из Санкт-Петербурга — недавно защитивший докторскую, тоже начал подписывать книгу «От коллектива авторов», а потом сорвался: «Артурик! Спасибо за инструменты и за поддержку». У него при операциях были проблемы со входом в мочеточник. Мы изготовили для него микроножницы, которыми он врезается в него идеально и вынимает камень...

Одним словом, я занимаюсь этим уже практически полжизни. Мы начинали с инструментария для холецистэктомии, а сейчас ушли далеко вперед: даже в Татарстане не все делают операции с инструментами, которые мы производим. Только за первые 3 года работы мы зарегистрировали, наверное, штук 10 патентов. Сегодня у нас их 15.

— Кто автор этих патентов?

«Мы создали производство за рекордное время: компания была учреждена в январе, а уже ближе к лету выпустили первые инструменты»

— Я патентодержатель и соавтор в каждом из патентов. Но идейные вдохновители большинства из них — врачи. Мне в шутку говорят, что я слесарь-гинеколог шестого разряда. Ныне покойный завотделением Владимир Галков, гинеколог, собрал наших инженеров сервиса: «Так, мужики, снаружи все видели? Мы: «Конечно». Он: «Теперь рассказываю, что внутри...» (Смеется.)

Любая разработка начинается с необходимости появления у доктора инструмента, которым он смог бы воплотить свою хирургическую мысль. Например, у нас очень много совместных разработок и патентов с известнейшим профессором, доктором наук Эдуардом Галлямовым. Ныне он главный хирург ЦКБ гражданской авиации в Москве. Наблюдать, как доктор Галлямов делает операцию, — это нечто.

— У него своя метода?

— Не то что бы своя... Он учит, как правильно использовать инструментарий для того или иного вида операций, ведь некоторые из них проводятся в конкретном медучреждении впервые. Например, Галлямов проводил резекцию (удаление части) почки. Поясню, как получится: у почки четыре сосуда, и куда врежешься, вообще непонятно. Обычно входящие сосуды пережимают клипсами, у хирурга есть полчаса (европейский стандарт), чтобы отсечь часть почки. Галлямов справился с этим за 13 минут! Он сэкономил время, делая стежки внутри, в животе: раз шов, два, три... Каждый раз отрезал нитку. И когда уже наложил все пять швов, одним движением завил все пять ниток вокруг иглодержателя и выдернул через троакар. Выложил медсестре на стол: «Считай». Сколько коробочек, столько и иголок. Пять? Значит, все в порядке. Он просто виртуоз...

— Что еще вами запатентовано?

— Один из важных, на мой взгляд, патентов: у обычных хирургических инструментов для абдоминальной (в брюшной полости — прим. авт.) операции очень длинные ручки и маленькие бранши (та часть, которой зажимают либо режут, — прим. авт.). Когда вы захватываете ими ткань, она из-за длинных ручек испытывает постоянное давление. А если операция идет на органе, который необходимо сохранить, его нельзя сильно сжимать, чтобы не было омертвения ткани. Мы сделали небольшое приспособление в этих инструментах и получили эффект подпружинивания. Благодаря ему ткань захватывается более плотно и при этом не подвергается излишнему давлению. В итоге время операции укорачивается, уменьшается количество наркоза.

Все наши патенты пошли в серийное производство. Мы и сейчас ведем новые разработки.

— Вы варитесь в своем котле или поглядываете и на зарубежные образцы?

— Иногда мне говорят, что наш инструмент похож на немецкий. Я в таких случаях отвечаю: «Это не плагиат — преемственность». Порой не разберешь, кто что у кого позаимствовал. Знаете, например, как сделаны сварные швы осей у нашего иглодержателя? Наварены бугорки. Мы начали использовать их больше 10 лет назад, чтобы не срывало сварку. И добились того, чего хотели: прочность намного увеличилась. А через некоторые время смотрим: у иностранцев появилось то же самое.

«НАШ ИНСТРУМЕНТ ИСПОЛЬЗУЕТСЯ В ГОСПИТАЛЕ ФСБ»

— В Казани мощный медицинский кластер — только производством инструментария занимается ряд предприятий.

— Дело в том, что в нашем городе существовало НПО «Мединструмент», которое стояло спиной к спине к заводу КМИЗ, — на его базе шли разработки мединструментов для всего СССР. Поэтому наши рабочие уже по 25–30 лет работают в области производства мединструментов — с учетом стажа на других предприятиях...

— Радует, что какие-то традиции живы. Но насколько широк круг ваших потребителей?

— У нас порядка 3 тысяч клиентов. Мы больше расположены к рознице. Реализуем продукцию по частным и муниципальным клиникам, ведомственным больницам. К примеру, наш инструмент используется в клиниках РЖД, госпитале ФСБ, больнице Центробанка и Институте трансплантологии в Первопрестольной, а также клинике при мэрии Москвы и в центре эндохирургии и литотрипсии. За счет мелкой серийности можем довольно быстро изменить инструмент, чтобы специалист смог им оперировать. Возникают интересные сегменты. Например, совмещение трех инструментов в одном. Это сокращает как срок нахождения пациента под наркозом, так и продолжительность самой операции.

— Удается ли откусить от бюджетного пирога?

— Все закупки стоимостью больше 100 тысяч рублей в любом случае проводятся через аукционы. Чтобы в них участвовать, надо иметь довольно приличные оборотные средства. Особенно если аукционы дорогостоящие — на миллионы и десятки миллионов рублей. Отмороженных конкурсантов, которые безбожно демпингуют, сейчас, к счастью, уже практически нет. Но все равно иногда встречаются какие-нибудь индивидуальные предприниматели, которые пытаются конкурировать с предприятиями-производителями. К счастью, в больницах знают, кто есть кто, и, конечно же, стараются получить инструментарий из первых рук.

— У вас существует стабильный объем производства? Или вы работаете по предзаказу?

— Мы одно из немногих предприятий, у кого до сих пор есть квартальный план производства. Что важнее всего для человека? Когда я задал этот вопрос студентам, одна девушка подняла руку. Говорю: «Секс и деньги отпадают». Она: «Ой, тогда не знаю». Это прежде всего безопасность и стабильность. Наш квартальный план — это стабильность. Мы в любом случае работаем с запасом. У нас не очень большая компания, но мы можем довольно многое сделать.

— Что наиболее востребовано?

— Востребовано все, что мы производим. Особенно новое: расходится как горячие пирожки. Причем важны и сами инструменты, и методики оперирования. Меня до сих пор приглашают читать лекции по урологическому инструменту в центр эндохирургии, а также в образовательный центр высоких медицинских технологий («Амтек-Казань»), где в виварии полностью наши инструменты и часть наших приборов.

«ЕСЛИ СЛОМАЛОСЬ ИМПОРТНОЕ — САМ ДУРАК, А ЕСЛИ ОТЕЧЕСТВЕННОЕ — ПЛОХО СДЕЛАНО»

— Насколько ваше производство самодостаточно, зависите ли вы от импорта?

— Очень многие не верят, что изготавливаемый нами инструментарий производится в России, думают, где-то за рубежом.... На самом деле в нашем инструменте, наверное, только одна десятая или сотая доля импортного — это покрытие, все остальное — отечественное.

— Вам пришлось переориентироваться в связи с известными событиями?

— Нет, мы изначально строили свою работу на том, чтобы закупать сырье в России. Если у моего друга и в магазине абсолютно одинаковый товар, я лучше куплю у друга. Почему? Деньги должны оставаться у своих, у нас в стране. Даже трубки, которые в нашем производстве очень важны, мы заказывали у питерской компании «Медспецтруб» (работаем с ней уже много лет), а не импортные немецкие. Изготовить трубки нужных диаметра и толщины стенки можно только под заказ. Они у нас применяются в инструментах, которые контактируют с кровью: тех же промывателях, портах. Внутри эти трубки как зеркало — до того хорошо обработаны. Конечно же, они стоят недешево. Но в данном случае дело не в финансовой экономии.

«Атмосфера у нас и творческая, и дружеская»

— Насколько в целом надежны ваши инструменты?

— Один башкирский друг мне сказал: «Артур, в твоем инструменте есть один большой недостаток: он очень долго работает». Некоторые наши инструменты эксплуатируются еще с начала производства — 13 лет. У нас ведь как принято? Если сломалось что-то импортное — сам дурак. А если отечественное — значит, плохо сделано. Наш подход: надо делать так, чтобы уж было наверняка. Например, те же бранши для инструментов у нас изготавливаются из титана.

— Вы производите полный спектр оборудования или только часть?

— Лапароскопический комплекс состоит из аппаратной стойки — это тележка на колесиках, на которой установлены приборы, в том числе видеосистемы и инструментарий. Для разных видов и типов операций они разные. Когда мы реализуем такой комплект, это, конечно, не значит, что мы весь его произвели сами — только какую-то часть. Но, так как компания у нас производственно-сервисная, мы этот комплекс собираем. К примеру, недавно презентовали для врачей новый элекрохирургический генератор производства Санкт-Петербурга. Аналогичный импортный стоит 4,5 миллиона рублей, этот — 1 миллион.

— А почему сами не делаете? Не хотите заходить на чужую территорию?

— Меня даже собственные сотрудники порой об этом спрашивают. Дело не в чужой территории. Если нам начать производить, к примеру, тот же электрохирургический блок, то неясно, когда мы еще сделаем то, чего уже достигли преуспевшая в этом питерская компания или екатеринбургская. Зато МФС хорошо делает инструменты. Поэтому мы и кооперируемся. Нам даже звонят из других фирм с вопросом, подойдут ли их приборы и инструменты к нашим или наоборот. В принципе, все это совместимо.

— Возможно ли полное импортозамещение в сфере медоборудования?

— Отечественные компании производят далеко не все. Поэтому, если запретить закупать заграничную медтехнику, мы просто не получим тех операций, которые возможны только с определенными инструментами. Конечно же, мы стремимся к тому, чтобы занять и эти ниши. Но этого не сделаешь в одночасье: щелкнул пальцами — и тут же появилось.

«Я КАК БЫЛ „ПАЯЛЬНИКОМ“, ТАК И ОСТАЛСЯ»

— Как вы пришли в эту сферу, почему создали этот сложный бизнес?

— В детстве я был так называемым «паяльником» — много паял, чинил всевозможную технику. Вот и поступил в КАИ на радиотехнический факультет. Помню, после первого курса нас забрали в армию, меня отправили на Байконур... Вернувшись, я восстановился в КАИ, а в 1993 году, за год до окончания института, мой одноклассник начал работать в компании «Эндомедиум» и подтянул меня. Она тогда, можно сказать, впервые в России занялась разработкой эндохирургического оборудования. Я как был «паяльником», так и остался — мы занимались доработкой, переработкой и разработкой приборов для эндохирургии. Кстати, в «Эндомедиуме» я первое время был единственным работником, а остальные — начальниками отделов.

«В инструменте, который мы производим, наверное, только одна десятая или сотая доля импортного — это покрытие. Все остальное — отечественное»

— Выходит, вы стояли у истоков этой компании?

— Фактически у истоков производства... В 1994 году я закончил институт, мне исполнилось 25 лет, у меня родился сын, меня назначили начальником отдела сервиса «Эндомедиума». В моем подчинении было 5–7 человек вне Казани и немногим больше в ней самой. Причем самому старшему работнику в Екатеринбурге было в два раза больше лет, чем мне.

Мы поставляли оборудование по всей России — госпрограммы развития эндохирургии в стране получили бурное развитие как раз в начале 90-х годов. Причем зачастую в один регион поставляли по четыре-пять комплектов. Инженер нашего отдела сервиса выезжал на место собирать и запускать это оборудование вместе с врачом, потому что после запуска обязательно проводилась показательная операция — с приглашением телевидения: это тогда было ново. Запустили в одном городе, ехали в другой...

А дальше эти аппараты необходимо было обслуживать — вплоть до возможности починить прямо во время операции. Такие случаи у нас возникали. Самым главным было то, чтобы операция началась и завершилась с нашим лапароскопическим оборудованием — без разрезов. А так как эндоскопические приборы тогда только начали производить, они нередко выходили из строя. Кроме того, было необходимо обучать врачей. Я, будучи начальником отдела, в том числе читал в учебном центре лекции на тему того, как работать с этим оборудованием, а это очень непросто.

— Но в итоге вы ушли из «Эндомедиума». Почему?

— Из-за реорганизации. Сначала эта компания сильно выросла — чуть ли не до 200 человек штата. К нам даже лично приезжал президент Шаймиев, мы докладывали ему о проделанной работе. А она была серьезной — только по Татарстану было проведено несколько программ. Но затем начались сокращения...

— Чем же вы занялись?

— Мы с партнером создали новую компанию. Начинали с продаж медоборудования и инструментария. Смеялись по этому поводу. Когда нас спрашивали: «Вы производители?» — говорили: «Конечно». «А что вы производите?» — «Продажи!» Продажи тоже нужно уметь производить. Мой покойный друг Максим Захаров, с которым мы вместе учились (кстати, выдающийся маркетолог, благодаря которому в России появились многие новые проекты в производстве инструментария и оборудования), говорил: «Продажи не должны быть ради продаж». Я часто напоминаю нашим начальникам отделов: делая инструмент, мы работаем даже не для врача, наш основной клиент — это человек, которого надо спасти.

— Но и вторая компания стала для вас промежуточной?

— У меня возникли разногласия с партнером. Нас было только двое, но что-то не срослось. Я знаю организации, где пять учредителей и у них все складывается. А бывает, что учредитель остается один и не может дальше вести дело в одиночку. Кстати, несколько лет назад мой бывший партнер продал бизнес — сейчас в той фирме уже другие хозяева...

Очередная партия инструментов на стадии запуска

— Вам снова пришлось начать с чистого листа?

— Не совсем. Когда я уходил с предыдущего места работы, большинство сотрудников, включая руководителей подразделений, высказали желание уйти со мной. Я честно признался, что пока не смогу предложить им зарплату, но они были готовы даже работать бесплатно первое время. У меня тогда пустовала квартира. Первый год работы наш офис находился там. Кстати, это до сих пор наш юридический адрес. Меня все спрашивают: «Почему не продашь?» Эта квартира для меня как память.

— Если люди готовы идти за тобой, это мощный моральный стимул.

— Мало того, пять российских предприятий-производителей предоставили мне товарный кредит — тысяч по 20 долларов. Серьезные на тот момент деньги. Причем под честное слово. И это было очень важно: мне нельзя было останавливать продажи.

Мы создали производство за рекордное время. Компания была учреждена в январе, а уже ближе к лету мы выпустили первые инструменты. Это было непросто сделать.

— Вы дважды меняли компании схожего профиля. А как поступали с клиентами — уводили с собой?

«Быть руководителем — это значит пахать с утра до вечера. К примеру, я почти что постоянно в командировках»

— Скорее пытались увести у меня. После моего ухода из предыдущей компании один из ее менеджеров заявил заведующему больницей в Нижегородской области: «Теперь с вами буду работать я». Типа того, что мой клиент как бы по наследству перешел к нему. На что тот ему ответил: «Я знаю Артура уже около 10 лет. Разрешите уж мне самому строить работу так, как я считаю нужным».

— Он настолько дорожил отношениями с вами?

— Мы с ним вместе в лихие 90-е съели не один пуд соли. Он тогда был заместителем начальника операционного блока медсанчасти ГАЗа. Денег не было, поэтому практиковался бартер. Мы тогда заключали трехсторонние договоры с участием известной татарстанской компании «Акос»: она забирала «газели» на заводе, а мы поставляли медсанчасти оборудование.

В СЕМЬЕ ДВАЖДЫ АКАДЕМИКА

— Вы пишете книги: по медицине или технические? Где находите время?

— Есть пособия и для технических специалистов, и для медиков. Их подготовка занимает много времени. Тем не менее оно как-то находится. Бытует расхожее мнение, что руководитель вроде как всего лишь должен подписывать документы и складывать в карман деньги. Ничего подобного. Быть руководителем — это значит пахать с утра до вечера. К примеру, я почти что постоянно в командировках — они следуют одна за другой. Только что слетал одним днем в Питер: утром отбыл, ночью вернулся...

— Вы еще и преподаете?

«Помимо дипломов за профессиональные достижения мы получаем благодарности от детских домов, социальных приютов, школ-интернатов для детей-инвалидов и так далее»

— Около 10 лет назад меня пригласили преподавать в КАИ. Я веду предмет «Телевидение». Основная задача телевидения — максимально достоверно доставить до человека информацию о наблюдаемом объекте. В медицине это особенно важно. Видеосистемы в ней становятся все сложнее: ПЗС-матрица располагается уже чуть ли не внутри человека на конце лапароскопа.

Эта часть моей жизни возникла благодаря отцу — Аглиуллину Факилю Валиулловичу. А он у меня дважды академик, профессор. Как-то говорит мне: «Ты уже столько в электронике сделал, надо упорядочить свои мысли». И я начал заниматься кандидатской диссертацией. Защитился, правда, уже после смерти папы — он ушел от нас в 2001 году.

— Чем он занимался? Тоже медициной?

— Нет, его сфера — лесоводство. В начале года я участвовал в научных чтениях, посвященных его 80-летию, в Ленинградской лесотехнической академии. Дело в том, что именно в Ленинграде в 1962 году мой отец, будучи студентом, женился на моей маме. Я родился в 1969 году, когда мы уже жили в Казани. Отец тогда как раз перешел научным сотрудником на Татарскую лесную опытную станцию, где и защитил обе диссертации: кандидатскую и докторскую... Он закончил жизнь заслуженным лесоводом РФ. Это наивысшая награда. Конечно, жалко, что он ушел так рано...

— И традиционный вопрос «БИЗНЕС Online»: расскажите о своих секретах успешного бизнеса.

— По сути, никаких секретов нет. Основное в любой компании — это ее руководитель. Он, конечно же, должен заботиться о тех, кто работает рядом. В свою очередь, каждый сотрудник должен понимать общую цель компании и свою собственную. И тогда действительно все будет хорошо. Вообще, самое сложное в любой работе — оставаться человеком и честно делать свое дело.

— Что для вас как для бизнесмена значат деньги?

— Инструмент, с помощью которого я создаю свои инструменты. И чем денег больше, тем более качественными и интересными я могу их сделать.