Ильгиз Фазулзянов: «Фаберже, например, далеко до того, что я делаю»

Ильгиз Фазулзянов: «Как таковое у нас понятие ювелирного искусства было утеряно. Его и за рубежом практически нет» Фото: Алексей Белкин

«Я НАРУШАЮ ВСЕ ТРЕБОВАНИЯ ЮВЕЛИРНОГО ПРОИЗВОДСТВА»

— Ильгиз, вы родом из Зеленодольска. Расскажите, с чего начинался ваш творческий путь. Как появилась и проявилась впервые ваша любовь к искусству?
— Любовь к искусству была с самого детства. Она не может взять и проявиться, это либо существует с детства, либо не существует. А вот ювелирное искусство... Все началось с 1992 года.

— Что тогда случилось?
— Это было время творческих поисков, я занимался оформлением и интерьеров, и экстерьеров, делали и витражи, и батики, и много всего еще. Судьбе было угодно, чтобы я был принят в группу по обучению ювелирному делу. К сожалению, образование это продлилось менее двух месяцев, но сама эта тема настолько увлекла меня, что всего через два года, в 1994 году, на фестивале в столице Пакистана Исламабаде я взял Гран-при как лучший ювелир среди мусульманских государств.

— Почему вы решили заняться именно ювелирным делом?
— Это удивительное направление, где нет предела совершенству. Я уже говорил, что занимался многим, и вот в других видах декоративно-прикладного и изобразительного искусств для меня была законченность. Некая точка в творчестве и мастерстве, а в ювелирном — нет. Эта бесконечность меня и притягивает.

— А где вы учились? И почему всего два месяца?
— Я ездил учиться в Таджикистан, но только никакого обучения мы там не прошли, потому что попали в самый передел, когда там ввели войска, был переворот. Поэтому мы больше занимались тем, чтобы оттуда ноги унести. А когда я вернулся, все же знали, что я на ювелира поехал учиться, все начали нести кто цепочки, кто колечки. В результате пришлось постигать азы самостоятельно. Так и постигал.

— Но вы же говорите, что уже в 1994 году получили Гран-при. Мне кажется, это слишком короткий срок, чтобы овладеть ювелирным искусством.
— Да, для всех людей, особенно профессионалов, добиться таких результатов невозможно. Но так получилось, что возможно.

— Кто был вашим учителем? Идеалом?
— Учителя в этом деле не было. Образцом были ювелирные работы, которые находятся в наших музеях, в архивах. Я их просто изучал, сначала пытался копировать, потом создавал свое, общался с искусствоведами, они рассказывали о каких-то тонкостях, но не технических, а почему так делали, в чем заключается орнаментация. Тогда мы создали некую коллекцию ювелирных изделий именно для музеев Казани: НКЦ «Казань», музей изобразительного искусства и др. Я создавал национальный предмет, а уже потом начал объединять европейское видение с нашими традициями. И так все шло шаг за шагом.

— То есть технике вы учились сами.
— Да. Сейчас я понимаю (в этом направлении я уже 25 лет), что как тогда, так и до сих пор нарушаю практически все технические требования ювелирного производства. Я создал свои уникальные техники, которые сейчас использую, аналогов которых нет.

— Вы их запатентовали?
— Я не вижу смысла патентовать, потому что мое внутреннее ощущение, чутье и мастерство никто не украдет.

«Одновременно делается минимум 10 работ, каждая работа попадает ко мне примерно раз в полчаса. Все изделия проходят через мои руки» Фотография предоставлена Ильгизом Фазулзяновым

«МОСКВА ДЛЯ МЕНЯ, КАК В СВОЕ ВРЕМЯ КАЗАНЬ, СТАЛА МАЛЕНЬКИМ ПРОСТРАНСТВОМ»

— Насколько знаю, вы уже в Казани были известным ювелиром. Почему вы все бросили и рванули в Москву? Какая мечта вас звала?
— Не мечта. Это было прежде всего понимание того, что пространство Казани и Татарстана стало для меня тесным, ведь для каждого художника есть свое пространство. Мне нужно было это пространство увеличить. Я это, наверно, и сделал.

— Говорят, что ценителем вашего искусства была жена Минтимера Шаймиева. Так ли это?
— Я бы не сказал, что она является ценителем моего искусства.

— Тогда клиентка?
— И клиенткой бы не назвал. Мы никогда не были знакомы. Просто ей, наверно, попадали какие-то мои работы. Да, я делал некоторые работы по заказу президентского дворца, и мастерская у меня находилась в Казанском кремле. Поэтому мне приходилось делать работы по государственным заказам.

— Кто из клиентов того времени с вами и сейчас остался?
— Я стараюсь сейчас на расстоянии держаться от Казани, но это мои личные дела.

— А в Москве каковы были ваши первые шаги? Куда вы пошли?
— В Москву я переехал в 2003 году. Тогда я уже был самостоятельным, было свое производство. Меня уже знали в Москве, у меня были клиенты, каждый месяц проводились по две-три выставки. Работал и днем, и ночью. Сейчас и Москва для меня, как в свое время Казань, стала маленьким пространством. Я расширяю объем своего личного пространства, творчества за рамки России, у меня много поездок и встреч за рубежом.

— Я читала, что вас ценят больше как раз на Западе, чем в России.
— Я бы так не сказал. Просто общий уровень восприятия немного разный. И, как говорят многие, кто видел мои работы, у них есть некая магия. Когда я достаю работы, то, по сути, в моем присутствии нет необходимости. И в этом нет разницы, в России я или на Западе. И, кстати, первую серьезную выставку мне предложили именно в России, и не кто-нибудь, а музей Московского кремля.

— Про выставку я вас еще отдельно спрошу. Но если говорить о нынешнем вашем периоде, вы в Москве общаетесь, допустим, с татарской диаспорой? С кем-то дружите?
— Мы какое-то время общались, был и клуб татарский. Но потом я общение прекратил, потому что не вижу в этом ни смысла, ни результатов. Как-то не складывается у меня с земляками.

— А с коллегами-ювелирами? Живо ли ювелирное искусство в России?
— За рубежом общаюсь, с некоторыми общаюсь в России, но это уже люди преклонного возраста. Как таковое у нас понятие ювелирного искусства было утеряно. Его и за рубежом практически нет, потому что все стараются заниматься масс-маркетом, то есть массовым производством, а не искусством. А вот с теми, у кого есть любовь к ювелирному искусству, даже среди производителей, мы общаемся, у нас с ними хорошие отношения.

«У ЛЮДЕЙ УШЛО ДОВЕРИЕ К ЮВЕЛИРНЫМ ИЗДЕЛИЯМ»

— Каждая ваша работа — это произведение искусства, единичная вещь. Правильно?
— Практические все единичные.

— Раз вы заговорили про масс-маркет, почему вы с этим сегментом не работаете? Пробовали?
— Я пробовал. Но, понимаете, выпуская такую продукцию, вы теряете профессионализм как художник. Я считаю, что в творчестве важен постоянный рост и желание чего-то добиваться — все выше и выше. А для массового производства совершенно другие требования, продукция в упрощенном варианте, задачи другие ставятся. Предложений много, но я пока этим не занимаюсь.

— А есть ли в России известные ювелирные коллекционеры?
— В основном коллекции у покупателей формируются стихийно, по эмоциональному фактору. Я пока не встречал профессиональных коллекционеров ювелирных изделий в России.

— На Западе это больше развито?
— Конечно. Дело в том, что эта культура там уже давно существует. У нас это было потеряно.

— Вы хотите сказать, что ее вообще не было?
— До революции, конечно, было, а потом уже не было. Тем более в определенный период времени люди покупали ювелирные изделия в магазине, а потом оказывалось, что изделия в два раза дешевле стоят. Поэтому у людей ушло доверие к ювелирным изделиям. Когда вы видите, что в магазинах сегодня пишут о скидках 70 или 50 процентов, такого быть не может. На ювелирные изделия скидок быть не может, потому что золото не черствеет, не сохнет, не плесневеет. Так же и камни. Поэтому когда так пишут, у людей сразу пропадает доверие. В итоге ювелирные изделия не являются тем продуктом, которому люди могли бы довериться и вложить свои финансы.

— Кстати, а стоит ли в золото вкладывать как в инвестиции, тем более в кризис?
— Для сохранения собственных финансов это самое простое и самое распространенное вложение. Главное — понять, по какой цене ты это покупаешь и куда потом продашь. Если продать все это через ломбард, то, конечно, таких денег уже не получить. К сожалению, у нас законодательство немного не в пользу потребителя. Это связано с тем, что человек, покупая обычное золото в банке, платит НДС, и он уже теряет те деньги, если будет возвращать это золото банку. В результате человек практически ничего не зарабатывает.

— А ваши украшения, ваши работы — это средство для инвестиций?
— Я вам со 100-процентной уверенностью говорю, что это инвестиционный продукт.

«У БОЛГАРСКИХ ТАТАР В ОСНОВНОМ ВСЕ ДЕЛАЛОСЬ ФИЛИГРАННОЙ РАБОТОЙ»

— Я читала о том, как делается кольцо, и смотрела видеоролик, но все равно это для меня загадочный процесс. Расскажите, пожалуйста, как организован ваш творческий процесс от задумки до итогового воплощения. Где вы ищете идеи? Что вас вдохновляет?
— Все это описывать долго, это очень тонкие моменты. В любом случае самое сложное — это идея. Когда она возникает, к ней подбираются все остальные материалы, из чего будет изготавливаться, в каком металле, в каких камнях. А потом идет сам процесс. Поскольку у меня есть энное количество помощников, изделие разбивается на составляющие элементы, и каждый человек начинает изготавливать под моим контролем, а в конце это все собирается под моим контролем в единое целое.

— То есть вы сейчас сами не делаете изделия от и до?
— Что-то делаю. Одновременно делается минимум 10 работ, каждая работа попадает ко мне примерно раз в полчаса. Обязательно я что-то делаю: или контролирую, или вношу коррективы, или сам что-то делаю. Все работы проходят через мои руки, я их заполняю своей энергетикой. Поэтому те работы, которые вы увидите на выставке, заполнены одной энергетикой, а не десятью.

— А где вы черпаете идеи?
— Невозможно сказать. Поскольку если в этом разбираться, откуда возникают идеи, то тогда творить ты уже не сможешь. Лучше в этом не разбираться, если честно. Это появляется, и все.

— Вы упомянули в интервью, что начали смешивать наши традиции с европейскими.
— Я на сегодняшний день владею практически всеми техниками: и русскими, и европейскими, и азиатскими, в том числе традициями ювелиров времен болгарских татар. Все эти техники, которые я знаю, использую в своих работах.

— Чем отличается татарский стиль от русского и европейского?
— Во-первых, дизайном, рисунком. Потом своей утилитарностью, то есть использованием. И уже третье — техниками. Например, у нас, у болгарских татар в основном все делалось филигранной работой — тонкая скань, которая накручивалась. В русских традициях более обширно было: и филигрань, но она была более толстая, были эмалевые работы, чеканка использовалась. Европейские более утонченные по рисунку, по дизайну, и эмали совершенно по-другому использовались. Их было огромное количество. Даже эмали есть и русские, и французские, и английские, и швейцарские, есть японские эмали, китайские, в Индии эмалями занимаются, но там совершенно другая школа. Везде школы разные.

— Вы в своих работах все это смешиваете? Получается некая эклектика.
— Конечно. В этом и заключается работа художника: собрать те техники и использовать их, чтобы конечное изделие отражало всю ту идею, которую ты задумал изначально. В чем слабость многих ювелиров и художников? Они имеют определенное направление, один стиль, одну технику и пытаются использовать во всех работах. Да, это своего рода лицо художника, но в то же время он себя ограничивает в возможностях, он не все может сделать.

— С какими материалами любите работать?
— Мой любимый материал, это эмаль, конечно. Это материал, который используется в каждой моей работе, даже маленький кусочек все равно будет использован.

— А где вы берете материалы?
— Хотите какие-то тайны узнать? Но, к моему счастью, это не 60 - 70-е годы, сейчас мир настолько открыт, да и в России все это можно приобрести. Существуют ювелирные выставки, уже есть поставщики, уже в банке можно купить золото.

— Вы доверяете своим поставщикам?
— Конечно, у меня уже многолетний опыт.

Ильгиз Фазулзянов изготовил циферблаты для лимитированной мужской коллекции часов Amadeo Fleurier 43 Rider of the Apocalypse Фотография предоставлена Ильгизом Фазулзяновым

— Из современных ювелиров-художников кем-то восхищаетесь, берете пример?
— Нет. Идолопоклонничеством я никогда не занимаюсь вообще ни в чем. Ни спортсмены, ни артисты. Есть талантливые дизайнеры, ювелиры, но их не так много на самом деле. На сегодняшний день это дизайнер JAR и дизайнер-ювелир Wallace Chan. Это люди делают и творят то, что мне нравится.

— Считается, что ювелирный бизнес — крайне закрытая и немногочисленная «тусовка». Правы ли те, кто это утверждает?
— Так и есть. Этот бизнес очень закрыт. Туда редко впускают людей. А если кто-то случайный входит, то долго не может там продержаться. Есть определенные условия. Этот бизнес не может быть массовым, он узкий. Дело в том, что есть отдельно бизнес бриллиантов, бизнес дорогих камней первой группы, есть бизнес самоцветов, есть бизнес золота. А ювелир является объединяющим звеном. Составить все эти четыре направления бизнеса в один не всем удается. Во-первых, надо со временем зарабатывать авторитет, должны быть очень доверительные отношения. Если на каком-то этапе человек поставил на себе черное клеймо, то из этого бизнеса его можно сразу вычеркивать. Например, кому-то не проплатил или еще что-то. Бывает по-разному.

«ЖЕНЩИНЕ НАДО ТОЧНО ПОПАСТЬ В НАСТРОЕНИЕ, А МУЖЧИНЕ ВАЖНА ФИЛОСОФИЯ»

— Зачем вообще, на ваш взгляд, люди украшают себя? Почему они начали это делать?
— Что такое украшение? Это индивидуальность и, наверно, еще социальный статус. Сейчас, к сожалению, этот статус утерян, потому что и дворник может с золотой цепочкой ходить. А раньше золото было для определенной высшей касты общества, остальные носили в основном серебро. Сейчас золото носят все. Ювелирные изделия, относящиеся к классу искусства, это уже предметы некоторого коллекционирования. Поэтому, наверно, ювелирные изделия — это в первую очередь эмоции. Когда человек приобретает изделие, он получает больше эмоции. Именно ювелирные изделия являются на сегодняшний день теми предметами, которые можно передать по наследству.

— А вы вкладываете в свои ювелирные украшения какую-то идею? Потребителю, вашему клиенту придется разгадывать то, что вы хотели сказать?
— Обязательно. Каждая работа — это осмысление определенного периода моей жизни. Если кто-то записывает себе в дневник ежедневно, что с ним случилось, то мои ювелирные изделия — это то, с чем я столкнулся в определенный момент жизни, может, что-то увидел, может, с кем-то встретился, может, что-то перенес — радость или разочарование ,— все это есть в моих изделиях. Каждая работа олицетворяет определенный период моей жизни. Оно немножко с опозданием приходит, но так оно и есть, потому что ювелирное изделие не делается за один-два дня, это целый процесс. Одно изделие зреет минимум полгода.

31 марта в Успенской звоннице Московского кремля открылась выставка «Драгоценности, вдохновленные природой. Ильгиз Ф.», где представлены как новые, так и одни из первых работ мастера Фотография предоставлена Ильгизом Фазулзяновым

— Мне все равно сложно это представить.
— Это всем сложно представить, даже людям из ювелирного бизнеса, потому что массовое производство — это совсем иначе. Поэтому это сложно понять.

— Под заказ вы что-то делаете?
— В основном под заказ мы делаем что-то, связанное с образом человека. Я бы не сказал, что это искусство, это своего рода этюды, на которых отрабатываются свои технологии. Знаете, есть платье haute couture, а есть prêt-à-porter. То же самое и здесь.

— Можете привести пример, когда вы что-то на заказ делали и какие особенности человека учитывали?
— А мы все учитываем: характер, внешние данные, платье даже, на какое мероприятие человек идет. Мы в любом случае оговариваем все это дело.

— В основном украшения носят женщины. Мужчинам что-то предлагаете?
— Конечно, но это уже в основном предметы бытового назначения или некоего религиозного характера.

— С кем сложнее работать: мужчинами или женщинами?
— Конечно, с мужчинами. С женщинами проще, потому что у них на эмоциях все выстроено. У нее уже существует определенное состояние. Например, приходит женщина, смотрит пять изделий, сегодня ей одно нравится, завтра может понравиться совершенно другое, потому что настроение поменялось.

— Так ведь с женщинами, получается, сложнее?
— Нет, просто надо точно попасть в ее настроение и показать именно то изделие, которое подходит ее настроению. А мужчине важна философия. Он не просто возьмет какое-то изделие, где какой-то камушек будет блестеть, ему это не столь важно, ему хочется знать, почему именно так, а не по-другому. А для женщин важнее, чтобы красиво, эффектно, ярко. Надо просто прочувствовать с первого визита женщину и предложить то, что ей необходимо.

— Тогда вы должны быть еще и хорошим психологом.
— А куда деваться?

«Я на сегодняшний день владею практически всеми техниками: и русскими, и европейскими, и азиатскими, в том числе традициями ювелиров времен болгарских татар»Фотография предоставлена Ильгизом Фазулзяновым

«КОГДА ДЕЛАЮТСЯ ИЗДЕЛИЯ НА ЗАКАЗ, МОЖНО ОПРЕДЕЛИТЬ, КАКОЙ ЭНЕРГЕТИКИ ЧЕЛОВЕК — ОТРИЦАТЕЛЬНОЙ ИЛИ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ»

— Считается, что камни хранят энергетику человека. Вы верите в магию камней?

— Человек заполняет своей энергией любой камень. Но камень и сами ювелирные изделия уже и так наполнены энергией. Все, что я делаю, заполняется моей энергией, а человек уже дополняет. По-другому не может быть.

— Но ведь многие считают, что камни могут сохранять и негативную энергетику...

— Конечно, могут. Есть люди, которые покупают антикварные ювелирные изделия. Я считаю, что каждый рискует, покупая антикварное изделие или камень, поскольку не знает, какая энергетика несется в этом камне.

— А есть ли у вас какие-то приметы, суеверия в работе?

— Таких суеверий нет. Но я знаю, когда делаются изделия на заказ, можно определить, какой энергетики человек — отрицательной или положительной. Если простое изделие делается очень тяжело, то мы знаем, что человек точно будет капризничать или платить не будет, или еще что-то, то есть какие-то негативные истории будут 100-процентно. Так и происходит.

— И много привередливых клиентов?
— Конечно, они бывают. Но я самодостаточный, я не держусь за каждого клиента. Если я чувствую, что человек очень тяжелый, то стараюсь с ним больше не работать. Одну работу делаю — и все.

— А есть ли среди ваших клиентов известные за рубежом и в России люди, звезды?
— Об этом я вообще никому не говорю и имен не называю.

«Самое сложное — это идея. Когда она возникает, к ней подбираются все остальные материалы, из чего будет изготавливаться, в каком металле, в каких камнях» Фотография предоставлена Ильгизом Фазулзяновым

«У МЕНЯ В ЕВРОПЕ НЕТ КОНКУРЕНТОВ, И В МИРЕ НЕТ КОНКУРЕНТОВ»

— Может, вы мечтаете стать вторым Фаберже?
— Я не очень люблю, когда меня сравнивают с Фаберже или вообще с кем-то. Карл Фаберже вообще не был ювелиром как таковым. Он был хорошим менеджером, который объединил огромное количество мастеров и ими профессионально руководил. Заслуга его не в том, что он изготавливал изделия, а в том, что объединил. А потом сейчас уже другие времена. Все, что я делаю, Фаберже, например, далеко до этого.

— А вы видите в России для себя конкурентов?
— К сожалению, нет. И почему в России? У меня в Европе нет конкурентов, и в мире нет конкурентов.

— Вы в этом уверены?
— Я не только уверен, я объехал все континенты мира. К сожалению или к счастью, я, наверное, опередил немножко время. Лет через 50 или, может, раньше, эти изделия будут стоить совершенно других денег, они будут олицетворять ювелирное искусство этого времени. На сегодняшний день таких изделий практически не существует.

— То есть вы живой классик?
— Можно и так сказать, если не быть скромным.

— Как строится ваша бизнес-модель? Знаю, что у вас есть бренд Ilgiz F.
— Я до сих пор являюсь частным предпринимателем и владельцем торговой марки, которая зарегистрирована еще с 1996 года. Ее знают практически во всем мире.

«ХОЛСТ — ТРЯПКА И КРАСКИ — ЭТО НЕ ИНВЕСТИЦИОННЫЙ ПРОДУКТ»

— Мне кажется, в России о вас мало пишут.
— Понимаете, в России вообще мало пишут, тем более о ювелирном искусстве, потому что для многих издательств, для СМИ это не формат. Даже когда мы обращаемся с просьбой помочь, то финансисту проще помочь художнику, который нарисует картину. А как только ты говоришь, что ювелир, все, тема закрывается.

— Почему возникает такая стена?
— Это в мозгах наших людей. Они считают, что ювелирное дело — это не искусство, а бизнес. Раз золото, бриллианты, то прибыль должна быть. А ювелирное искусство совершенно другого характера: это те же картины, только материал другой, не холст и масляные краски, а золото. Мне обидно, что картины художников стоят 600 тыс. евро. Я говорю: знаете, за 600 тысяч евро какое украшение можно сделать, с какими камнями? Только эта картина сгорит, и ничего не останется, а золото и драгоценные камни — это достояние самой природы, это инвестиционный продукт. А в картинах нет инвестиционных продуктов: холст — тряпка и краски — это не инвестиционный продукт.

— А как же «Мона Лиза»?
— Это история, это разные вещи. Мы сейчас говорим о современном искусстве. Мы были в аукционном доме, так за 600 тысяч евро еще не самая дорогая картина. Почему так? Арт-дилеры не ориентированы на продвижение ювелирного искусства лишь по той причине, что ювелиров нет, их мало. Художников больше: если один не пойдет, то второго можно взять и раскрутить. Картину художник может написать за два-три дня, за неделю, а ювелирное изделие делается годами. В то же время если вы пойдете в музей, то можете посмотреть на каждой картине, кто художник, а в ювелирных изделиях этого нет. Ювелирное изделие является олицетворением народа данного периода, это лицо, достояние. Потому что в ювелирном искусстве собираются все открытия, все технологии, существовавшие на определенный период времени. Туда входят и металлургия, и физика, и химия, и математика, и архитектура, и конструирование — все, что в человечестве существует, соединяется в ювелирном искусстве. Даже лазерные установки сейчас в ювелирном искусстве используются.

«Чтобы музей захотел сделать выставку ныне живущего – это впервые. В Кремль попасть просто нереально» Фотография предоставлена Ильгизом Фазулзяновым

«ПОЯВИЛАСЬ ПРОСЛОЙКА ЛЮДЕЙ, КОТОРАЯ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ МАСС-МАРКЕТА, ДАЖЕ ОТ CARTIER»

— Вы сказали, что опередили время на 50 лет...
— Может быть, и больше, может, и меньше.

— Так что произойдет за эти 20, 30 или 50 лет? Полагаете, что в сознании людей что-то изменится?
— Уже меняется. Во-первых, уже появилась прослойка людей, которая отказывается от продукта масс-маркета, даже от таких компаний, как Cartier, Van Cliff, Bulgari. Многие люди уже опять хотят стать личностью, индивидуальностью. В послевоенное время весь мировой бизнес был построен так, чтобы все были одинаковы с более-менее равными возможностями. Сейчас люди стремятся быть индивидуальностью. Меня это на самом деле очень радует, даже в одежде. Даже если человек волосы красит, это не от того, что он хиппи, а потому что хочет выделиться. А когда человек вырастет, станет взрослым, будет стараться приобрести какую-то вещь, платье, ювелирное изделие совершенно индивидуальное, которое только для него, которое будет охарактеризовывать его личность. Люди к этому идут. И потом, само понятие искусства утрачивается из-за того, что применяются современные технологии, некоторая компьютеризация в производстве — это практически вышибает людей, которые работают руками. Ювелирное искусство — это только ручной труд.

— 3D-принтер вам не пригодится?
— Он никогда не сделает то же, что я. Некоторые уже пытались: «Да мы это сделаем!» Но ничего хорошего не получалось. Это как haute couture и prêt-à-porter. Haute couture остались единицы людей. Мы же с ними общаемся, они говорят, что нереально найти людей, особенно молодую девушку, которая будет сидеть вышивать бисером руками. У сегодняшнего поколения телефон меняется каждые полгода, а раньше человек купил телефон и будет с ним годами ходить. Молодое поколение настроено на быстротечность. Чтобы стать хорошим мастером, даже не первоклассным, он должен 5 лет просидеть за верстаком. Молодой человек такого не выдержит. Сейчас, например, немодно сидеть на одном месте, сейчас модно менять работу.

— Вам это на руку?
— Для признания — на руку, а для понимания, что нас ждет дальше и как передавать свое мастерство, — конечно, меня это не радует.

— Кстати, а свое мастерство вы уже передаете? Вы говорили, что у вас есть помощники.
— Я им могу передать только мастерство как ювелира, но душу художника и некое чутье передать не могу.

— А не боитесь, что они украдут ваши идеи, методы, техники?
— Дело в том, что каждая моя техника — это моя душа, энергетика. Люди, которые работали со мной, которых я научил, уходят. Я всех контролирую и понимаю, что они делают. Пока я уверен, что они уже ничего не создадут. Они пытаются, но это все не то, поделка не очень высокого качества.

— В таком случае вы монополист?
— Может, да.

— Вы говорили о веянии времени. Нынешнее скоротечное время будет рождать таких же ювелиров, художников, как вы.
— Ювелиров, думаю, вряд ли, потому что это очень тяжелый труд. Художников — да, просто художников.

— Тогда у ювелирного искусства нет будущего, раз нет таких людей.
— Дело в том, я, наверно, являюсь одним из тех людей, которые пополнят количество ювелирных изделий в мире именно произведениями высокого искусства. Они и сейчас существуют, например, старые работы того же Cartier. Возьмем 10 тысяч единиц ювелирных изделий, которые являются произведением искусства. Я это количество просто пополняю. До этого же тоже были провалы в ювелирном искусстве, не было имен. Были имена, но те, кто делал некий fashion, но они в разряд искусства не попали. А я вот пополняю. Что будет дальше, мне говорить сложно. В каждый период выстреливает какая-то звезда в какой-то области.

«Я, наверное, являюсь одним из тех людей, которые пополнят количество ювелирных изделий в мире именно произведениями высокого искусства»Фото: Алексей Белкин

«ЗАКОНЧИТЬ ВЫСТАВОЧНУЮ КАРЬЕРУ В «МЕТРОПОЛИТЕНЕ» БЫЛО БЫ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО»

— Автоконцерны свои лучшие модели привозят на мировые автосалоны, художники экспонируют на выставках, а есть ли что-то подобное в ювелирном бизнесе? Принимаете ли вы участие в этих выставках?
— В ювелирном бизнесе такого не существует. Для масс-маркета этого много, а для искусства практически нет, для искусства только музей. Есть еще так называемый класс luxury-коллекционеров. Также есть парижское биеннале искусств, где есть раздел ювелирного искусства. Туда попасть довольно сложно. Есть еще одна выставка в Маастрихте, там лист ожидания — до 30 лет.

— 30 лет? А вы говорите, что нет никого, кто делает произведения искусства.
— Там не только современное искусство, там больше антиквары. Из современников выставлен, например, Wallace Chan.

— Давайте поговорим про Московский кремль. Все-таки это знаковое место...
— Да, это знаковое место. После этой выставки нам открылись многие двери, особенно в Европе. Многие издания обо мне много пишут, например The New York Times или Financial Times. Обо мне написали во всех журналах Vogue от Японии до Америки. Мы начали замечать, что практически каждый день выходит одна статья за рубежом.

— Можно ли сказать, что после недавней выставки в Кремле в вашей творческой карьере начался какой-то новый этап?
— Однозначно. Это этап совершенно другого понимания своего творчества и новый этап понимания, как дальше развиваться, потому что предложений огромное количество. Теперь нужно из них правильно выбрать, вразнос не пойти. Поэтому надо правильно определить последующие шаги, важно теперь не опуститься ниже музея. Подняться сложно, а опуститься очень просто. Потом назад дороги не будет.

— А как же вы попали в Кремль?
— Это было решение самого музея Кремля, госпожи Гагариной (Елена Гагарина — генеральный директор музея-заповедника «Московский Кремль», старшая дочь первого космонавта планеты Юрия Гагарина — прим. ред.). — представить мои работы в Оружейной палате. Это даже не моя персональная выставка, это выставка музея. Это музей представляет творчество художника — в этом и есть вся ценность. Если назвать персональной выставкой, ценность уже снижается. Есть определенные тонкости.

— В Кремле часто выставляют работы современников или только уже признанные произведения искусства?
— Они выставляют признанное искусство, в основном уже ХХ и более ранних столетий. На сегодняшний день я, может, не единственный, но один из первых после Фаберже, кто полноценно выставляется в Оружейной палате. Были выставки и в 90-е годы, но они незначительные и спонсировались компанией «АЛРОСА» и т. д. А вот так, чтобы музей захотел сделать выставку ныне живущего — это впервые. В Кремль попасть просто нереально.

— Но вам удалось.
— Да, наверное, надо просто послать правильное желание наверх.

— В музеях за рубежом у вас подобные выставки бывали?
— Сейчас у нас идут переговоры с Лувром, Лондонским музеем Виктории и Альберта. А конечная цель у нас — это «Метрополитен-музей» (The Metropolitan Museum of Art в Нью-Йорке, США — один из крупнейших и четвёртый по посещаемости художественный музей мира — прим. ред.). Это звезда, которая пока недосягаема.

— Так значит ваша мечта на сегодня — это «Метрополитен»?
— Да, закончить выставочную карьеру в «Метрополитене» было бы замечательно. При жизни это, конечно, вряд ли, удастся, но будем надеяться на это. Америка — это совершенно другая страна, и там совершенно другие отношения во всем. Генеральный директор «Метрополитена» сам решает, делать выставку или нет.

— У вас с ними какие-то контакты уже были?
— У нас есть контакт, уже приезжали люди оттуда на выставку и еще приедут. В другие музеи — в Вашингтоне, Бостоне — попасть не проблема, но мы должны набрать определенный рейтинг всех музеев, чтобы попасть в «Метрополитен».

— Раз уж мы заговорили про США, там есть своя ювелирная школа?
— Все, что существует в США, — это замес всех видов. Америка — это профессионалы бизнеса и продвижения любой марки. Америка — это фабрика звезд бизнеса. Они умеют это делать. Как школы таковой у них нет, все заимствованное откуда-то. Понимаете, это как для певца — «Метрополитен-опера», для киноиндустрии — Голливуд и т. д.

— Каков же все-таки секрет вашего успеха?
— Секрет на самом деле очень прост — это мечта и желание. А еще не сдаваться.