«С ПЕРЕХОДОМ К ДЕМОКРАТИИ РЕЛИГИЯ СНОВА ВЫШЛА НА УЛИЦЫ»

— Али Вячеслав Сергеевич, мы разговариваем с вами в канун Курбан-байрама. Как вы полагаете, изменилось ли отношение к этому празднику в России, перестали ли на него смотреть косо представители других религий и мировоззрений?

— Отношение к Курбан-байраму в немусульманских регионах РФ стало более терпимым. Но, я думаю, это произошло не потому, что люди, не знакомые с исламом, как-то вникали в суть этого праздника. Скорее произошло привыкание.

Мы помним, что исторически ситуация развивалась так, что при советской власти практически все внешние проявления религиозности были запрещены, кроме самых минимальных и ограниченных локальными территориями. Поэтому нет ничего удивительного в том, что люди в массе своей отвыкли от публичных проявлений веры. Но с переходом к демократии религия снова вышла на улицы.

Обычно люди про себя рассуждают так: своя религия (то есть близкая им по этническому корню) — это приятно, даже если ты сам не участвуешь в обрядах, а вот внешние проявления чужой религии вызывают раздражение. Оказывается, рядом с тобой живет множество иноверцев, действия которых непонятны и зачастую неприятны. Но сейчас это чувство начинает нивелироваться. Плюс сама религия, оставаясь публичной, входит в отведенные ей берега. Скажем, в Москве перестали стихийно резать баранов на Курбан-байрам, а начали делать это в строго отведенных местах, как это и положено во всех мусульманских странах. Если, к примеру, в Саудовской Аравии или Арабских Эмиратах мусульманин прямо на уличном тротуаре возьмется совершать жертвоприношение, его наверняка заберут в полицию и очень сильно оштрафуют.

— В 2010 году ряд столичных деятелей культуры обратился к мэру Москвы Сергею Собянину с петицией, требующей ввести празднование Курбан-байрама в цивилизованные рамки. Авторы петиции были в чем-то правы?

— Они были правы в том, что религиозные ритуалы не следует навязывать тем, кто их не разделяет. Религиозные убеждения и их внутренние проявления должны быть ограничены рамками своей конфессиональной общины. Там, где специально собираются мусульмане, можно накануне Курбан-байрама выбрать место, где за забором будет производиться забой скота по религиозным правилам. Ведь на любой мясобойне ежедневно забивают животных, но никаких петиций по этому поводу деятели культуры не пишут. А религиозные правила предписывают мусульманам делать это безболезненно, чтобы свести к минимуму страдания животного, чтобы не травмировать заранее его психику. Поэтому, если все делается деликатно, с учетом мнения окружающих, то никаких конфликтов не должно быть.

— Можно ли провести какие-то параллели между Курбан-байрамом и Пасхой — как христианской, так и иудейской? Вам как бывшему православному священнику эти праздники не кажутся близкими по своему происхождению? Или же мусульмане вкладывают в «праздник жертвы» совершенно иной смысл?

— Предыистория этого праздника была впервые описана в Торе, а затем в Коране. Это перекресток трех монотеистических, или, как их еще называют, авраамических, религий. Иудеи в толковании этого праздника опираются на Тору, христиане — на Ветхий и Новый Заветы, а мусульмане — на Коран. Но для всех них описанное в священных книгах событие является знаковым, метаисторическим и имеющим глубинный смысл.

В чем этот смысл? Во многом он заключается как в вере в милость Бога, так и в запрете на человеческие жертвоприношения, что в том языческом окружении было особенно актуально. Язычники верили в то, что пролитие человеческой крови позволяет им умилостивить богов и принести своему народу большую пользу. Что же касается легенды о пророке Ибрахиме, то она рассказывает нам о другом. Вначале Господь миров, Аллах решил испытать послушание и решимость праведного Ибрахима и повелел ему убить своего сына. При этом в Господень замысел изначально входило, что смерти сына не будет и что на примере Ибрахима людям будет показано, что человеческую кровь во имя Бога проливать недопустимо. Этот запрет вошел в метафизику и догматику трех авраамических религий, поэтому в современном диалоге между исламом, христианством и иудаизмом надо почаще вспоминать об этом общем монотеистическом празднике и на него опираться.

«Там, где специально собираются мусульмане, можно накануне Курбан-Байрама выбрать место, где за забором будет производиться забой скота по религиозным правилам» «Там, где специально собираются мусульмане, можно накануне Курбан-байрама выбрать место, где за забором будет производиться забой скота по религиозным правилам» Фото: ©Рамиль Ситдиков, РИА «Новости»

— А вам когда впервые довелось наблюдать Курбан-байрам или участвовать в нем? Когда вы служили настоятелем одного из православных храмов Душанбе в 1980-е годы?

— Я, честно говоря, всегда интересовался не столько обрядовой стороной, сколько учением ислама. Что до Курбан-байрама... Совсем не обязательно самому резать барана. Можно заплатить за это, а можно и купить мясо жертвенного животного с благотворительной целью. По заведенному ритуалу треть мяса должна раздаваться нищим и неимущим, треть — друзьям и соседям, и только последнюю треть следует оставлять себе. Быть может, в среде не очень грамотных мусульман кому-то и представляется, что суть Курбан-байрама в том, чтобы просто зарезать барана. Но вспомним, что этот праздник зарождался еще в родоплеменном и феодальном обществе, когда люди жили натуральным хозяйством. Чтобы накормить кого-то, невозможно было просто сходить в магазин — его еще не было. Следовало зарезать курицу или утку, если гость один. Если же гостей много — под нож шел баран или корова. Отличие праздника Курбан-байрама от этих будничных ситуаций заключалось в том, что в этот день жертва освящалась, накормить ей надлежало не только своих друзей, но и всех нуждающихся, тех, кто не имеет своего пропитания. То есть способствовать тому, чтобы между людьми устанавливались дружеские братские связи.

«ТАЙНЫЙ ШЕЙХ СКАЗАЛ МНЕ: «У ТЕБЯ МУСУЛЬМАНСКИЕ ГЛАЗА, ТЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО СТАНЕШЬ МУСУЛЬМАНИНОМ»

— Тем не менее ваше первое знакомство с исламом произошло именно в Средней Азии?

— В Таджикистане я познакомился скорее с самими мусульманами, а исламское вероучение постигал самостоятельно по книгам.

— А в Духовной академии вам как будущему православному священнику не преподавали какие-то элементарные основы ислама?

— Я изучал предмет «сравнительное богословие», в котором есть раздел «ислам». Но этот раздел чисто апологетический, равно как и сам курс: он не ставит целью разобрать все религии и изучить их, а лишь указывает на их особенности, которые с точки зрения православия являются ошибочными. Ну и на объективные особенности мировых религий курс тоже указывает.

— Но ведь вам в Душанбе как-то сказали, что у вас мусульманские глаза?

— Да, мне об этом сказал один шейх. Впрочем, время было еще советское, и об этом человеке лишь говорили, что он тайный шейх. Он пришел ко мне в церковь — немолодой, благообразный — и, кратко побеседовав со мной, неожиданно заключил: «У тебя мусульманские глаза, ты обязательно станешь мусульманином!» Он говорил, разумеется, не о моей внешности — это были взгляд духовного человека и его оценка, данная мне. Он увидел во мне то, что до времени было скрыто от меня самого. В своей книге «Прямой путь к Богу» я пишу об этой встрече и о том, что это, казалось бы, парадоксальное заявление шейха, сделанное прямо в православной церкви в разговоре с ее настоятелем, не вызвало у меня никакого сопротивления, а, наоборот, запало в душу.

— Среди консервативных христианских богословов и политиков считается, что ислам — это не шаг вперед по сравнению с новозаветным откровением, а шаг назад. Поскольку от религии Бога-отца и Бога-сына, где люди называются уже не рабами, а друзьями Господа («Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями», — Евангелие от Иоанна 15:15 — прим. ред.), ислам возвращает нас обратно к «рабам Аллаха». У вас нет ощущения, что вы сделали шаг назад?

— Вообще-то в христианстве тоже распространена формулировка «раб Божий».

— Да, благодаря Ветхому, но не Новому завету.

— Более того, возьмите любое христианское прошение. Какая там подпись? Раб Божий такой-то... Подписи «друг Божий» я не припомню. Противопоставление названий «раб», «друг» или же «слуга» возникло уже в прямой полемике христиан с мусульманами. Я этот вопрос специально изучал и скажу, что здесь, кроме всего прочего, надо принимать во внимание и языковую разницу. По-русски «раб» — это просто бесправное существо, послушное орудие в руках своего господина. А по-арабски «раб» — это «абд», от слова «ибадат» — «служение», в определенных случаях даже «богослужение». Таким образом, слово, производное от «ибадат», может означать как «раба», так и «слуга Господа», оба значения здесь уместны. Этим подразумевается, что человек зависим от кого-то. Но ни христианство, ни ислам не отрицают зависимости человека от Создателя. Сам факт творения человека Богом и означает нашу изначальную зависимость от Творца, ничего постыдного в этом нет. Это просто признание факта, за который верующие благодарят своего Создателя.

Человек — это морально свободное, но бытийно зависимое от своего начальника существо: он не самодостаточен и не имеет никакого бытия, кроме адского, без своего Создателя. В исламе, что, может быть, не всем известно, человек вовсе не рождается «рабом Аллаха», он рождается свободным, потому что Господь наделил его свободой. Но рабом он сам пытается стать в течение своей земной жизни — по той же самой причине, по которой мать является рабой своего ребенка. Она уделяет ему все свое время — у нее не то что нет воскресений или иных выходных дней, но и никакой жизни в отрыве от жизни своего ребенка она себе не представляет. Ребенок закричал — надо идти его кормить, укачивать, никаких других вариантов здесь быть не может. Но почему-то это материнское служение, которое, по сути, является рабским, считается у людей не чем-то позорным, а, наоборот, возвышенным. Мы понимаем, что это происходит добровольно и что основной мотив, который движет матерью, — это любовь. По той же самой причине в исламе верующие сами себя подчиняют своему Создателю, зная, что он Всемогущий и Всезнающий, только отношения здесь выстраиваются не «сверху — вниз», как у матери и ребенка, а «снизу — вверх». Когда нам трудно и когда мы чего-то не знаем (а мы, согласитесь, многого не знаем), мы обращаемся за помощью и советом к тому, кто все знает, — это естественно. Когда мы отказываемся от ошибочных представлений и ищем Истину, обращаясь в ее поиске к своему Создателю, мы тем самым добровольно признаем себя Его рабами, будучи и оставаясь по сути свободными. И в христианстве это понятие свободы и добровольного рабства наличествует, как и в исламе.

Понятие «сыновства» или «дружества» по отношению к Богу ввело не христианство — это произошло еще в Древнем Израиле. Израильские святые и пророки тоже нередко называются «сынами Божиими», есть понятие «дочерь Бога», а сам Израиль — это «первенец Бога».

Однако еще до времени распространения ислама у многих языческих, политеистических народов тоже были распространены внешне схожие термины, например, греческий Геракл — сын бога Зевса, и в этом качестве он совершил 12 подвигов. Прометей — тоже сын Бога. Что это означало в обиходе? Это означало человека, зачатого божеством от земной девушки-девственницы и наделенного полубожескими, получеловеческими свойствами. Поэтому с точки зрения проповеди монотеизма в исламе посчитали целесообразнее вернуться к понятию «раб Божий», чтобы не умножать соблазнов, чтобы люди, которые верят, что Геракл — это сын божий, или какие-нибудь фокусники, выдававшие себя за пророков и совершавшие одно чудо за другим, больше не имели возможности спекулировать терминами «сыновства». Поэтому, видимо, и произошел этот откат к более древней терминологии, о котором вы говорите.

В Торе — да, это осталось, но там проще, потому что Книга рассказывает лишь об одном народе, в то время как другие народы уже по определению не могут претендовать на «сыновство». Но и в Торе «сын Божий» — это родство не по природе, а по ответственности, по любви. Ведь Всевышний, согласно Торе, создав людей, один из сотворенных народов избрал авангардным на пути к спасению, послал Израилю своих возлюбленных пророков, которые всю свою душу и жизнь клали на алтарь служения Создателю. А Тот, в свою очередь, как о детях, заботился о своем народе. Израильтяне же относились к Всевышнему как к своему возлюбленному Отцу. Родителям предписывалось: если сын их не слушает, надо призвать его к порядку. Если же опять не послушает, злословит, бунтует, надо его вывести среди села и побить камнями, «дабы искоренить зло из среды нашего народа». Это я почти дословно цитирую Тору. То есть отношения отца и детей были очень суровыми, не то что сейчас, когда папа своего сынка, накачанного наркотиками и сбившего на машине несколько человек, отмазывает от тюрьмы. В древности это было невозможно, потому что «сыновство» предполагает не только безрассудную любовь, но и ответственность. Хотя, подчеркиваю, ислам не имеет ничего против понимания отношений между Творцом и человеком как между родителем и ребенком. Однако это родство не по природе, потому что Аллах не рожденный и сам никого не рожал. А в идиоматическом смысле — да, человек может быть «сыном Божиим».

Митрополит Феофан и Камиль хазрат Самигуллин Митрополит Феофан и Камиль хазрат Самигуллин Фото: архив «БИЗНЕС Online»

«ДА, Я ХОРОШО ПОМНЮ МИТРОПОЛИТА КАЗАНСКОГО И ТАТАРСТАНСКОГО ФЕОФАНА»

— Вы как-то сказали, что без ислама невозможно понять даже Данте Алигьери. А Данте в своем творчестве, как известно, опирался на учение средневекового богослова Иоахима Флорского, который делил человеческую историю на три эпохи: эра Бога-отца (отношения Творца и людей трактуются как Господин — раб), эра Бога-Сына (отношения Отец — сын) и эра Святого духа (полное слияние Творца и творения). Я читал в ваших высказываниях, что откровение, данное Мухаммеду, вы соотносите с Духом-утешителем, который был обещан еще Христом. Не есть ли это начало «третьей эры»?

— Это условная градация, и, говоря о ней, не хотелось бы обидеть представителей других монотеистических религий. Третья сейчас эпоха или нет? Ислам исходит из понимания, что во все времена и все эпохи в отношениях Бога и человека превалировали одни и те же ценности. Понятие праведности и понятие греха были всегда. Адаму в раю была дана единственная заповедь — заповедь послушания, в которой нет иного рационального смысла, кроме того, чтобы человек просто слушался своего Создателя из любви и благодарности к Нему. Но Адам нарушил эту заповедь — так появился грех. И с тех пор ничего не изменилось. Что две тысячи лет назад, что три тысячи — всегда было одно и то же: грех, покаяние, прощение. В псалме 50 царя Давида, который в исламе почитается как пророк Дауд, говорится, что, да, он согрешил, но далее идет продолжение: «Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня, ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною. ...Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега...» И тогда грехи прощались, и сейчас они прощаются тем, кто искренне раскаивается. Поэтому деление на эпохи условно. Если же говорить о Духе, то в Коране помимо внешних предписаний, на которые все почему-то больше обращают внимание, есть и бездна духовного. Например, смысл «ибадата» — служения, о котором я говорил. Да, ты свободный человек, но попробуй добровольно сделать себя рабом из любви и благодарности к своему Создателю, который ведь не просто так тебя создал. Свобода воли дает нам большой простор для действий на земле, ведь человек — это наместник, халиф Аллаха, согласно Корану. Поэтому миссия человека — доведение мира до преображения — очень велика.

— Много ли людей, которых нельзя назвать этническими мусульманами, проделали ваш путь к исламу? Много ли русских в последнее время стали мусульманами? И откуда эти люди пришли в ислам — из атеизма, из православия, просто из серых будней?

— Даже невозможно сказать, сколько новообращенных, потому что никакой статистики на этот счет нет. Вы можете приехать в какую-то конкретную мечеть и получить конкретный ответ, что в этом месте, допустим, 20 русских приняли ислам. Из них 10 ходят в мечеть, а 10 не ходят. Но свести эти разрозненные данные воедино очень трудно. В больших городах, где и мечетей много, и уследить за всеми невозможно, этот процесс перехода в ислам еще менее поддается исчислению. Некоторые к тому же предпочитают скрывать и не предавать огласке новообращенных, потому что чего-то опасаются. Если в нулевые годы можно было говорить о нескольких тысячах, то сейчас я бы поостерегся называть цифру. Причем лиц женского пола среди «русских мусульман» значительно больше, чем мужеского. Тут и факты замужества играют роль, но не только. Я знаю, что многие девушки принимают ислам не из-за какого-то конкретного мусульманина. Причины при этом понятны: именно в мусульманской среде женщины рассчитывают найти сильного мужчину, который будет заботиться о жене и о детях, все возьмет на себя, не будет пить и т. д. Что касается мужчин, то они ищут для себя истину, которую ислам изъясняет, на мой взгляд, доступным и красивым языком.

Но все же я могу сказать, что случаев перехода из одной религии в другую на самом деле очень мало. И у меня не было этого перехода, если говорить строго. Прежде чем исповедовать ислам, я разочаровался в христианстве, в обрядах, которые как священник я совершал. Если бы я продолжал исполнять эти обряды, не веря в них, это было бы лицемерием и обманом. Я бы в саму православную церковь вносил этим самым раздор и смуту, как, кстати, многие и делают, умножая раскол. Но это аморально. И я не пошел по этому пути. Разочаровавшись, я перестал совершать обряды, остался наедине с собой и начал искать иную форму, иной путь к Истине. Я же в Бога не перестал верить — я перестал верить в обряды. И честно и открыто объявил об этом, чтобы никого не вводить в заблуждение. Иное земное выражение правильного пути я нашел в исламе. Но это не было переходом, сменой одного партийного ярлыка на другой. Это было обретение другой, завершающей формы религии Бога.

Те же, кто приходит в ислам, ничего толком не зная о православии, тем более не совершают никакого перехода из одной религии в другую. Я лично почти не припомню примеров, когда осознанно из христианства непосредственно приходили на ислам. Разве что курский православный священнослужитель Владислав Сохин — он практически в течение месяца из священника стал мусульманином.

— Вы тоже, насколько я понимаю, были укоренены в православной среде — служили не только в Средней Азии, но и в Калужской области, защищали диссертации по истории РПЦ. Мне казанский митрополит Феофан говорил, что вы даже работали какое-то время вместе.

— Да, я хорошо помню митрополита Казанского и Татарстанского Феофана, я работал вместе с ним под началом в то время митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, нынешнего патриарха, в отделе внешних церковных связей (ОВЦС). И очень благодарен многим священникам и преподавателям церкви, давшим мне первые знания о религии. И потом, когда я стал депутатом Верховного Совета и экспертом Госдумы, я много сотрудничал с ОВЦС, имел даже благодарности за это сотрудничество, помогал ориентироваться в политических событиях. Однако с 1995 года я стал постепенно отходить от этого (официальный уход Вячеслава Полосина из РПЦ произошел в 1999 году, когда он опубликовал свое интервью о принятии ислама, — прим. ред.).

— Российская мусульманская умма сейчас составляет 20 миллионов человек?

— Эта цифра условная. Владимир Путин как-то оценивал ее в 16 миллионов человек, потом кто-то сказал, что 20 миллионов. Надо учитывать, что в РФ очень много приехавших мусульман и здесь натурализовавшихся. Я слышал, что только 2,5 миллиона киргизов получили российское гражданство. А сколько еще узбеков, таджиков... Плюс рождаемость на Кавказе остается, как обычно, высокой. Поэтому число этнических мусульман может составлять в России от 20 до 30 миллионов. Но мусульман, соблюдающих намаз, значительно меньше. И тем не менее этот процент больше, чем у остальных религий.

«ВСЕ КОНСЕРВАТОРЫ У НАС В КАКИХ-ТО КРАЙНОСТЯХ ПРЕБЫВАЮТ: КТО — В КРАСНЫХ, КТО — В КОРИЧНЕВЫХ»

— А почему, на ваш взгляд, не состоялось в России христианское демократическое движение, во главе которого вы были какое-то время наряду с Аксючицем и Якуниным? Почему церковь не смогла социализоваться? Я спрашиваю у вас об этом не только как у бывшего христианского демократа, но и как у автора социальной доктрины российского ислама.

— Причины провала по ходу дела было трудно разобрать, но сейчас на расстоянии это видится достаточно отчетливо. Для христианской демократии в России попросту нет почвы. Я изучал впоследствии опыт Англии и Германии на этот счет. Что было в Англии? Там состоялся так называемый христианский социализм, на этой базе они и осваивали консервативные ценности. Но привязка к религии им мешала. Это затрудняло объединение вокруг них большого количества политиков, которые были нерелигиозны. Мне, кстати, тоже на 1-м съезде народных депутатов СССР в 1990-м году, когда мы только создали Российское христианское демократическое движение (РХДД), говорили: «Ой, отличная у вас идеология, я бы к вам пошел, но я молитв не читаю, водку пью...» Для большинства людей сам термин «религия» сразу пробуждает в памяти храм, священные облачения, молитвы, древние песнопения. То есть определенный стиль жизни, которым современные люди редко живут. Поэтому и в Великобритании христианские социалисты вынуждены были переименоваться в Консервативную партию. А до этого она была христианской социалистической. В России же православная религия имеет ярко выраженную византийскую символику, которая под влиянием времени приобрела свои особенные черты. Поэтому если в России политическая партия делает отсылку к религии, то к ней сразу возникают вопросы: а как на это смотрит церковь? Если это протестанты, то их объявляют сектой, а если это православные, то возникает вопрос: где же ваши кресты, иконы, хоругви и благословение священноначалия? Поэтому совмещения в одном имидже политики и христианской религии не произошло. В 1990 году, когда была смута в стране и возникали самые разные объединения людей, появились и христианские демократы, они могли даже сыграть локальную позитивную роль в период смуты. Но в глобальной политике они перспектив не имели.

— Тем не менее консервативное движение в России появилось, но оно имеет махровую красную расцветку. Это прежде всего красные евразийцы — Проханов, Дугин и иже с ними. А где же белые?

— Консерватизм в России по большому счету так и не состоялся. На одном условно консервативном фланге — экстремально радикальные силы, на другом — бесцветные. Православная церковь, надо сказать, достаточно мудро себя ведет и не дает использовать свое имя в этих политических разборках. А без непосредственного участия церкви все ссылки на религию зависают в воздухе и не приносят политикам никакой пользы.

— И тогда консерваторы опираются на «красные мифы».

— Да, потому что большевизм и сталинский национализм им хотя бы что-то дают, предоставляют хотя бы какую-то историческую почву под ногами. А вот создать «белую почву» пока не получилось, потому что, видимо, нет той элиты, у которой это будет пользоваться спросом. Кроме нескольких знаменитых русских идеологов, начиная от славянофилов и заканчивая религиозными мыслителями начала XX века, многие из которых пережили революцию, в качестве идеологической базы даже не на что опереться. По крайней мере, на основе книг и трудов этих людей не возникла новая элита. И сегодня все консерваторы у нас в каких-то крайностях пребывают: кто — в красных, кто — в коричневых, кто — в черных анархических. А в белых — не получается.

— Ислам, на ваш взгляд, имеет больше политических и социальных перспектив, нежели современное христианство? В России, в мире?

— Я один из составителей социальной доктрины российских мусульман, как вы уже упомянули (подчеркиваю, не автор, а редактор-составитель того, что предложили богословы). Но это документ не политический, его можно считать просто визитной карточкой мусульман по отношению к государству РФ. Тем самым мы показываем, что относимся к своему государству так-то и так-то (к президенту, правительству, светской Конституции и пр.) и не вынашиваем никаких злодейских планов по созданию ДАИШ (арабское название запрещенной в РФ группировки «ИГИЛ» — прим. ред.). Это богословие, выраженное социальным языком, чтобы его поняли светские люди. Но политики здесь нет.

«Президент РФ еще в 2003 году говорил, что Россия — друг и защитник ислама» «Президент РФ еще в 2003 году говорил, что Россия — друг и защитник ислама» Фото: kremlin.ru

— Однако в Турции существует политический ислам, а с Анкарой Москва, как известно, снова дружит. В самой РФ есть зерна, из которых может прорасти политический ислам?

— Нет, если не говорить о политических и религиозных экстремистах. В России есть единственный идеолог политического ислама — это философ и политик Гейдар Джемаль. Но он шиит и с живущими в нашей стране суннитами нечасто находит общий язык. И он одиночка, каким в православной среде был, к примеру, Иван Ильин или Николай Бердяев. Я считаю, что Джемаль говорит интересно и остроумно, но не опираясь ни на какую реальную элиту.

— Тем не менее какой союз возможен между исламским миром и постсоветской, условно византийской Россией? Мы не враги исламу. Но кто мы ему?

— Президент РФ еще в 2003 году, когда нашу страну принимали в Организацию Исламская Конференция (ОИК), говорил, что Россия — друг и защитник ислама. Сейчас благодаря политическим изменениям в Турции и безусловному присоединению Крыма на повестке дня — неоевразийская концепция, согласно которой Россия сохраняет свой материнский покров и над славянскими православными народами, и над мусульманскими тюркскими народами. А родина тюркских народов — это Алтай, древнейшая цивилизация. Крымские татары — это тюрки, да и большинство населяющих РФ мусульманских народов — тоже тюрки. Исключение составляют некоторые дагестанцы и вайнахи. В этом свете концепция двуглавого орла получает новый смысл: это евразийское единство православного и мусульманского начал. Пытаться скопировать из прошлого какие-то варианты — это бесперспективно, прошлое невозвратно. Надо строить будущее — как евразийский союз славянских и тюркских народов.

— Но не будем забывать и о буддийских народах: у нас их целых три — калмыки, буряты и тувинцы.

— Само собой, почет и уважение представителям этой религии, но в России их слишком мало, чтобы говорить об их участии в геополитических процессах.

— Сами себя вы считаете состоявшимся в мусульманской среде? Как богослов, как искатель истины?

— Да, я считаю себя состоявшимся и нашедшим себя. Каждый человек в течение жизни ищет самого себя, хотя многие полагают, что ищут что-то другое. Есть поговорка о том, что поиски своего дома заканчиваются там, откуда тебе не хочется никуда уходить. Так и тут. Я нашел себя в исламе, и мне не хочется отсюда никуда уходить.