«Россия – распорка между Шамбалой, языческим Востоком и постмодернистским Западом»

Руслан Айсин: «Гейдар говорил о том, что Казань сейчас по большому счету является главной опорой, которая не дает Москве сомкнуть железные руки на шее у регионов» Фото: Оксана Черкасова

«ОТ НЕГО ИСХОДИЛА, МОЖНО СКАЗАТЬ, ВИБРАЦИЯ ИСТИНЫ»

— Руслан, большое спасибо, что вы специально прилетели в Казань, чтобы рассказать о последних неделях и днях жизни Гейдара Джемаля. Не будет преувеличением сказать, что его уход потряс огромное количество людей в нашей стране, причем не только у нас. Видимо, это связано с тем особым местом, которое он занимал в интеллектуальном пространстве страны. С другой стороны, его уход оказался очень внезапным, хотя мы и догадывались, что он не вполне здоров... Сразу скажу, что Гейдара Джахидовича в Казани любили и ценили. Здесь есть целая группа людей, которая с 90-х годов общалась с ним. Кстати, ровно 2 года назад — в декабре 2014-го — он побывал в Казани именно по приглашению «БИЗНЕС Online», и вы сидите ровно на том месте, где в течение примерно четырех часов он рассказывал нам о своем видении того, что происходит с миром и Россией.

Руслан, мы в Казани знаем, что много лет вы были активным человеком с начала нулевых. И тем удивительным оказалось открытие, что в последние годы оказались ближайшим помощником Джемаля, чуть ли не эдаким Эккерманом при Гете. Поэтому для начала расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Гейдаром Джахидовичем...

— Я был помощником, заместителем Гейдара Джемаля. У него были и другие соратники-помощники. Познакомились мы в 2004 или 2005 году. Но про его труды я знал и раньше, а его самого видел по ТV, в программе «Ныне», которая выходила на Первом канале в 90-х годах. Я был поражен исключительной харизмой этого человека, глубиной его мысли, тем, что от него исходит, можно сказать, вибрация истины, то, что соответствует моему внутреннему пониманию экзистенциала. Я искал возможности с ним познакомиться. И мне посчастливилось, потому что, работая в Казанском университете, я ездил в Москву на конференции, там мы и встретились. В 2012-м я переехал в Москву и начал работать вместе с Гейдаром, стал его помощником, заместителем в исламском комитете. У него было много проектов: Интернациональный союз, «Флориан Гайер» — концептуальный клуб. У него был широкий круг почитателей и помощников, совместными усилиями удавалось эти проекты вытягивать, что называется. Последние четыре года я постоянно находился рядом с ним. Он всегда был человеком деятельным, но в последнее время вообще очень активно писал книги, понимая, что ему осталось недолго, хотел успеть. В общей сложности у него было запланировано пять книг, одну мы успели отдать в печать, еще дополненный сборник стихов он успел завизировать.

— Какую книгу успели отдать в печать?

— По итогам бесед с Олегом Дружбинским на радио «Медиаметрикс», еженедельная передача называлась «Разговоры с Джемалем». Темы касались наиболее базовых вещей: бытие, реальность, человек, язык, религия...

— А когда отдали в печать?

— Находясь в Алма-Ате, недели три назад. Не то что непосредственно в печать, а редактору, она отправила нам кое-какие замечания, эти замечания мы с ним успели внести, кое-что поменяли и отдали готовый продукт. Делали еще одну книгу, ее условное рабочее название — «50 тезисов политического ислама», успели сделать только 16. Еще одна книга, которую он считал апогеем своего дискурса, метафизики, называлась «Логика монотеизма». Он говорил, что в ней будет раскрывать последние тайны... Это были очень непростые философские идеи, он их постоянно, напряженно прорабатывал. Но так Всевышний распорядился, что эти две последние книги он не успел закончить. Но 16 тезисов сделано, и это, можно сказать, тезисы в тезисах. Они есть, что-то он наговорил в видеоинтервью, что-то успел мне наговорить, поэтому каким-то образом мы, думаю, сможем что-то сконструировать. Его друзья предложили создать фонд имени Гейдара Джемаля, очень многие люди хотят в нем поучаствовать и предлагают, чтобы одним из направлений была издательская деятельность, чтобы издать полное собрание сочинений его трудов. На самом деле эта идея возникла еще года два назад. Один его близкий друг — азербайджанец, бизнесмен, ученый — предложил такую идею, мы начинали над ней работать, но, так как сил на все не хватает, приостановили. Но сейчас по понятным причинам эта идея стала актуальной. Объем работы очень большой, у Джемаля есть неизданные романы.

«Джемаль всегда был человеком деятельным, но в последнее время вообще очень активно писал книги, понимая, что ему осталось недолго, хотел успеть» (на фото: Джемаль готовится к радиоэфиру, октябрь 2016 года)

— Вы их читали?

— Да, один из романов называется «Попрощайся с дядей». Это художественное оформление его жизненного периода в Таджикистане, когда он участвовал в деятельности «Исламской партии возрождения» в 80-х годах. Роман не лишен определенной остроты, интриги. Есть и большой эпистолярный пласт, поскольку он постоянно отвечал на вопросы. Есть, например, большой массив переписки с его последователем, учеником Артуром Мориано (это испанец, который умер буквально полгода назад, 1 апреля). С ним очень серьезная переписка, как у Каутского с Энгельсом (Карл Каутский — немецкий экономист, историк, публицист и социал-демократический политик — прим. ред.), и Гейдар хотел, чтобы ее тоже опубликовали. Еще есть публицистика, естественно, она разбросана, есть, скажем, ранняя публицистика, ранние философские труды, «Ориентация — Север», еще что-то. Задача — все это собрать и включить в полное собрание сочинений.

— То есть вы сейчас будете этим заниматься?

— Да, это одно из направлений — заняться его наследием, выпустить все, что он сделал в этой жизни. Много видео существует, потому что в последнее время ему было тяжело, он никогда не писал, а надиктовывал. Это была его особенность — он мог с ходу наговорить мощный философский трактат, для него это не составляло труда.

— Кроме первых книг. Их он, наверное, писал, а не надиктовывал?

— Нет, первые книги он тоже не писал. Книгу «Ориентация — Север» записывал Дудинский (Игорь Дудинский — советский и российский журналист, издатель литературно-художественного альманаха «Мулета» и газеты «Вечерний звон» — прим. ред.), Джемаль надиктовывал ему, это одна из фигур Южинского кружка (неформальный литературный и оккультный клуб, действовавший в 60-годы, до 1969-го, — прим. ред.). Дудинский — это практически единственный человек из той старой команды Южинского переулка, который еще жив. Год назад ушел Мамлеев (Юрий Мамлеев — писатель, в его квартире собирался Южинский кружок, — прим. ред.), кстати, мы были у него на похоронах, Гейдар Джахидович так трогательно там выступил, даже у него самого проступили слезы на глазах... А буквально через год ему пришлось уйти.

— Головин несколько лет назад умер...

— Сначала Степанов (Владимир Степанов — «московский суфий», блуждающий философ и практикующий эзотерик — прим. ред.), потом Мамлеев, Головин (Евгений Головин — в 1970-е годы рейхсфюрер организации «Черный орден SS» — прим. ред.), а сейчас Гейдар.

— Есть еще Аркадий Ровнер, который рядом ходил, писатель, поэт, издатель, духовный практик, мистик...

— Там очень много людей, но это второй эшелон. А Дудинский — последний человек из ядра. Дудинский вообще не был визионером, он был просто интересным человеком, творческим, отец российского режиссера Валерии Гай Германики. У него вообще было много жен, сейчас у него очередной ребенок, хотя ему самому уже 69 лет. Он долгое время предлагал Гейдару запечатлеть его философские изыскания в труде, долго его уговаривал, чтобы это дело как-то обозначить. Несколько человек старались записывать Джемаля, но Дудинский очень тщательно, кропотливо подошел к этому, постоянно приходил к Гейдару — и тот ему просто надиктовывал. Кстати говоря, «Ориентация — Север» — это были тезисы, он планировал их все раскрыть. Но даже в таком виде «Ориентация — Север» стала очень знаковым трудом. В 2012 году, после Болотной, Гейдар общался с писателем Виктором Пелевиным. Они гуляли, и Пелевин сказал такую интересную мысль, что все его творчество и есть преодоление идеи «Ориентация — Север». Он сказал, что еще в юношестве познакомился с этой книгой и она произвела на него неизгладимое впечатление, оставила занозу в мозгу.

— Сам Пелевин будто герой из изысканий Джемаля, и наоборот. Миры одного плана.

— Роман «EMPIRE V» — это в чистом виде переиллюстрация гейдаровской идеи о том, что у социума, у общества есть механизм по выкачиванию жизненных соков для Великого Существа — Сатаны. Пелевин просто переложил тему «внутреннего времени» по Джемалю на баблосы (деньги — прим. ред.)...

— Это скорее идея темного гнозиса...

— Гностическая, но там некоторые сентенции есть, которые Пелевин буквально копировал. Джемаль действительно оказал широкое влияние на круг интеллектуалов, многих я видел.

«Есть казахи — ученики Гейдара, которые являются врачами, и они организовали эту поездку, взяли на себя часть расходов. Обеспечили всем: жилье, питание, транспортировка... Окружили заботой, вниманием» (на фото: Джемаль в начале ноября 2016 года)

ЭТО БЫЛИ ЛЮДИ «ЧЕРНОЙ БЕЗДНЫ»

— Руслан, расскажите о распорядке дня Гейдара Джемаля. Как у него проходили рабочие дни, недели, насколько он предавался размышлениям, лени, неге или насколько активен был, социализирован? Когда находил время для интеллектуальных вещей в последние четыре года жизни?

— Хочу сказать, что он был очень внимательным, очень деликатным человеком, всегда сохранял спокойствие. При этом он был очень деятельным, всегда находился в центре внимания журналистов, в один день мог дать несколько интервью. Причем к нему приезжали за небольшим комментарием, а он выдавал многочасовую лекцию! Чтобы это не пропадало, в какой-то момент мы приняли решение, что будем все дублировать, все записывать. И он обязательно к этому готовился. Были бесконечные встречи с разными людьми, а ночами он работал. Он вообще был человеком ночным, любил сосредоточенно размышлять именно ночью, к нему приходили разные интересные идеи, и он их записывал. Накатывал в блокнот идеи, а потом их проговаривал мне или своему другу, затем оформлял в виде статьи или ролика. Большое внимание он уделял языкам, до последнего изучал языки. Когда мы приехали в Казахстан, то купили с ним словари казахские, учебники — он хотел освоить казахский.

— А сколькими языками владел Джемаль?

— Он знал английский в совершенстве, французский, на нем он даже мыслил, то есть некоторые философские категории он измышлял на французском, потому что на русском просто нет аналогов. Знал турецкий, азербайджанский, фарси, последние годы освоил арабский, знал украинский, неплохо знал испанский, латынь, сносно по-итальянски говорил. Почему он уделял большое внимание языку? Он считал, что язык есть достояние, которое дано Адамом. Как сказано в Коране, научил вещам. То есть это концепты. Гейдар считал, что до этого был хаос, а язык структурировал хаос, придал ему конструкты и понимание. Присутствие в человеке божественной частицы находит себя только через язык, через чисто адамический язык. Поэтому, как говорил Джемаль, необходимо сохранять чистоту языка. Он с непониманием относился к тем, кто не знает родного языка, был очень удивлен, когда понял, что в Казахстане не все казахи знают язык. Часто у меня спрашивал, как по-татарски то или другое слово будет, у казахов спрашивал. И всегда всерьез относился к своей речи, к тому, как он говорит, как он выступает. Даже когда болел, порой был недоволен собой, что где-то что-то не так проговорил, хотя говорить ему было тяжело.

— И это человек без высшего образования, которого выгнали с первого курса...

— Да, его выгнали из Института восточных языков при МГУ за так называемый буржуазный национализм, а на самом деле из-за того, что он отказался вступать в комсомол. Это очень известная история. К академическому сообществу Гейдар относился почти как Головин, но тот еще более радикально, издевался. Например, он подделал письма Рильке (Райнер Мария Рильке — один из самых влиятельных поэтов-модернистов XX века — прим. ред.) на немецком языке, потом к нему обратились исследователи творчества Рильке, запросили эти письма и чуть их не опубликовали. Но обман вскрылся, и был большой скандал, что целый институт не смог раскрыть подлог, который сделал Головин, не будучи академическим ученым. То есть это были люди особого концентрата, не просто интеллектуальной энергии, а именно какой-то, как любил говорить Гейдар, черной бездны, из которой иррадирует черный свет. Девизом Юженского было: тот, кто идет против дня, не должен бояться ночи. Люди эти были нонконформистского склада, они сформировались в противостоянии системе. Всех удивляет, как Гейдар, человек таких радикальных взглядов, нашел себя в нашем обществе. Его многие уважали, даже оппоненты его ценили, признавали его авторитет, харизму... Потому что при всей его внешней строгости он был деликатным человеком, он до конца своих дней со мной разговаривал на «вы», обязательно спрашивал, какое у меня настроение, нет ли трудностей, как моя семья живет... Он ценил дружбу, большое внимание уделял тонким психологическим аспектам человеческих взаимоотношений, был тонким психологом, боялся кого-то нечаянно обидеть, оскорбить. На моей памяти у него было очень много встреч с людьми не очень образованными, нахрапистыми. Но он никогда не выражал внешне своего к ним отношения — ни эмоциями, ни словами. Молча выслушивал, беседовал и незаметно корректировал этого человека. И тот уходил достаточно довольный, даже симпатизирующий Гейдару. При мне несколько таких метаморфоз было. Он структурировал вокруг себя людей очень разных, разнополюсных — и левых, и правых, и мусульман, и христиан. Недавно на «Фейсбуке» мне написал на плохом английском сторонник Джемаля, парень из Бразилии. Я спросил, как он познакомился с его трудами. Оказывается, где-то наткнулся на испанский перевод одной статьи Джемаля и увлекся им. Читал через гугл-переводчик! Но ведь там абракадабра получается, потому что язык Гейдара очень сложный, это язык философского повествования. А этот парень написал, что ради того, чтобы прочитать Джемаля в оригинале, стал изучать русский язык, принял ислам, сам он метис, бразилец... Таких людей очень много.

Ровно 2 года назад — в декабре 2014-го — Джемаль побывал в Казани по приглашению «БИЗНЕС Online» Фото: архив «БИЗНЕС Online»

«ДЛЯ НЕГО ИДЕАЛОМ БЫЛ ФАРФОР БЕЗ ТРЕЩИН, ТАКОЙ МОНОЛИТ, ЦЕЛЬНОСТЬ»

— К социальным акциям он уже в последние годы не тянулся? Хотя его участие в Болотной — это и есть социальная активность. Но в целом он, как представляется, больше занимался информационной деятельностью, оказывал влияние на людей, на их взгляды...

— Он активно участвовал в политическом измерении жизни страны, у него были свои проекты, свое видение этого. Он считал, что внутреннее обязательно должно быть сопряжено с внешним, он не принимал внутреннюю миграцию, полагал, что это трусость. Более того, он себя укорял, когда, как он говорил, проявлял слабость. Для него идеалом был, как он любил говорить, фарфор без трещин, такой монолит, цельность. Он всегда активно выступал против несправедливости, политически он был в оппозиции режиму и, в общем-то, не скрывал этого. Но в последнее время у него уже не хватало сил на все это, он решил сконцентрироваться, как он это называл, на своем дискурсе. То есть он хотел оставить нам наследие. Как он мне говорил где-то в мае нынешнего года: «Все, что я сказал в дискурсе, — это 1 процент». А он хотел все остальные 99 процентов изложить. Но не всегда получалось. Все-таки даже такой монументальный, величественный человек, он все же человек, а не робот. И у него были очень сильные боли в последнее время, последняя стадия рака.

— Когда об этом узнали? Потому что два года назад, когда он сюда к нам приезжал в декабре, он уже с палочкой был, выглядел болезненно, ходил с трудом.

— Вообще, рак у него был давно. Просто его заглушили. Потом очаги опять проявились, потом опять заглушили. Это болезнь непредсказуемая. Диагностировали ее в 2006 или в 2007 году. Была химия, было активное лечение...

— Не за границей?

— За границу лечиться он не ездил.

— Почему? Есть же Германия, Израиль, где хорошая медицина.

— На это нужны большие деньги, у него таких не было. Ну и в Израиль, по понятным причинам, он бы не поехал.

— Учитывая круг его почитателей в мусульманском мире (а это и Россия, и Азербайджан, и Дагестан, и Чечня), собрать несколько десятков тысяч на лечение не проблема.

— Человек он был скромный, поэтому не хотел особо афишировать свою болезнь. Он считал, что это проявление слабости, и не хотел, чтобы люди были в курсе происходящего. Кстати говоря, в Алма-Ате десятки людей подходили ко мне и до сих пор пишут: почему вы не сказали, что он болен, что он тут, как же это так было можно?! Особенно кавказцы, которые это очень эмоционально восприняли. Я отвечаю, что это была его воля. Он был сильно болен, а тут началось бы паломничество. Человек находится на лечении и имеет на это право. Но ведь все воспринимали его как общественное достояние, поэтому готовы были не позволить ему даже иметь право на определенную приватность. То есть он достояние мусульманской уммы, поэтому мы имеем на него тотальное право. Это, на мой взгляд, не очень правильно.

— Почему все-таки Джемаль поехал в Казахстан? Лечиться?

— Да, лечиться. Дело в том, что те же технологии, которые используются в Германии, используются и в Казахстане. Просто есть казахи — ученики Гейдара, которые являются врачами, и они организовали эту поездку, взяли на себя часть расходов. Обеспечили всем, чем нужно: жилье, питание, транспортировка... Окружили заботой, вниманием.

— А где вы там жили?

— В Алма-Ате, это коттеджный поселок типа нашего Борисково. Гейдар уехал туда в середине октября, а я приехал через неделю, потому что закрывал кое-какие организационные вопросы в Москве и в Казани.

— Сколько человек было с ним постоянно?

— Были его супруга и я. Нам предоставили дом, его убирали, для нас готовили. Практически каждый день Гейдара возили в клинику, где проходил различные процедуры, это легкая химия, детоксикация, имунносодержащие препараты, там белок, аминокислоты, в общем, все, что необходимо. А главное — процедуры, которые разрушали раковые клетки, раковые опухоли. Но МРТ показала, что, к несчастью, были поражены уже практически все органы. И в конце он уже не мог передвигаться, к сожалению. Последнюю неделю постоянно спал, плохо ел. Было понятно, что, в общем-то, ему недолго осталось. Но и при этом он старался работать.

«В ноябре приезжали его ученики, Максим Шевченко (второй слева). Гейдар тогда чувствовал себя неплохо, общался» (на фото: Джемаль в начале ноября 2016 года)

— Кто-то приезжал к нему из России?

— В ноябре приезжали его ученики, Максим Шевченко (известный журналист, эксперт «БИЗНЕС Online» — прим. ред.). Гейдар тогда чувствовал себя неплохо, общался. Зарезали барана по этому случаю. Он очень любил баранину. Считал, что баранье мясо — это источник здоровья, лечил себя бараньим бульоном. Это тоже отголосок таджикского периода его жизни. Он очень разбирался в кухнях, был тонкий ценитель еды, эстет. Да и вообще Гейдар хорошо разбирался во многих вопросах: кулинария, культура, автомобили... Очень любил оружие.

— Что Джемаль успел сделать за последние недели жизни?

— Да, за это время успел кое-что сделать. Более того, буквально за неделю до его смерти приехала съемочная группа «Казахфильма». Они делали документальный фильм «В поисках веры» и попросили его принять участие. Он мобилизовался, хотя уже не мог сидеть, у него были сильные боли. Но все равно мобилизовался и где-то на полтора часа выдал им очень мощную лекцию. Да так, что съемочная группа была даже в некотором шоке, в замешательстве. Ушли пораженные. Потом они мне позвонили, попросили разрешения прийти на похороны. И засняли его последний путь, об этом тоже будет в их документальном фильме.

— Он сам выбрал, где быть похороненным?

— Да. Джемаль считал, что все провиденциально, потому он всю жизнь мечтал быть похороненным в горах, а конкретно — в Таджикистане. Там, где было его становление, где он обрел духовный смысл и веру, где очень много общался со старцами... Он изучил таджикский язык, очень хорошо знал его. Таджики часто приезжали к Джемалю, спрашивали у него совета. Старики уважительно звали его бочай Гейдар, то есть мальчик Гейдар. В Таджикистане его очень любили, уважали, ценили, и он хотел быть там похоронен. Он считал, что оттуда исходит особая энергия. И, видите, волею судеб оказалось, что последний его приют оказался по другую сторону таджикских гор...

— Когда ехали в Алма-Ату, надежда была, что справятся, что помогут?

— Да, была надежда, их врачебная практика действительно делала чудеса. Но рак четвертой стадии не лечится. Врачи смогли только улучшить качество жизни, смягчить негативные симптомы, немножко отсрочить болезнь. Чтобы человек не страдал, чтобы его не закалывали обезболивающими, морфином, как это обычно делают. Известно, что у нас в России лишь 22 процента раковых больных обеспечены достойными обезболивающими, остальные просто мучаются. Это страшные, страшные муки. И казахским врачам действительно удалось что-то сделать, улучшить качество жизни. У Гейдара там уходили боли. Но процесс распространения раковых клеток был уже необратимым. У него случился приступ за полтора дня до смерти — отек пошел в мозг, Джемаля увезли в реанимацию, и через полтора дня он там скончался. Он был в сознании, скажем так, в полусознании, да, но очень плох. Он все видел, понимал, что-то говорил, но у него уже не было сил...

— Кто-то был рядом с ним в последние мгновения?

— Нет, в реанимацию не пускают. О его смерти нам сообщил рано утром лечащий врач. У этого врача была надежда, что неделю Гейдар полежит в реанимации, как-то удастся стабилизировать положение и потом перевести в обычную палату, где можно будет продолжить лечение. Но не получилось. Кстати говоря, его мама умерла 6 декабря 2010 года, а он умер 5 декабря. Вся его жизнь и даже смерть были окружены ореолом таких вот таинств, символизмов. Он даже ушел в 69 лет. У него была такая идея, помню, он мне рассказывал, что человек, как правило, должен умереть в месяце — антагонисте. Если родился, например, в январе, то — в июне. Ну как по часовой стрелке, январь — это 12, напротив этой цифры на циферблате 6, июнь. Отец у него так ушел, мать так ушла. И он считал, что и он продолжит тенденцию. Но он родился 6 ноября, а умер 5 декабря.

«Джемаль понимал, что уходит. Он попросил не бросать дискурс, продолжить начатое им дело, попросил вести все его соцсети и сайты» (на фото: Джемаль в начале ноября 2016 года)

«ГЕЙДАР СЧИТАЛ, ЧТО ЭТИ ЛЮДИ ПРЕДАЛИ ИДЕАЛЫ ХОМЕЙНИ»

— Скажите, Руслан, Джемаль понимал, что он уходит?

— Да, понимал. Он попросил не бросать дискурс, продолжить начатое им дело, попросил вести все его соцсети и сайты — сайт «Поистине», «Контрудар». Эта площадка была, скажем, таким концептуальным ориентиром и должна остаться концептуальным ориентиром, базирующимся на его идеях. Многие знают только политическую, скандальную часть его деятельности, но не знают, что он был глубоким философом и очень серьезным критиком платонизма — за две с половиной тысячи лет никто не смог так, как сделал он, разобрать платонизм (Платон — древнегреческий философ, ученик Сократа, учитель Аристотеля, первый философ, чьи сочинения дошли до нас полностью — прим. ред.), неоплатонизм и современность, которая вытекает из неоплатонизма. То есть все, что есть, — это платонизм, за исключением Декарта (Рене Декарт — французский философ, математик, механик, физик и физиолог XVII века — прим. ред.), которого он очень ценил и которого платоники не любят. Гейдар считал, что трансцендентный субъект — Всевышний — стоит в оппозиции ко всему тому, что существует помимо него. А платонизм говорит о единстве сущего, чистом тождестве. И Джемаль критиковал эту концепцию. И в общем-то, насколько я знаю, никто всерьез не смог приблизиться к тому, чтобы как-то, хоть краешком языка попробовать покритиковать позицию Гейдара...

У Дугина, который являлся его учеником, вышло 10 книг «Ноомахия», 8 из которых я прочитал. Действительно, колоссальный, титанический труд! Его супруга рассказывала, как он пишет: буквально 18 часов в день. Он делит экран на несколько частей, то есть у него два экрана, он еще их делит и бесконечно печатает. Очень работоспособный. И в одном из томов «Ноомахии», посвященном Ирану, исламу, он уделяет абзац джемализму. Когда Гейдар посмотрел, то сказал: «Он так и не понял того, что я проповедую». И добавил: «Может, не хочет вступать в полемику на этот счет». Если уж Дугин не смог понять, то мне и представить трудно, кто сможет.

— На самом деле это же очень похоже на концепцию гностиков, которые говорили, что Бог создал и отдалился, а дальше вступил демиург. В этом смысле Бог, получается, в оппозиции к миру.

— Только у гностиков это была логика, основанная на вольном творчестве. Скажем, гностик, какой-нибудь Прокл, вещает, что есть 365 миров, потому что они соответствуют 365 дням. А Гейдар перелопатил всю эту философию, он опирается на нее. В 12 лет он изучил Гегеля (Георг Гегель — немецкий философ XVIII — XIX веков — прим. ред.), и Гегель оставил заметный отпечаток на его философской фразеологии. То есть Джемаль даже излагал по-гегелевски. И свою главную книгу хотел назвать «Логика монотеизма», то есть малая логика Гегеля. В целом он выступал именно как философ, метафизик, да, где-то, бесспорно, присутствует гнозис, но в целом это метафизика, основанная на достаточно логичных вещах: она основана на Коране, на монотеистической традиции. Гнозис все-таки вещь, как вы понимаете, синкретическая, то есть это во многом влияние манихейства, египетской традиции.

— Те же альбигойцы...

— Да, альбигойцы (религиозное христианское движение XVII–XIX веков — прим. ред.), катары (еретическая христианская секта, достигшая расцвета в западной Европе в XII и XIII веках, — прим. ред.) через ислам, через суфизм пришли к своим взглядам. А иранцы во всем этом давно сидят. И в общем-то, иранский ирфан — это просто перелицованный гнозис по большому счету. Гейдар все это преодолевал, в общем-то. Известно, что одно время он неплохо был дружен с Ираном.

— С разными аятоллами отношения были, в 90-х он нам рассказывал, приезжая в Казань.

— А потом он пересмотрел свои взгляды.

— Потом он отошел от них, да.

— Да, он считал, что эти люди много говорят, но на самом деле они предали идеалы Хомейни (Рухолла Мусави Хомейни — иранский политический деятель, великий аятолла, лидер исламской революции 1979 года в Иране, высший руководитель Ирана с 1979 по 1989 год — прим. ред.). Гейдар замечал одну очень важную, существенную вещь. Он говорил: вот вы берете какого-нибудь аятоллу: и он цитирует Ибн Араби (исламский богослов XII - XIII веков из мусульманской Испании, крупнейший представитель и теоретик суфизма, разработал учение о единстве бытия, отрицающее различия Бога и мира, — прим. ред.), цитирует Хайдара Амули (Амули Саййид Баха ал-Дин Хайдар — шиитский философ и богослов XIV века — прим. ред.), Муллу Садра (мусульманский философ и мистик XVI - XVII веков, синтезировавший идеи неоплатоников, перипатетиков, суфиев и мусульманских теологов — прим. ред.), они могут цитировать Хайдеггера (Мартин Хайдеггер — немецкий философ XX века, давший новое направление немецкой и общемировой философии, — прим. ред.), потому что Хайдеггер говорил: «Садра — человек, который внес в мой интеллектуальный дискурс большой вклад». Они могут других суфиев цитировать, но они никогда не цитируют сборник выступлений, речей имама Али (халиф Али Ибн Абу Талиб — политический и общественный деятель первого века нашей эры, двоюродный брат, зять и сподвижник пророка Мухаммеда, четвертый праведный халиф, первый из двенадцати почитаемых шиитами имамов — прим. ред.), которого они приподнимают, потому что этот сборник — в чистом виде концепт трансцендентного разрыва с бытием. А шииты иранские говорят о монизме — чистом тождестве, сат-чит-ананда, как говорят индусы. Поэтому, как говорил Джемаль, эти люди лицемерят. То ли они должны опираться на концепцию Али, то ли они, так сказать, уходят с монистами и с прочими, которые есть абсолютная антитеза чистой монотеистической мысли...

— В плане ислама он был все-таки шиитом?

— Нет, он был суннитом. Его похоронили по-суннитски. Это была его воля. Хотя на первых этапах он был шиит, потому что он был этнический азербайджанец, это все-таки сказалось на его воззрениях. Но дальше, по мере его становления, по мере того, как он все это стал изучать и подверг серьезной ревизии... Он говорил, что, конечно, очень много девиации, отклонений и там, и здесь. Большое внимание он уделял фигуре Махди (последний преемник пророка Мухаммеда, своего рода мессия (масих), который появится перед концом света, — прим. ред.), в переводе с арабского это «ведомый», «посланник». Он явится в конце времен.

— По сути, спаситель, который появится во время второго пришествия Христа.

— Он придет с Христом... Сначала Махди, потом придет Иса (Иисус), который удостоверит его подлинность. Кстати, Гейдар считал, что Антихрист, так называемый Даджал (есть поверье в исламе, что Даджал — это одноглазый человек), будет 25-м императором калачакры (калачакра — система буддийского мировоззрения, предполагающая, что человек и мир связаны как микрокосм и макрокосм и что, изменяя свое бытие, человек может менять соотношение энергий во Вселенной; ранние тексты ее датируются примерно VIII веком нашей эры, — прим. ред.). У буддистов есть поверье, что в конце они будут вести эсхатологическую битву с народом млеччха (так они называли мусульман).

— То есть он считал, что там будет Антихрист?

— Да. Это чистая Шамбала.

— В Тибете... То есть поиски Тибета немцами — это есть поиски Антихриста?

— Да, Рерихами... То есть вся языческая метафизика, вот эта вот духовная традиция монизма, традиционализма — она связана с Шамбалой. А так как монотеизм и ислам являются абсолютным разрывом с этой традицией, то, естественно, будет столкновение между ними. У тибетцев прописано, что это будет через 1800 лет от возникновения млеччхи, то есть 1800 лет Хиджры (мусульманское летоисчисление). Осталось где-то примерно 400 лет.

— То есть еще далеко? Все это не вот-вот, да?

— Это не вот-вот... Но при этом в хадисах сказано о том, что если даже до конца света останется один час, Всевышний сделает так, чтобы пришел Махди и чтобы совершилась эта эсхатологическая битва и наступил так называемый милленаризм — царство тысячелетней справедливости. То есть ради этого Всевышний даже поменяет физические законы. Поэтому здесь бессмысленно говорить о сроках. Потому что время, как мы считаем, субъективно, оно не объективно, поэтому и бесполезно вопрошать, когда эсхатологическая битва. То есть у Джемаля было такое видение. По всем аспектам у него были свои концепты, которые нанизывались на одну вертикаль.

С женой Гюльнар в горах Памира, 80-годы

«ОН СТАРАЛСЯ НЕ ОТСТУПАТЬ, НЕ ПРОГИБАТЬСЯ, БЫТЬ ЧЕСТНЫМ»

— И все-таки, Руслан, какие последние мысли были у Гейдара Джемаля? Может быть, духовные завещания, послания для России, для мусульман, для мира? Об этом он что-то говорил? Мысли в таком ключе?

— Конечно, он что-то проговаривал. Но вот так точечно сказать, что это селу и миру, нельзя, он так, конечно, не говорил, были общие какие-то вещи. Он строил прогнозы, как все будет развиваться. Считал, что Россия является распоркой между Шамбалой, языческим Востоком и постмодернистским Западом, то есть она не дает сомкнуться, как он говорил, аноду и катоду. У России в этом смысле особая роль — духовная роль. Он говорил, что неважно, какие здесь люди, потому что люди приходят и уходят: вчера были тюрки, потом немцы, евреи, татары — неважно. Все это меняется. В Коране сказано: «Я заменю вас другим народом». Но территория, вот эта вот распорка имеет смысл, как он говорил. Поэтому у России особая роль.

А уже в конце Джемаль выдвинул концепцию вот этого треугольника: Большое Поволжье — Большой Кавказ — Азия (Казахстан, Туран). Вот этот треугольник, как он считал, есть сердцевина Евразии. Это то место, как бы бермудский треугольник, где будут происходить метаморфозы, которые не смогут разобрать западные аналитики. Как, например, Жак Аттали (французский экономист, писатель и политический деятель — прим. ред.), который в последней своей книге «Краткая история будущего» пишет, что никто не может понять, никто не может объяснить, почему мусульмане сейчас находятся в центре реальности. Непонятно: ничего у них нет, технологий нет, последние столетия их били, давили, но они сейчас являются как бы солью человечества. И Джемаль говорил, что примерно то же самое будет с этим треугольником — так же он возникнет, так же не смогут объяснить причину. Особую роль он отводил Кавказу, Поволжью. Вообще, он считал, что есть разделение кастовое и в исламе, и вообще в человеческом субстрате...

— Воины, торговцы и крестьяне?

— Да, там есть жрецы, кшатрии — воины, вайшья — торговцы, шудры — крестьяне, исполнительный класс. И есть просто маргиналы, такие политические клоуны, получившиеся от смешения каст. Гейдар объяснял это следующим образом: в Коране есть аят, что из сухой и звонкой глины сделали человека. И у кого-то превалирует сухая глина, у кого-то — мокрая, поэтому от этой эссенции и зависит качество. То ли вы являетесь торговцем по натуре, то ли воином, причем воином не всегда в прямом смысле — как человек с мечом.

— Воин — это управленец.

— Да, человек, который делает историю. Это называется пассионарностью по Гумилеву. И воины определяют лик истории. Поэтому, как говорил Гейдар, все монотеистические традиции обращаются к воинам, к тем, кто жертвует собой ради исполнения божьих повелений. То есть все, даже Иисус, даже Петр, как известно, были разбойниками, а потом они стали общиной, джамаатом пророка. То же самое Моисей — например, известно, что он кулаком убил человека, выступил против фараона...

У Джемаля была идея, что пророки приходят не столько для того, чтобы исправлять эту кривизну нравственности, сколько для того, чтобы на земном уровне, здесь, в проявленном бытии, решать провиденциальные задачи. И они проявляются на политическом уровне в том числе. Обязательно великие пророки, начиная с Авраама и Ибрагима, приходили во времена великих тираний, Неврода там, Моисей — во время фараона, пророк ислама пришел во времена Сасанидского Ирана и Рима. Поэтому все пророки были не просто вещателями нравственных законов, а скорее революционерами, людьми, которые вели за собой угнетенных, раздавленных системой. Эти люди восставали, входили в этот луч и становились общиной избранных, как сказано в писаниях. А в Библии сказано: кто был ничем, тот станет всем, последние станут первыми. «Последние станут первыми» — это долгое время было девизом Джемаля, он очень любил этот пассаж. И старался соответствовать тому, что говорил, не отступать, не прогибаться, старался быть везде честным, принципиальным, говорить то, что не нравится, говорить то, что не является конъюнктурой, говорить то, что является экстремизмом. Но сегодня это экстремизм, а завтра норма. Или наоборот: сегодня пока что это норма, а завтра это экстремизм. Он эти нормы, конечно, не принимал. Почему люди должны следовать законам, которые пишут на коленочках в угоду каким-то бюрократам? Бюрократия захватывает власть и управляет обществом. Кстати, Гейдар противопоставлял общество и общину, джамаат. То есть он считал, что общество — это тень Иблиса, тень Сатаны на земле, а община является тем ядром, которое сопротивляется этому принципу.

«Джемаль активно участвовал в политическом измерении жизни страны, у него были свои проекты, свое видение. Политически он был в оппозиции режиму и, в общем-то, не скрывал этого»
Фото: ©Андрей Стенин, РИА «Новости»

ЕГО УЧЕНИКИ РАЗБРОСАНЫ ПО ВСЕМУ МИРУ, ИХ ОЧЕНЬ МНОГО

— Себя он кем воспринимал? Неким пророком, идеологом, воином?

— Конечно, он себя считал кшатрием, воином. Его родословная была чингизовская через Чагатая (Чагатай (1185–1242) — монгольский государь, второй сын Чингисхана — прим. ред.), предки входили в историю большими личностями. Его дед со стороны отца был председателем Верховного суда Азербайджана, а дед со стороны матери, астраханский татарин, был руководителем, по-моему, отдела НКВД по борьбе с бандитизмом на Кавказе, Закавказской Республики, а потом занимал различные должности, в том числе возглавлял комиссию по вывозу имущества и драгоценностей из оккупированной Германии. И он был одним из инициаторов дела против Жукова, кстати говоря. Потом Сталин назначил его директором Малого театра и замом председателя комитета культуры СССР. Но его дед после смерти Сталина сделал ставку на Маленкова (Георгий Маленков — советский государственный и партийный деятель, соратник Иосифа Сталина — прим. ред.) и проиграл. После того как Маленков слетел с постов, о чем деду Джемаля сообщил знакомый генерал, у деда случился инсульт, он так у этого генерала пролежал. Гейдар говорил, что сейчас, конечно, это все лечится, но тогда это невозможно было, нельзя было даже транспортировать его, любые движения означали неминуемую смерть. От этого деда, профессора немецкой классической философии, Гейдару досталась большая библиотека. Я немного жил в его квартире в Мансуровском переулке, между Остоженкой и Пречистенкой, это так называемая золотая миля, там действительно особая атмосфера. Богатейшая библиотека, несколько тысяч томов на разных языках, даже издания там начала XIX века, словарики французские были. Когда мы ходили на прогулку с Гейдаром, он обязательно заходил в книжный магазин или специально туда шел и покупал книги. А мама Джемаля была известной наездницей, это единственный человек, который приручил рысь, полярного волка...

— В цирке работала...

— Одно время она работала в театре Дурова. Она была наездницей, спортсменкой, дрессировкой занималась, потом работала на «Мосфильме», то есть все фильмы с участием волков — это ее волки. Гейдар рассказывал, что у них дома и тигр жил, и волк, брайт, полярный волк, которого невозможно выдрессировать, ей дали его, как только он открыл глаза. И он воспринимал ее как мать. И все эти волки лизали ей руку, то есть в знак того, что они принимают ее как предводительницу. Гейдар рассказывал, что они так и выходили гулять — с волками. Очень необычная, интересная женщина была его мать. А его отец, Джахид, был заслуженным художником, его очень любят в Монголии, он там долгое время преподавал основы живописи. Там есть его школа, целое направление. Отец был несколько иного склада, чем сын. Если Гейдар — это был человек, который воспринимал себя как абсолютное олицетворение того, что он противостоит миру, как известное «если я есть, значит, бытие не тотально, потому что мое сознание, воспринимающее, что я внутри бытия, говорит о том, что бытие не является гомогенностью», то отец по-другому воспринимал мир, он любил жизнь, краски, я имею в виду метафоричные краски, он по-другому ко всему относился. Он считал, что Гейдар должен был себя реализовать в другой сфере.

— В искусстве?

— В искусстве, или, может быть, писать что-то. Они вместе любили ездить в Азербайджан, в Турцию. Его отец вдохновлялся Турцией, Стамбулом. И до последнего преподавал, читал лекции в институте. После очередной лекции у него был сердечный приступ, и он скончался в 2011 году, на 84-м году жизни. Мама тоже до 83 прожила.

Сын Орхан на могиле отца

— У Джемаля осталась семья, дети?

— Да, у него есть дочь, ее зовут Каусар. Ей 18 лет, она тоже была в Алма-Ате. Учится в институте, изучает языки, информационные технологии, очень одаренная творчески, пишет стихи, рисует, изучает японский язык. Достойная продолжательница своего отца и рода. И сын старший Орхан. Они были очень близкие, Орхан говорил, что воспринимал Джемаля в конце его жизни не просто как отца, а как наставника, как учителя, как лидера, к которому прислушиваешься, за которым идешь. Орхан тоже человек очень цельный, любит риск, он известный военкор.

— Из Ливии были его репортажи...

— Он чемпион по всевозможным видам спорта, по боксу, по нырянию, он и спелеолог, и парашютист, и скалолаз, и яхту водит, и самолетом управляет, может сесть за штурвал.

— Духовным наследником отца он может стать? Или все-таки Джемаль — это особое было явление? Вообще, есть ли духовные наследники у Джемаля?

— Есть ученики, которые разбросаны по всему миру, их очень много. Конечно, заменить его невозможно, так никто даже не ставит вопрос. Но можно сохранять бережно его наследие, продолжить изыскания интеллектуальные.

— То есть сопоставимых фигур все-таки не оказалось?

— Я думаю, что нет таких людей. Те, кто долгое время, десятилетиями, был возле него, говорят, что даже приблизиться к подножию его масштаба просто невозможно. Конечно, это большая утрата. Очень много людей пишут до сих пор, соболезнуют, жалеют, что не смогли с ним встретиться, поговорить, что-то спросить. Это понятно, что после смерти всегда так будет, он сам говорил: «Я понимаю, что после смерти интерес к моим трудам, к моим идеям возрастет многократно». Как говорится, что имеем, не храним, потерявши плачем. Он был человеком верующим и много говорил о смерти. У него была известная статья в «Независимой газете» на эту тему — «Смерть как знак Бога». Гейдар смерти не боялся, много писал стихов на эту тему. Он создал образ смерти, подобно проклятым поэтам Франции или немецким романтикам, то есть придал ей объем. Все-таки он мог излагать и языком европейской культуры, как это любил делать тот же Головин, и языком ислама, то есть равновелико мог объяснять для разных сред, для разных собеседников.

— Сколько человек было на похоронах?

— Похоронили Гейдара Джемаля 6 декабря, то есть на следующий день после смерти. Он умер рано утром 5 декабря, надо было пройти бюрократические процедуры, что непросто, тем более в другом государстве. На похороны прилетела дочь, Орхан прилетел. Многие друзья прилетели, из Тюмени, из Узбекистана... Было несколько сот человек. Похоронили на кладбище Баганашил, в Алма-Ате, в очень красивом живописном месте, как хотел сам Гейдар, у подножия гор, там, где меньше пафоса. У него было право быть похороненным на крутом Новодевичьем кладбище, где лежит его дед. Но Джемаль говорил, что не хочет быть захороненным в болотах Москвы. Мы не стали широко оповещать о том, когда и где похороны, потому что пошли серьезные спекуляции на эту тему.

— Авраам Шмулевич...

— Шмулевич написал, как это было была странная смерть. Гейдару было 69 лет, почему мы должны были какому-то Шмулевичу рассказывать, что и как он, чем он болен, что он делает в Казахстане?

— Какой памятник будет установлен?

— Будет надгробие в виде раскрытого Корана, опирающегося на кавказский кинжал. Памятник в исламе запрещен, запрещена фотография на кладбище. Гейдар говорил, что так называемый черный двойник, в исламе он называется джин, входит в фотографию... Поэтому в исламе запрещено изображение, чтобы туда не вселялся этот черный двойник, если говорить языком европейской традиции. Поэтому книга и кинжал, как он хотел, они соответствуют его образу.

— То есть он и воином был, и человеком книги...

— У Гейдара была идея, что идеальное сочетание — это сочетание пассионарности ума и пассионарности тела. Он говорил, что Троцкий (Лев Троцкий — революционный деятель XX века, идеолог троцкизма — одного из течений марксизма — прим. ред.) — это пассионарий ума и пассионарий тела. С одной стороны, он был мощный интеллектуал, в то же время он был и активный деятель, то есть непосредственно что-то делал, скажем, в октябре 1917-го разводил часовых, постовых...

— Сталин такой же был в этом смысле, и Ленин.

— Ну да, Сталин грабежами в пользу партии занимался, Ленин — тоже. Джемаль говорил, что из таких людей строится история. К истории он относился серьезно. Он считал, что и замысел Всевышнего — это как пьеса, скажем, «Гамлет»: начало известно, конец известен, мы же — актеры, что предопределение — это когда понятны ход и исход пьесы. А то, как играет труппа, — это есть наш личностный выбор, свобода выбора. Играете плохо — уходите, приходит вторая труппа, если тоже плохо сыграла, тоже уходят. В этом смысле он трактовал притирку свободы воли и предопределения. У многих возникает непонимание этих двух аспектов. А он говорил, что наша цель — это хорошо сыграть, то есть быть годными.

— Сыграть ярко и правильно, да?

— Есть логика исторического процесса, это и есть пьеса. А человек должен быть, с одной стороны, пассионарием ума, он должен быть готов к тому, чтобы брать историческую судьбу в собственные руки, должен быть тем, кто сам для себя формулирует эти задачи. Не так, чтобы кто-то навязывал извне, как это делают жрецы, которые навязывают свое понимание реальности, свои ценности, — это неправильно, это в угоду интересов правящих кругов. Против этого Гейдар всегда выступал, разоблачал клерикалов, правящие круги. Говорил, что они тесно связаны с великими неизвестными, за которыми стоит великое существо. Но так как это великое существо не может напрямую взаимодействовать с человеком, то между ними возникает понтифекс (институт жрецов), мост. Этот мост и есть клерикалы, а за ними стоят другие посвященные, так называемые святые, старцы, самадхи. Джемаль объяснял взаимодействие общества и великого существа, как это происходит. У него была очень стройная концепция — это был не просто набор проповедей, что есть хорошо и что есть плохо. Он говорил, что марксизм хорош тем, что дал описание реальности, начиная от мельчайшей частицы, микрочастицы — нейтрино, заканчивая движением материи. Это все нанизано на общую логику. Наша цель — объяснять мир, устройство вселенной, реальности... Что такое точка Рене Декарта? Что такое бытие? Что такое зло? Что такое свет? И так далее, начиная с мелких вещей. Гейдар увлекался квантовой физикой и абстрактными философскими категориями.

«Джемаль считал, что внутреннее обязательно должно быть сопряжено с внешним, он не принимал внутреннюю миграцию, полагал, что это трусость. Более того, он себя укорял, когда, как он говорил, проявлял слабость. Для него идеалом был, как он любил говорить, фарфор без трещин, такой монолит, цельность»
Фото: ©Руслан Кривобок, РИА «Новости»

«К СОЖАЛЕНИЮ, НЕ ВСЕ, ЧТО МЫ ХОТИМ, ПОЛУЧАЕТСЯ...»

— Как он относился к татарам?

— Он любил Казань. Считал, что у татар большая, историческая роль. Говорил, что татары совмещают в себе два аспекта. Если у кавказцев такой воинский, активный, пассионарный аспект, то татары совмещают в себе интеллектуальный и активный, непосредственный, прямой импульс. Плюс ко всему татары дисперсно живут, то есть это фактически диаспоральный принцип. Он вообще диаспорам уделял большое внимание. Очень любил цитировать своего друга Калима Сиддики, пакистанского ученого, который жил в Лондоне. Он говорил о большом трансграничном халифате, о том, что мусульманам не обязательно иметь государство, что это система, которая взаимодействует посредством горизонтальных связей, тем более в эпоху интернета и всяких новомодных коммуникаций. Многие, к сожалению, путают адаты (неписаный свод законов народов — прим. ред.) и ислам. Диаспора, люди, которые отрываются от земли, отрываются от этого корневища и являются кочевниками. Он говорил, что все пророки единобожия, помимо того, что они были воинами, были кочевниками, были пастухами, скотоводами. У них не было родины как таковой, потому что их родина духовная, то есть они были не привязаны к какому-то месту. И у татар как наследников мирового кочевья в этом смысле большая роль. И в казахах, при том что они сейчас осели, еще вибрирует это наследие кочевья.

В последние годы Джемаль посещал вашу редакцию, постоянно просматривал сайт «БИЗНЕС Online», пользовался планшетом, старался быть в курсе новостей. Он считал, что вашей газете удалось очень многое, потому что она находится в Казани, где есть региональный ресурс, который вышел на лидирующие позиции, а это очень сложно. Гейдар говорил о том, что Казань сейчас по большому счету является главной опорой, которая не дает Москве сомкнуть железные руки на шее у регионов. Мы много общались на этот счет, Джемаль был в курсе последних событий, что срок договора о разграничении полномочий между Москвой и Казанью истекает в 2017 году...

— Вам, Руслан, надо садиться и писать книгу воспоминаний о Гейдаре Джемале.

— Гейдар сам начал такой проект, книгу воспоминаний о своей жизни, нечто вроде книги «Былое и думы» Герцена. Он наговорил порядка 40 или 50 часов, рассказывал о себе, начиная с младых ногтей, со времени, как себя помнит, и вообще об истории своего рода, про деда, бабку, прадеда... А его прадед по бабушке из видного рода, он герой войны 1812 года... Гейдар уже дошел до таджикских событий...

— Остальное, может, и не надо, остальное мы помним, это в СМИ есть. А он про легендарные времена рассказывал...

— Там есть очень интересные вещи, которые при жизни, я думаю, он бы не стал публиковать.

— Собираетесь расшифровать и издать?

— Да. Думаю, в виде автобиографии. Он даже дал название этой автобиографии, пока не буду его раскрывать. Там очень много интересного из жизни самого Джемаля и из жизни очень известных людей.

— Это его автобиография, она очень нужна. Но, наверное, все-таки и вам самому надо написать книгу собственных воспоминаний о нем.

— Я бы с удовольствием написал. Я с вами соглашусь, что пока это горячо и живо, надо сесть и писать. Но боюсь что-то не ухватить, настолько это все объемно... Может, стоит пока просто что-то наговорить на диктофон. Сам Гейдар эту тему — воспоминания — очень любил прорабатывать. Потом мы приглашали его друзей, которые в разные периоды его жизни были рядом с ним. Это были такие интересные люди, не буду называть фамилий, они охотно общались с Джемалем. Один говорил, что Гейдар привел его в православие, то есть начал излагать ему, что такое православие, — и человек увлекся. Другой, еврей по национальности, рассказал, что Гейдар открыл ему глаза на иудаизм, объяснил, почему нельзя есть свинину: твои предки иудеи за это умирали, а ты ешь свинину. И этот человек признался, что после встречи с Гейдаром и разговора с ним стал иудеем. Много разных удивительных историй. Я думаю, с согласия этих людей их воспоминания тоже в книге будут присутствовать. Есть, например, удивительные истории взаимодействия с людьми, которые, казалось бы, не соответствует кругу Гейдара. Так, в 74-м он познакомился с писателем Эдуардом Лимоновым, Джемаль говорил, что даже помнит, в каких штанах тот был. Лимонов тогда подрабатывал пошивом джинсов... Кстати, мы как-то ехали с Гейдаром на какую-то передачу с его участием. Ему позвонила вдова Мамлеева — Маша. Они долго общались, и Маша сказала, что надо написать в ЖЗЛ книгу про Юрия Витальевича: «Кто же, если не ты, это может сделать». Гейдар ответил: «Я бы с удовольствием, но сейчас такой период жизни, когда уже обо мне надо писать». У него было тонкое чувство юмора...

— В ЖЗЛ надо сразу о троих написать: Головин, Мамлеев, Джемаль. Издать книгу о переплетении их судеб было бы очень интересно...

— Да, конечно. Вообще, то, что эти три мэтра ушли, — большая потеря. Закончилась эпоха. Мамлеев позвонил Гейдару буквально перед своей смертью, рассказал, что живет за городом, что очередную его книгу перевели на французский язык. Я тогда предложил Мамлееву приехать и сделать большой разговор с Гейдаром про культуру, про литературу. Не успели. К сожалению, не все, что мы хотим, получается...

«Считаю своим долгом сохранить наследие Джемаля, даже просто из-за огромного уважения к нему. Будет неправильно, если я где-то отступлю, погонюсь за длинным рублем»
Фото: Оксана Черкасова

«МНЕ УДАЛОСЬ ОКУНУТЬСЯ В ТАКУЮ ИСТОРИЮ, В ТАКИЕ ПРОСТРАНСТВА»

— Руслан, расскажите о себе. До переезда в Москву вы преподавали в Казанском университете?

— Я некоторое время работал в КГУ, возглавлял там пресс-службу. Работал во всемирном конгрессе татар, медиапроектами занимался, возглавлял всемирной форум татарской молодежи. Потом уехал в Москву и нисколько не жалею об этом. Там мне удалось окунуться в такую историю, в такие пространства... Как говорил Анри Корбен (французский философ и исламовед — прим. ред.), в восьмое измерение, где все происходит, в аль-алам аль-мисаль, мир слияния двух небесных океанов. Небольшой период — четыре года — с Джемалем в моей биографии практически определяющий. Друзья предлагают создать фонд, заниматься дальше всей этой деятельностью, проводить конференции сейчас, после смерти Гейдара. Это важно, на мой взгляд. Очень много людей написали на его смерть, даже те, кто был в плохих с ним отношениях, Познер, Быков, Проханов проникновенные строки написали. Сейчас задача — чтобы не забывали этого великого человека.

— Его интеллектуальное наследие огромно. Такой интеллектуальной звезды в России нет. Забыть это невозможно. Особенно если будет фонд, который будет поддерживаться. Это хорошее дело. Нужно собрать его наследие, издать полное собрание сочинений... Вы уже решили, будете этим заниматься?

— Да.

— Жить будете в Москве?

— Пока буду в Москве. А дальше как время покажет, какая будет база, это тоже существенно. Но считаю своим долгом сохранить наследие Джемаля, даже просто из-за огромного уважения к нему. Он был очень близким человеком для меня, и он так считал. В последнее время мы очень сильно сблизились, меня воспринимали как члена семьи. Будет неправильно, если я где-то отступлю, погонюсь за длинным рублем...

— Вы никогда за ним не гонялись.

— Да, это правда. Поклонников Гейдара Джемаля и желающих помочь много, поэтому, думаю, общими усилиями справимся, что-то цельное получится.

— Спасибо огромное! Будем рады как-то поучаствовать в этом, помочь.