«Память о Равиле Бухараеве будет жить в его книгах и потомках»

Мы редко фотографировались. Не говорили высоких слов и не клялись в верной дружбе. Но он хотел, чтобы я встречал и провожал его из Казани

«Грядет мороз и снег.
Уже два года
старания мои не стоят свеч.
Я поздно понял, как она свободна,
согласна и верна, родная речь!»

Равиль Бухараев. 1977 год

ПОЧЕМУ Я ОБЯЗАН РАССКАЗАТЬ...

Не знаю, в каком качестве я пишу эти строки: очевидца событий, друга, соратника или просто неравнодушного человека, но отчетливо понимаю, что нельзя откладывать с мемуарами о Равиле Бухараеве. В течение почти пяти лет после его ухода от нас я ничего о нем не написал, хотя поводов было достаточно. Прежде всего его внезапная смерть, вынужденное подведение итогов жизни и творчества. Повод дают также меняющиеся отношения между Востоком и Западом, между Россией и Европой. И между Москвой и Лондоном, где живут и умирают небедные российские эмигранты постсоветского поколения. Равиль, в отличие от них, поехал в Британию для реализации своих творческих планов в трудные для художественной интеллигенции 90-е годы.

В течение прошедших пяти лет я должен был, но не смог сказать что-либо о Равиле. В дни похорон даже не было сил произнести несколько слов перед телекамерой, которая дала в эфир мое подавленное молчание со слезой в горле. Шок этот не проходит и сейчас — настолько тяжелым был удар, забравший этого масштабного, нестандартного и все еще не вполне понятого и оцененного человека. Настолько зловеще оборвались нити начатых дел, шикарных замыслов, действий, для совершения которых нужен был только он. И никто больше его не заменит. Вы готовы к тому, если вам сообщат, что через полчаса ваша жизнь прекращается и надо подвести итоги, доделать начатое, объясниться с близкими и нужными людьми? Я абсолютно не готов. Может быть, и хорошо, что такая процедура в реальной жизни не предусмотрена. Что было бы, если бы лондонским утром 24 января 2012 года Равиль, собираясь отправиться по неотложным делам, узнал, что пришел час закругляться, подвести итог? Трудно даже представить, хотя каждый догадывается, что это может случиться с ним в любое время...

Смерть Равиля Бухараева прозвучала для меня самого как приговор. И не знаю почему. Планов ездить в Лондон не строил, что-то совместно издавать не собирался. Но его смерть застала врасплох. Думаю, для дочери Равиля и еще для кого-то очень близкого этот уход оказался беспощадным и глупым, не оставляющим вариантов. Такая непроходящая внезапность...

А за перо взяться заставило письмо Сони, потрясшее меня. Я знаю ее давно и помнил о ней и после смерти Равиля. Суть не в том, что она внебрачный ребенок моего друга. По закону права и человеческий статус детей не зависят от степени оформленности отношений. Достаточно, если родители известны и признают ребенка своим. Соня всегда знала от матери, что ее папа — поэт, живет в Москве, никаких секретов для нее не было. Когда девочка подросла, Равиль стал встречаться с ней, обсуждать дела, вникать, что происходит в ее жизни.

До этого ее обращения я тоже никогда не задумывался о том, что написала Соня в письме: «Я — единственный ребенок Равиля Бухараева и моей мамы Натальи Викторовны Улановой. Почему-то раньше об этом не задумывалась: у обоих моих родителей других детей, кроме меня, не было! Только сейчас ясно увидела, что я единственная продолжательница рода своего отца и своей мамы».

«Соня всегда знала от матери, что ее папа — поэт, никаких секретов для нее не было. Когда девочка подросла, Равиль стал встречаться с ней, обсуждать дела, вникать, что происходит в ее жизни»

Такая простая истина мотивирует к действиям, причем не только Соню: «Я не только вправе, но даже обязана донести до ценителей самобытного творчества моего отца весть о том, что род Равиля Бухараева продолжен, что у него есть родная дочь и два внука, старшего из которых он успел узнать и полюбить, младший же, к сожалению, родился уже после того, как его дед ушел из жизни».

Равиль Бухараев подарил этот сборник «Quest» с текстом Суры Священного Корана «Аш-Шуара», подписав его Соне на татарском языке: «Суфия кызым, зур үс! 19.08.93» («Дочка Суфия, расти большой!»). Сама книга и надпись выражает надежду на то, что Соня, когда вырастет, освоит язык предков отца. Вероятно, сейчас это время пришло...

Сейчас, спустя ровно пять лет после декабрьской встречи с Равилем (живым!) в Казани, признание Сони дало мне какую-то опору. Значит, остались не только книги на полке. Есть что-то живое, взволнованное, то, что его сильно волновало (а это так, точно знаю).

Скажу отдельно вот о чем. Я всегда испытываю неловкость за казанских литераторов и общественных деятелей, которые сделали вид, что на свете не было родного сына Мусы Джалиля, Альберта Залилова, которого признало государство, выделившее часть Ленинской премии поэта-героя и ему как законному наследнику. А был Альберт достойным человеком, хорошим офицером-летчиком, замечательным сыном своего отца. В ГДР, где он служил, нашел возможность прийти на место казни отца и его соратников. Я ничего не знал об Альберте при его жизни, но мне все равно сейчас стыдно за своих земляков...

Соня (вторая справа) на панихиде отца

А сейчас вспомнил его. В таких случаях достаточно такой малости — чтобы люди знали правду о выдающихся личностях и их близких. Не бытовые подробности и семейные страсти, а самое главное: есть ли ниточка, связующая нас с угасшими, ушедшими дорогими людьми? Какими людьми стали потомки, как относятся они к своему великому предку? Для меня и для многих из вас это очень важно, не правда ли?

Короче, я сегодня расскажу то, о чем не вправе молчать, ради тех самых нитей, связывающих наше время с Равилем, похороненным на кладбище Старо-Татарской слободы Казани.

Я и не жил до сих пор толком.
Был как новый, а теперь — трачен.
Что ж ты вяжешь-то меня долгом?
Донимаешь-то зачем плачем?

Уходил я от тебя сушей,
потому что был твоей скукой.
Что же нынче-то в тоске сущей
допекаешь ты меня мукой?

Уходил я от тебя небом,
отцепись ты со своей болью!
Все-то манишь ты к себе хлебом,
а встречаешь, дай-то Бог, солью...

КТО ОН, РАВИЛЬ БУХАРАЕВ?

Скажу откровенно, я был наслышан о Равиле Бухараеве как об одном из русских поэтов Казани и Москвы. Приехав в Казань собкором «Комсомольской правды», не мог не слышать строчек ярких поэтов и прозаиков, говорящих на русском языке. Имена уроженца Казани Василия Аксенова, Геннадия Паушкина, Рустема Кутуя, Диаса Валеева и, конечно, имя Равиля Бухараева, его наставников Николая Беляева и Марка Зарецкого не были для меня пустым звуком. Однако я не был фанатом творчества этих достойных литераторов. Просто художественные тексты, каких в библиотеке немало.

«Равилю нравилось, что на моем дачном участке среди деревьев, названных именами моих близких друзей, есть и его тезка-яблоня»

Но сейчас эти имена стали легендарными, их творчество заставляет вникать, перечитывать. Что касается Равиля Бухараева, его творчество меня реально потрясает. За какие-то 25 лет он написал замечательные, наполненные горячей энергией стихи, поэмы на русском, татарском, английском, венгерском языках в таком объеме и такого уровня, что трудно поверить в возможность подобного проявления человеческой натуры. Его прозаические произведения признавались и на общесоюзном уровне. Настолько шикарная самобытность и энергетика. Было непонятно, откуда это у выпускника мехмата КГУ и аспирантуры МГУ по кибернетической науке? Откуда столь густая и изысканная «филология», этнокультурная и историческая компетентность, если он не имеет специального образования, а родители — технократы из математических и кибернетических богем без особой изощренности по части татарского языка и национальных традиций? Просто непонятно.

Добавим к этой пирамиде литературных заслуг переводы поэзии эпохи Золотой Орды, а также классиков татарской литературы Габдуллы Тукая, Сибгата Хакима и многих других. Одно только издание поэмы, написанной первым татарским поэтом Кул Гали «Кыйссаи Юсуф» в начале XIII века и изданной в Лондоне в прекрасном полиграфическом исполнении. Это великолепное издание, появившееся при поддержке Минтимера Шаймиева, переведено на английский носителем английского языка и талантливым поэтом Фредом Биком и Равилем Бухараевым, знающим татарский язык и стиль Габдуллы Тукая. В библиотеках мира появился английский вариант книги, которую татары переписывали, передавали из уст в уста в течение восьми веков!

Книги Равиля Бухараева

А еще надо вспомнить написанные Равилем пьесы для драматического и кукольного театров, которые до сих пор играются на сцене. И непременно добавим к его послужному списку книги с политологическим и федералистским содержанием, которые раскрывают миру наблюдения о Татарстане и его первом президенте.

И еще, разумеется, Равиль оставил статьи о российском исламе и переводы мусульманских текстов, хадисов и проповедей. В течение пяти последних лет подбираюсь к его книгам, поражаюсь уровню мышления, созерцающему бесстрашию темперамента Бухараева. Хочется цитировать фразы, абзацы, стихотворные строфы, доказывая, что Равилю не случайно давали литературные призы как лучшему поэту России. И стоит ли напоминать, как Равиль регулярно вел передачи по радио Би-би-си, нарабатывая столь же крепкий слог политической публицистики. Наследие огромное, посильное разве что целому институту или целой редакции.

Разумеется, оно должно быть осмыслено, оценено, доведено до той части публики, которая может понять литературную и публицистическую, а иногда политическую ценность творчества Бухараева. За пять лет после его ухода не издано ни одной книжки, но это и необязательно. Много ли прочитано и обсуждено из его книг, признанных самыми крутыми? Было бы полезно, если бы кто-нибудь из продвинутых и образованных современников по-научному осмыслил творчество Бухараева в контексте времени и ситуаций, в которых оказался поэт и публицист. Это напрашивается после выхода прекрасной монографии казанского литературоведа Рамиля Сарчина, защитившего докторскую диссертацию по творчеству Фатиха Карима в контексте политических событий 30-х годов прошлого века.

Сейчас памятник истории культуры — здание типографии «Миллят» на Нариманова, 62 — восстановлен и служит украшением татарской слободы. Равиль был восторге от шанса на спасение памятника, предлагал открыть издательский дом со своим участием и инвестициями

Думая о творчестве Бухараева, невольно вспоминаешь «заграничных» сидельцев Бунина, Куприна, Пастернака, Бродского, увенчанных высшими литературными наградами, в том числе лауреата Нобелевской премии в области литературы Светлану Алексиевич, которую в иных кругах считают посредственным публицистом, награжденным за «антисоветщину» и русофобию, что не может быть абсолютной истиной, ибо марающих ворота дегтем слишком много и премий на всех не напасешься. Нобелевские лауреаты всегда были непререкаемыми авторитетами, хотя они тоже не ангелы.

Равиль Бухараев также входил в число известных в мире российских литераторов, знающих, что происходит за бугром и мыслящих в планетарном масштабе. Его главной «планетой» была история и культура родного народа, целительная, «выпрямлительная» сила религии. Он знал устройство российского общества, трагическую татарскую историю, но не был русофобом, не нажимал на антироссийскую струну. Будучи свободным литератором по натуре, осознав свои татарские корни, побывав во многих странах как поэт, прозаик и эксперт ООН по детской литературе, он раскрывал ценнейшие страницы истории и культуры своей страны и породившего ее народа.

Октябрь 2012 года. Равиль у могилы отца и матери. Через четыре месяца он тоже будет похоронен здесь же...

Поэтому вопрос о том, как он жил, что для него было важно и дорого, как он умер, имеет очень большое значение. И то, что написала Софья Равилевна в своем письме, важно как часть духовной жизни одного из замечательных наших современников, завершивших, увы, свое земную жизнь. Еще есть интимная, бытовая, материальная и межличностная сторона, которая меня абсолютно не интересует, и я в нее не вникаю.

Могу только подтвердить без колебаний: у Равиля есть родная дочь, два внука. Они генетические и, надеюсь, духовные наследники Бухараева.

Уходил я от тебя морем,
загибался под чужим кровом...
Да отстань ты со своим горем!
Отвяжись ты со своим зовом!

Обделяла ты меня волей,
наделяла грудой объедков...

Что ж ты мнишь себя моей долей,
кровом, родиной, землей предков?

КАК МЫ ПОЗНАКОМИЛИСЬ?

Мы с Равилем не учились вместе, не работали, не участвовали в общих застольях. И даже познакомились, когда нам было под 40 лет. В 1989 году он, приехав в Казань, зашел в редакцию журнала «Идель», где я был первым главным редактором издания, ставшего популярным как в республике, так и за кордоном. Бухараев тогда уже ездил в Мюнхен и другие европейские города, сотрудничал с радио «Свобода». Это он подал пример взаимодействия с зарубежными медиаструктурами. Рассказал о татаро-башкирской редакции корпорации «Радио Свободная Европа — Радио Свобода». Через полгода я тоже поехал в Мюнхен по приглашению Фарита Аги, директора татаро-башкирской редакции «Свободы».

Один из немногих снимков, сделанных во время поездки в Лондон. Равиль сфотграфировал меня на встрече с помощником предводителя ахмадийской общины 20 декабря 1990 года

Это была интересная пора, и связывало нас с Равилем гениальное действо: мы хоронили холодную войну! Отход от конфронтации, от враждебности, старых штампов был, как теперь говорят, в тренде. В Мюнхене, в английском парке, где располагалась штаб-квартира РС, вчерашние жесткие «антисоветчики» и непримиримые диссиденты были не в фаворе. Каждый факт перед выдачей в эфир проверялся из двух источников. Не было принято раскрывать личного отношения ведущего к теме, в эфире могли прозвучать только мнения специалистов. Нас, экспертов советской системы, расспрашивали на конференциях, задавали вопросы, слушали нас не дыша, стараясь не пропускать ни слова. Такие легенды, как Петр Вайль, Юлиан Панич, Евгений Кушев, Григорий Померанцев, были почти рядовыми участниками бесед и аналитических разборов. Литература, культура, народная жизнь, отказ от коммунистических догм.... Демонтаж железного занавеса сопровождался откровениями и открытием творческих сюжетов. Советское общество, российский народ были интересны Западу и самому постсоветскому слушателю. По радио взахлеб слушали выступления Анатолия Стреляного, Владимира Войновича.

Помню, в бюро пропусков вечно путали мой красный паспорт с аналогичным документом Войновича, написавшего роман о солдате Чонкине. Баварцам, работавшим в службе безопасности радио, разница между фамилиями Валеев и Войнович казалась почти незаметной.

Равиль Бухараев сделал на «Свободе» несколько передач в русской редакции. Мы жили с Равилем в доме под Мюнхеном у Фарита Аги (Иделле). Равиль собирался отправиться в Японию и Австралию, написать роман «Кочующий сад» — о татарской эмиграции, обитающей в разных странах. Насколько знаю, он объездил эмигрантские островки, но пристанище и работу нашел в ахмадийской мусульманской общине в Лондоне. Здесь он и прожил почти три десятилетия, часто выезжая в Москву, Казань, а также в другие города и страны мира.

В декабре 1990 года по приглашению Равиля я ездил в Лондон для обсуждения проекта организации издания национальной литературы и мусульманских книг. В Москве, в ЦДЛ, мы встретились с Лидой Григорьевой, супругой Равиля. Она дружелюбно и толково разъяснила, чем занимается и что предлагает Равиль в Лондоне, подготовила меня ко встрече с ахмадийской общиной. Помню, жесткий шмон и пристрастные беседы с пограничниками в аэропорту Хитроу. Им было непонятно, почему этот мужчина пересекает границу без достаточной суммы денег, не зная толком, по какому адресу едет, кто его встречает и где он будет жить. Вряд ли они подозревали, что я шпион, а вот потенциальных невозвращенцев они отсеивали.

Почти неделю я жил в Лондоне, ведя переговоры, вникая в суть проекта, согласно которому мне были должны дать оборудование, которое независимый журнал «Идель» получит и с помощью которого запустит издательское производство. В те времена инвестиции в несколько сотен тысяч долларов казались огромной суммой, никто не хотел вкладывать в распадающуяся экономику Советского Союза. Тогда меня удивило в Равиле его знание бизнеса и английского языка, глубокое вникание в теологические основы ислама. Он синхронно переводил и деловые переговоры, и длительные философские рассуждения об исламе в беседах с хозуром — вождем общины. Ахмадийцев не жалуют в Саудовской Аравии, но благодаря приверженности ненасильственной борьбе за веру у них много сторонников в Европе, Африке, Латинской Америке. Сейчас у них есть спутниковое телевидение, а число участников превышает 50 - 70 миллионов человек. Ахмадийцы возмущают традиционных мусульманских лидеров своей оценкой первого вождя своего движения, приравниванием его к пророкам, и эта вольность им не прощается. Зато они прекрасные просветители, перевели Коран на 57 языков. Равиль перевел огромную массу текстов на русский язык, а может, и на английский. И его работа была востребована.

Потом он начал вести передачи на радио Би-би-си. Наш контракт о печатании книг на базе казанской типографии сорвался после заявления главы МИД СССР Эдуарда Шеварнардзе о том, что в стране готовится путч генералов, после чего он действительно объявил об отставке. Наш контракт отложили до стабилизации политической и экономической ситуации в стране. Через 9 месяцев грянул путч ГКЧП. А вскоре не стало и Советского Союза. Лондонские партнеры правильно почуяли, что времена меняются.

И вот тогда, уезжая из Лондона, я получил от Равиля подарки для Сони, для его дочери, о которой я ничего не знал. После моего возвращения в моей семье пришли в ужас, обнаружив в чемодане подарки для девочки-школьницы, которой у нас не было даже у близкой родни. Их я передал брату Равиля — Наилю Раисовичу, который доставил пакет своей фактической племяннице. Соня уже тогда была признана родителями Равиля как их внучка. Споры о том, чья она дочь, среди родственников Бухараева никогда не возникали. Все относились и относятся к ней как близкой родне.

Что ж ты мнишь себя моей долей,
кровом, родиной, землей предков?

Что ж ты мнишь себя моим домом?
Что ж ты мнишь себя моим храмом?

Испечется всякий блин комом.
Обернется всякий стыд срамом...

«ЧУДЕСНОЙ МОЕЙ ДОЧКЕ СОНЕ НА СЧАСТЬЕ, НАДЕЖДУ, ПОНИМАНИЕ...»

Как известно, Равиль Бухараев за два года до своей смерти подписал завещание, где единственной наследницей на имущество, на авторские права признал законную супругу. Мне неизвестны мотивы и причины подписания такого завещания, снимающего вопросы о разделе наследства. Просто надо знать характер Равиля и других мужчин, которые не хотят домашнего скандала в связи с деталями личной жизни.

Равиль с мамой Наирой Абдрахмановной и дочерью Соней

Но это не значит, что Сони на свете нет или она дочь другого человека. В последний приезд он обсуждал со мной возможность покупки небольшой квартиры в Казани на имя Сони, чтобы он во время своих приездов мог там останавливаться. Предложил войти в долю при реставрации дома №62 по улице Нариманова, который был куплен и впоследствии восстановлен предпринимателем Раифом Хасановым как культурно-просветительный центр «Миллят йорты».

Соня с папой в Болгаре

Помню, Равиль назначил встречу с Соней и внуком Витей на кольце, в кафе «Капитал». Просил меня тоже побыть вместе с ним, посмотреть на маленького рыжего очкарика — копию Бухараева. У меня не было времени, и тогда Равиль позвал на встречу известную телеведущую Лию Загидуллину. Он волновался, хотел, чтобы рядом были близкие друзья, разделили с ним радость и волнение. Потом я спросил, почему бы ему официально и документально не признать дочь. Он объяснил, что это невозможно во избежание революции в семейной жизни. Это был последний прижизненный приезд Равиля в Казань.

Поскольку завещание закрывает вопрос о материальном наследстве, то на первое место выходят генетическая связь и нравственное родство.

Автограф Равиля, подписанный для Натальи Улановой

Пишу эти заметки, чтобы восполнить белое пятно в судьбе Равиля. Он не скрывал своего отношения к дочери. Всегда помнил о ней и по мере возможности помогал ей. Совместную поездку в Мензелинск, где Равиль представил дочь Шаймиеву, он трактовал как участие в проекте по подготовке книги. Есть основания считать, что Соня родилась не от «случайной связи», а как продолжение школьной любви. Он подарил матери Софьи Равилевны — Наталье Улановой — свой поэтический сборник с надписью «Первую книгу — первой любви». Сохранились фотографии их встреч в Казани, Болгаре и в Лондоне. 1 июня 1999 года Равиль подарил дочери книгу «Дорогу бог знает куда» с надписью «Чудесной дочке моей Соне на счастье, надежду и понимание: давай будем счастливы! Давай попробуем? Папа».

1 июня 1999 года Равиль подарил дочери книгу «Дорогу бог знает куда» с надписью «Чудесной дочке моей Соне на счастье, надежду и понимание: давай будем счастливы! Давай попробуем? Папа»

Радостью о каждой творческой победе он делился с дочерью. Они спорили, когда у Сони был переходной возраст, потом, с годами, когда пришла взрослая жизнь, стали общаться больше, понимали друг друга лучше. Сейчас Софья много читает книги отца, читает поэзию и прозу, причем не только произведения папы, но и книги его современников. Теперь много гражданских браков или неоформленных отношений, чувства любви к родителям или к детям превыше всего. Недопустимо принижать достоинство ушедших людей, их любовь и волнения в связи продолжением судьбы таких людей в их детях и внуках.

Каждый раз, проходя по улице Горького на пересечении с улицей Жуковского, что неподалеку от музыкального колледжа, думаю: нет никому дела, что отношения Афанасия Ивановиича Бунина — отца классика русской поэзии Василия Жуковского — с пленной турчанкой Салихой с точки зрения семейного права были неотрегулированными. И даже фамилию пришлось присвоить ей по паспорту реального отца. Зато появился на свет их сын Василий — великий Жуковский, один из основоположников романтизма в русской поэзии, который, сходя в могилу, благословил Александра Пушкина.

Соня в Лондоне

Надеюсь, что деятельность и творчество Равиля Бухараева будут изучаться и это только обогатит историю и культуру Татарстана и России. В этом же контексте я защищаю право Равиля Бухараева быть отцом своей дочери и право Софьи Равилевны оставаться дочерью своего отца. И мне приятно сознавать, что в Казани рядом с нами живут дочь поэта и его внуки, так похожие на него. И память о Равиле Бухараеве будет жить в его книгах и прямых потомках.

Только сам-то что опять вою?
Мне ведь идолы — твои боги.
Но куда я с этой любовью,
кроме как опять к тебе в ноги?

Через море, небеса, сушу
вспять иду, как уходил раньше...

Измочалила ты мне душу.
Бог с тобою, будем жить дальше.

Равиль Бухараев. 1992 год

P. S. Если наследники Равиля Бухараева решат высказать свою точку зрения на вышеописанные события, то «БИЗНЕС Online» готов им предоставить такую возможность.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции