Ситуация в российских моногородах после кризиса остается напряженной. Уровень официальной безработицы здесь составляет около 5% (при среднем по стране 2,1%). Но дело идет на лад. Число безработных в моногородах за последние десять месяцев снизилось на треть. В начале февраля вице-премьер Александр Жуков сообщил президенту Дмитрию Медведеву, что, по расчетам правительства, к концу 2011 года доля безработных в моногородах и вовсе будет ниже 2%. Однако президент был вынужден вновь вернуться к этой теме. На совещании в Горках он пригрозил разогнать мэров и губернаторов за провал программы госпомощи моногородам. 

РАВИЛЬ АДИЕВ/FOTOSOYUZ

Население моногорода Яровое, где обанкротился комбинат «Алтайхимпром», в полном составе оказалось без работы. В городе Фокино Брянской области — 8,1 тыс. трудоспособных жителей и менее 3 тыс. рабочих мест. Завод «Молот», градообразующий в третьем по величине городе Кировской области Вятских Полянах, в прошлом году работал менее трех месяцев. В городе Красновишерск Пермского края безработица превышает 10%. Продолжать эту статистику можно еще долго.

Похоже, что решению проблемы моногородов стране предстоит посвятить несколько десятков лет, затратив на нее, по экспертным оценкам, около 10 трлн рублей. Будут ли выделены такие средства и будут ли они использованы эффективно — на эти вопросы вряд ли кто сможет ответить.

Таинственный список

К моногородам в России, по данным руководителя Агентства региональных исследований, профессора МГУ Ростислава Туровского, относится 332 поселка городского типа (ПГТ) и 467 городов. В них проживают 24,5 млн человек. Больше всего моногородов находится в Приволжском и Уральском федеральных округах (например, в УФО в них проживает 33% всего населения округа). Среди субъектов Федерации особо выделяются Пермский край, Свердловская, Тюменская, Нижегородская, Ленинградская, Челябинская, Кемеровская, Владимирская и Ивановская области (таблица 1).

В отраслевом разрезе (таблица 2) большая часть моногородов образована при предприятиях лесной и деревообрабатывающей промышленности (21% от общего числа), машиностроения (18%), пищевой промышленности (14%), топливной промышленности (11%). Существенно различаются узкоспециализированные города и по размеру (график).

Кризис сказался на моногородах по-разному. Там, где градообразующие (якорные) предприятия экспортировали сырье и топливо, жили неплохо. Стабильной ситуация была и в моногородах, производивших минеральные удобрения на экспорт. Зато действительно проблемными стали градообразующие химические предприятия с неперспективным производством и собственной добычей — например, «Ураласбест» в Свердловской области или горнохимическая компания «Бор» в Приморском крае. Им тяжело перестроиться, поскольку они построены на конкретных месторождениях, а спрос на их продукцию объективно снижается, за рубежом она даже запрещена.

В целом же, по данным Экспертного института, финансово неблагополучные предприятия составили 83,2% от общего числа градообразующих. А число предприятий, имеющих средства для собственного развития и развития своего моногорода, не превышает 17%.

Однако эта ситуация не осознавалось федеральной властью как проблема, затрагивающая значительную часть населения, вплоть до событий 2008 года в г. Пикалево. После этого Минрегион создал список 27 депрессивных моногородов, для помощи которым на 2010 год были выделены 28 млрд рублей. Список этот, затем расширившийся до 35 городов, вызвал у экспертов оторопь. В него вошли отнюдь не самые проблемные моногорода, а те, где крупные финансово-промышленные группы пролоббировали свои интересы в правительстве.

Так, туда попал Нижний Тагил, где действует нормально работающий «Уралвагонзавод», фактически монополист по производству грузовых вагонов. В ряду проблемных почему-то оказался и Каменск-Уральский, где крупные нормально работающие металлургические заводы выпускают алюминий и трубы. Вдобавок Госбанк развития КНР выделил по 350 млн евро на строительство магниевого завода в Асбесте, развитие производства алюминиевых плит на заводе «Чкаловский» в Каменске-Уральском и модернизацию нижнетагильского завода «Уралхим пласт», где запустят производство метанола. Благодаря лоббированию в списке Минрегиона также появились Тольятти и Набережные Челны.

«Среди перечисленных по-настоящему депрессивных городов мало, — делится с «Однако» руководитель Бюро экономической экспертизы доктор экономических наук Михаил Фрумкин. — Зато в список не попали 30 моногородов Ростовской области и Республики Коми, где градообразующими выступают выработанные угольные шахты. К ним следует прибавить Чапаевск в Самарской области, Байкальск, образованный ЦБК, и ряд городов на Дальнем Востоке, например Дальнегорск».

В расчете на малый бизнес

Разработкой концепции спасения российских моногородов занялись Минрегион, Минпром, Институт региональной политики и специальная правительственная рабочая группа.

«Предлагаемые варианты решения той или иной проблемы должны быть реалистичными, чтобы никто из наших коллег не витал в облаках и не строил замков из песка. Нужно предлагать такие решения, которые можно в достаточно короткие сроки быстро реализовать на практике», — охарактеризовал эту задачу премьер Владимир Путин.

И уже к концу 2009 года Минрегионом был разработан общий алгоритм господдержки монопрофильных поселений, базировавшийся на трех основных идеях.

Первая — самые проблемные моногорода нужно закрыть, а их жителей переселить за счет бюджета. Такого мнения особенно явно придерживаются в Минфине. Вторая идея — за счет федерального бюджета нужно спасти 5% из числа самых проблемных моногородов. Задачу реанимировать еще 15—20% городов переложили на плечи местных бюджетов. Остальные пусть выкручиваются как знают.

Спасти и реанимировать предлагалось с помощью модернизации и перепрофилирования предприятий, диверсификации экономики и создания рабочих мест вне традиционных предприятий. Однако приступить к этой программе пока, по существу, не удается.

«Проводиться эти преобразования должны были на основе комплексных инвестиционных программ (КИПов), — рассказывает Ростислав Туровский. — Стратегические цели КИПов у каждого моногорода разные: в Нижегородской области, например, у одних — уйти от монопрофильности (Заволжье, Павлово, Кулебаки, Первомайск), у других (Выкса, Кстово, Саров) — создать условия для эффективно развивающегося градообразующего предприятия и стабилизации рынка труда. Фактически от городов потребовали разработать стратегию своего развития, в которой Москва хотела увидеть переход от антикризисных мер к долгосрочному развитию, в первую очередь через инвестпроекты в сфере импортозамещения, агропрома, деревообработки и строительства жилья. Выполнить такую работу своими силами не в состоянии ни один город, а специальных денег, чтобы пригласить специалистов со стороны, моногородам не выделяли. В результате получилась макулатура».

Когда правительство ознакомилось с этими документами, федеральная поддержка моногородов по объемам тут же уменьшилась. Как правило, теперь это программы поддержки занятости и небольшие вложения в инфраструктуру. Но ни КИПы, ни распределение федеральных денег в развитии данных городов принципиально ничего не меняют.

Использовать инвестиционно непривлекательные территории моногородов у бизнеса желания нет.

Что, например, предпринимателю делать на севере Урала, где нет дешевой рабочей силы и специальных налоговых режимов?

Даже если дадут какие-то льготы, организовывать дорогое производство, которое не уберешь, когда льготы исчезнут, здесь никто не станет. Инвесторы выбирают места, где преимущества неотменимы, поближе к рынкам сбыта, где коммуникации лучше и плотность населения выше.

«Региональные и муниципальные власти, которые получили поддержку государства, теперь думают, что с ней делать, что из обещанного можно хоть как-то реализовать, — комментирует ситуацию Ростислав Туровский. — На зарубежных инвесторов с их новыми технологиями здесь не рассчитывают. Никто не рассчитывает и на крупных отечественных инвесторов. По сути, выделением денег под КИПы федеральные власти решают две задачи. Во-первых, поддержать градообразующие предприятия, то есть, как правило, ФПГ, которые ими владеют. Во-вторых, привлечь региональный малый и средний бизнес. Реально речь идет о создании в моногородах мелких предприятий пищевой промышленности, сферы услуг, ювелирных изделий, автосервиса, транспорта. Заниматься такой мелочовкой крупные инвесторы не будут».

Однако, по мнению экспертов, вытянуть проблемный моногород за счет активности малого бизнеса нереально. В нем в среднем занято 16% населения, и нет никаких причин, чтобы доля эта хоть сколько-нибудь повысилась в депрессивном моногороде. Даже если залить эту проблему деньгами, можно, наверное, будет обеспечить работой дополнительно не более десятой части горожан.

Имитация решений

Правительство как будто не замечает сложившейся ситуации. Минрегион, например, вознамерился отработать программу стабилизации ситуации в прогрессивных моногородах на 3—5 пилотных проектах. Для их финансирования будут использованы кредиты госбанков, гранты из бюджета, госзаказы, субсидирование расходов на электроэнергию, реструктуризация задолженностей по налогам.

Единых критериев этих программ еще нет, определены только сроки реализации и окупаемости: не более трех и семи лет. Но некоторые участники этого забега к процветанию уже определены. Это Байкальск и Тольятти. В Тольятти Ростехнологии пролоббировали создание особой экономической зоны (ОЭЗ) за 7,2 млрд рублей из федерального бюджета и 774 млн рублей из регионального. Кроме того, там создают технопарк по производству велосипедов, мебели и деревянных игрушек.

Однако идея создания ОЭЗ в Байкальске и нескольких других моногородах сходу была зарублена Минфином.

Вместо этого для муниципальных властей Байкальска были созданы утешительные планы: построить предприятия по выпуску лекарств из лиственницы, станцию для дайвинга и рыбокомбинат. Самый экзотический проект из этой серии предполагает масштабное выращивание там клубники — в тысячах километров от потенциальных рынков сбыта. А после закрытия ЦБК предполагалось превратить город в международный туристический центр, горнолыжный курорт.

«Я катался здесь несколько лет на лыжах, помню: пахнет оттуда, хоть святых выноси», — охладил Путин головы прожектеров после совещания по проблемам Байкальска. Запах ферментированной древесины напоминает квашеную капусту.

Похожая ситуация и в таком моногороде, как Камские Поляны (Татарстан). Там хватаются то за строительство АЭС, то за внедрение игорной зоны. Сегодня носятся с идеей открытия индустриального парка по переработке полимеров. И ни шагу вперед…

По мнению Минрегиона, будущее депрессивных моногородов — за сельским хозяйством и пищепромом. «Высокотехнологические варианты перепрофилирования пригодны лишь для 2—3% моногородов, — утверждает Ростислав Туровский. — Развивать IT-технологии выгоднее в ЗАТО с ядерными центрами, где имеются хорошо подготовленные кадры. Там, где градообразующие предприятия занимаются переработкой древесины, можно производить пеллеты. Наверху рассматриваются и варианты создания в моногородах производства моно- и поликремния разных степеней очистки и изготовления на экспорт солнечных батарей. Вариантом могла бы стать фармацевтика, такие производства думают создавать в Сибири».

Пока же в ожидании лучшего программы развития моногородов, утвержденные Минрегионом, предусматривают сохранение прежней индустриальной структуры экономики с опорой на нынешнего собственника. Такие схемы приняты в Карабаше, Сатке, моногородах Алтайского края и многих других.

На самом деле это не более чем имитация решения проблемы моногородов. В правительстве, очевидно, рассчитывают, что в связи с выходом из кризиса трудности рассосутся сами по себе.

«Острую фазу власти залили деньгами, — комментирует ситуацию Директор региональной программы Независимого института социальной политики, доктор географических наук, профессор МГУ Наталья Зубаревич. — Старые заводы набрали уволенных рабочих на прежнее мизерное жалование, и население моногородов немного успокоилось до следующего кризиса, то есть на следующие 5—7 лет. А там опять все грохнется».

К сожалению, существующее в рамках решения проблемы функционирование ведомств и консалтинговых компаний не предполагает инициирование и разработку проектов, создание принципиально новых решений. Считается, что «проекты» исходно существуют, нужно их только найти. На самом деле инвестиционные проекты в дефиците.

Сделать ничего по существу власти не могут, они это понимают, хотя не признаются себе в этом. Показательно, что даже такой ключевой документ, как «Стратегия-2020 — площадка развития регионов», не содержит раздела о моногородах. В сущности, даже их реестр и список их проблем до сих пор не созданы. «Для большинства российских моногородов планов реального решения проблем пока нет, — отметил по этому поводу сотрудник департамента развития регионов и муниципальных образований Минрегиона Андрей Нещадин. — Мы находимся лишь на подступах к выработке эффективной политики. Проблема столь многомерна, что ее решение займет не менее 10—15 лет, а конечный результат слабо предсказуем».

При этом следует еще иметь в виду, что, по мнению чиновников Минрегиона, развивать малые города (с населением до 100 тыс.) вообще бесперспективно, несмотря на то что к этой категории относится 90% российских городов.

Едут новоселы, лица невеселы

Депрессивные моногорода, которые вывести из кризиса не удастся, ждет невеселая перспектива. Об их фактическом закрытии, конечно, представители власти не говорят. На самом деле закрывают только градообразующее предприятие, после чего люди станут массово разъезжаться. Оставшиеся в итоге окажутся в городе, где нет электроэнергии, водоснабжения. И самое главное — людей. Пустые глазницы окон бывших жилых домов, заросшие пороги некогда популярных магазинов, брошенные садики, квартиры, школы. Всюду мрачно и сыро.

Таким городом-призраком, стал, например, ПГТ Воркутинского угольного бассейна Хальмер-Ю.

После того как геологи нашли месторождение коксующегося угля, в 1957 году здесь открыли шахту. Однако в условиях рыночной экономики она стала нерентабельной, и правительство РФ приняло постановление о ее ликвидации. Осенью 1995 года планировалось завершить и ликвидацию поселка. Для добровольного выселения жителей прислали ОМОН. Вышибали двери, людей насильно загоняли в вагоны, заставив бросить свой скарб, вывозили в Воркуту. В ходе этой акции многие переселенцы были серьезно травмированы.

На новом месте жилье людям не предоставили, лишь некоторые получили недостроенные квартиры.

Сходную судьбу — только без ОМОНа — испытали ПГТ Кадыкчан в Магаданской области и ПГТ Амдерма в ЯНАО. За последние годы с карты исчезли десятки таких «нерентабельных» населенных пунктов. Обезлюдели Кизеловский и Копейский угольные районы. Затем под топор пошли «химические» города. Например, в ПГТ Сява Нижегородской области закрылось градообразующее предприятие «Карбохим». Поезда сюда больше не ходят, вокзал уже заколочен. Глава горадминистрации отправился в Москву просить помощи… пешком.

Всего в ближайшие 20—30 лет будут свернуты две трети моногородов.

Их жители стали заложниками обстоятельств. Ну кто приобретет у них, даже за бесценок, квартиру в моногороде, который все покидают? И на что купит переселяющийся жилье в другом городе?

«После закрытия градообразующих предприятий содержание и субсидирование оставшихся без работы жителей удаленного моногорода государству обойдется дороже, чем их переселение, — утверждает Михаил Фрумкин. — Например, оно экономически оправданно в Кемеровской и Свердловской областях. Если для начала людей из близлежащих городов заселить в общежития, по выходным они смогут ездить домой, и семью уже не нужно будет перевозить. В общежитии на человека требуется меньше квадратных метров, не нужна социальная инфраструктура. Такой проект на 85% дешевле в сравнении с многоквартирным жильем для семейного проживания».

Однако в депрессивных моногородах средней полосы, по данным Натальи Зубаревич (и это подтверждается наблюдениями рабочей комиссии по проблемам моногородов), до 40% населения не готово к переезду. Первые же шаги в этом направлении вызвали отторжение. Так, в Тольятти предусматривалось переселение сокращенных сотрудников АвтоВАЗа в Калужскую область и их трудоустройство на заводах Volkswagen, а также в Тихвин Ленинградской области, где планируется запуск вагоностроительного завода.

Агентство по реструктуризации ипотечных кредитов для этого выдавало заем на приобретение новой квартиры по ставке от 9,5 до 11,5% годовых. Заем и начисленные проценты гасятся после продажи старого жилья, 80% стоимости которого получают переселенцы. Нужно только успеть уложиться за два года.

Однако акция провалилась. Все понимают: стоимость жилья в депрессивных моногородах ниже, чем там, где работа есть. К тому же в моногородах жилье было построено на скорую руку еще в 1930—1960-х годах, и с тех пор не ремонтировалось. Оно неликвидно!

Правда, из предлагаемых Минздравсоцразвития вакансий лишь в 5% случаев предоставляется общежитие. И работа в 55% случаев с зарплатой ниже 10 тыс. рублей. Так что арендовать квартиру для семьи будет не на что. Также после переезда невозможно быстро пристроить детей в детсад и найти работу для других членов семьи. 

Варианты для лузеров

Проблема переселения депрессивных моногородов активно освещалась в СМИ в 2008 и 2009 годах. И вдруг, как по команде, наши масс-медиа словно перестали ее замечать.

Вероятно, тут все дело в Минфине, придумавшем, по сведениям нашего источника в министерстве, как сэкономить на этой программе. 

Дело в том, что малые индустриальные города, особенно удаленные и экологически неблагополучные, быстро депопулируют. По данным Росстата, за последний год их покинул каждый 16-й взрослый житель. В десятилетней перспективе из моногородов, где исчерпываются природные ресурсы, возможна еще более активная трудовая миграция.

Как правило, самые конкурентоспособные люди уезжают оттуда в ближайшие региональные центры. Там есть шанс найти что-то в торговле или сфере услуг, или по крайней мере есть иллюзия, что такой шанс существует. Некоторые уезжают в Москву и Петербург или на Юг, в Краснодарский край. 

К какому-то моменту отток населения из депрессивного города станет настолько значимым, что тот сколлапсирует. Но какие-то люди в нем все еще останутся. При этом, по данным МЭР, содержание безработных граждан в моногородах после банкротства основного работодателя ставит местных жителей на грань нищеты, они не смогут жить нормально. 

«Это суровый вариант деградации городов, — отмечает Михаил Фрумкин. — В них фактически воспроизводится следующее поколение людей с очень низкими запросами, то есть происходит маргинализация населения, деградация человеческого капитала. При этом большинство молодежи вынуждено выполнять относительно примитивную работу в сфере торговли без всяких шансов на изменение профессиональной траектории. Они пытаются адаптироваться к ситуации путем сокращения своих потребностей».

Зато государству больше не надо вкладывать в программу расселения городов ни копейки. Нужно лишь подождать 20—30 лет, пока они сами опустеют.

«Такая технология де-факто была отработана на аналоге малых моногородов — военных городках со статусом ЗАТО, дислоцированных в Тверской области и Красноярском крае, — утверждает Ростислав Туровский. — Когда откуда были выведены части, эти города фактически прекратили свое существование. В один миг там ничего не осталось. Кстати, программ создания новых рабочих мест или переселения для военных не было. Расчет был на то, что люди рано или поздно разъедутся сами.

С промышленными моногородами история та же, только более длительная. После остановки градообразующих предприятий власти вначале стараются занять их сотрудников на общественных работах. Потом самые ушлые находят себе альтернативную занятость, старики уходят на пенсию и оседают на грядке. Город остается центром обслуживания прилегающей сельской местности. Пенсионеры, семьи с детьми, малые предприниматели и бюджетники, занятые в здравоохранении, образовании и милиции, единственные будут получать здесь заработную плату и пособия, генерируя платежеспособный спрос».

Хорошо, если в такой ситуации федеральное правительство передаст на баланс муниципалитетов объекты водо- и теплоснабжения, очистные сооружения. Часто они находятся на балансе базового предприятия, и если оно умирает, бесхозные объекты не смогут выжить.

В итоге рано или поздно в городе все равно отключат водоснабжение, отопление и газ, прекратят свою работу школы, детские сады и больницы. И… добровольный выезд последних жителей станет обязательным.

Свет в конце туннеля?

Без малого три года Центр стратегических разработок «Северо-Запад» работает над проектом территориального передела России: вместо 83 регионов в разных ее частях останется 20 агломераций — супергородов. Такую идею Минрегион выдвигал еще в 2007 году, она обсуждалась при подготовке концепции долгосрочного развития страны до 2020 г., объединение населения в агломерации — это общемировая тенденция.

«Как ни странно, кластерная политика, которая могла бы создать огромное количество новых рабочих мест, в России разрабатывается без каких-либо точек пересечения с политикой в отношении моногородов, — отмечает Ростислав Туровский. — Надо бы связать эти два направления».

 

Ведь речь не о стихийном, а об управляемом, планомерном создании агломераций. И если в депрессивных моногородах создать условия для переселения в агломерации, там нашлись бы жилье и работа.

Пока же в нынешней ситуации жителям моногородов, не верящим в возможность в обозримой перспективе дождаться создания условий для управляемого переселения, можно посоветовать не покупать про запас сахар и крупу в попытках выжить любой ценой, а приобрести билеты на поезд. И ехать искать лучшей жизни.

Однако