... Дмитрий Бикчентаев: «Если очень просят научить кого-то играть на гитаре, начинаю с ним заниматься, требуется 6 уроков максимально. Дальше жду приглашения на концерт и подаренного диска»

«И БЫЛИ ИЗ ТЕЛЕВИЗИОННОЙ ТРАНСЛЯЦИИ ВЫРЕЗАНЫ ПОЛНОСТЬЮ»

— Прежде всего поздравления вам от газеты «БИЗНЕС Online» с получением премии фонда Высоцкого «Своя колея». Вот справка для наших читателей: «Премия вручается людям, которые не изменяют своим убеждениям, кому сегодня, возможно, захотел бы посвятить песню Владимир Высоцкий; людям, чья жизнь и творчество созвучны темам его поэзии. Лауреатам вручается почетный знак, номерная золотая медаль, на одной из сторон которой высечен профиль Высоцкого, нарисованный им самим, и его автограф». Награда великолепная...

— Награждение было немножко неожиданным. Я не думал, что пройду конкурс. Для меня было удивительным, когда мне позвонил Никита Владимирович Высоцкий и поздравил с этой наградой. Когда я приехал в музей Высоцкого к награждению, а само оно проходило в Кремлевском дворце съездов, было неожиданно, что сотрудники фонда поздравили меня с тем, что я лидировал по количеству голосов, отданных за меня.

— Очень приятно!

— Мне тоже было очень приятно, потому что там воистину отбор идет по гамбургскому счету, без скидок и уступок, с предельной требовательностью. Меня избрали предыдущие лауреаты, а на будущий год уже мне придется выбирать в точности так же следующих лауреатов — голосовать за кандидатов, за тех, кого я считаю в той или иной мере достойными присуждения премии «Своя колея».

— Награждение проходило в январе?

— В декабре 2017 года, в январе показывали его телевизионную версию. Увы, она очень существенно отличалась от того, что было на самом деле, потому что в тех видеосюжетах, которые снимали про лауреатов 17-го года, было убрано довольно многое. К сожалению, по сложившейся традиции Первый канал полностью убрал лица инвалидов.

— Как такое может быть?!

— Видимо, показывать их не положено. Мы не в первый раз сталкиваемся с этим. Когда музыкальная группа незрячих детей «НеЗаМи», которой я руковожу, выступает в Москве или еще где-то, нас просто вырезают из телепрограмм. Перед награждением в Казань приехала съемочная группа от фонда Высоцкого, корреспонденты были на нашей репетиции. Они были, мне кажется, в шоке от того, что увидели, потому что сразу же звонили Никите Высоцкому и говорили: «Никогда не слышали, чтобы так пели Высоцкого, его так не поет никто, это надо немедленно вставлять в концерт!» Ребята на самом деле совершенно великолепно исполняют песни Высоцкого... Два года назад мы уже выступали в Кремлевском дворце съездов с этой группой на вечере памяти Юрия Визбора и Ады Якушевой и тогда тоже из телевизионной трансляции  были вырезаны полностью. 


«НЕЗАМИ»: МЫ ВЗЯЛИ ПРАКТИЧЕСКИ ВСЕ ПРИЗЫ»

— Пожалуйста, расскажите подробнее про группу «НеЗаМи».

— Этот ансамбль был создан из моих учеников, которых я когда-то обучал игре на гитаре. Так как мам ребят из этого ансамбля сплотила одна и та же беда, примерно одинаковый диагноз — тотально невидящие дети, они очень часто проводят досуг вместе. И новый, 2013 год тоже решили отметить вместе. И ребята показали, на что они способны, прихватив две гитары, и сообщили мне тогда, что весело провели Новый год, а потом решили собраться еще разочек и сыграть какое-то произведение, которое можно было бы показать. Я тогда был на гастролях в Америке, под Нью-Йорком, и получил от них видеоролик. Отсмотрел и понял: все, вернусь — начнем репетировать. Так мы и сделали, уже с начала марта я присоединился к этому коллективу в качестве руководителя. На мое счастье, моя младшая дочь в тот момент руководила одним проектом, где можно было в воскресенье утром брать совершенно бесплатно зал для того, чтобы я научил ребят работать с аппаратурой. Потому что специфика незрячих музыкантов в том, что они не видят микрофонов и часто их теряют. Я их научил ориентироваться по микрофонным стойкам на зал, пользоваться звуковой аппаратурой, научил какому-то ансамблевому пению... Ну и параллельно решил, что надо их развивать и в другие музыкальные направления. За один урок буквально они все научились играть на простейших духовых инструментах. У меня есть методика преподавания игры на музыкальных инструментах, которая связана не со знанием, а с тем, что человек понимает, как строится музыка. На этих репетициях у них еще появились инструменты из моей коллекции.

— У вас есть такая коллекция?

— Я много лет коллекционирую музыкальные инструменты, у меня уже около 140 единиц, подавляющее большинство находится в рабочем состоянии. На репетиции, когда мы уже определили, что нам нужно заниматься постоянно, я приносил по одному-два инструмента, чтобы ребята их ощущали своими руками, ибо где еще они потрогают, как выглядит шарманка, и покрутят ее, где они потрогают какие-то экзотические духовые инструменты... Так и получилось, что ансамбль, который был создан в новогоднюю ночь, который я подцепил в самом начале марта, уже в середине апреля дал первый концерт.

— Супер!

— Ребята очень легко осваивали материал. Репетиции были как в зале, так и в квартире у Булата Минуллина.

— Давайте представим весь ансамбль.

— Кроме Булата это Володя Ненастин и Диляра Залялиева, по первым буквам их фамилий и назван ансамбль: «НеЗаМи». Потом присоединился Вадим Чагин, он у нас всего два года. Мы его заметили на фестивале слепых музыкантов «Арт-Ковчег», который я уже четыре года провожу в Казани.

Булат жил ближе всех к школе, поэтому и собирались у него. Мы продолжили репетиции: в будни — в квартире, по воскресеньям — в зале. По системе «Три репетиции в неделю» мы за полтора месяца сделали программу более чем на час. У нас были свои солисты, все трое тогда пели. И с этим ансамблем мы выиграли практически все призы, которые можно было взять в то время. Сначала в Казани победили всех и вся, потом я возил ансамбль, тогда еще трио, на Грушинский фестиваль — они там растрогали членов жюри, в одной из номинаций стали лауреатами, вышли на знаменитую большую гитару, исполнили песню Булата Окуджавы. У нас было очень много инструментов, и нам надо было сделать так, чтобы мы вышли, отпели и ушли. Чтобы это было по сценарию как можно скорее, мне помог наш великий, я не побоюсь этого слова, звукорежиссер Валерий Мустафин. Он живет в Казани и сочиняет для нашего ансамбля очень экзотическую звуковую аппаратуру, на все конкурсы ездит вместе с нами. Потому что если ты хочешь победить в конкурсе, то выезжай на него со своим звукорежиссером. Это правило, наверное, любого музыкального ансамбля. Плохой звукорежиссер легким поворотом одного рычажка может тебе испортить всю твою многолетнюю работу, поэтому мы ездим всегда с Валерием Робертовичем. Он для нас придумывает гаджеты и девайсы, которые упрощают нам жизнь. Например, чтобы ребята не теряли микрофоны, Валерий всем нам дает радиогарнитуры. Причем не абы какие, а профессиональные, очень дорогие, мы их не способны купить сами. Потом он ухитрился все наши электромузыкальные инструменты, гитары перевести на радиосигнал. Так что на любой конкурс мы приезжаем со своим микшерским пультом, своими радиогарнитурами. У нас нет проводов, мы выходим на сцену, в этот момент в зале, находясь возле звукооператора, наш звукорежиссер делает все, что нам надо, потому что все схемы звучания выстроены еще в Казани. Это нас очень серьезно выручает. Почему нам и было легко на Грушинском, мы всегда звучали хорошо, почему мы побеждаем на всех конкурсах, где оказываемся... Сейчас мы немного сбавили активность, потому что уже скучно побеждать.

«70 ПРОЦЕНТОВ МОИХ УЧЕНИКОВ НАЧИНАЮТ ПЕТЬ И АККОМПАНИРОВАТЬ НА ГИТАРЕ УЖЕ НА ПЕРВОМ УРОКЕ»

— Вы 12 лет профессионально преподавали гитару, выпустили с композитором и гитаристом Виталием Харисовым самоучитель «Гитара для всех»...

— Тем не менее меня не возьмут преподавать ни в одну музыкальную школу.

— Но вы же закончили музучилище!

— Это не значит, что я имею право преподавать в музыкальной школе... Хотя как-то ко мне после концерта подошел человек: «Здравствуйте, Дмитрий Андреевич, а вы знаете, что вы мой музыкальный дедушка?» Я говорю: «В каком смысле?» — «А вы учили моего учителя всем своим методикам, и мой учитель передал все это мне. Поэтому свое начало наша гитарная школа, наш кластер, наш клан исчисляет с Дмитрия Бикчентаева...»

Увы, это парадоксы нашего законодательства, что я не имею права преподавать в музшколе. Хотя да, я разработчик методик, они все работают, причем их используют не только в России, но и в других странах, скажем, их используют многие педагоги во Франции, в Израиле. Методик преподавания музыки много, они все спорят друг с другом, но я считаю, что мои методики способны жить. Во всяком случае, я не знаю другого такого педагога, который бы во время первого же урока заставил человека играть на гитаре, аккомпанировать себе, поющему. А 70 процентов моих учеников начинают петь и аккомпанировать на гитаре уже на первом уроке. И если я сейчас в качестве какого-то эксперимента, если очень просят научить кого-то играть на гитаре, начинаю с ним заниматься, то требуется 6 уроков максимально. Дальше жду приглашения на концерт и подаренного диска.

— Наверное, поэтому вы и смогли создать такой прекрасный ансамбль с незрячими детьми. Они же учились играть, не видя нот и инструментов. Это, надо думать, очень непросто? И им, и вам как педагогу...

— В том-то и дело, что обучение любого инвалида тактильно. У меня требование, чтобы во время урока обязательно рядом со мной присутствовал кто-то из взрослых — родственников, друзей, патронирующих этого человека. Потому что тактильность для незрячего человека — это определенного рода шок. Люди, которые работают с незрячими детьми, меня предупреждали, что многие слепые — очень большие фантазеры, поэтому во время занятия рядом должен находиться их взрослый родственник, чтобы не было никаких конфликтов. Я же иногда правлю спину, ставлю голову, то есть мне приходится касаться своими руками их тел. В этот момент я, как правило, предупреждаю: сейчас я возьму твою руку и расправлю тебе пальцы... давай поправим тебе плечи...


— Скажите, как ваши ребята запоминают все нужное?

— Тактильно запоминают все очень хорошо. На самом деле незрячие — большие-большие работяги. Они понимают, что это шанс, хороший шанс социализации. А социализацией инвалидов в России практически не занимаются, это беда нашей страны, это беда преподавания, это беда методик. Никто не хочет иметь дело с инвалидами.  

— Даже телевидение, как вы заметили...

— Телевидение в первую очередь! А телевидение — это есть инструмент воспитания сегодня, воспитания этики, культуры общения не только с себе подобными, но и с инвалидами. Но эта тема у нас закрыта полностью, за исключением тех жареных фактов, что инвалид замешан в уголовной хронике, и тому подобного.

... «Нормальная полноценная жизнь им может быть подарена только при помощи государства. То, что я сейчас делаю, — это одно. Но какие перспективы...»

«ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ У УЧЕНЫХ ЧТО-ТО ПОЛУЧИЛОСЬ, ЧТОБЫ СЛЕПЫЕ ПРОЗРЕЛИ»

— А кем ваши ребятки мечтают стать?

— Кто музыкантом, кто учителем... Но перспективы у слепых крайне слабы.

— Разрешите с вами не согласиться — наука не идет, а мчится вперед, и у слепых есть шансы благодаря новым технологиям стать зрячими. Об этом говорит не кто-нибудь, а такой знаменитый хирург-офтальмолог, как Александр Расческов.

— Он меня оперировал.

— У вас тоже были проблемы с глазами?

— В 1998 году у меня зрение уже было минус 19. Я не видел ничего, ходил наощупь. Уже мог бы получить инвалидность. Так что знаю, что такое быть незрячим. Но получилось так, что офтальмология пошла вверх. И я в курсе того, о чем говорит Расческов Александр Юрьевич, в курсе тех перспектив для незрячих, которые появились сегодня. В конце марта я буду в Израиле на концертах, там ведут многообещающие исследования по восстановлению зрения незрячим. Мне знакомые ребята-израильтяне обещали провентилировать этот вопрос, там уже чуть ли не расценки есть.

— Дай бог!

— Хотелось бы, чтобы у ученых что-то получилось, чтобы слепые прозрели. У наших незрячих ребят огромные мечты о всяких приключениях. Вот есть такая певица Нафсет Чениб, она сейчас заслуженная артистка Адыгеи, учится в Нью-Йорке. Она полностью незрячая. Голос у нее чудесный — лирико-колоратурное сопрано. После школы она поступила на вокальное отделение Краснодарского музыкального колледжа имени Римского-Корсакова, затем уехала в Москву в Академию хорового искусства имени Попова. Блестяще владеет английским языком, сама поступила в Manhattan School of Music. Когда она была в Казани на фестивале «Арт-Ковчег», я научил ее, совершенно незрячую, водить квадроцикл. 

— Вот это да! Но как?

— А у меня за дачей совершенно ровное поле: ни бугорка, ничего. Я посадил ее на машину, сел сзади, сказал, на что нажимать... Есть видео, снимал мой внук, как Нафсет гоняет на квадроцикле. Она была в таком восторге! Сказала: это даже круче, чем прыгать с парашютом...


— Она и с парашютом прыгала?

— Ну да, в спарринге, с инструктором, конечно. Плюс ко всему по рекомендации моей младшей дочери по окончании того же самого «Арт-Ковчега», пока все не разъехались (а у кого-то был поезд поздно ночью, у кого-то самолет рано утром), мы выехали на озеро Кабан, благо погода была теплой. Я там арендовал несколько лодок, и мы поплыли ночью на этих лодках. Ребята впервые в жизни гребли, я им показал те движения, которые нужно было совершать, и они с удовольствием это делали... Это та адаптация, которая нужна всем инвалидам.

— Если бы это понимали чиновники... Если бы за это серьезно взялось государство...

— Среди многих моих путешествий и среди моих приключений я как-то оказался на фестивале самодеятельной авторской песни в Канаде. Там ко мне подошли ребята: знаем, что ты занимаешься инвалидами, и хотим сказать, что в нашем городе на озере есть яхты, две из них заточены под работу с детьми, больными ДЦП. Трудно поверить, но детей с ДЦП в Канаде учат парусному спорту и они проводят соревнования. А это какая работа? Ты должен соображать, куда дует ветер и куда ты должен плыть. У тебя есть перо руля, есть два паруса, которыми ты можешь управлять. Ты должен выигрывать, ты должен побеждать. Ты должен заставлять свое тело работать. Это очень большая и очень серьезная тренировка для детей с ДЦП. И это дает очень хорошие результаты. Когда я рассказал об этом в Казани моим друзьям-яхтсменам на «Локомотиве», они сказали: нам пока об этом приходится только мечтать, потому что дай бог, чтобы яхт-школу для здоровых детей не закрыли! После трагедии в Карелии на Сямозере, где в июне 2016 года погибли 14 школьников, для нас закрыли все виды детского экстремального туризма, позакрывали все выездные лесные лагеря. И никаких вам скаутов! Все руководители, которые водят такие группы, делают это на свой страх и риск... Все они предупреждены: если что-то произойдет во время похода, на них ложится уголовная ответственность. Поэтому тихонько, спокойненько детский туризм в России начал умирать. Грустно!


— А есть что-то повеселее такой грустной информации?

— О чем рассказать? Как я посещал в Нью-Йорке лайтхауз, в переводе — маяк... На Манхэттене есть небоскреб, который был подарен в качестве благотворительности всем слепым Америки. Этот небоскреб сдают в аренду, вся прибыль идет в пользу незрячих. А на четвертом этаже там — музыкальная школа, которой более 100 лет, где учатся только незрячие. Более 100 лет! Великолепные методики, великолепные студии, заточенные под незрячих педагоги. Я спросил про возрастной контингент, мне ответили: от 4 до 85 лет! Со всей округи, из штата Нью-Йорк, из соседних штатов приезжают сюда на занятия.  

— У нас будет когда-нибудь что-то подобное?

— Дай бог, чтобы у нас педагоги были подготовлены к работе с такими детьми. Единственный педагог, который дает результат, — Лилия Ахметовна Кулеева, она в первой музыкальной школе занималась со всеми моими детьми, до сих пор преподает там. Совершенно фантастический учитель, наработала свои методики в преподавании незрячим детям навыков музыки. Но у нее нет даже добавок к зарплате за то, что она занимается с такими детьми. Хотя, знаю по себе, любая репетиция с ними — это стресс. То есть заканчиваешь репетицию и понимаешь, что за те два с половиной часа, что ты занимался музыкой с ребятами, ты очень здорово сдал, нужно восстанавливаться. Особенно когда все это дело начиналось и появились первые успехи — нельзя же было показать, что ты до слез рад любому успеху твоего ученика, потому что он это сделал, а ты ему сказал, как это делается. Он додумал что-то свое и выиграл на каком-то конкурсе... Это стресс не только для ребят, но и для меня тоже.

— Вы, конечно, понимаете, что подарили этим незрячим ребятам нормальную полноценную жизнь...

— Нормальная полноценная жизнь им может быть подарена только при помощи государства. То, что я сейчас делаю, — это одно. Но какие перспективы...

... «Содержание ансамбля — это удовольствие не из дешевых»

«МЫ С УДОВОЛЬСТВИЕМ ПРИНИМАЕМ ЛЮБЫЕ ВИДЫ ПОМОЩИ»

— Давайте поговорим о перспективах. Матери участников ансамбля «НеЗаМи» организовали Благотворительный фонд помощи детям-инвалидам. Как обстоят дела с наполнением фонда? Многие откликнулись? Ансамбль ездит на конкурсы, на концерты — на это нужны деньги. Родители платят?

— Да, платят родители. Вообще, содержание ансамбля — это удовольствие не из дешевых. Есть инструменты, которые когда-то я им дарил, часть инструментов достается ребятам благодаря тому, что у меня есть друзья. Например, когда я только начал этим заниматься, оказался в Америке на гастролях, там рассказал своим друзьям, что у меня есть такой коллектив и хорошо бы в ансамбль привезти колокольчики, потому что я знаю, как звучат колокольные звоны оркестровые... В Америке я бываю довольно часто, приезжаю через два-три месяца. Когда я снова приехал туда, вдруг на фестивале мне преподносят совершенно фантастический подарок — комплект оркестровых колоколов. Он стоит более 2 тысяч долларов. Сейчас эти колокола в ансамбле. Там же, в Америке, собрали деньги еще и на перкуссионные колокола, хроматические, колокола сузуки для «НеЗаМи». Приходите на концерт и увидите, как это все работает. У нас есть песенки, где Диляра на пяти инструментах играет или одновременно на двух дудках. Это вообще-то своеобразный цирковой аттракцион! Ребята не видят, но это им совершенно не мешает доказать, что они могут гораздо больше, чем зрячие.

И вот мне дарят инструменты. В прошлую поездку в Америку, например, подарили электромандолину — привезу ее летом, у меня пока не было возможности вывезти ее, я вез инструмент для барда Володи Гаранина, он очень просил привезти ему особенную гитару. Мой друг купил электромандолину специально для нашего ансамбля, наконец-то у нас вместо акустических мандолин появится электромандолина. Там же я решаю проблемы с некоторыми музыкальными инструментами, которые невозможно купить в России, а таких, увы, огромное количество. Что-то дарят друзья, что-то берем за счет ансамбля, что-то оплачиваю из своего кармана. Вначале вообще все оплачивал из своего кармана. Сейчас появился фонд ансамбля.

— А сам ансамбль зарабатывает?

— Ребята выступают за деньги, это не секрет. Я настаиваю на том, чтобы они выступали за деньги, за исключением некоторых концертов, где просто требуется наше участие как помощь. Скажем, играли 11 марта в музее Горького и Шаляпина по приглашению Стеллы Владимировны Писаревой...

— О-о-о, Стелла Владимировна! Легенда Казанского университета! Творец бесподобного музея истории КФУ!

— Ну и разве мы с нее будем брать деньги? Да мы свои отдадим!

— Наши читатели могут помочь фонду ансамбля? Мы опубликуем его реквизиты.

— Реквизиты фонда «НеЗаМи»:

Получатель: Благотворительный фонд «НеЗаМи»

Расчетный счет (в рублях): 40703810362000002111

инн: 1656101396 / кпп: 165601001

огрн: 1181690003791

Банк: Отделение «Банк Татарстан»

№8610 ПАО «Сбербанк»

Бик: 049205603

к/с: 30101810600000000603

Назначение платежа: Благотворительный взнос

Мы с удовольствием принимаем любые виды помощи и сами помогаем в творческом плане. Вот в апреле будет концерт в четвертой школе-интернате для детей с ограниченными возможностями здоровья. Туда я вожу всех своих друзей-концертантов, которые приезжают в Казань давать концерты, сразу предупреждаю: у вас сегодня утренник, совершенно бесплатный. Скоро поедем в Ульяновск на концерт, там мои друзья прониклись тем, чем я занимаюсь, и тоже начали патронировать инвалидов, у нас будет совместный концерт с незрячими ребятами Ульяновска. Будет отделение тамошнего коллектива, наше отделение, а в промежутках ульяновские поэты-колясочники будут читать свои стихи. Это уже будет наш третий выезд в Ульяновск.

— Так, с вашей подачи, подобная работа и будет расширяться...

— Я очень хочу, чтобы она распространялась. Главное — чтобы инвалиды не выступали только с инвалидами, нельзя делать такие конкурсы, надо перемежать со здоровыми людьми. Нужно здоровых людей учить общению с инвалидами.

— Да, это у нас в стране острая проблема.

— Острейшая, не приведи господь! Если идет больной ДЦП по улице, от него же шарахаются! Никто не предложит помощи. Путают заболевания, потому что у нас не рассказывают детям, что если человека трясет — это ДЦП, если он в коляске — это у него болезнь такая. Стоит такой человек на перекрестке, и никто не подаст ему руку, не предложит перевести через дорогу, что обидно... Я уж не говорю о стариках, со стариками то же самое. Видели ролик, как полицейский перенес инвалида через дорогу на руках, это в феврале, когда всю Казань завалило снегом?! Честь и хвала этому полицейскому!

... «Единственная такая площадка — это, конечно, моветон для нашего богатейшего города, где стадионы стоят миллиарды...»

«ДАЖЕ ЭЛЕМЕНТАРНЫЕ ВЕЩИ ПОЗВОЛЯТ ИНВАЛИДАМ ЖИТЬ ЛЕГЧЕ»

— В декабре 2017 года после круглого стола республиканского форума «Искусство добра» вы возмутились тем, что в Казани нет концертных площадок, способных принять в качестве зрителей и артистов людей с ограниченными возможностями здоровья. Движение есть?

— Есть. Мне минкультуры предоставило зал театра кукол «Экият», единственную в Казани инклюзивную площадку. Я узнал, что этот зал превратился в доступную среду только благодаря его директору Карабаеву Аркадию Леонидовичу: когда зал строили, он предусмотрел, чтобы были пандусы, чтобы и выезд на сцену был доступен для инвалидов-колясочников. И это оказался единственный зал, где можно провести, например, республиканский конкурс красоты среди женщин-инвалидов «Жемчужина Татарстана» или фестиваль самодеятельной песни, когда на сцену не вынесут, а выедет сам в своей коляске Володя Гаранин либо кто-то еще. Единственная такая площадка — это, конечно, моветон для нашего богатейшего города, где стадионы стоят миллиарды... Молодежный центр, например, — это просто недоступная среда для инвалидов, им там на сцену ни за что самим не подняться — крутейшая лестница, очень узкая, не разойтись, не разъехаться. И везде так, какой зал ни возьми.

— Вроде к Универсиаде-2013 пытались сделать в городе доступную среду, но скорее формально. В самом центре города, в подземном переходе на Кольце пандус упирается в киоск!

— Для этого государства торговля важнее инвалидов. Место золотое, за него много платят. Когда во время своих фестивалей провожу круглые столы, то приглашаю на них учителей, которые работают с инвалидами, клерков, от которых зависит, будет удобен наш город или нет, разработчиков тех или иных методик для инвалидов и самих инвалидов как фокус-группы. На одном из таких круглых столов присутствовали помощник президента РТ Олеся Балтусова и — благодаря ей — нынешний вице-премьер РТ Лейла Фазлеева, тогда тоже помощник президента РТ. Олеся нам очень помогает. И вот именно на этом круглом столе оказалось, что даже элементарные вещи позволили бы инвалидам жить немного легче и интереснее.

Например, они нечасто ходят на концерты, в театры. И билеты не каждый может себе позволить, тем более что нужно сразу два — и для сопровождающего тоже. Так почему бы не выделить четыре места для четырех колясок в наших казанских театрах — в оперном, в драматическом русском, в татарском... Почему бы не предлагать походы на оперу незрячим? Пусть это будут места, с которых не видно сцену, но зато слышно, зато можно проникнуться духом театра. Но до этого у нас еще никто не додумался. А родители с удовольствием бы водили ребят в театр.

Хотелось бы, чтобы город в чем-то шел навстречу колясочникам, слепым людям, чтобы директор каждого культурного учреждения сел и подумал: чем можем помочь им?

Еще один пример — в нашем Институте культуры предлагают сделать из твердых материалов макеты объектов архитектуры, которыми так гордится Казань и которые еще уцелели после погрома последних 20 лет. Сделать и поставить рядом с этими объектами. Тогда слепые смогут понять, как эти памятники архитектуры выглядят. Например, в институте буквально из картона сделали башню Сююмбике. Я показал эту модель одной из незрячих: тебе удобно, ты можешь понять, что это такое? И она сказала: я наконец-то знаю, как выглядит башня Сююмбике... Слепые же не могут представить эту башню — какого она размера, какая у нее архитектура. А тут все понятно. Так почему бы не сделать другие модели — железнодорожный вокзал, Кремль, Богоявленский собор, мечеть «Кул Шариф»...

— Какая замечательная идея!

— Когда ты переходишь в Нью-Йорке через Бруклинский мост в Манхэттен, на одном из пятачков пешеходной зоны есть площадка, где весь Манхэттен выложен в миниатюре и отлит из металла. И ты можешь представить, каков Манхэттен. И там на этих небоскребах, которые можно трогать руками, написано, что вот это — всемирный торговый центр, это — городской университет и так далее. А здесь вот у нас находится парк, смотрите, какого он размера... Не зря говорят, что в парке Манхэттена можно заблудиться. Данную идею я там подцепил, а в Казани просто предложил этот цивилизованный опыт перенести на наш маленький город. И это все заработало, говорят, где-то уже есть... Правда, вроде бы это отдали не студентам, которые сделали бы все очень быстро и дешево, а в мастерские, где все будут лить за немалые деньги.

— И есть надежда, что это все будет в Казани?

— Есть. Но у нас можно еще много чего сделать для слепых. Хорошо, устлали весь город и метро тактильными плитками. Честь и хвала! Слепые, которые к нам приезжают, говорят: «Как здорово! У нас этого нет». Но вот я после фестиваля провожал слепых — приехали на железнодорожный вокзал Казани: один из них шел по тактильным плиткам, и буквально в последний момент я его резким движением увел от того, чтобы он головой не врезался в переходной мост.

— Это же кто-то должен, обязан проверять!

— Увы... Что еще? В тех фокус-группах, которые я провожу на фестивалях, участвовала совершенно фантастическая девчонка Катя Егорова. Она колясочница, занимает очень активную жизненную позицию, человек очень творческий. Она драматург, играет в инклюзивном театре. У них, кстати, 18 марта была премьера в «Углу» — спектакль, в котором играют глухие, незрячие, колясочники, больные ДЦП.

— По-моему, об этом мало кто слышал...

— Просто я Казань знаю немножечко с другого бока. Знаю в столице РТ неофициальное творчество. Знаю людей, которые живут в Казани, но за рубежом известны больше, чем здесь, в этом городе... Например, кто-нибудь знает Ларису Ивановну Дядькову, солистку Метрополитен-опера, Барселонской оперы, жительницу города Люксембурга, но сейчас шефа оперной труппы в Приморской опере по просьбе худрука Мариинки Валерия Гергиева... Лариса Ивановна родилась в Зеленодольске, закончила Казанское музыкальное училище, народная артистка России, ни худо ни бедно... Знаменитей некуда! Лучшая Графиня в «Пиковой даме» и лучшая Няня в «Евгении Онегине».

Или Юля Зиганшина — единственная в России певица, которая способна собрать полный аншлаговый Варшавский оперный театр. Заслуженная всего лишь артистка Республики Татарстан. Юлю в Казани мало знают. А великолепная певица Пономарева еще лет 15 назад газете «Труд» заявила: когда я уйду, вместо меня останется Юля Зиганшина. Кстати, Юля в 1998 году вместе с Колей Басковым поделила второе место на одном из конкурсов.

— Баскова знаем...

— А Юлю нет. А живет она вообще-то в Казани... Это люди, которых особо не приглашают на телевидение, которых не очень знают в родной республике, но они блестяще выступают за рубежом и очень там известны. Я называю это параллельной культурой. Впрочем, как-то посчитал статистику — я тоже в Нью-Йорке выступаю в 8 раз чаще, чем в Казани.

— Вот и давайте теперь поговорим о вас...

Окончание следует.