– Хочешь, мы заплатим золотом?

К/ф «Белое солнце пустыни»

«Логика китайцев достаточно проста – раз уж мы являемся крупнейшим мировым импортером нефти то нам прямой резон приучать поставщиков к принятию оплаты за нефть в юанях»Фото: «БИЗНЕС Online»

«КИТАЙЦЕВ, БЕЗУСЛОВНО, МОЖНО ПОНЯТЬ»

Есть одна картинка, широко известная в патриотическом сегменте российского интернета и регулярно там публикуемая. Изображен на ней русский витязь с мечом, щитом и в кольчуге, рядом с ним китайский воин в, насколько помню, ламеллярном доспехе с гуань-дао (условно говоря, китайская алебарда) в руках. Напротив них – чудище «обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» о пяти головах, к каждой из которой подрисован флаг одной из стран Запада: ЕС, США, Великобритания, кто-то там еще. Смысл рисунка понятен – конфронтация «братьев навек» и бездуховного меркантильного (нужное подчеркнуть, ненужное вычеркнуть, недостающее вписать) Запада, которая уже грядет, к которой надо быть готовым, и так далее и тому подобное.

Картинка эта довольно умилительная, наивная и трогательная (интересно, что о ней думают сами китайцы, – впрочем, об этом чуть ниже), но некоторое время назад она получила определенную фактологическую поддержку – по крайней мере, так кажется на первый взгляд. Речь идет о том, что начиная с истекшей недели, на Шанхайской бирже наконец-то началась торговля нефтяными фьючерсами – понятное дело, за юани. Разумеется, тут же пошел легкий интернациональный шум относительно того, что вот наконец-то гегемония нефтедоллара пошатнулась. До этого, на мой взгляд, еще очень далеко, но само явление, безусловно, требует комментариев.

Для начала надо отметить, что китайцев, безусловно, можно понять. Логика их действий достаточно проста: раз уж мы являемся крупнейшим мировым импортером нефти (развитие собственной нефтедобычи в США сократило импорт в эту страну, причем некоторым поставщикам пришлось очень плохо – так, нефтяной экспорт Нигерии в США упал десятикратно), то нам прямой резон приучать поставщиков к принятию оплаты за нефть в юанях. При этом нефтяной рынок в настоящий момент является скорее рынком покупателя, а не продавца – соответственно, платящий покупатель имеет полное право заказывать музыку.

Надо также сказать, что целей Китаем и китайскими потребителями преследуется сразу две. Первая заключается в том, чтобы избавиться от курсовых рисков и транзакционных издержек при конвертации юаня. Данное соображение усиливается тем фактом, что курс юаня по отношению к доллару не является чисто рыночным, он в значительной степени определяется решениями ЦБ КНР. Кроме того, можно вспомнить и имевшую некоторое время назад практику весьма жесткого (и довольно извращенного) валютного контроля, когда ЦБ запретил банкам осуществлять переводы за границу, пока оттуда не придет сравнимой суммы; человека, чей бизнес не мог несколько месяцев вытрясти свои деньги из китайцев («мы бы и рады перевести их, но не можем, стоим в очереди»), я знаю лично. В случае оплаты юанями все эти риски, очевидно, пропадают. Вторая же цель является для Китая, по сути, общегосударственной. КНР уже давно нацелена на расширение юаневой зоны – и чем больше она будет, чем больше товаров и услуг будет продаваться за юани, тем более устойчивой будет вся финансово-экономическая система страны в целом.

При этом планы у Китая в данном направлении простираются достаточно далеко. Помимо собственно запуска торговли, нефтяными фьючерсами на Шанхайской бирже речь сейчас идет о формировании стабильного канала поставок физической нефти при оплате юанями. Сообщают, что во всю эту историю вписались две страны-поставщика: Россия (главный экспортер для Китая, 59,7 млн тонн по итогам 2017 года – из 420 мл. тонн совокупного импорта нефти Китаем) и Ангола (третий по величине поставщик нефти в Китай). Иные крупные страны-экспортеры интереса к данному плану не проявили.

«НА ЗАПАДЕ ЗАПУСК КИТАЙЦАМИ НОВОЙ ТОРГОВОЙ ПЛОЩАДКИ БЫЛ ВОСПРИНЯТ ДОСТАТОЧНО СПОКОЙНО»

Данный факт является, вообще говоря, весьма показательным. Продавец готов брать юани в уплату за поставленную им нефть только в том случае, если они будут ему более удобны по тем или иным причинам. Для России этот интерес обусловлен продолжающейся конфронтацией с Западом, усиливающимися санкциями, разгорающейся дипломатической войной и так далее; по сути, РФ, проявив интерес к этому проекту, делает шаг навстречу КНР, также загодя готовя и нарабатывая обходной путь на случай введения Западом эмбарго на покупку российской нефти. При этом Россия готовится взваливать возможные курсовые и транзакционные издержки на себя: вообще говоря, юань российским нефтяникам не особо и нужен, поскольку они не завязаны на китайских поставщиков оборудования для нефтедобычи. С Анголой ситуация еще более простая: по сути, эта страна сейчас стала колонией Китая, который потеснил там советское (теперь и российское) влияние. Два других крупных поставщика, занимающих второе и четвертое места по поставкам, КСА и Ирак, существенно более свободны в своем выборе – кому и за какую валюту продавать свою нефть, потому они и не особо стремятся брать плату в юанях вместо куда более универсального американского доллара.

Нелишним также будет напомнить тот факт, что Китай совсем не склонен к благотворительности. Собственно, ровно это показывает история с продажей в Китай иранской нефти – в тот период, когда в отношении Ирана действовало западное эмбарго на покупку нефти. Китай, конечно же, покупал иранскую нефть с превеликим удовольствием, но он при покупке требовал существенного дисконта (около 20–25%) к текущим уровням цен – и, что характерно, получал его, поскольку Ирану без китайского спроса деваться со своей нефтью было особо некуда. Вполне можно предположить, что и в гипотетическом российском случае Китай будет вести себя аналогично, возможно, что торговля будет носить офсетный характер (деньги платятся честно, но РФ в дополнение к нефти дает что-то еще), но в любом случае такой вот безоговорочной поддержке китайским спросом российского производства нефти ждать никак не стоит.

Ситуация определяется еще и тем, что Китай не является для РФ сколько-нибудь уникальным рынком сбыта нефти. Так, суммарно в прошлом году ее было экспортировано 256 млн тонн, из них в Китай ушло 59 млн тонн, чуть меньше четверти. Соответственно, в случае гипотетического эмбарго он, вполне возможно, перехватит сколько-то потока, нарастит импорт, но поглотить весь выпадающий поток и заплатить за него, пусть даже в юанях (со всеми их рисками) Китай не сможет. При этом товарооборот РФ и КНР составил по итогам 2017 года примерно$84 млрд, а аналогичный показатель для США и КНР – порядка $600 млрд, в 7 раз больше. Иначе говоря, в экономическом смысле Китай гораздо ближе к США, чем к России, и хоть этот показатель может несколько просесть в силу объявленной Дональдом Трампом «торговой войны», фундаментальной своей величины и важности он никак не теряет. Схожий порядок и у товарооборота между Китаем и ЕС – и в этом случае российско-китайский уровень превзойден в разы.

При этом на Западе запуск китайцами новой торговой площадки был воспринят достаточно спокойно. Еще одно место, где можно торговать, – правда, транзакции относительно дорогие (примерно $3,2 против $1,5 в США), высокие маржинальные требования, относительно мало ликвидности на рынке, жесткие границы возможного изменения внутридневного изменения цены (утверждается, что это лишь на первое время) – все это делает новосозданный инструмент не самым лучшим вариантом для торговли. Конечно, какие-то продавцы и покупатели туда пришли, количество сделок потихоньку растет, но для выкидывания нефтедоллара в пользу нефтеюаня этого категорически мало. Впрочем, Китаю это выгодно – и он будет работать в этом направлении и дальше.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции