Антон Комлев, «ПластиК»: «Окно нужно выбирать как автомобиль»

«Первые окна мой отец сам лично собирал, своими руками. Как он прошел весь путь, так он и нас по этому пути прогнал. Я был и замерщиком, и монтажником, и сервисником» Фото: Олег Спиридонов

«ЗА 18 ЛЕТ МЫ СДЕЛАЛИ БОЛЕЕ МИЛЛИОНА ОКОН — НА НАС НИ РАЗУ НЕ ПОДАЛИ В СУД»

 — «ПластиК» работает в Челнах уже 18 лет. Мало кто из производителей окон может похвастаться такой долгой «жизнью».

— Да, в сентябре мы отметили свое «совершеннолетие». Никто из оконщиков в Челнах столько не работает. Если взять газету за 2008 или 2011 год и посмотреть объявления, то ни одной из тех фирм сейчас уже не нет, потому что люди приходят на этот рынок, начинают делать контрафакт и через два-три года понимают, что сервисные обращения сжирают у них всю прибыль. Они либо переделывают юрлицо, либо просто меняют бренд, и старых клиентов уже не принимают. Некоторые неплохие оконщики, которые закрывались у нас в городе, даже предлагали нам свою базу клиентов, чтобы мы их взяли на обслуживание. Мы им отвечали: «Извините, ребята. Мы чужое не ремонтируем». Хотя иногда, конечно, мы все-таки идем на уступки. Как говорится: «Не гонись ты, поп, за дешевизной». Люди ищут дешевле, не обращая внимания на качество. Окно нужно выбирать как автомобиль — естественно, иномарка будет стоить дороже, чем Kalina. В окне 60 составляющих компонентов, и на каждом при желании можно сэкономить. Гаражники зарабатывают на одном окне примерно столько же, сколько и я, но они сильно экономят на материалах.

— Какова разница в цене между вами и конкурентами?

— Как правило, она составляет от 500 рублей до 1 тысячи рублей. И люди ведутся на эту дешевизну, хотя что такое тысяча рублей? Один раз в магазин сходить. А когда начинают возникать проблемы, они звонят в ту фирму, где заказывали окна, а ее уже не существует. Приходят к нам, но это как купить «Запорожец» и прийти в салон Toyota его ремонтировать. Я так ремонтировал главное здание ТАИФа.

 — Расскажите подробнее.

 — Мы участвовали там в тендере, проиграли на 300 тысяч какой-то казанской фирме. Год они делали ремонт в этом здании, а потом при сдаче обнаружили, что из 300 створок 268 не открываются. Или открываются, но плохо. Пришли ко мне, попросили отремонтировать. Я попросил 1,5 миллиона за работу. Они сказали, что дорого, я сказал: хорошо, ищите. Они помыкались месяц, два, а здание надо сдавать гендиректору. В итоге они не нашли тех оконщиков и позвали меня за 1,5 миллиона. Так и хотелось сказать: теперь 2. Но я, конечно, так не делаю, на костях не танцую. Когда людям плохо, мы стараемся помочь, а не карманы себе набить. Здание было огромное, семиэтажное, стояло в поле, вид шикарный. Представляете, если гендиректор попробует открыть окно и не сможет. В итоге мои люди туда три месяца ходили как на работу: все исправили, пропенили все окна, заменили все механизмы. А общая сумма этого заказа была миллионов 7. Я говорю: «Разница ведь была всего в 300 тысяч! Я здесь, у меня в собственности земля, завод, я сбежать не смогу, мне, чтобы скрыться, нужно денег больше, чем стоит этот объект. Вы хоть посмотрите, сколько лет работает фирма, какая у нее репутация, и потом делайте выбор в тендере». А для всех самое главное — это дешевая цена, нет других факторов в тендере.

Спустя три года они опять ко мне обратились, чтобы окна отрегулировать: в них не было металла, и они все просели. Я посчитал: работы на 2 миллиона. Получается, что они 3,5 миллиона — половину стоимости окон — за 5 лет отдали. Я также полностью переделывал здание нижнекамского шинного завода — там работы вышло где-то на миллион.

«Окно — это механизм, причем механизм, который существует в очень жестких условиях: летом это может быть плюс 45, зимой — минус 45» Фото предоставлено фирмой «ПластиК»

— Сейчас ТАИФ работает только с вами?

— Полностью. Они всех сравнивают с нами. «Вы лучше „ПластиКа“? Нет? До свидания». Это круто.

— Кто, кроме них, являются вашими основными партнерами? 

— «Нижнекамскнефтехим», КБК, «Челны-Бройлер», «Набережночелнинский элеватор», «Камский Бекон», КАМАЗ. В челнинском IT-парке вообще все свои. Теперь еще «Талан» — мы недавно выиграли тендер на «Притяжение» и «Сердце города». Недавно позвонили из «Домкора», сказали: «Вы знаете, мы начали искать порядочных поставщиков окон и в радиусе 500 километров не нашли никого, кроме вас». Было приятно. За 18 лет мы сделали уже более миллиона окон. За это время на нас ни разу не подали в суд — со всеми частниками проблемы решаем лично генеральный директор и я.

— Как проходил тендер на объекты «Талана»?

— Представители «Талана» ездили по всему региону и смотрели все оконные производства. Они сказали, что по 10-балльной шкале у нас 10 баллов, у ближайших наших конкурентов до 3 если дотягивает, и то хорошо. Вообще на «Талане» было круто. Пришли строители, которые честно провели тендер. Мы им посоветовали в договоре указать, что будет вскрытие окна. То есть я привожу 100 окон на объект — вы выбираете любое, мы при вас его разбираем и проверяем, все ли по ГОСТу. Они включили этот пункт в договор, и мои конкуренты, которые всегда меня обходили на 10–15 процентов, даже шагать не стали, не смогли.

 — Самый крупный объект, который вы делали?

 — Челнинский IT-парк. Мы там делали все пластиковые окна и полностью весь фасад. Я руководил этой стройкой и, в общем-то, коммерческим директором стал после нее.

В Тукаевском районе мы сделали много садиков и школ, просто потому что там нам реально помогает администрация. Кто-то может здесь увидеть коррупционную связь, но какая может быть коррупция, если администрация заинтересована в нас больше, чем мы в этой работе. Мы платим миллион налогов в месяц, я самый крупный налогоплательщик в Малошильнинском сельском поселении. Местным властям интересно, чтобы налоги остались в Тукаевском районе. Другое дело, что ни в Тукаевском районе, ни во всех Челнах нет столько строек, чтобы нас завалить работой.

«Сейчас очень сильно развивается потребительский терроризм — люди сами ломают и пытаются выпросить у тебя денег. Мы предлагаем починить, а они отказываются, им требуется только материальный ущерб возместить» Фото предоставлено фирмой «ПластиК»

«У МЕНЯ НА ШАПКЕ, НА МАШИНЕ МОЙ ЛОГОТИП: Я НЕ СТЕСНЯЮСЬ ТОГО, ЧТО ДЕЛАЮ»

 — Как была основана компания «ПластиК»?

 — Мой отец Комлев Павел Васильевич в 1995 году открыл первое в РТ производство пластиковых окон — на чужие деньги. Будучи школьником, я каждое лето работал на этом заводе наравне с мужиками. Даже иногда больше, потому что мне нравилось получать зарплату. Были даже такие недели, когда я работал каждый день в две смены — первая с 7:00 до 16:00, вторая — с 17:00 до 23:00. Заказов было очень много, люди в очереди стояли. В первую смену работаешь — получаешь 100 рублей, вторую — 150. 250 рублей в день — нереальные деньги для того времени. Сил много, и работа мне нравилась — до сих пор люблю работать руками. 

После окончания школы я ушел в театральное училище, окончил его с отличием. Через несколько лет я понял, что не готов посвятить этому всю жизнь, что я в это наигрался. В театре репетиции с утра до ночи, ты там сутками находишься. Это работа не для семейных людей, а у меня к тому времени уже дочь была — дети растут одни, когда ты работаешь в театре. Словом, когда я немножко подразочаровался, отец сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться. Это был сентябрь 2000 года. В тот момент отец уже ушел с того производства, которое открыл первоначально, и создал свое собственное, маленькое. Четыре года он составлял конкуренцию своему предыдущему предприятию — оно потом закрылось. Отец спросил, не хочу ли я вернуться. Сказал: «Ты себя хорошо зарекомендовал, мужики тебя уважают, знают, что ты хорошо работаешь». Я подумал-подумал и ушел из театра.

— Вы начинали простым рабочим?

— Да, отец сказал, что сразу директором меня никто не поставит. Он взял меня на самую низшую позицию среди рабочих с условием: если буду хорошо работать, будет карьерный рост. На таких же условиях в то же время пришел Яков Николаевич, наш нынешний гендиректор. И мы стали вместе работать. Так продолжалось до 2010–2011 года. Так как у Якова Николаевича успехов было больше, меня чуть-чуть старше и человек процессов и производства, то он стал генеральным директором, а я — коммерческим. Я считаю, что это говорит о том, что у меня честнейший отец.

«Они всех сравнивают с нами. «Вы лучше «ПластиКа»? Нет? До свидания». Это круто» Фото: Олег Спиридонов

 — Кого вы считаете своими основными конкурентами?

 — В Челнах очень неплохо идет «Компания ОК.Н.А.». У них хорошая рекламная поддержка — они сильно в это вкладываются. Про качество ничего сказать не могу, потому что не знаю: их окна мы не покупали. У них небольшое производство, неплохой сайт, они довольно динамично развиваются. Если сравнивать по мощностям, то в Закамье нам не с кем конкурировать, ближайшие — в Казани. Там есть пара мощных компаний, но с ними мы никак не пересекаемся, потому что большие производства работают на стройку. А мы в силу своего возраста и качества выживаем за счет того, что нас просто знают. «Сарафанка» — наша основная реклама. Мы делали анализ: 85–90% наших клиентов приходят по рекомендации. Хочется делать больше окон, и только поэтому мы выходим на стройку, особо заработка там нет.

 — Какова ситуация на рынке пластиковых окон в Челнах и Закамье? И какую долю рынка занимаете вы?

 — Сложно сказать, никто не проводил маркетологических исследований. В 2005 году какая-то фирма делала опрос жителей — не знаю, каким способом. По итогу они просто пришли к нам, вручили диплом, что мы «лидер доверия покупателей города». Мы были в шоке.

Сейчас гаражники умирают, крупные предприятия тоже. Это сложный бизнес, но мы в этом разбираемся хорошо. У меня на шапке, на машине мой логотип: я не стесняюсь того, что делаю, я горжусь этим. Я не боюсь, что мою машину поцарапают, потому что я веду бизнес правильно и честно. У нас нет долгов, мы никогда не брали кредитов и лизингов. Мы за свой счет купили землю и оборудование.

«У нас на производстве три этапа контроля качества, и каждый последующий этап проверяет предыдущий» Фото предоставлено фирмой «Пластик»

«РУБЛЕМ МЫ СОТРУДНИКОВ НЕ НАКАЗЫВАЕМ — МЫ ИХ РУБЛЕМ ПУГАЕМ»

— Каковы на сегодняшний день ваши объемы производства?

— Сейчас мы делаем порядка 200 окон в день, можем делать 300. Если заказов будет больше, мы запустим вторую смену. У нас на производстве три этапа контроля качества, и каждый последующий этап проверяет предыдущий. Когда со склада выходит окно, на каждой операции ставится метка, кто это делал, чтобы я потом нашел, кто ошибся. Рублем мы сотрудников не наказываем — мы их рублем пугаем. Текучки нет, у нас работают все те же люди, которые были с нами в начале. За всю продукцию начальник производства лично отвечает.

 — Какое оборудование используете?

— Частично турецкое, частично австрийское. У нас такая схема: когда мы собираемся купить какой-то станок, мы спрашиваем у производителя, куда он поставлял такие станки. Едем туда и на месте выясняем, какие проблемы. На основе этого мы делаем выбор.

 — У вас на заводе также есть свой стеклопакетный цех.

 — Да, у нас в городе профессионально изготавливают стеклопакеты только две фирмы — «СТиС» и «ПластиК». Раньше был еще «ТермоГласс», но он вот закрылся месяц назад. Бизнес довольно-таки тяжелый, поэтому многие игроки уходят с рынка. Сейчас из крупных остались только мы.

Однажды к нам приезжали производители профиля Salamander из Германии — они сказали, что даже у них в стране не каждый может похвастаться таким порядком и чистотой, как у «ПластиКа». У нас нет обдуваемых обогревателей, потому что они ворошат пыль, уборщица несколько раз в день моет цеха. Это бережливое, экономичное производство — там люди ходят в рубашках. У каждого есть свой шкафчик, есть душ. Люди, которые живут и работают в деревне, имеют условия лучше, чем на большинстве крупных заводов. В разы. 

 — Расскажите о разнице между деревянными и пластиковыми окнами. Так ли она велика?

— Между пластиковыми и деревянными окнами разница только в профиле. Те, кто изготавливает деревянные окна, говорят, что они «дышат», на что я отвечаю: «Сколько ни дуй в дерево, не получается его продуть». Не может через поры дерева проходить столько воздуха, сколько необходимо человеку. Тут вопрос больше в самом материале. Я признаю, что к дереву прикасаться приятнее. Я дерево очень уважаю, но делать окна из дерева — это очень сложный процесс. Продажи таких окон в основном идут в Казань, Питер, Москву, Нижний — в крупные города. Деревянное окно дороже в 2–2,5 раза. Материал приятный, но мне оно не надо. Лично для меня нужно, чтобы окно не продувало, не ломалось и держало тепло.

«Одно окно из партии всегда должно разбираться. Я готов пожертвовать этим окном. Я хочу, чтобы мои конкуренты были порядочными» Фото предоставлено фирмой «ПластиК»

 — Сколько человек у вас работает на производстве?

 — 150 человек. В самом начале было человек 10. Первые окна мой отец сам лично собирал, своими руками. Как он прошел весь путь, так он и нас по этому пути прогнал. Я был и замерщиком, и монтажником, и сервисником. Сервисником долго работал — у нас это, наверное, одно из самых сложных. Каждый день сталкиваешься с негативом, начинает казаться, что мы делаем окна плохо. А потом понимаешь: если в день делаешь 200 окон и у тебя 10 адресов, где надо что-то отрегулировать, — это очень маленький процент поломок.

— Какие требования вы предъявляете к работникам?

— Глаза должны гореть. Я лично принимал большинство менеджеров, которые у нас работают по всем городам. Мне нужно, чтобы человек был добрый, приятный. Желательно, чтобы у сотрудника была семья. Ничего лучше не мотивирует женщину, чем ребенок. Если два ребенка — еще лучше, этот человек будет работать. Если, конечно, не переманят — у меня периодически хороших менеджеров переманивают. Но сколько переманили — все вернулись. У нас очень человечное отношение. Ребенок заболел, надо уйти — пожалуйста. Нужно помочь, операция — помогаем.

Продавцы должны быть честные, трудолюбивые, шустрые. Продавца вообще обучить невозможно, его можно только почувствовать. Менеджер не может сидеть на месте. Самые лучшие продажники — с рынка. У меня была девочка в Нижнекамске, она слово «подоконник» правильно не могла произнести, не разбиралась в окнах вообще, но продавала так, что очереди выстраивались. Мы на день рождения ей шарики подарили, она из ресторана шла и их продала.

 «СТРОЙНАДЗОР НЕ УМЕЕТ ПРИНИМАТЬ ОКНА — ОН НЕ ПОНИМАЕТ, КАКОЕ ОКНО ХОРОШЕЕ, КАКОЕ ПЛОХОЕ»

 — Какова география ваших заказчиков?

 — У нас 15 собственных офисов по Татарстану — Казань, Мамадыш, Менделеевск, Елабуга, Заинск, Нижнекамск, Камские Поляны, Агрыз и пять в Челнах. Также есть порядка 40 дилеров, которые покупают у нас окна, — это весь Татарстан, Йошкар-Ола, Ижевск, Чебоксары — самая дальняя точка. Даже в Башкирию иногда возим. Вообще, мы можем возить окна на расстояние до 500 километров. Но нам тяжело конкурировать с непорядочными оконщиками. Я пять лет подряд покупаю дешевое окно и разбираю его на заводе с экспертом. Даже однажды приглашал к себе передачу «Испытано на себе». Разбираем, смотрим, смеемся. Дурят как хотят, и никто ничего не может сделать. Я уже и мэру об этом говорил, и в стройнадзор обращался, ездил даже в кабинет министров. Приехал, рассказал ситуацию, там сказали, что все знают, решают, но быстро исправить не получится. Это было года четыре назад.

«Когда начинают возникать проблемы, они звонят в ту фирму, где заказывали окна, а ее уже не существует. Приходят к нам, но это как купить «Запорожец» и прийти в салон Toyota его ремонтировать» Фото предоставлено фирмой «Пластик»

 — Почему качество пластиковых окон так сложно поддается проверке?

 — Стройнадзор просто не умеет принимать окна: он не понимает, какое окно хорошее, какое плохое. Люди смотрят на окна так, будто это гиря. Вот стоят в магазине две гири — обе черные, обе по 16 килограммов. Одна за 100 рублей, другая за 150. Естественно, человек смотрит и думает: «Зачем переплачивать? Возьму за 100». Так выбирают вещи, к которым нет особых претензий по качеству. Понятно, что гиря свои функции будет выполнять и за 100 рублей, и за 150. Но ведь машины мы так не выбираем. Мы так еду не всегда выбираем — по ценовому признаку. Мы так не выбираем вещи, от которых зависит наше здоровье, наше самочувствие, наше передвижение. Окно — это механизм, причем механизм, который существует в очень жестких условиях: летом это может быть плюс 45, зимой — минус 45. Бывало такое в Челнах. В 2012 году мы IT-парк строили, я на объекте даже термометр фотографировал. Представьте, на улице минус 45, а в квартире  плюс 20 должно быть. Разница в 65 градусов. Окно должно выдерживать огромные нагрузки. Профиль не должен выгорать, не должен ничего выделять, внутри него всегда должен быть металл. Я ни разу не встречал, чтобы кто-нибудь в Набережных Челнах проверял наличие металла в профиле окна. 

Все знают, как надо делать. Просто кто-то ленится, а кто-то в погоне за длинным рублем начинает обманывать. Представьте, что вы покупаете машину — ту же Toyota. Заглядываете под капот, а там движок от LADA Kalina. Вас это устроит? Нет, никак. А увидеть в профиле металл можно только разобрав окно, распилив его. Из-за того что это никак не контролируется государством, непорядочные оконщики позволяют себе на этом экономить. Я ставлю металл 2-миллиметровый в окно, а гаражник ставит 0,5 миллиметра — разница в 4 раза. Другой пример — в стеклопакете между двумя стеклами должна быть алюминиевая рамка, в которую засыпан селикагель. Это нужно, чтобы, когда окно на производстве закрыли, загерметизировали, селикагель забрал оставшуюся внутри влагу в себя, иначе появится тот морозный рисунок, который мы в детстве видели на окнах. Может произойти разгерметизация. Мы засыпаем селикагель в четыре рамки, гаражники — в две рамки. Этого никто никогда не увидит.

Если сравнивать все с той же машиной, то ее хотя бы можно продать, если вы ее купили не того качества, как хотели. С окнами так не получится.

— Как добиться контроля качества?

— Одно окно из партии всегда должно разбираться. Я готов пожертвовать этим окном. Я хочу, чтобы мои конкуренты были порядочными. Следят же за качеством продуктов, могут и здесь следить. Страдают всегда самые незащищенные — социалка: школы, садики, больницы. Оконщики остеклили садик плохими окнами — естественно, это здание годами нужно будет топить сильнее. Отопить один садик — 1 миллион в год, а тут получается, что государство платит 1,5. Через два-три года эти окна ломаются, и государство еще раз выделяет средства — уже на их ремонт. Это такая «экономия», которая бьет по карману Татарстану просто дико. Но все молчат, и я понимаю: им не до этого. У них там проблемы глобальные, и они закрывают на это глаза: «Ладно, когда-нибудь разберемся».

— Сколько в среднем должно служить окно?

— Лет 15 как минимум. У нас идет 5 лет гарантия на окно. Можно дать и больше, но все основные проблемы, которые могут с окном случиться, выплывут за 5 лет. После этого срока люди редко обращаются. Сейчас очень сильно развивается потребительский терроризм: люди сами ломают и пытаются выпросить у тебя денег. Мы предлагаем починить, а они отказываются, им требуется только материальный ущерб возместить.

«Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ГЛАВОЙ, ЭТО УЖАСНАЯ ПРОФЕССИЯ: ОДНОМУ СДЕЛАЛ ХОРОШО, ДВУМ СРАЗУ СТАЛО ПЛОХО»

 — Вы уже три года являетесь депутатом Малошильнинского сельского поселения. Почему решили этим заняться?

 — Мы очень давно помогаем своей родной деревне Ильбухтино. Например, от государства нашему сельскому клубу досталось здание и зарплата заведующей клубом. Больше у нее ничего нет, она должна как-то его содержать. Мы понимаем, что в этот клуб ни дети, ни взрослые не придут. Там ни костюмов, ни плакатов, ни маркеров — ничего. Не будет же одна женщина стоять на сцене и махать руками! Мы каждый год что-то туда докупали — сначала микрофон, колонки, потом микшерный пульт, кинопроектор, экран, теннисный стол. Естественно, люди начали туда ходить, начали там проводить праздники. По 150 человек теперь собираются. За меня проголосовали, потому что знают, кто я такой. «Комлев? Знаем, порядочный человек», — и ставят галочку.

«Сарафанка» — наша основная реклама. Мы делали анализ: 85-90 процентов наших клиентов приходят по рекомендации» Фото предоставлено фирмой «Пластик»

 — Раз уж мы заговорили о Малой Шильне. Что думаете по поводу затяжного скандала вокруг Геннадия Харитонова и того, как он закончился?

— Идеальным быть нельзя, и я не понимаю, с кем сравнивали Харитонова, когда говорили, что он такой плохой. Это работа за катастрофически низкую зарплату. Этих глав поселений настолько правительство бросило, что я им не завидую. Я не знаю, кто туда пойдет. Мне предлагали стать главой Малошильнинского сельского поселения. Я говорю: «Я не пойду туда. Зачем? Чтобы быть плохим?» У нас были эти сессии — по 3, по 5 часов…. Мы сидели, некоторые депутаты до каждой запятой докапывались. Да, там много ошибок, но это сельское поселение, и все руководящие люди — это люди «от земли». На таком месте должен быть хозяйственник, а не буквоед. Я им говорю: «Я с радостью проголосую против Харитонова, если вы представите другую кандидатуру». Они ведь предлагали убрать главу, но ничего не предлагали дальше. Я их спросил, хочет ли кто-то из них занять его место. Все сразу глаза опустили: «Ой, у меня работа… Мне некогда, я не хочу, отстаньте…» Этот дебилизм продолжался три года. Это лебедь, рак и щука, которые сплотились против телеги. Они не хотели ничего делать для народа, они только мешали нормально работать.

— Как вы оцениваете деятельность Геннадия Харитонова в Малой Шильне?

 — Малая Шильна — это одно из самых сложных поселений в Тукаевском районе. Геннадий Николаевич хотел этим заниматься — у него есть бизнес, ему деньги не нужны. И делал он это настолько хорошо, насколько мог. Представьте, 4,5 тысячи людей прописаны, огромное количество гектаров территории. И кто за это отвечает? Один Геннадий Николаевич. Если кратко описать эту ситуацию: пришли критики, которые сами не могут и другим мешают. У нас же много кухонных политиков. А ты иди, сделай, прорвись туда. Пчелам не понять замысел пчеловода. И как у нас этот «пчеловод» наверху думает, я даже не пытаюсь понять — я на его место не хочу. Я вот не хочу быть главой, это ужасная профессия: одному сделал хорошо, двум сразу стало плохо, двум сделал хорошо, трем стало плохо. И это в геометрической прогрессии растет, потому что глава отвечает за все.

«БИЗНЕС — ЭТО БЕГ ПО ЭСКАЛАТОРУ, ТЫ ПОСТОЯННО НЕ УСПЕВАЕШЬ»

 — Вы упоминали, что у вас театральное образование.

 — Да, в Казани у меня были великие педагоги. Один из них, Вадим Кешнер, всю свою жизнь работал в Качаловском театре — стаж работы актером у него почти 60 лет. Он нас учил технике. Еще один мой педагог — Карева Юнона Ильинична, бывшая жена Станислава Говорухина. Она снималась в «Место встречи изменить нельзя», лично знала Высоцкого. Я был у нее дома, сидел в кресле, где сидел Высоцкий, играл на гитаре, на которой он играл. Я Высокого очень люблю. Высоцкий, Маяковский для меня в одном ряду стоят. Карева дала нам то отношение к театру, которое я считаю единственно правильным и которое сейчас, к сожалению, начинают забывать. Театр превратился в досуг, в развлечение, а мне всегда казалось, что театр должен обучать. Кто-то говорил, что театр — это увеличительное зеркало жизни, и человек туда должен ходить умный.

«Бизнес — это бег по эскалатору, ты постоянно не успеваешь» Фото: Олег Спиридонов

После школы родители предлагали мне юридический факультет, менеджмент, но я все-таки победил и пошел в театральное училище. Я уехал из Челнов в конце 90-х — мы тогда тут жили как в плену, жили улицей, не знали вообще ничего. В Казани я понял, что такое искусство, какой должна быть жизнь. Ты можешь быть, кем хочешь, и никто тебя не заставляет…. В Челнах были сплошные драки, монтировки, алкоголь, наркотики.

 — Расскажите о времени, когда вы работали актером в театре «Колесо» в Тольятти.

 — Я окончил училище с красным дипломом. Меня приглашали в Качаловский театр, казанский ТЮЗ, Петрозаводск, Киров. Я уехал в Тольятти, потому что там предложили самую большую зарплату на тот момент — в Качаловском театре мне платили бы в пять раз меньше. «Колесо» — коммерческий театр, его спонсировал АвтоВАЗ. Мне очень повезло — я попал на своего режиссера. Он меня сразу же ввел на главные роли. Я проработал в театре всего 6 месяцев, сыграл за это время 6 главных ролей — это были и вводы, и новые спектакли, была и классика, и современные пьесы. Режиссер был из советских времен — он создавал ауру, он действительно воспитывал публику. Я получил высший разряд за полгода и подумал: «А что мне дальше-то делать? Дальше будет только „заслуженный“». Обычно при таком старте люди уже в 30 лет получают «заслуженного», а мне тогда было 21 год. Я к этому времени и героев уже сыграл, и чеченского инвалида, и Иванов в сказках.

 — Почему ушли из театра?

 — Меня очень расстраивало отношение самих актеров к театру — закулисные интриги и прочее. Я, конечно, не позволял себя в это втянуть — сразу жестко обрывал. Меня это не коснулось, слава богу. Но мне очень завидовали, потому что люди работали там по 10 лет, а я пришел — и мне все сразу же дали, я все сразу же сыграл.

 — Наш традиционный вопрос: каковы три секрета успешного бизнеса?

 — Во-первых, совесть, порядочность по отношению к заказчикам. Второе — это постоянное ощущение горящей задницы. Бизнес — это бег по эскалатору, ты постоянно не успеваешь. Людям, которые решили свою жизнь посвятить бизнесу, я бы посоветовал 300 раз задуматься. Третье — важно не уходить слишком сильно от земли, от людей. Со своими работниками надо общаться, понимать, чем они живут. У нас этим очень грешит государство. Чиновникам не стоит отгораживаться от людей. Когда начинаются все эти дико дорогие машины, вертолеты, самолеты, огромные дома…. У Канта есть такая фраза: «Из кривых горбылей человечества ничего прямого не построишь». Если это в твоих силах, ты просто создай людям хорошие условия.