Максим Беляев: «Смертную казнь если и назначать, только когда ты не на 100 процентов уверен, а на 200» Максим Беляев: «Смертную казнь если и назначать, только когда ты не на 100 процентов уверен, а на 200» Фото: Сергей Елагин

«БОЛЬШЕ ВСЕГО ЗАПОМИНАЮТСЯ ЗВЕРСКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ»

— Максим Владимирович, сколько уголовных дел рассмотрено вами за все время работы судьей, какие дела особо запомнились и почему? Об этом вас спрашивает наш читатель Ангелина Воронина.

— Мне кажется, ни один судья не считает, сколько он дел рассмотрел за свою практику, и я точную цифру не назову. А вот какие дела запомнились… Наверное, каждое по-своему. Больше всего запоминаются зверские преступления, за которые назначаешь пожизненное лишение свободы. У меня в практике таких приговоров четыре. Первый — это главарь банды Сметанин, они совершали убийства по всей России: в Свердловской, Оренбургской и Ульяновской областях, в Татарстане. Причем убивали бандиты и мужчин, и женщин, и престарелых, и даже одного мальчика задушили резиновым жгутом. Сам Сметанин до этого был неоднократно судим, последний раз сидел за убийство, освободился условно-досрочно и создал банду, которая совершала дерзкие нападения. Также пожизненное получили Миндияров, так называемый челнинский джокер, вырезавший целую семью; казанец Игошин, забивший насмерть женщину и ее дочку, предварительно изнасиловав 7-летнего ребенка, а потом еще поджегший их квартиру. И последний пожизненный приговор — это Веревкин из Чистополя, который убил четырех человек, включая трехлетнюю девочку.

— Как вы считаете, пожизненное — это достаточное наказание для таких зверств? Смертный приговор стоит вводить?

— Это достаточно философский вопрос, он выходит за пределы норм уголовного права. По одной простой причине: в настоящее время качество предварительного следствия не всегда позволяет суду сделать категоричный вывод о том, виновно это лицо или нет. Смертную казнь если и назначать, только когда ты не на 100 процентов уверен, а на 200. Старые судьи, у которых я учился, когда пришел работать в Верховный суд РТ в 2006 году, так говорили: «Если можешь не назначать смертную казнь, то не назначай, потому что ты отнимаешь у человека самое дорогое — жизнь. Да, от имени государства, но этот документ ты подписываешь сам».  

— Наверное, еще и потому, что этот приговор не переиграть, если вдруг окажется, что ошибка.

— И это тоже. Об этом дискуссия уже давно ведется. Но из тех, кому я вынес пожизненное, есть и те, кому смело можно было назначить смертную казнь.

— Вы сказали, что при вынесении смертного приговора надо быть уверенным на 200 процентов. А как часто такая «железобетонная» уверенность у судьи бывает?

— Такое бывает. Например, когда у человека не одно преступление, а серия: похожий почерк, кучу следов оставил, есть материальные улики, а не просто показания свидетелей. Для того, чтобы быть уверенным, по каждому делу нужна совокупность доказательств. Если ее нет, отсюда и рождаются вопросы, а в суде, как правило, восполнить этот пробел уже невозможно, потому что раньше уголовно-процессуальный кодекс позволял суду это делать, а сейчас доказательства представляются сторонами, и суд ограничен в функциях их сбора.

— А эмоции при назначении приговора присутствуют? Насколько они влияют на решение судьи?

— Ветераны, с которыми посчастливилось работать в одном составе, всегда говорили так: «Твое решение по лицу видно быть не должно на протяжении всего процесса, и вот только когда ты встал и провозглашаешь приговор, вот тогда они должны понять, какое решение ты принял». Все эмоции должны оставаться в совещательной комнате.

— Порой судьи, зачитывая приговор, бубнят скороговоркой. Разве это правильно?

— Сам я стараюсь достаточно четко произносить все формулировки, требую того же от судей-криминалистов республики. Но случаются такие казусы, когда действительно не совсем понятно, что судья сказал. Из этого положения мы выходим таким образом: сторонам рассылается копия приговора.

«Оценить общую картину работы предварительного следствия сложно» «Оценить общую картину работы предварительного следствия сложно» Фото: «БИЗНЕС Online»

«РАЗ ДЕЛА В СУД ПОСТУПАЮТ — ЗНАЧИТ, СЛЕДСТВИЕ РАБОТАЕТ»

— Как вы оцениваете работу следствия сегодня? Помнится, раньше дела в суде частенько разваливались из-за того, что доказательная база хромала.

— Я сам 10 лет следователем проработал — порой бывало так, что не хватало доказательств, и мы дело не направляли в суд. И лидеров группировок мы арестовывали, а через два месяца выпускали, потому что не смогли собрать совокупности доказательств. Наверное, это проблема не только сегодняшнего времени и не только нашей страны. Преступность не живет категориями прошлого, она в будущее смотрит и все технические новинки использует, и принципы разыскной деятельности прекрасно понимает. Но во все времена есть следователи, которые стремятся быть лучше, и есть те, кто давно махнул рукой и на себя, и на свои интеллектуальные возможности. Может, кого-то рутина засосала — такое тоже бывает, ведь нагрузка у них немалая.

Оценить общую картину работы предварительного следствия сложно, хотя каждый год они приглашают меня к себе на совещания, и я на недостатки им указываю, говорю, как устранил бы то или иное обстоятельство. Но раз дела в суд поступают — значит, следствие работает, а наша задача — разобраться по закону.

— Часто суд возвращает дело на доследование?

— В апелляционном порядке утверждаемость приговоров городских и районных судов составляет 85 процентов, соответственно, 15 процентов дел мы либо изменяем, либо отменяем, либо возвращаем прокурору.

— Как вы смотрите на правомерность того, что у предпринимателей в ходе следствия изымают документацию и компьютеры, парализуя всю деятельность? А потом оказывается, что ничего не нашли, а бизнесу нанесен невосполнимый ущерб… (Жуков)

— Обыск или выемка — это существует во всем мире, во все времена. Есть орудия преступления — их надо изымать. Есть аппаратура, которая помогает совершать преступления, — ее надо изымать. Другой вопрос — насколько изъятие целесообразно и адекватно содеянному, что инкриминируется лицу. Все это может быть обжаловано в порядке статье 125 УПК РФ, и в судебном заседании должно быть принято решение.

Раньше все это отсекалось на уровне прокурорского надзора, а сейчас его решили заменить судебным контролем. Но судья — это все-таки более статичное процессуальное лицо. А у прокурора сегодня нет тех полномочий, которые были ранее, когда он в порядке надзора мог выезжать в любые органы следствия и дознания. В УПК введены изменения, и это не вина прокурора, что его надзор сведен к минимуму. Но именно это, наверное, не позволяет полностью проконтролировать на стадии досудебного производства. Да, проблема существует, но она связана не со следственными органами, а с их подконтрольностью.  

«Ильгиз Идрисович Гилазов стал председателем Верховного суда РТ, освободилась его предыдущая должность — зама по уголовным делам. Почему он выбрал мою кандидатуру, это знает только он сам» «Ильгиз Идрисович Гилазов стал председателем Верховного суда РТ, освободилась его предыдущая должность — зама по уголовным делам. Почему он выбрал мою кандидатуру, это знает только он сам» Фото: «БИЗНЕС Online»

 «В ВЕРХОВНОМ СУДЕ РТ ПРИНЯТО СОВЕТОВАТЬСЯ»

— Вы уже не раз вспомнили судей-ветеранов, а кого из них вы назвали бы своими учителями, на кого равняетесь в своей работе?

— Я изначально попал в хороший коллектив, все три имеющиеся инстанции прошел. Сначала в надзорном составе, где председателем был Юрий Павлович Худобин, он и сегодня работает в той же должности. Затем работал в кассационном составе, под руководством заслуженного юриста РФ Льва Викторовича Романова, самого опытного члена президиума Верховного суда РТ. Позже перевелся в следующий состав — первую инстанцию, где самостоятельно выносят приговоры, там председателем был Ильгиз Самикович Галимуллин, а руководил уголовной коллегией Ильгиз Идрисович Гилазов. Учителей гораздо больше было, но это первые, кто приходят на ум. 

 Худобин и сегодня работает в той же должности, а вы уже заместителем председателя Верховного суда РТ стали. Как это произошло?

— Все произошло очень стремительно, это ведь не зависит от нас. Ильгиз Идрисович Гилазов стал председателем Верховного суда РТ, освободилась его предыдущая должность — зама по уголовным делам, и он мог ее предложить кому угодно. Почему он выбрал мою кандидатуру, это знает только он сам. Для меня это было очень неожиданно. Помню, указ президента РФ о моем назначении был от 29 декабря 2011 года, мне тогда было 36 лет. А после новогодних каникул нужно было выходить и руководить уголовной коллегией, где я был младше всех. Сидел эти 10 новогодних дней и думал: как же выйти и как начать?

Но все потихонечку стало на свои места. Были, конечно, и вопросы. Тогда создавалась апелляционная инстанция, на этой волне пришли молодые судьи, которые не имели опыта работы в Верховном суде. Нужно было «старых» и «новых» судей между собой смешать, создать новые составы с хорошим психологическим климатом, чтобы было комфортно работать вместе. Постепенно мы сплотились, идем вперед, есть хорошие результаты. 1 января 2018 года указом президента РФ меня на второй срок назначили заместителем председателя Верховного суда РТ. Есть цели и задачи, будем двигаться к лучшему.

«Я выбираю дела более-менее компактные, по которым не нужно выезжать из Казани, где человек 20 свидетелей» «Я выбираю дела более-менее компактные, по которым не нужно выезжать из Казани, где человек 20 свидетелей» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Как отнеслись коллеги к тому, что вас — молодого — назначили заместителем председателя Верховного суда РТ? Ревности не было, за спиной не шушукались?

— К тому времени я проработал в Верховном суде РТ пять лет, во всех трех инстанциях меня знали. Я очень благодарен всем, особенно председателям судебных составов — они сразу взяли на себя большую часть ответственности, потому что многие вопросы приходилось обсуждать, советоваться. Коллектив поддержал меня, и я очень благодарен им за это.  

— А советоваться с подчиненными — это принято в Верховном суде РТ? Не все начальники любят это делать…

— В Верховном суде очень демократичная обстановка, у нас принято советоваться. Более того, есть такие формы уголовного судопроизводства, когда дело рассматривается тремя судьями. Это и в апелляции есть, и в первой инстанции, в президиуме вообще 11 человек. Обсуждение присуще судье. Единолично он тоже, конечно, принимает решение, но обсуждение у нас приветствуется.       

 — Почему вы до сих пор сами рассматриваете дела вместо подчиненных? (Евгения)

— Я рассматриваю не вместо подчиненных, а вместе с подчиненными. И подчинение там чисто символическое, потому что я такой же судья, как и они. Сегодня ты — зам, а завтра — опять судья, у нас ведь должность зама занимают не более двух сроков по шесть лет. Поэтому, во-первых, практику нельзя терять, во-вторых, руку надо держать на пульсе. Иначе я не буду знать то, что должен чувствовать настоящий судья. Поэтому хоть и не часто, но я беру дела в производство. Вот недавно вынес приговор по убийству беременной женщины в Дербышках. Считаю, что руководитель должен практиковать.

«В Верховном суде РТ 68 процентов дел, рассматриваемых по первой инстанции, составляют дела об убийствах» «В Верховном суде РТ 68 процентов дел, рассматриваемых по первой инстанции, составляют дела об убийствах» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Если редко берете, то какие, как правило, дела? Связанные с убийством?

— В Верховном суде РТ 68 процентов дел, рассматриваемых по первой инстанции, составляют дела об убийствах. Если в районных судах 30 процентов — это кражи, а 17 процентов — незаконный оборот наркотиков, то у нас подсудность иная — особо тяжкие преступления против жизни и здоровья граждан. Я выбираю дела более-менее компактные, по которым не нужно выезжать из Казани, где человек 20 свидетелей. Чтобы и практиковать, но без особого ущерба для основной деятельности — руководства уголовной коллегией.

— Часто ли увольняют судей? Или они неприкасаемые? (Сергей)

— С 2011 по 2018 год в Татарстане было уволено 224 судьи. Это при том, что количество судей общей юрисдикции в республике колеблется около 700.

— Сами уходили или увольняли?

— Кто как уходил — кто сам, кто по выслуге лет, кто на повышение. 

— Почему уволился судья Приволжского суда Казани Ирек Камартдинов? (Артур)

— Треть судей поменялась, но всех интересует только Ирек Камартдинов… Он работал в Верховном суде РТ помощником, и работал очень даже неплохо. Потом его выдвинули в Приволжский суд Казани, где он тоже себя показал хорошо, уголовные дела рассматривал качественно. Я сам лично приглашал его в уголовную коллегию, думал, что это будет молодой перспективный судья Верховного суда РТ. Но в связи с тем, что фильтр очень жесткий, а парень не служил в армии, он не прошел. Видимо, психологический удар он все-таки получил, потому что ему пришлось бы работать на одном и том же месте всю жизнь, а нагрузка в Приволжском суде Казани ложится, я считаю, неравномерно, и он рассматривал больше всех уголовных дел. И, наверное, он сломался и ушел. Хотя до пенсии ему оставалось пять лет, и на хорошем счету он был. И сам по себе как человек он порядочный, неглупый. Но все случилось так, как случилось. А то, что пишут, что он ушел из-за каких-то оправдательных приговоров, это даже логически не соответствует действительности, потому что его оправдательные приговоры Верховный суд как раз и поддержал, оставив без изменения. 

«Процентов 10 в уголовной коллегии — это бывшие адвокаты» «Процентов 10 в уголовной коллегии — это бывшие адвокаты» Фото: «БИЗНЕС Online»

«БЫЛИ СОКРАЩЕНЫ 16 СУДЕЙ И 21 СОТРУДНИК АППАРАТА»

— Штат судей продолжает сокращаться?

— Сокращение штата судей было связано с тем, что в России идет судебная реформа. Первое — она идет в части суда присяжных, второе — в части создания апелляционных и кассационных судов. Эти суды создаются не у нас, а в Нижнем Новгороде и Самаре. Для того, чтобы создать их за счет внутренних резервов, все суды субъектов РФ по приказу Москвы выделяют часть ставок судей и аппарата, чтобы создать новые судебные инстанции без финансовых затрат. У нас было сокращено 16 судей и 21 сотрудник аппарата.

— Они все будут трудоустроены во вновь создаваемых судах?

— Нет. Дело в том, что у нас сначала попросили просто вакансии, поэтому люди, имеющие выслугу, ушли в отставку. И они сегодня получают ежемесячное пожизненное содержание — это не менее 80 процентов зарплаты. А из аппарата люди ушли в основном в районные суды Казани, но когда у нас появятся вакансии, мы их вернем.  

 Почему предпочтение в судьи по уголовным делам отдается работникам прокуратуры и следователям? Ведь они мыслят явно с обвинительным уклоном. 99 процентов, по-моему, судьи в судебной коллегии — выходцы из прокуратуры. И, мне кажется, нет ни одного судьи, который раньше трудился адвокатом. Может, поэтому все приговоры исключительно обвинительные? (Айдар)

— Во-первых, 99 процентов — число неверное. Навскидку назову судей уголовной коллегии, которые работали адвокатами: Губин, Маликова, Фаттахов, Силагадзе… Их пригласили на работу в Верховный суд РТ, и они работают хорошо. Процентов 10 в уголовной коллегии — это бывшие адвокаты. А самая большая часть судей — это те, которые никогда не работали ни следователями, ни прокурорами. У нас очень много профессиональных судей, которые на пятом курсе юрфака уже были назначены судьями и работают до сих пор. Я вам еще один секрет открою: больше всех смертных приговоров выносили именно те судьи, которые никогда не работали следователями и прокурорами. Поэтому говорить про обвинительный уклон здесь можно с большой натяжкой.

Мы же смотрим не на то, кем раньше судья был, — мы оцениваем, профессионал он или нет.

Есть такие следователи и прокуроры, которых мы никогда не возьмем: которые имеют взыскания по службе, в быту ведут себя неправильно, у соседей на крыше шашлык жарят, шлагбаумы ломают, экзамен приходят два раза сдавать и не могут сдать… Дело не в профессии, каждый идет своим путем.     

 Может ли сейчас обычный простой человек стать судьей? Почему в судах работают в основном лица титульной национальности? (Елена)

— Я очень не люблю, когда начинают поднимать национальную тему… Председатель Верховного суда Ильгиз Идрисович Гилазов окончил в Москве Университет дружбы народов, поэтому он нас всегда консолидирует. Мне кажется, это последнее дело — обращать внимание на национальность. Надо быть прежде всего человеком и профессионалом. У нас работают и татары, и русские, чуваши, башкиры, грузины, люди с прибалтийскими корнями, украинскими, еврейскими, азербайджанскими. Каких только нет! И все зависит от того, как человек осуществляет свою профессиональную деятельность и как он себя ведет с коллективом. А от национальности это никогда не зависит. Скажу по-татарски: кеше булырга кирəк!

«Уголовное судопроизводство — это сфера, в которой важнейшие конституционные права и свободы личности, а также интересы общества и государства затрагиваются в наибольшей степени» «Уголовное судопроизводство — это сфера, в которой важнейшие конституционные права и свободы личности, а также интересы общества и государства затрагиваются в наибольшей степени» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ЛЮДИ, КОТОРЫЕ БОЯТСЯ УГРОЗ, НА ПЕРВОМ ГОДУ СЛУЖБЫ ОТСЕИВАЮТСЯ»

 Я работаю в центре и часто вижу, как вы утром идете на работу пешком. Если у вас есть служебная машина и охрана, почему не пользуетесь? Были ли в ваш адрес угрозы со стороны криминала? (Сергей)

— Я не только утром пешком хожу, но и вечером. Кстати, многие судьи пешком ходят или на велосипеде ездят. Машина есть, но она служебная, а не персональная. В уголовной коллегии Верховного суда работают 55 судей, почти у каждого есть помощник, еще есть четыре отдела — в общей сложности это порядка 140 человек. Каждый день есть какие-то запросы, письма, решения, и эта машина целый день ездит по изоляторам, тюрьмам, психбольницам, наркологическим диспансерам.

— У вас одна машина на всех?

— На коллегию — одна, и она используется по назначению. Пешком ходить мне нравится, потому что я родился и вырос в старой части Казани, хожу по местам детства и с утра поднимаю сам себе настроение. И для здоровья полезно.

Что касается угроз, то было дело в 1993 году, когда работал следователем, потому что там-то ты на переднем плане находишься, чаще контактируешь. Но чем дольше ты работаешь, тем больше люди узнают, кто ты по характеру и как вообще с тобой можно разговаривать. И со временем угрозы на нет сходят. Люди, которые боятся угроз, на первом году службы, как правило, отсеиваются. Я уже отработал 25 лет, не выпуская уголовные дела из рук, и, надеюсь, что и дальше поработаю.

— Писали о выходе вашей монографии «Свойства судебных решений». Это просто пособие или уже заявка на докторскую? (Марат)

— Это часть докторской. Рабочее название докторской — «Судебные решения в российском уголовном процессе». В 2009 году я защищал кандидатскую диссертацию в Москве, в Российской академии правосудия, и недавно туда же представил на научную экспертизу докторскую. Стремление защитить докторскую есть, потому что, во-первых, это систематизирует мысли, во-вторых, это новые предложения в уголовном процессе, которые выстраданы здесь, на земле. Уголовное судопроизводство — это сфера, в которой важнейшие конституционные права и свободы личности, а также интересы общества и государства затрагиваются в наибольшей степени. В этой отрасли я работаю уже четверть века и, наверное, кое-что понимаю и могу предложить для совершенствования законодательства. 

— Что-то новое в докторской диссертации предлагаете?

— Предлагаю. Например, постановление пленума по рассмотрению дел в порядке статьи 125 УПК РФ. Это наиболее встречаемая категория материалов в районных и городских судах Татарстана. Люди обращаются к нам в порядке 125-й — они обжалуют нарушение своих конституционных прав следователями и прокурорами, а сама процедура не отработана. Объясню. На рассмотрение такой жалобы дается пять дней. Но за пять дней невозможно собрать и полноценно рассмотреть этот материал! Я предлагаю минимум 14 дней. Это первое.

Второе — как только этот материал поступает в суд, сразу туда же несут постановление прокурора об отмене решения следователя. И суд даже не успевает никакое решение принять по существу. А гражданин приходит в суд ведь не за тем, чтобы увидеть постановление прокурора, а чтобы его вопрос решился. Но он такой возможности лишен. Поэтому я предлагаю сделать ступенчатое обжалование: сначала выносит постановление следователь, потом оно обжалуется начальнику следствия, затем — прокурору, и, когда уже есть эти три документа, только тогда оно может обжаловаться в суд.

Судьи Татарстана со статьей 125 УПК РФ ежедневно сталкиваются в своей работе, да и граждане от этого мучаются. Здесь, конечно, надо наводить порядок, но без введения новых законодательных норм это, к сожалению, невозможно. 

— Это ваше предложение будет где-то обсуждаться? А то ведь докторскую можно защитить и под сукно положить…

— Для того, чтобы защитить докторскую, в настоящее время необходим акт научного внедрения. Раньше это было на уровне какого-нибудь прокурорского подразделения. Его руководитель давал официальную бумагу, что ваши методические разработки используются ими при расследовании преступлений. Сегодня по-другому решается этот вопрос. Акт научного внедрения — это твои предложения в законодательство, которые прошли через обсуждение в профильном комитете Госдумы и которые либо приняты, либо хотя бы обсуждались. Мои предложения уже направлены в комитет по государственному строительству и законодательству и, надеюсь, их рано или поздно примут. Они назревшие и касаются работы судьи в каждом субъекте РФ.

— Ученые звания у судей Верховного суда РТ — это исключение из правил или норма?

— Среди судей у нас есть кандидаты юридических наук.

— А доктора наук?

— Докторов нет и, по-моему, никогда не было.


«НАДО НАПИСАТЬ ЕЩЕ ТРИ-ЧЕТЫРЕ ГЛАВЫ, И ТОГДА КНИГА «БАНДИТСКИЙ ТАТАРСТАН – 2» ВЫЙДЕТ»

— Вы и книги написали… Чувствуете в себе писательский дар или просто есть необходимость изложить на бумаге, упорядочить практику?

— Писателем себя не считаю, я скорее автор книг. Писатель — это, мне кажется, слишком высокая планка для меня. А в книгу входит то, что невозможно рассказать в ходе рассмотрения уголовного дела. Не говоря уж о том, что бывают очень интересные фотографии. О многих делах люди знают только по слухам, а из книги узнают факты, потому что эти книги на 100 процентов документальные. Вот, наверное, для того и пишу, чтобы было интересно и в то же время не было слухов о том или ином преступлении.   

Когда выйдет книга в продолжение серии «Бандитский Татарстан»? (Руслан)

— Книга «Бандитский Татарстан» уже вышла два с лишним года назад. Первые три книги («Бандитская Казань», «Бандитская Казань – 2», «Бандитский Татарстан») мы писали в соавторстве с Андреем Шептицким, а четвертую я пишу один. На сегодняшний день написано шесть глав, но для книги этого маловато. Надо написать еще три-четыре главы, и тогда книга «Бандитский Татарстан – 2» выйдет.  

 В соавторстве с Шептицким вы написали о конокраде Шакуре из деревни Чутеево (ныне Кайбицкий район Татарстана). Есть ли у вас подобные материалы по Закамью (примерно того периода)? (Семен)

— Конокрадов очень много тогда было, и писать на эту же тему второй раз мне не хотелось бы. К тому же главу о конокраде Шакуре я считаю одной из самых удачных, там и редких фотографий много.

— Кто помогает вам выпускать книги, например подбирать фотографии?

— В конце каждой книги указан электронный адрес, и многие фотографии присылали на него. Некоторые фотографии приносили люди, прямо в суд. Однажды позвонила женщина и сказала, что среди членов ОПГ «Тяп-ляп» в книге нет фотографии ее мужа. А ведь он столько сделал для «казанского феномена»!.. 

— Ваши книги пользуются популярностью?

— Книга пользуется устойчивым спросом на протяжении уже шести лет.

— Денег много на книгах заработали?

— Половина тиража расходится на подарки, а заработанные деньги уходят на издание следующих книг. Сказать, что книги приносят какой-то доход, я не могу.

— Наверное, и не для этого книги делались?

— Для души писалось! Все эти подробности может описать только человек, который очень долго в этой среде работает и ежедневно сам трудится над текстом. Мы с Андреем Шептицким не единственные, но остальные пишут иначе, хотя похожие идеи были — и у бывшего прокурора РТ Амирова, и у его заместителя Загидуллина, и у силовиков, и у журналистов.   

Ходят слухи, что вы скоро уходите на повышение, это правда? (Ильгиз)

— Предложения поступали — скрывать не буду. Предложения были и в Верховный суд РФ, причем дважды, и в другие субъекты тоже были. Ответил на них отказом, потому что хочу работать в Татарстане, в Казани.

«Судья еще не вышел из зала, а у вас в газете я уже могу увидеть, какое решение принято» «Судья еще не вышел из зала, а у вас в газете я уже могу увидеть, какое решение принято» Фото: Сергей Елагин

«БИЗНЕС ONLINE» ПОМОГАЕТ В РАБОТЕ»

— Пленум Верховного суда РФ в 2012 году призвал судей к открытости в общении со СМИ. В том числе им разрешили комментировать вынесенные решения. Согласны ли вы с подобной инициативой? (Борис)

— У нас сегодня сложилась хорошая тенденция по взаимодействии со средствами массовой информации, за которое в Верховном суде отвечаю непосредственно я. Это идет от нашего председателя Ильгиза Идрисовича Гилазова. Он сам по себе человек открытый к общению, и с его приходом информационная политика у нас поменялась. Мы стали приглашать СМИ на наши конференции, где называются недостатки нашей работы с конкретными примерами, звучат фамилии судей. Кстати, это нравится не всегда и не всем судьям, потому что чем тише, тем им лучше. Но граждане-то не должны страдать от их ошибок! И так уже в особом порядке рассматриваются 62 процента дел, их никто никогда не обжалует, а в Верховном суде Татарстана еще должны закрыть глаза на все остальные недостатки? Нет, мы вмешиваемся, изменяем, отменяем незаконные решения. Кому-то правда глаза режет, особенно когда это озвучивается с высокой трибуны, еще и в присутствии СМИ. Но тем не менее эта практика позволяет исправить какие-то ошибки и, может быть, не допустить их впредь. Поэтому к открытости я отношусь положительно и стараюсь настроить районные и городские суды на то, чтобы они тоже были лояльны к СМИ.    

— Некоторые судьи говорят: «Тайна следствия». А где граница этой гостайны?

— Есть гриф «секретно», на таких делах соответствующий штамп стоит. Рассматривают такие дела только те судьи, у которых есть допуск. В Верховном суде РТ таких судей-криминалистов только двое, и это более чем из 100 человек. В основном секретность связана с оперативно-разыскной деятельностью. 

— «БИЗНЕС Online» читаете?

— Читаю, и не один раз в день, по одной причине — «БИЗНЕС Online»помогает в работе. Если в суде рассматривается какое-то резонансное дело, ваши журналисты обязательно на переднем фронте находятся. Судья еще не вышел из зала, а у вас в газете я уже могу увидеть, какое решение принято. Такая ваша оперативность очень полезна для нашей работы. Ни у кого из других электронных СМИ я такой оперативности пока не вижу.

— Чем занимаетесь в свободное от работы время? Есть ли у вас хобби? (Ильдар)

— Я со школы занимаюсь нумизматикой. Эта тема меня захватывает.

— А в футбол-то играете?

— Дело в том, что есть регламент проведения спартакиады госслужащих Татарстана, где написано, что если руководитель подразделения не играет хотя бы минуту на поле, то результат игры аннулируется. В детстве я любил играть в футбол, да и сейчас на игры «Рубина» хожу. Но после разрыва ахилла на футбольном поле играю, скорее, чтобы поддержать коллег. Команда Верховного суда РТ сформирована в основном из судей уголовной коллегии, и как их бросишь? Хотя за ту «минуту», которую был на поле в этом году, мне удалось забить гол в ворота соперника. 

— Максим Владимирович, спасибо за откровенный и интересный разговор. Успехов вам!