Лю Вэйнин - внук председателя КНР - 48 лет жил в России, носил имя Алексей Федотов и занимался космосом Лю Вэйнин – внук председателя КНР – 48 лет жил в России, носил имя Алексей Федотов и занимался космосом Фото: Ксения Соколова

«КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ» 10 ЛЕТ РАЗРУШАЛА КУЛЬТУРУ»

— Алексей Климович, в вашей судьбе отразилась история взаимоотношений Китая и России. Ваш дед и отец учились в Москве, вы там прожили много лет и наверняка сохранили отношения с московским окружением. Как сегодня оцениваете отношения двух стран?

— Отношения Китая и России сегодня самые лучшие за всю историю. Это и политические, и экономические, и культурные связи. Это даже видно по встречам наших двух президентов: за последние пять лет они чуть ли не 20 раз встречались друг с другом — как на саммитах, так и на двусторонних переговорах. Хотелось бы, конечно, чтобы эти отношения развивались быстрее и глубже. В каких-то местах еще вопросы решаются медленно. Президенты тоже прекрасно понимают, что все договоренности, которые они подписывают, не будут работать сами по себе. После этого должно пройти какое-то время, быть разработаны какие-то документы, которые бы определяли их механизмы действия. И не зря 2018 год объявлен годом межрегионального сотрудничества между Россией и Китаем. Акцент с самого верхнего уровня переносится на уровень губернаторов и бизнесменов, где и происходит настоящая конкретная работа.

Еще в прошлом году на самом высоком уровне была достигнута договоренность о поставках российского мяса и птицы, молока в Китай. До этого не было разрешения на импорт. Но механизмов нет до сих пор — и поток не налажен. Особенно переживают производители птицы. Куриные лапы у нас не очень едят, а в Китае это деликатес, за него готовы и деньги платить, причем хорошие, а они до сих пор не могут ничего поставлять. Наш союз как раз и создан для того, чтобы налаживать взаимоотношения между странами на всех уровнях и по широкому кругу вопросов.

Моя дочь Маргарита является первым вице-президентом по направлению Китая. Поскольку мы позиционируемся как русско-азиатский союз, остальные азиатские страны тоже в сфере наших интересов — это и Япония, и Филиппины, и Вьетнам, и все-все-все. Но, поскольку Китай занимает 90 процентов всего, это наиболее важное для нас направление.

Мы начинали как союз промышленников и предпринимателей, но очень скоро поняли: для того чтобы бизнес успешно развивался, надо обращать внимание на понимание культуры и менталитета друг друга, потому что простейшие вещи начинают всплывать на переговорах. Мы приезжаем в китайскую компанию, начинаем знакомиться с директором, жмем руки, и китайцы нам визиточку дают двумя руками, а мы можем по привычке просто положить на стол. И им сразу как-то неприятно становится, по их менталитету это неуважение. Из таких мелочей порой складываются или не складываются какие-то серьезные отношения. Если придет человек, подаст визитку так, как китайцы любят, и еще по-китайски скажет два слова — всё, все друзья, будем работать только с вами.

Культура — это мостик к взаимопониманию. Что такое бизнес? Это общение, это умение договариваться между контрагентами.

— Кстати, о культуре. На визитках у вас два имени: Алексей Федотов и Лю Вэйнин. Какое из них настоящее?

— Два имени полностью официальны, у меня даже в документе так. Китайского паспорта нет, у меня зеленая карта (вид на жительство — прим. ред.). В ней у меня два имени: Федотов Алексей и Лю Вэйнин. Но еще у меня есть второе русско-китайское имя. Здесь, видите (протягивает визитку иероглифами вверх), в скобочках написано «Алеша». Потому что я здесь был сразу известен — задолго до моего приезда — как маленький мальчик Алеша (Федотов показывает на фотографию на стене с дедом). Это наша первая и единственная с ним совместная встреча. Поэтому меня здесь и Алеша называют, и Лю Вэйнин. Я даже собираю таблички с различных встреч и ужинов. У меня здесь четыре вида — все разные. И все я.

— Расскажите, пожалуйста, о своем роде. Знаете ли вы, кем были ваши прадеды и прапрадеды? Из каких районов Китая они происходили, чем занимались?

— Прадеды и прапрадеды были крестьянами. У них тоже были многодетные семьи. Что касается еще более глубокой истории, есть у меня книга (вытаскивает толстый том), которую составили родственники. Знать свой род и чтить его в Китае свойственно многим семьям, многие интересуются своей историей. Конечно, история XX века прошла в каких-то войнах и революциях, очень много утеряно и документов и культурных ценностей. «Культурная революция» 10 лет разрушала культуру. У многих поэтому прервалась эта информационная история. Но мои родственники где-то раскопали.

«Лю Шаоци как один из четырех руководителей сыграл очень большую роль, и в Китае очень чтят это, очень хорошо к нему относятся» Фото: Ксения Соколова

«СЕЙЧАС К 120-ЛЕТИЮ ДЕДУШКИ СНЯТО ДВА ДОКУМЕНТАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫХ СЕРИАЛА»

— Нельзя не задать вопрос о вашем деде. Лю Шаоци сыграл выдающуюся роль в развитии коммунистической партии и истории Китая. Расскажите, пожалуйста, о его жизни.

— Это тоже необыкновенная история. Он родился еще в позапрошлом веке — в 1898 году, в этом году 24 ноября ему будет отмечаться 120 лет. Родился он в крестьянской семье, детство и юность провел в деревне, занимался самообразованием и познакомился в какой-то период с Мао Цзэдуном — они жили в одной провинции, между их деревнями было порядка 20 километров. Их захватило учение Маркса, они углубленно его исследовали, старались читать на немецком языке, создавали кружки. Видя пример Советского Союза, который уже вставал на ноги, они создали Коммунистическую партию Китая. Я думаю, что это было им очень непросто делать, поскольку вы сами знаете, насколько Китай большой, сколько национальностей и традиций, насколько большая разница между городом и деревней, хотя тогда была на 95 процентов аграрная страна. Но все же сейчас трудно представить, как в этих условиях организовать борьбу и победить в ней. 

Лю Шаоци как один из четырех руководителей сыграл очень большую роль, и в Китае очень чтят это, очень хорошо к нему относятся. Даже те люди, которые не знают о моем отношении к этой семье, отзываются о нем с очень большим уважением.

— Удивляет способность управлять такой территорией — в 10 раз больше населения, чем в России…

— Все-таки свою большую роль здесь сыграла Коммунистическая партия, которая находилась у руля с 1949 года. Ей удалось объединить большое количество людей и одержать победу. Не все же шли за коммунистами: Гоминьдан большое влияние оказывал на китайцев. Но коммунисты сумели каким-то образом привлечь на свою сторону большую часть масс и создали КНР. Потом уже, иногда лучше, иногда хуже, иногда были совсем провальные моменты, но сказался менталитет китайского народа, который в данном случае управляемый. В России мы это бы назвали соборностью, к Китаю не применишь это слово, но глубинное родство есть. Потом, когда была принята политика открытия и реформы после всех культурных революций и больших скачков, Коммунистической партии удалось перейти на рыночные рельсы без серьезных разрушений политической системы, как это произошло, к сожалению, в нашей стране. Когда все было разрушено и оказалось на каких-то бандитских рельсах, в Китае удалось это дело удержать и продолжить данную линию.

Когда Дэн Сяопин начал проводить свою политику, он использовал наработки, которые они с Лю Шаоци делали еще в 1965 году — до начала даже «культурной революции». С одной стороны, эти работы, может, повлияли и на их будущую судьбу — они были ревизионистами, уклонистами от линии партии. С другой стороны, если бы эта политика началась еще тогда, то больше 20 лет не было бы потеряно Китаем и было бы неизвестно, где бы был сейчас Китай, где мы, где Америка, где Европа (улыбается).

— Не так много флагов и портретов вождей в городе…

— Они есть. Я их вижу достаточно много. Сейчас к 120-летию дедушки снято два документально-художественных сериала: один — на 40 серий, другой — покороче. Они идут в прайм-тайм на первых каналах, и люди смотрят их. Там все начиная с детства, их борьба, как они в Москве встречались со Сталиным и Молотовым. Патриотическое воспитание очень сильно поставлено в Китае.

— Известно, что во время «культурной революции» Лю Шаоци, к сожалению, был репрессирован. Как вы считаете, почему это произошло?

— Основная причина… (задумывается) — внутрипартийная борьба. Даже не борьба — Лю Шаоци никогда не составлял оппозицию и не боролся ни с генеральной линией партии, ни с председателем партии. Но, видимо, какую-то угрозу от него почувствовали наверху. У него была очень высокая популярность в народе. Когда политика «большого скачка» потерпела неудачу и в Китае начался голод, именно он принял экстренные меры, произвел срочные реформы, были организованы столовые, переход на более правильные экономические рельсы. И достаточно быстро был преодолен кризисный момент. Люди начали видеть, что его руководство, его решения правильны. Партия всегда посылала Лю Шаоци в самые трудные места, и он ситуацию выправлял. Поэтому, может быть, кому-то показалось, что мой дедушка угроза.

Кроме того, тогда они с Дэн Сяопином разрабатывали политику перехода на новые экономические рельсы, по существу китайскую перестройку. Это тоже, если и не противоречило напрямую марксистским установкам, было как минимум неожиданно. Это дало повод обвинить его в ревизионизме.

«Меня здесь и Алеша называют, и Лю Вэйнин. Я даже собираю таблички с различных встреч и ужинов. У меня здесь четыре вида — все разные. И все я» Фото: Ксения Соколова

«МЫ С НИМ НЕ МОГЛИ ГОВОРИТЬ, НЕ ЗНАЛИ КИТАЙСКОГО ЯЗЫКА, А ОН — РУССКОГО»

— Как получилось, что ваш отец был отправлен ребенком в Россию?

— Была гражданская война. Коммунистическая партия находилась в подполье, вела борьбу. Тогда руководители Компартии, все первые лица находились на таком положении, когда они не могли заниматься своими детьми, воспитывать их. И дети их воспитывались в разных семьях, порой совершенно незнакомых и неизвестных.

— Это была конспирация?

— Не то чтобы конспирация, скорее необходимость. Потому что руководители жили в полевых условиях, велись военные действия. А они были и полководцами в то же время. Поэтому их дети были разбросаны по всему Китаю. Когда руководство Компартии получило некоторую базу в провинции Шаньси и там продолжительное время находилось, детей руководителей собрали туда. У моего дедушки было трое детей — два сына и дочь. Они все примерно год там находились с отцом. Потом революционная борьба пошла дальше, и как раз в 1937 году произошел случай, когда Чжоу Эньлай (известный политический деятель, почти 30 лет возглавлял Госсовет КНР  — прим. ред.) упал с лошади и сломал руку. Его отправили на самолете в Москву на лечение. В этот самолет погрузили всех детей. Там были и дети Мао Цзэдуна, и дети маршала Чжу Де, и дети моего дедушки Лю Шаоци. В Москве они воспитывались в интернациональном детском доме, который потом переехал в Иваново. Он до сих пор существует. В то время было очень много революционных движений в разных странах, и дети всех революционеров, болгарских, немецких коммунистов, которые вели тоже борьбу в своих странах, тоже были собраны там и воспитывались все вместе. Они окончили среднюю школу, выучили русский язык очень хорошо, и мой папа получил русское имя Клим.

— Русские имена раздавались в детском доме по созвучию?

— Нет. Они раздавались по очень странным принципам. Тетю мою, например, звали Лю Айчин: Лю — фамилия, Айчин — имя. В паспорте у нее сохранилось Айчин, а папе дали имя Клим. В паспорте у него было записано Лю Юньбинь. Тут еще одна интересная история. Когда папа учился в МГУ, он познакомился с русской девушкой. Ее звали Мара. Они поженились, у них родились двое детей: в 1952 году моя старшая сестра Соня (Софья), и в 1955 году я. У мамы была фамилия Федотова, но нас записали с сестрой по фамилии Юньбинь. То есть папино имя стало нашей фамилией, а папина фамилия в наших документах никак не фигурировала. И до какого-то времени я жил под именем Алексей Климович Юньбинь.

Потом, когда очень испортились отношения между Советским Союзом и Китаем в период «культурной революции», пограничные конфликты доходили до вооруженных столкновений, мама нам фамилию поменяла на свою. С тех пор мы стали Федотовыми.


— Помните ли вы свое детство в России? Каким оно было? Знали ли вы о вашем дедушке? Что вам о нем рассказывали? Как сложилась ваша судьба дальше?

— Информации было очень мало. В основном это то, что мама мне рассказывала. Папа уехал в Китай, потому что страна начала развиваться, и дедушка сказал папе что, мол, ты получил хорошее образование в Советском Союзе и твои знания нужны сейчас новому Китаю. Папа был человеком очень правильным, прямым и честным, он чувствовал, что должен ехать, потому что нужен китайскому народу. Мама тоже поехала с ним на какое-то время, но детей не взяла, мы с сестрой остались в Москве. Хотя до начала «культурной революции» оставалось лет 8, ее еще ничто не предвещало, но мама почувствовала: что-то не складывается. Она приняла решение не ехать с детьми в Китай, поэтому мы остались в Советском Союзе и воспитывались, как и все советские дети: школа, институт, служба в армии, работа.

Конечно, я знал о своих корнях, потому что мама мне рассказывала. Не во всех исторических подробностях, но то, что она знала. В 1961 году дедушка приезжал в Москву на совещание руководителей коммунистических партий, которое проводил Хрущев. Тогда очень резкой критике подверглась Компартия Китая со стороны КПСС, очень сложный для него был тот визит. Тем не менее он выбрал время, чтобы встретиться с семьей своего сына. Я отчетливо помню, хоть мне было всего 5 лет, как мы с мамой стоим во дворе, подъезжает большая черная машина  — я ни до, ни после в таких машинах не ездил, — мы садимся в нее, и нас куда-то везут, темнота, вечер…  Привозят в большой красивый зал, где свет, ковры и много народу. Я потом уже узнал, что это китайское посольство на улице Дружбы. Выходит высокий седой человек, обнимает нас с сестрой, целует, подарил какие-то подарки. Мама тогда объяснила, что это дедушка, мне было интересно и удивительно. Я тогда, конечно, чувствовал тепло, которое исходило от этого человека, что он нас любит. Мы с ним не могли говорить, не знали китайского языка, а он — русского.

«Изменилось очень многое, не говоря уже о каких-то технологических скачках, которые во всем мире происходят и о которых мы даже мечтать не могли» Фото: Ксения Соколова

«Я БЫЛ ГОТОВ УВИДЕТЬ, ЧТО ОНИ НЕ С МОТЫГОЙ ХОДЯТ, НО БЫЛ ПОРАЖЕН»

 — Как вы приняли решение вернуться в Китай?

— Когда я жил и работал в СССР, был военным, офицером и даже не задумывался ни о каком Китае. Что-то изменилось в тот момент, когда моя тетя Лю Айчин первый раз приехала в Москву, нашла нашу семью. Это был 1995 год, вовсю шла перестройка, границы открывались. Тетя пришла к нам домой, очень много рассказывала, и тогда у меня зародилось что-то по отношению к Китаю. Потом в 1998 году, когда было 100-летие со дня рождения Лю Шаоци, которое отмечалось очень широко, меня тоже пригласили. Меня уже знали, с тетей был контакт. Вдова деда тоже была жива и окружена всякими почестями, вот от нее и было приглашение на участие в этих торжествах. А поскольку я был военнослужащим, написал рапорт как полагается, чтобы мне дали разрешение на выезд за границу.

Со мной проводили очень много бесед. Сначала вызвали к начальнику нашей части, потом в вышестоящий штаб, затем еще куда-то, подтянулось общество российско-китайской дружбы… Но, видимо, никто не хотел брать на себя ответственность, потому что не все до конца еще было открыто, у меня была форма допуска соответствующая, но никто не хотел сказать нет. Все это тянулось-тянулось, и в конце концов такое разрешение мне пришло. Подписанное какими-то генералами высокими, спустилось обратно вниз. Я пошел с ним оформлять документы, но мне сказали: «Дружище, а юбилей-то уже прошел! Сроки вышли, все, ты не имеешь оснований». И на этом все закончилось. И вот тогда у меня появилось твердое желание при первой возможности поехать в Китай.

— Какие были первые впечатления от страны?

— Возможность у меня появилась нескоро, только в 2003 году. После того как я уволился из Вооруженных сил, мне пришлось ждать пять лет, пока карантин закончится. После этого буквально через месяц я получил заграничный паспорт, и еще через неделю уже летел в Китай. Приехал к тете, она самый близкий из оставшихся родственников, свозила меня на родину дедушки и еще по многим местам.

Я приехал достаточно подготовленный, как считал. Я много интересовался, перед поездкой много читал, смотрел карту, телепередачи. Но когда приехал, вышел из самолета и мы ехали на машине по Пекину, ощутил, что означает потерять дар речи. Меня супруга толкает в бок и говорит, что меня кто-то  спрашивает о чем-то. А? Что? На меня это произвело ошеломляющее впечатление. Я был готов увидеть, что они не с мотыгой ходят, но был поражен.


— Вы живете в Китае уже много лет. Как изменилась за это время страна? Что в ней появилось принципиально нового? Похож ли сегодняшний Китай на то, о чем мечтал Лю Шаоци?

— Изменилось очень многое, не говоря уже о каких-то технологических скачках, которые во всем мире происходят и о которых мы даже мечтать не могли. Речь даже не об этом. Оно само собой, необязательно, чтобы в Китае произошло, вполне возможно, что в Японии или Америке родилось, а в Китае просто используется. Если говорить об уровне жизни, это как раз то, для чего дедушка и делал все эти свои революционные дела. Все то, что он старался делать, было для улучшения жизни простых людей, в его книгах это все прослеживается. Он очень много написал разных работ. Конечно, если бы он увидел, какой уровень жизни сейчас достигнут в Китае…

Конечно, еще не все одинаково, слишком большой разрыв между беднейшим и богатейшим слоем общества. Даже если не брать миллиардеров, а просто людей с уровнем дохода выше среднего. Все-таки есть достаточно бедные провинции и деревни, где, несмотря на то, что люди трудятся упорно, не могут достичь высокого уровня. Конечно, уже нет такого голода, нет таких ситуаций, как мне рассказывали мои китайские друзья 30 лет назад, когда в семье одни брюки. Кто успел, может в них идти на улицу, а остальные сидят дома. Строительство идет сумасшедшими темпами. 30 лет назад поехать в пригород, где я живу сейчас, было целым путешествием. Надо было ехать на паромную переправу, там на лодке переправляться, оттуда ехать опять по бездорожью. Сейчас мосты через каждые три километра, я еду 25 минут. А тогда это было целом приключением: целый день в одну сторону, целый день обратно.

И средний  уровень жизни довольно высокий. Может быть, даже чуть выше российского уровня, потому что я вижу, что очень много китайцев путешествуют по всему миру: это и Америка, и Австралия, и Новая Зеландия, и Антарктида, и что угодно. Петербург и Москва — самые охваченные точки в России, сейчас начинают быть популярны регионы. Вы удивитесь — Мурманск! Там северное сияние! Они едут с юга, сидят там несколько дней, ждут, пока выйдет северное сияние, чтобы сфотографировать, выложить в WeChat (китайский аналог «ВКонтакте» — прим. ред.) и потом всем хвастаться. И все, кто увидел это в соцсетях, тут же бегут в турагентство.

— А каково мнение китайцев об их северных соседях? Есть ли какое-то общее восприятие?

— Я ощущаю на себе, что простые люди, народ очень положительно относятся к России и россиянам. Когда вот даже я, например, еду в такси, во мне водители видят иностранца, спрашивают, откуда, из какой страны. Я говорю, что из России. «О, Россия, отлично! Путин. Из Москвы? О, да, у меня сосед был в туристической поездке, так здорово». Откуда у них представления о России? Вот он таксист, он у нас не был никогда, ему сосед рассказал. СМИ, интернет, социальные сети. Китайцы очень любознательны, они подписаны на все что можно, у них аккаунты во всех соцсетях, которые в Китае работают. Они и сами пишут, и читают, что пишут другие. Общий информационный фон какой-то такой.