Али Вячеслав Полосин: «Какого человека мы хотели бы видеть в нашей стране?»

Али Вячеслав Полосин: «Тема дерадикализации молодежи настолько важная, что действительно требует того, чтобы уделять ей большее внимание» Фото: kpfu.ru

«ОТ ЭТОЙ ТЕМЫ ЗАВИСИТ НАШЕ БУДУЩЕЕ»

Тема дерадикализации молодежи настолько важная, что действительно требует того, чтобы уделять ей большее внимание, потому что от этой темы зависит наше будущее. И последние события, в частности трагедия в Керчи, в очередной раз показывают, насколько это важно. И секретарь совета безопасности России Николай Патрушев уже официально признал, что молодежь воспринимает подобные ценности. И почему идеалы такие, чтобы всех поубивать? Себя в том числе убить. Почему мы все чаще видим реализацию этих идеалов? Я сам философ по образованию и имею некоторое отношение к психологии, являюсь сторонником аналитической психологии Карла Юнга, который сформулировал свою теорию архетипов. Сейчас уже многие являются его последователями, и практическая школа, официальная терапия на них основываются.

Что такое архетипы? Это определенный набор черт какой-либо ситуации, какого-то образа, героя, который формируется в коллективном бессознательном в обществе, в зависимости от индивидуального желания личности, и которое формируется у самого человека: в его личном подсознании, сознании. Мифы, культура, телевидение и просто какие-то культурные моменты — они все выстроены по этим архетипам: архетип героя, героя-спасителя; архетипы, связанные с любовью, с местью, с ненавистью. Согласно аналитической психологии, у человека есть свое эго, его я — это то, что мы видим в сознании в данный момент. Это то, что является средством нашей социализации; то, как человек заявляет о себе, как коммуницирует с окружающим обществом. Вот эта персона еще не есть сама суть человека, это то, что он примерил к себе или в обществе маску.

Помню, у Владимира Маяковского, который входит в обязательную школьную программу, есть стихотворение о юноше, который живет подражанием чему-то. В этой ситуации он может подражать известному человеку, а может и не известному — мифическому персонажу. В другой ситуации — другому. Короче говоря, он выстраивает набор масок для общения с обществом. Но по-настоящему сущность человека проявляется тогда, когда он сам соотносит свою персону, свою личность с общим, с целым, с универсальными ценностями, с бытием. Верующий человек, безусловно, соотносит это с религией, с верой. Неверующий, может быть, просто с какой-то совокупностью всех исторических и культурных ценностей. Но это как бы цель, а она не всегда сразу достигается. Так вот, эта маска является средством социализации в человеке и занятия соответствующего места в социуме, в обществе.

Вот, скажем, маска зла. Это очень серьезно! К чему она ведет? Когда люди играют с масками сатанизма, культа Вуду — сначала понарошку начинают разыгрывать… Кстати, секретарь совбеза упомянул сатанизм, оккультизм в своем выступлении, потому что они активно развиваются в интернете. Простой мониторинг каждый из нас может сделать: просто зайти на сайт, там страница или блог с названием «ведьма такая-то» и посмотреть количество зарегистрированных посетителей. Там цифры страшные, зашкаливают — десятки и даже сотни тысяч бывают. Это очень тревожная тенденция.

Вот эти маски, независимо от того, религиозный ты человек или нет, действительно ведут ко злу, потому что объективно эта мифическая маска состоит из конкретных черт, конкретных качеств. Эти качества связаны с садизмом, с желанием кого-то унизить, убить, принести в жертву, сотворить какое-то зло, нарушить естественный порядок вещей. И поэтому это неизбежно ведет ко злу, даже если человек нерелигиозный.

«РОМАНТИЗМ — ЭТО СТРАШНАЯ ВЕЩЬ»

То есть закрепился в сознании людей во все века тип героя, который особенно актуален для молодежи, что, собственно, и является сегодня нашей главной темой. Герой — это тот человек, который преодолевает обстоятельства, творит великие дела, за которые его прославляет общество, их запоминают надолго или даже навечно. Он прославляет себя и приносит какую-то пользу людям. Вот в коллективном бессознательном, то есть в литературе, в религиозных мифах этот тип героя формировался по-разному, но общие черты мы видим. Тем не менее есть и отличия, потому что герой, если взять христианство, будет в образе Иисуса Христа. Это образ мягкий, это образ гуманный, это милосердие, увещевание, проповедь и т. д. В то же время есть, особенно в языческий период, языческие боги, которые требуют человеческих жертвоприношений, требуют каких-то нехороших ритуалов, связанных с убийством, с кровью, требуют геноцида целых народов, которые отказываются подчиняться, к примеру, и так далее.

В прошлый раз я выступал, говорил о том, как в Германии зарождался культ языческого бога Одина. Это не шутка. Я сам раньше смотрел фильмы 1920–1930-х годов, там везде немецкие велосипедисты, мотоциклисты ездят по Европе. Что это такое, что за мода странная? Оказывается, как раз у Юнга это все подробно разложено, что бог Один является богом путешествий, поэтому он и сам путешествует, и другим указывает. Вот поэтому для молодежи был этот культ создан, культ здоровый вполне — путешествия, сила и т. д. Они охотно откликались, их финансировали, они ездили себе, но этим в их бессознательное уже закладывалось: это бог, который дает возможность самореализовываться, который дает некую полноту бытия, себя показать, прославить и т. д. 

А потом, когда он, молодой человек, возвращается домой, участвует во всяких массовых шествиях с флагами или без, то уже, соответственно, имя этого бога, его культ для него становится все ближе и ближе. И когда некий фюрер от имени этого бога придет и скажет «пошли туда, за мной», его подсознание будет уже выстроено так, «а что, вроде бы и тут успех, и тут успех», давайте вперед: чувства, эмоции. Идет такая постепенная обработка массового индивидуального сознания, которое там очень серьезно прижилось. Но это уже отдельная тема, как создавалась эта древнегерманская мифология.

Я только еще один момент замечу — это романтика. Потому что у нас у многих, особенно советских людей, романтика была связана с турпоходами, с бардами, с палатками, с песнями такими вполне оптимистичными, лиричными в 1960–1970-х годах. А вообще-то, если взять, что это такое, то романтизм — это страшная вещь, и, собственно говоря, германский национал-социализм и подпитывал эту языческую утопию еще и немецкой романтикой. Почему? Потому что романтика — это то, что человека ввергает в утопию, когда он перестает соотносить свои желания с реальностью: утопия есть, и ее очень легко реализовать. Достаточно небольшого усилия.

Усилие какое — убить кого-то, человека, который другой национальности, или того, кто торгует в бакалейной лавке. Вот убей его — и ты уже стал молодцом, получил повышение по службе и т. д. Этим романтизм и опасен, что это не движение вверх по служебной лестнице, когда надо ежедневным трудом доказывать, что ты действительно чего-то достиг, что ты достоин, что ты овладел мастерством, — на это годы уходят. А здесь как просто все: раз — и ты перескочил очень высоко вверх. Поэтому-то романтизм этим и опасен, особенно для молодых людей, для тех, кто хочет себя реализовать как герой.

«ЕСЛИ У МЕНЯ В ОДНОМ КАРМАНЕ СТВОЛ, А В ДРУГОМ — ПАЧКА ДОЛЛАРОВ, ТО НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ!»

Тем самым мы получаем какую картину? Тот образ героя, который сформирован общественным сознанием и общественным бессознанием — это уже низший неизменный и который лично у каждого в подсознании человека: желание тоже стать героем. Человек все это соотносит и дальше начинает смотреть, как ему в общественную нишу попасть, реальную, как прославиться среди людей? И тут как раз важно, какие формируются архетипы в самом обществе. Ну вот 1990-е годы у нас, я сам смотрел по телевидению новости: в Москве показывают какого-то молодого парня такого с бритым затылком, его корреспондент спрашивает: «Вы Бога боитесь?» — на что он отвечает, что в Бога не верит. «А вообще чего-нибудь боитесь?» Он ответил так: «Если у меня в одном кармане ствол, а в другом — пачка долларов, то ничего не боюсь!» Вот это определенный архетип, который в 1990-е годы, к большому сожалению, формировался. Шли сериалы типа «Бригады», где «хорошие» блондины убивают «плохих» брюнетов — немало таких сериалов было, где убивали по национальному признаку и т. д. То есть это образы лжегероев, которые как бы идеализировались государством! Это, конечно, не государство все снимало, но по телевидению показывало. Шло по телевидению, показывали открыто в кинотеатрах, никто не запрещал, не осуждал. Получается, что молодежь, которая это смотрела, воспринимала это как определенный идеал для себя. Дети тех, кто в 1990-е формировался, себя проявляют и в Керчи, и в других ситуациях.

В принципе, за рубежом это тоже есть, и в Америке есть. Не только в нашей стране — по всему миру эта тенденция сейчас заметна. Это проблема общественная, мы ее тут, конечно, не сможем решить, это глобальная государственная задача.

На мой взгляд, то, что он у нас в спешке была принята Конституция, когда в стране фактически произошел переворот в 1993 году, в спешке принимали и написали статью, что не должно быть государственной идеологии в России. Я понимаю, что религия, видимо, не должна быть государственной, потому что это выбор человека. А идеология — все-таки это идеология. Это фактически стратегический путь правительства. Ну с тактическим понятно: он может быть связан и с экономикой, и с политикой, а вот стратегия — это, собственно, вообще то, к чему мы идем, что мы хотим вообще получить, какого человека мы хотели бы видеть в нашей стране: патриота, гражданина, семьянина? Каким он должен быть, допустим, через 50 лет? И вот мы должны эту цель поставить. Это и есть, собственно, идеология. Мы сами себе запретили формулировать идеологию почему-то. Вот это большая беда.