Сан-Паулу встретил меня дождем — спишем это на традицию

ДВЕ КАЗАНСКИЕ ЖЕНЫ УВЕЗЛИ БРАЗИЛЬСКИХ МУЖЕЙ В КАЗАНЬ

Сан-Паулу встретил меня дождем — спишем это на традицию. По возвращении в большой город меня придавило то, что в умных книгах про миграцию обозвали адаптацией. Язык не шел дальше бытового разговора на 10 минут, местные знакомые и всевозможные экспаты начинали нервировать, едва общение доходило до уровня поиска общих интересов. В остальное свободное время скучалось даже не столько по России, сколько по не менее далекой матушке Европе. В попытке побега от действительности я пошла по граблям любого понаехавшего — на скорости вклинилась в русскоговорящую диаспору Сан-Паулу.

Справедливости ради нужно отметить, что первые часы общения на русском меня нашли сами на второй день прибытия в Бразилию: коллега-бразилец учился в России, женился на россиянке и невероятно обрадовался русскоговорящему собеседнику. Так меня уверенно взяло под крыло все их семейство: бразильская мама сентиментально называла дочкой, меня пытались перевезти ближе к себе и накормить всеми бразильскими вкусностями за раз. Я бы сказала, что действовали они с чисто русским гостеприимством, которое в дальнейшем успели продемонстрировать представители всех четырех волн миграции из пяти — до первопроходцев-староверов, что по легенде уже полтора века выращивают настоящую гречку на самом юге страны, я еще не доехала.

Зато могу отчитаться в сборе татароязычного девичника — мы собрались втроем, едва узнав о существовании друг друга, а вскоре поняли, что нас заметно больше. С натяжкой я бы сказала, что количество казанцев в Бразилии равно количеству бразильцев в Казани, но эти 15 человек с каждой стороны затмевают две уникальные российско-бразильские пары. В то время как последняя волна миграции в подавляющем большинстве состоит из российских жен, которые закономерно переезжают к любимым в Бразилию, две казанские жены стали притчей во языцех здесь, в Сан-Паулу, — они увезли своих бразильских мужей обратно в Казань. Думаю, это один из лучших комплиментов родному городу.

В Сан-Паулу православных церквей от трех до пяти, в зависимости от строгости определения: часть из них откололась от основной, часть официально так и не призналась

«МЫ РЕШИЛИ, ЧТО НЕ ДОЕХАЛИ И ПОПАЛИ В РАЙ»

С профессором Стэнфордского университета Анатолием Шмелевым мы столкнулись на входе в один из корпусов Университета Сан-Паулу. Меня привела на его лекцию о русской миграции Анна — она переехала в Сан-Паулу почти двадцать лет назад, поступив в аспирантуру. С тех пор успела сменить профиль с биологии на лингвистику, поучиться во Франции и вернуться в уже родные стены с грантом на изучение акцента в португальском языке у русскоязычных учащихся — так мне объяснили простыми словами. Вообще научных сотрудников из стран СНГ в университетах Бразилии — внушительный процент. Большинство приехали в конце прошлого века и в начале века настоящего, но и по сей день научная жизнь Бразилии привлекает и новых заинтересованных иностранцев. На той же лекции я узнала, что интересующихся российской историей бразильцев набирается полная аудитория имени Шевченко — названа она, соответственно, в честь одного из любимых студентами профессоров университета. В ходе своей лекции Шмелев рассказывал о «русской столице» в Германии — крупнейшем лагере беженцев, что существовал под Мюнхеном около десятилетия по окончании Второй мировой войны.

Повторяя лекцию через два дня в воскресный полдень в русской православной церкви, он подчеркнул, что именно оттуда в Бразилию потянулась одна из заметных волн мигрантов — так называемая немецкая волна. Из лагеря люди разъезжались в разные страны, каждая из которых представляла свои специфические квоты: Канаде требовались дровосеки, Бельгии — шахтеры. Дедушка и отец Шмелева уехали в Штаты. В ходе этой своеобразной вербовки не отставали и советские спецслужбы, что проводили разъяснительные беседы с теми, кто все никак не собирался возвращаться в Советский Союз.

По словам одной из слушательниц — улыбчивой старушки 80+, что говорила почти без акцента, — их семья ждала направления долго: они верили во все предостережения и не решались на переезд. По ее словам, в конце остался выбор из двух стран: Марокко и Бразилия. Про каждую из стран на отца семейства вылили ушат стереотипов: пригрозили, что в Марокко ему еще предстоит продавать дочь замуж («В итоге бесплатно мне пришлось отдать», — отшутился с куда более заметным акцентом с соседнего кресла ее муж), а в Бразилии придется жить в джунглях и отвоевать пространство у диких-диких обезьян. Выбор пал на второй вариант. Спустя несколько недель плавания их корабль пришвартовался в конечной точке — в порту Рио-де-Жанейро. По воспоминаниям рассказчицы, которую все слушали затаив дыхание, тот день уже близился к закату и порозовевшее солнце подсвечивало Сахарную голову и фигуру Христа высоко над головами. «И мы решили, что не доехали, а попали в рай», — закончила она свой рассказ.

В НИХ ЖИВЕТ РОССИЯ ДОРЕВОЛЮЦИОННАЯ И ИДЕТ ПО УНИКАЛЬНОМУ ПУТИ

В Сан-Паулу православных церквей от трех до пяти, в зависимости от строгости определения: часть из них откололась от основной, часть официально так и не призналась. Самое однозначное мнение у русской диаспоры пока о православной церкви на краю парка Индепенсия — именно здесь в Пасху прошла встреча всех желающих с куличами и крашеными яйцами (к удивлению остальных бразильцев, отметивших праздник неделей раньше) и концерт русской классической музыки. Никогда прежде я не бывала в церквях так часто, как здесь, и со мной соглашаются остальные — в Сан-Паулу эти визиты вопрос культурной программы, а не веры. Что-то русскоязычное здесь происходит каждую неделю — только успевай отслеживать в группе в «Фейсбуке» или чатах в WhatApp : в последних можно найти все все — от вакансий и до ближайших аналогов сметаны и кефира.

На Пасху прошла встреча всех желающих с куличами и крашеными яйцами (к удивлению остальных бразильцев, отметивших праздник неделей раньше)

По последнему запросу все обычно единодушно отправляют на feira cultural — уличный маркет, который разворачивается в районе Вила Пруденте раз в месяц. Здесь матрешки, рушники, украшения и игрушки ручной работы и, конечно, национальная еда. Маркет заявлен как европейский, но в меню палаток преобладает чешская, венгерская, болгарская и прибалтийская кухня. Это не говоря о кухнях украинской и русской — туда выстраивается самая заметная очередь: пельмени порционные или замороженные по 60 реалов за килограмм, шоколад «Аленка» и «Бабаевский», клюква в сахаре и халва. Поставками занимаются старожилы Сан-Паулу — больше двадцати лет вся национальная кухня в их руках. Я пытаюсь определиться с выбором и ловлю себя на мысли, что человеку всего мало, — и начинаю скучать по не представленным в меню драникам, а из бытовых товаров — по белорусскому льну и белорусской же косметике.

Что-то русскоязычное здесь происходит каждую неделю — например, концерт русской классической музыки

Бо́льшая часть гостей фейры — вовсе не ностальгирующие россияне, а бразильцы и мигранты «из европейских я». В колонках играет поп-рок образца 80-х, временами даже на русском. Стоя в тени парковых деревьев, поглощая шашлык и запивая его квасом, чувствуешь Первомай во всей красе — только зелени кругом больше обычного.

На этих маркетах периодически гуляют седовласые пары, иногда в окружении взрослых детей. Они говорят по-португальски, но рассеянные улыбки и интерес к собеседниками выдают родные души. Такими мне видятся мигранты Харбинской волны. Переводчик, спасший мое визовое положение (с переводами с русского здесь большие проблемы, аккредитованного переводчика мне удалось найти только по рекомендациям бывалых), из их числа. Представители этой волны на сегодняшний день или родились уже в Бразилии, или переехали сюда совсем детьми. Зачастую в России они не бывали ни разу, но любопытная тенденция налицо — их дети рвутся на далекую родину: в гости, на поиски родни или в качестве туристов. Старшее и младшее поколения одинаково хорошо говорят по-русски, но чувствуют себя коренными бразильцами — и, правда, куда кореннее в стране, сформированной только благодаря мигрантам. С Россией эти семьи связывает едва заметная нить, которая тем не менее никак не прерывается. Их культура законсервирована как клад — их жесты благородны, языковые обороты изящны. Кажется, в них живет Россия дореволюционная и идет уникальным, не похожим ни на что путем.

К толпе «своих» меня вывела георгиевская ленточка, приколотая на груди у серьезного мужчины, оказавшегося впоследствии генконсулом России в Сан-Паулу

РАЗНЫЕ ЛИЦА И ВОЕННАЯ ФОРМА, СХОЖИЙ ПРОНЗИТЕЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД

Все волны миграции, туристов, сотрудников консульства, зевак и просто неравнодушных к российской культуре паулистанцев объединило первое воскресенье мая — на центральной улице города, которую по выходным и праздникам традиционно перекрывают для пешеходных прогулок, собрался «Бессмертный полк». К толпе «своих» меня вывела георгиевская ленточка, приколотая на груди у серьезного мужчины, оказавшегося впоследствии генконсулом России в Сан-Паулу. В тени небольшого сквера уже собралось около полусотни человек, а народ все пребывал.

Все волны миграции, туристов, сотрудников консульства, зевак и просто неравнодушных к российской культуре паулистанцев объединил «Бессмертный полк»

Инициативной группой при поддержке консульства стали совершенно не говорящие по-русски Вера и Юрий — на первый, второй и десятый взгляд типичные бразильцы, только имена выдают. С ними — группа молодежи, активно переговаривающаяся на португальском. На мои попытки заговорить на русском мне жали руку, представлялись сложными иностранными именами, пока, наконец, не подвели к Венисиусу, который — внезапно — говорил по-русски (учился год во Владивостоке).

Форма одежды — патриотическая, в самом широком понимании этого слова

Пока меня вводили в курс дела и в план маршрута, к нам подошел типичный Серхио, но в тельняшке и с манерами дембеля в день ВДВ — представился Серегой. В шапке-ушанке и со звездой на лбу между нами сновал еще один организатор и раздавал флаги с советской символикой.

Под музыку военных лет «Бессмертный полк» двинулся по пешеходной артерии города — паулистанцы по периметру замирали

На распечатанных карточках пестрели разноформатные буквы — вот русские имена, вот иностранные, вот русские имена латиницей, а вот иностранные кириллицей — разные лица и военная форма, схожий пронзительный взгляд. Растяжку с надписью «Бессмертный полк. Regimento Imortal São Paulo» держала неулыбчивая пара: девушка и парень, оба в гимнастерках и пилотках.

Форма одежды остальных — патриотическая, в самом широком понимании этого слова: от футболок с изображением медведей на Красной площади, автоматов Калашникова или серпа и молота до тельняшек, ситцевых платьев и косынок, а также повязанных самыми разными способами флагов: России, Бразилии, Беларуси, Америки, Израиля.

На распечатанных карточках пестрели разноформатные буквы – русские и иностранные

Логика происходящего временами терялась, но воодушевление нарастало. Под музыку военных лет «Бессмертный полк» двинулся по пешеходной артерии города — паулистанцы по периметру замирали. Кто выжидал, кто внимательно вглядывался, кто ошибочно принимал за митинг коммунистической партии (это было предсказуемо). Кто-то одобрительно улыбался и выкрикивал слова одобрения по теме или даже без: «Против фашизма!», «Против диктатуры!», «Против войны!».

Собралось около полусотни человек, а народ все пребывал

Большинство снимало происходящее на телефоны, единицы молча встраивались в шествие. Почти все присоединялись к громогласному троекратному «Ура!», которое разносилось над толпой. Я подпевала песнями военных лет, с удивлением подмечая, что слова вспоминаются сами собой.

В то же время в Рио-де-Жанейро шел свой «Бессмертный полк» — по сториз в «Инстаграме» мы насчитали около трех сотен участников, почетный караул и участие местных властей.

Большинство снимало происходящее на телефоны, единицы молча встраивались в шествие

В этом шествии было легко почувствовать себя причастным к истории, к прошлому и настоящему, связующим звеном побед и потерь всего мира. Глупо, говорят, гордиться достижениями далекого прошлого, к которому ты не приложил никаких усилий. А я бы сказала — вдохновляюще.

В этом шествии было легко почувствовать себя причастным к истории, к прошлому и настоящему, связующим звеном побед и потерь всего мира

Казалось, наши шаги в разных городах и концах планеты и заставляют эту планету крутиться, как шаги тяжеловозов из одноименной английской песни. Кажется, нам нужно продолжать помнить и идти.