«В мусульманских богослужениях Коран читается в оригинале. Но борьба за текст Священного Писания оттого идет не менее ожесточенно, чем это было во времена средневековой инквизиции»

БЕРЯ В РУКИ ПЕРЕВОД КОРАНА, ВЫ НЕИЗБЕЖНО ИМЕЕТЕ ДЕЛО С ТОЙ ИЛИ ИНОЙ ЕГО ИНТЕРПРЕТАЦИЕЙ

На этой неделе в религиозных кругах России активно обсуждали новость о том, что Папа Римский Франциск решился изменить ни много ни мало текст молитвы «Отче наш», точнее, ее перевод.  В новой редакции слова «Не введи нас во искушение» были заменены на «Не дай нам поддаться искушению». Как считает понтифик, прежний перевод создавал впечатление, будто Бог провоцирует людей на грехи, а с богословской точки зрения считать так неверно. Даже среди католиков инициатива главы католической церкви вызвала неоднозначные оценки. Новость не оставила равнодушными и российских мусульман, ведь проблема точности переводов священных текстов напрямую касается и нас.

В исламском богословии нет аналогов Вульгаты и синодального перевода. В мусульманских богослужениях Коран читается в оригинале. Но борьба за текст Священного Писания оттого идет не менее ожесточенно, чем это было во времена средневековой инквизиции. Полем схватки у нас выступали тафсиры, т. е. толкования к Корану, которые сегодня в свою очередь выливаются в переводы, используемые уже широкой аудиторией. За «неправильную» интерпретацию коранических аятов раньше легко могли отсечь голову, а сегодня — пустить пулю в лоб. Беря в руки перевод Корана, вы неизбежно имеете дело с той или иной его интерпретацией, позицией того или иного богословского лагеря. Иначе говоря, в переводе вы читаете не столько слова Самого Бога, сколько мысли людей по их поводу. И нелишне знать, что они хотят вам выдать от Его имени.

Посмотрим на примере суры аль-Фатиха («Открывающая»), т. е. первой главы Священного Корана, в каких аятах бывает закопан топор войны мусульманских комментаторов. Выбор на Фатиху пал неслучайно: ее часто называют мусульманским «Отче наш».

«В переводе вы читаете не столько слова Самого Бога, сколько мысли людей по их поводу»

ИСЛАМСКОЕ БОГОСЛОВИЕ — ОНО МУЖСКОЕ ПО СВОЕЙ СУТИ

Конечно же, в короткой статье невозможно охватить все дискутируемые моменты этой короткой суры-молитвы. Затронем только один аспект — отношение к иноверцам, прежде всего к иудеям и христианам. В Фатихе есть три основных маркера на данную тему.

Однако, прежде чем их коснуться, необходимо сделать небольшой экскурс в мусульманское богословие. В рамках поднятой темы крайне важно знать, что в среде мусульманских богослов есть два диаметрально противоположных отношения к монотеистическому иноверию: одни видят в их представителях своих собратьев, другие — врагов.

Мусульманские сторонники первой интерпретации основывают свою позицию на многократных призывах Корана считать истинной миссию всех пророков без исключения, которые были ниспосланы Богом до Мухаммада. Христиане и иудеи в Коране уважительно именуется «людьми Писания» и противопоставляются негативному контрпримеру в лице мекканских язычников, названных уммиюн, т. е. людьми, никогда не знавшими Писания. Причем одной лишь декларацией уважения дело не ограничивалось. Мусульманские законоведы, восприняв толерантные установки Священного Писания и Сунны Пророка, разработали целый комплекс соответствующих законов.

Так, мусульманам разрешается жениться на девушках из числа «людей Писания», а, как известно, создание семьи — это финальная точка на пути трансформации идентификации чужого как своего. Мусульманам разрешается и вкушать мясо животного, зарезанного рукою собрата-единобожника из других религиозных традиций. Не случайно муфтий Сирии Ахмад Бадр аль-Дин Хассун после визита в Татарстан раскритиковал российскую практику халяль-сертификации как неуместную. «Как будто весь российский народ ест греховную пищу и только ты ешь халяльную, — заявил он. — Если я зайду в дом к православному, неужели я скажу ему, что его еда греховна?» 

В мусульманском средневековом халифате действовала и такая норма: мусульмане и христиане выплачивали джизью, т. е. подать, которая давала им возможность относительно свободно исповедовать свою религию. Конечно, сегодня подобная практика выглядит как анахронизм, но для тех времен это был, пожалуй, эталон веротерпимости, ведь человек мог отстоять свои убеждения всего лишь динаром, а не жизнью на костре. Учитывая же, что и мусульмане также выплачивали государству подать (закят), говорить здесь о религиозной дискриминации будет, наверное, не совсем корректно, ведь, по сути, речь тогда шла о налогах для всех подданных халифата. Это была своеобразная форма относительной свободы совести.

Второй богословский лагерь отказывается признавать христиан и иудеев своими собратьями. Императивы Корана про «людей Писания» ими нейтрализуются через одну богословскую хитрость: улемы данной школы заявили, что современные христиане и иудеи не относятся к «людям Писания» по той причине, что те якобы отошли от принципа единобожия, а поэтому на них и нельзя распространять все вышеприведенные нормы исламского шариата.

Впрочем, справедливости ради заметим, что за отказом признавать современных христиан «людьми Писания» не обязательно стоят ксенофобские мотивы. Нередко это обусловлено усложнением реальной конфессиональной карты современного общества. Не случайно муфтий Татарстана Камиль хазрат Самигулин вступил в заочную полемику со своим сирийским коллегой, ведь он, в отличие от последнего, хорошо знает, что русские люди в постосоветской России, которых многие иностранцы по старинке шаблонно воспринимают за православных, в действительности часто таковыми уже не являются. Отсюда и объективная невозможность автоматически распространить на них мусульманские нормы касательно «людей Писания». Поэтому российская система сертификации халяль — это не камень в огород христиан как таковых, а вынужденный учет де-факто существующего положения вещей.

Сказанное не отменяет того, что многие мусульманские богословы отказываются видеть в современных христианах и иудеях «людей Писания» не потому, что последние лишь номинально исповедуют свою религию или вообще не исповедуют никакой, а потому, что в принципе считают христианство и иудаизм религиями, отпавшими от Бога. Впрочем, и те порой отвечают им взаимностью. Любопытно отметить, что такого рода мусульманские богословы нередко грешат в своих толкованиях весьма забавной половинчатостью. Когда речь идет об употреблении мяса, то христиане и иудеи для них не «люди Писания», потому они с суровыми лицами строгих богомольцев брезгливо сторонятся вкушать мясную пищу последних. Но если вопрос встает о женитьбе на русских красавицах, то здесь на знамена поднимаются все богословские аргументы — лишь бы признать их «людьми Писания» со всеми вытекающими из этого послаблениями. Да, исламское богословие — оно мужское по своей сути, желудок в нем явно проигрывает по силе воздействия на принятие решений перед другими органами.

Камиль Самигулин вступил в заочную полемику со своим сирийским коллегой, ведь муфтий РТ хорошо знает, что русские люди в постосоветской России, которых многие иностранцы по старинке воспринимают за православных, в действительности часто таковыми уже не являются

АБСУРДНО ВКЛАДЫВАТЬ В УСТА ХРИСТИАН СЛОВА О ТОМ, ЧТО «ИИСУС — СЫН АЛЛАХА»

Итак, для одних мусульманских богословов христиане и иудеи — собратья и попутчики в духовной жизни, ведущей к Богу, для других — недруги и даже враги. Посмотрим, как это отражается в толкованиях и переводах Фатихи. Как уже было сказано, здесь есть три основных маркера.

Начнем с конца. Сура заканчивается следующими словами: «Веди нас по прямому пути. Пути тех, кого Ты облагодетельствовал, а не тех, кем [Ты] разгневан, и не заблудших». Согласно интерпретации второй, ксенофобской, школы мусульманских богословов, под теми, кто гневит Бога, подразумеваются иудеи, а заблудшие, по их мнению, это христиане. Если учесть, что правоверный читает Фатиху не менее 32 двух раз за сутки из года в год, то нужно понимать, насколько мощное воздействие подобный рефрейминг оказывает на десятки и сотни миллионов людей по всему свету. Из такого рода надуманных толкований, собственно, и вырастают религиозные войны.

Теперь обратимся к началу. В первых двух аятах говорится: «Хвала Богу, Господу миров, Милостивому и Милосердному!» Абсолютно мирное религиозное славословие. Но и его ксенофобы умудрились превратить в орудие своей пропаганды. В первом эпитете Бога (Милостивый), говорят они, речь идет о Его милости, явленной в этой жизни ко всем тварям, вызванным Им из небытия к свету. А вот второй эпитет (Милосердный), учат они, касается только мусульман в жизни следующей, ибо, дескать, только им суждено попасть в рай. Снова молитва превращается в инструмент потрафления своему нарциссизму и ксенофобии.

Та же борьба идет и за перевод прославляемого в суре имени Всевышнего, которое на арабском звучит как «Аллах». Богословы первой школы подчеркивают, что переводить его нужно не иначе как «Бог», тем самым выражая фундаментальное единство ислама, христианства и иудаизма. Да, между нашими религиозными традициями могут быть различные нюансы в понимании Бога, но это все же понимание одного и того же Бога, а не двух и не трех — того единственного Бога, Который создал Вселенную. Между различными исламскими деноминациями, например ханбалитами и суфиями, Его тоже порой понимают радикально по-разному, но это не делает их слугами разных Богов.

Однако если «Аллах» оставлять без перевода, как предлагают представители второй школы, стремящиеся во всем обособиться от христиан и иудеев, то у слушателей невольно возникает ощущение, что речь идет о каком-то локальном понятии арабской культуры, а не о Боге, чей призыв обращен ко всему человечеству. Тем самым они подвергают сомнению универсальный характер ислама и хотят низвести его на уровень регионального формата. Сам Коран ставит в тупик подобных переводческих провокаторов. В одном из аятов в нем цитируются слова христиан: «И сказали христиане: „Иисус — сын Бога“» (9:30). Другими словами, Коран не подбирает для «христианского» Бога обозначение, отличное от Бога «мусульманского». В обоих случаях использовано одно и то же слово, звучащее на арабском как «Аллах». Значит, и в переводе мы должны сохранять это единство, подчеркнутое самим Кораном, ведь, согласитесь, абсурдно вкладывать в уста христиан слова о том, что «Иисус — сын Аллаха». Конечно, все это справедливо, если мы говорим о языках христианской культуры, но если речь идет о переводе на «мусульманские» языки, то и в отношении христиан, и в отношении мусульман мы обозначаем Бога как «Аллах», т. е. сохраняя все то же терминологическое единство.

Перевод — великая сила, которую нельзя недооценивать и которая может как раскрыть глубину коранических идей, так и похоронить их красоту под хламом собственных интерпретаций. Но, как бы ни старались представители второй, ксенофобской, школы мусульманских богословов, им все сложнее и сложнее скрывать от людей правду о великом трехтомнике Бога, явленного в Ветхом, Новом и Последнем Его Завете с человечеством, именуемым Кораном.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции