«Даже если мы не можем говорить на татарском, то можем на нем петь», — считают участники группы Juna, которая 30 августа выступит на масштабном Tat Cult Fest на территории музея-заповедника «Казанский Кремль». Ания Файзрахманова и Александра Мустафина рассказали «БИЗНЕС Online» о том, как поют по-татарски, но играют на нетипичных для национальной музыки инструментах, чем соблазнили на совместную работу басиста «Аквариума» и почему хотят переводить тексты своих песен.
Ания Файзрахманова и Александра Мустафина рассказали о том, как поют по-татарски, но играют на нетипичных для национальной музыки инструментах
«НЕ ГОВОРИМ О ТОМ, ЧТО МЫ НОВЫЕ ТАТАРЫ И ДЕЛАЕМ ТАТАРСКУЮ МУЗЫКУ»
— Ания, Александра, наверное, надо начать с самого главного вопроса. Считаете ли вы то, что делает группа Juna, татарской музыкой?
Александра Мустафина: Прежде всего татарская музыка — любая музыка, которая использует татарский язык и написана в пределах республики или татарами за рубежом. Если рассматривать нашу музыку с этой точки зрения, то она является татарской. А если говорить от имени людей, которые считают татарской только определенный пласт данной музыки, только определенный жанр, то, наверное, нет… Хотя, по-моему, является.
— Но вы сталкивались с таким мнением: дескать, молодые люди, татарские песни нельзя играть на банджо и укулеле, даже если это тексты татарских авторов? В семье старшее поколение подобное вам не предъявляло?
Ания Файзрахманова: Например, наши бабушки не понимают, что мы поем на татарском, возможно, и из-за того, что у меня есть акцент, им тяжело вникать. Мол, ну что это такое? Дескать, это не татарское…
Александра: Да-да. То есть Ания ставит своей бабушке песню, и та говорит: «А по-татарски когда начнется?»
Ания: Кстати, к вопросу о том, делаем ли мы татарскую музыку. Я точно ответить не могу, что это такое. Опять же либо мы считаем таковой исключительно пентатонику и все, что около. Тогда мы никогда из этого круга не выберемся. То, что раньше было татарской музыкой, получается, теперь не может развиваться. А если это то, что делается на татарском языке, тогда мы делаем татарскую музыку. Но мы больше любим говорить, что делаем татароязычную… Это более корректный термин.
— Но, если вернуться к предыдущему вопросу, не приходилось ли сталкиваться с агрессивной реакций?
Александра: Пока на амбразуру никто не бросался и не говорил, что мы такие плохие. Непонимание есть, но неагрессивное.
Ания: Мы же не выдвигаем каких-то требований и не говорим о том, что являемся новыми татарами и делаем татарскую музыку. А вот нам предъявить, может, что-то и могут, но мы особо на это не реагируем.
— Как вы сами определяете музыкальную философию, идеологию группы Juna? Она есть?
Ания: Скорее это на интуитивных началах. То есть нет такого: «Ребята, здравствуйте, меня зовут Ания, мы делаем рок».
— Но у вас для тех же журналистов есть какие-то формулировки? На страничке группы «ВКонтакте» написано: «Indie-folk с берегов Волги».
Александра: Это придумали журналисты, но сами мы так не определяем свой жанр на самом деле. Все для того, чтобы хоть как-то обозначить то, что мы делаем.
Ания: А так в нашей группе 8 человек, у всех разный музыкальный вкус, у некоторых он вообще не сходится, но вместе мы что-то синтезируем и выдаем. Чтобы это что-то как-то определить, наверное, надо задаться такой целью.
— Кажется, что сейчас музыкальные коллективы вообще уходят от того, чтобы загонять собственное творчество в рамки по крайней мере какого-то одного жанра.
Александра: Это действительно так. Жанры постоянно видоизменяются. То, что вчера было инди-фолком, сегодня уже таковым не является. Как-то стилистически определить музыкальный жанр группы порой непросто. Нас же, пожалуй, определяет набор инструментов и, собственно, музыка, которую мы любим.
Ания: Когда нам предъявляются претензии из серии, что мы должны придерживаться чего-то одного в своей музыке, мы это не очень понимаем. Говорят, мол, ребята, чтобы вы продавались, надо соответствовать какой-то нише, выбрать ее и копать, копать… Но, так как этим не зарабатываем, мы можем себе позволить не обращать внимания на подобное и делать то, что нам больше хочется. Если зададимся другой целью — делать на этом деньги, возможно, на чем-то нужно будет осесть…
Александра: Многие говорят, что надо написать хит. Вот задаться целью и написать. Но мы пока не садились и не писали. (Смеется.) У нас грядет свой альбом (надеюсь, уже скоро): возможно, что-то в нем будет хитовое, может быть, и нет.
Ания: Нам кажется, что он будет отличаться от того, что мы делали раньше. Соответственно, часть наших слушателей в каком-то смысле удивятся… Возможно, скажут, что Juna уже не та…
Александра: Либо отвалятся одни слушатели, либо придут новые.
«Пока на амбразуру никто не бросался и не говорил, что мы такие плохие. Непонимание есть, но неагрессивное»
«НАХОДИЛИ КАКИЕ-ТО КАФЕШКИ, ИГРАЛИ БЕСПЛАТНО — НАМ БЫЛО БЕЗ РАЗНИЦЫ»
— Ваш коллектив рассматривается как часть некоего оформившегося музыкального движения, которое есть в Татарстане, его неформальным лидером (да и формальным тоже) считается Ильяс Гафаров, основатель Yummy Music.
Александра: История была такая: мы изначально, не зная, что есть такой лейбл, как Yummy Music, что есть те группы, к которым нас сейчас относят, просто стали делать музыку на татарском языке и заявляться на всякие фестивали. Мы вообще любим везде подаваться… После фестиваля «Мин татарча сөйләшәм» в 2016 году, где мы выступали, оказалось, это был отбор в Yummy Music. Затем мы узнаем, что группа Juna — проект лейбла Yummy Music… А мы такие: «Как это? Нам никто ничего пока не сказал». Потом мы начали честно сотрудничать, общаться, он стал приглашать нас на свои мероприятия, фестивали, все нормально пошло.
Ания: Но это не в стандартном понимании, что мы теперь ни с кем не имеем право разговаривать. Такого нет. Мы данному лейблу, я надеюсь, полезны, и он нам очень полезен, помогает с организацией, естественно, записываться.
У нас есть много друзей-музыкантов из разных городов — и у всех них большая проблема, связанная с тем, что они не могут просто взять и выступить где-то, ведь надо иметь на это деньги. Для меня подобное дико, потому что в Казани, даже когда мы не работали с Yummy Music, все равно находили какие-то кафешки, играли бесплатно — нам было без разницы. То есть где-то да можно было выступить. А сейчас, если у нас появляется новый материал и мы захотим его сыграть, то Ильяс все это дело устроит.
— Басиста Александра Титова из группы «Аквариум» тоже Ильяс Гафаров вам организовал для записи песни?
Ания: Это история про то, что мы любим везде подаваться.
Александра: У нас в группе играл Марат Сулейманов (у него сейчас свой проект). Когда мы писали первые треки, он предложил позвать Титова Александра. Мы, конечно, полушутя, сказали: «Давай, позови». А он прямо долбал Александра Валентиновича, писал ему каждую неделю. Мы тогда думали, что он ответил просто так… В итоге Марат довел до того, что Титов прислал свою запись. Нам даже удалось с ним самим встретиться недавно, когда они приезжали с Борисом Гребенщиковым, и чуть-чуть пообщаться.
— То есть вы просто отправили Титову свою запись, а он записал партию бас-гитары?
Ания: Да, причем абсолютно бесплатно. Сначала мы думали, что, естественно, заплатим, но он сказал, что это подарок на Новый год. Очень открытый и приятный человек.
— Нет желания получить еще подарки?
Александра: Так можно и оборзеть. (Смеется.) Но тогда у нас еще басиста не было, а сейчас есть свой.
— Скоро мы увидим молодых и креативных татарских артистов на Тat Cult Fest 30 августа на территории Кремля, где вы также будете выступать. А есть у этого движения, которое все заметнее и заметнее, какая-то четкая цель?
Александра: Если говорить о лейбле Yummy Music, мне кажется, он объединяет все более-менее актуальные музыкальные веяния, берет под свое крыло…
Ания: Цель понятная — распространить татарский язык, сделать его актуальным, чтобы на нем разговаривала молодежь, особенно городская, чтобы убрать вот этот стереотип, что на нем необязательно общаться. Даже у меня такое представление было. Зачем разговаривать на татарском языке, если есть русский? А потом понимаешь, что есть нечто большее и что татарский — это твой родной язык. Саша на четверть татарка, а я полностью. В какой-то момент поняла, что это тоже важно. Даже если мы не можем говорить на татарском по разным причинам, то можем на нем петь.
Александра: Самое интересное, что русскоговорящие люди, которые совершенно не знакомы с татарским языком, пишут нам, как им интересно то, о чем мы поем, просят скинуть переводы.
«Ания ставит своей бабушке песню, и та говорит: «А по-татарски когда начнется?»
«ГРУПП, КОТОРЫЕ ПОЮТ НА ТАТАРСКОМ ЯЗЫКЕ, МАЛО, ПОЭТОМУ ЛЮДЯМ СРАЗУ ИНТЕРЕСНО»
— Поездка на недавний Ural Music Night в Екатеринбург — ваш первый выезд на большой фестиваль?
Ания: Не первый, но это, пожалуй, мой самый любимый фест.
Александра: В позапрошлом году мы доехали до Омска, были на большом этнофолкфестивале «Небо и Земля» в Тюмени, там было много татар.
— Они специально пришли на вас?
Ания: Специально или нет, но было видно, что это наши люди и как будто бы они нас знают. Даже подпевали чуть-чуть.
Александра: Еще были в Нижнем Новгороде на фестивале WaFest. Порой нас приглашают на большие этнофесты… Кроме нас, кстати, на них татар больше никто не представлял.
А поездка в Екатеринбург была классной: присутствовало множество коллективов из разных стран, программа проводилась на разных языках. Мы выступали на двух сценах — и везде был аншлаг. Разумеется, я не думаю, что это связано непосредственно с нами, просто фестиваль был настолько масштабный и народа пришло столько, что на всех площадках присутствовало очень много зрителей.
— А у профессионального сообщества фолк-музыкантов есть какая-то оценка тому, что вы делаете, или оно вам как-то подсказывает, помогает в продвижении?
Ания: Есть так называемый networking в среде музыкантов. Раньше мы больше были вовлечены в него, сейчас меньше, потому что основное внимание уделяем контенту. В какой-то момент мы поняли, что слишком много занимаемся продвижением и слишком мало контентом, самими песнями, поэтому так все затягивается. Развеялся тот миф, что не тяжело совмещать позиции менеджера группы и непосредственно самих музыкантов, поэтому мы стали общаться немножко меньше с этим сообществом, больше работаем над материалом. А так да, главное, надо самим с ними начать общаться, выходить на них.
«Групп, которые поют на татарском языке, мало, поэтому людям сразу интересно. Причем непонятно, хорошо или плохо, просто интересно»
Александра: Лейбл лейблом, но если сам ничего не делаешь, то ничего и не будет происходить. Если говорить об оценке нашего творчества, то… ну не знаю, зовут же на фестивали.
Ания: Групп, которые поют на татарском языке, мало, поэтому людям сразу интересно. Причем непонятно, хорошо или плохо, просто интересно.
— Есть цель попасть на какой-то конкретный фестиваль в России в качестве участников?
Александра: Я хочу в Петербург на мероприятие «Части света», которое проводит Борис Гребенщиков. Но у нас нет материала, поэтому мы пока не подаемся. Нужно все-таки показать, что мы делаем.
— А как же «Нашествие»?
Александра: Недавно я слушала один подкаст, в котором говорили о том, что фестиваль «Нашествие» себя уже изжил, каждый год там выступают одни и те же музыканты. Вообще, мне кажется, это немножко не наш формат, как таковой фолк-сцены там нет. На мультиформатном фесте «Дикая Мята», например, есть. Думаю, вот он нам больше подходит.
Ания: Фестивали, конечно, хороши в плане зрителей, но лично я больше люблю выступления, которые делаем мы сами. На больших сборных мероприятиях дают очень мало времени на саундчек, все всегда идет не по плану. В итоге готовишься-готовишься, что-то идет не так — звук оказывается не очень хорошим. Мы даже завели своего звукорежиссера, как делают нормальные музыканты, — это нам немного помогает. Но лучше, когда ты выступаешь на своем сольном концерте: саундчек может длиться хоть три часа, какая угодно сцена, декорации или не декорации, если есть деньги.
— На разогревы не зовут? Например, каждый год приезжает в Казань группа «Мельница».
Ания: И с Зулей Камаловой мы катались в Уфу, но это нам уже Ильяс [Гафаров] организовал.
Александра: Мы были на разогреве у питерского бенда Theodor Bastard в ДК «Московский». Все прошло классно! Просто до Казани не все коллективы доезжают, чтобы можно было выступить у них на разогреве. Очень часто случается так, что какой-то исполнитель, группы в своем туре охватывают все Поволжье, кроме Казани. И мы думаем: «Ну как так?»
Мне одна группа писала, что ее просто никто не берется привозить, нет организаторов, нет промоутеров в Казани, хотя во всех остальных городах, даже в каком-нибудь Ижевске, Йошкар-Оле, есть, группы туда приезжают, выступают. И это очень странно…
— Какие артисты — хорошие? Объехали все Поволжье, а Казань пропустили?
Александра: «Оргия праведников» в электрическом составе, хотя в акустике коллектив бывает каждый год. Играет уже много лет, везде бывает, а к нам так ни разу и не приехал с полноформатным концертом. Я не знаю, конечно, насколько это для вас хорошие артисты. Но мне они нравятся, у них достаточно сложный звук. Не знаю, является ли это причиной не приезжать.
Ания: Что касается публики, я заметила, что в Екатеринбурге люди реально приходят послушать музыку. И они очень открыты, доброжелательны, не скупы на эмоции, как говорится. У меня, конечно, не такой большой опыт, чтобы сравнивать, но все же, например, в Нижнем Новгороде было не так…
«Фестивали, конечно, хороши в плане зрителей, но лично я больше люблю выступления, которые делаем мы сами»
«ПОКА НЕ СТАВИМ ЦЕЛЬ СТАТЬ ФЛАГМАНАМИ ТАТАРСКОГО ФОЛКА»
— Фолк — это не музыка прямого действия, в отличие от того же рэпа или рока. А фолк и социальная тематика как-то могут между собой сочетаться или нет?
Ания: Почему бы нет? Наверное, да. Просто изначально было так, что фолк — это больше про себя, про природу, про внутренний мир, про душевное спокойствие, причем музыка соответствующая. Рок — это про протест, да. Но сейчас это можно смешать, если делать сознательно.
Александра: Но мы пока так не делаем.
— Вы сказали, что музыкой не зарабатываете. Вы в принципе не ставите перед собой задачу сделать музыку профессией?
Ания: Нет, не в принципе. Просто пока мы на таком этапе… Да, хотим зарабатывать на этом, но, грубо говоря, не знаем, как подобное делается, и понимаем, что нам придется забросить всю свою остальную жизнь.
Александра: Да, у каждого из нас есть основная работа, не связанная с музыкой, только последней почти никто не занимается.
— А чем вы занимаетесь в «мирной» жизни?
Ания: Я окончила КФУ, но по специальности (политолог) не работаю… Разговариваю со своими знакомыми из творческой среды, которые тоже пытаются уйти из просто заработка денег в доходы с помощью музыки либо с другой творческой профессии, но это такой большой вопрос… Тогда все творчество станет рутиной, а любое искусство в него превратится, есть страх потерять вот этот нерв, что ли, ведь, может быть, тебе потом и занятие музыкой перестанет нравиться, хотя, разумеется, это не оправдание.
Александра: Я окончила филфак КФУ, сейчас работаю копирайтером. Просто у нас нет пока цели все бросить и начать ездить в туры. Если будет такой спрос, то мы сможем подстроиться, да. Но мы, повторю, пока не ставим цель стать флагманами татарского фолка.
Ания: Да. Элементарно у нас даже нет альбома. Вот выйдет — будем его раскручивать и там посмотрим. Вдруг действительно все так хорошо пойдет, что сможем на нем заработать.
— Какая-то ориентировочная дата выхода дебютной пластинки уже есть?
Ания: Конец года, я надеюсь.
«Изначально было так, что фолк — это больше про себя, про природу, про внутренний мир, про душевное спокойствие, причем музыка соответствующая. Рок — это про протест. Но сейчас это можно смешать, если делать сознательно»
— А такая тихая интеллигентная музыка, как ваша, вообще может продаваться?
Александра: Алина Орлова, например. У нее и с пиаром все хорошо. Она недавно приезжала и собрала «Соль», хотя нельзя сказать, что большая площадка, но все же. Группа Mgzavrebi: там человек 20, минимум 10 всегда на сцене. Данный коллектив везде зовут, он везде играет.
Ания: Опять же это вопрос менеджмента. В первые два года нам казалось, что, блин, мы все можем сами, мы успеем, будем и работать, и продвигать себя, везде подавать заявки. Через два года, естественно, начало происходить выгорание. Оказывается, это нормальный ход вещей. Мы поняли, что тяжело совмещать продвижение музыки и зарабатывание на жизнь. Пока не знаем, как объединить подобное.
— Такое ощущение, что вроде и некому подсказать вам. Менеджера какого-то привлечь не планируете?
Ания: Ну как, у нас есть Ильяс. Но менеджера пока не планируем. Когда появится контент, мы об этом подумаем. Пока делаем ставку на сам материал, потом уже будет о чем говорить, на что смотреть, что продавать.
— А вы сами как думаете, нужен группе Juna музыкальный продюсер?
Александра: Просто без продюсера мы очередная группа из Казани, которая что-то хочет, а с ним мы уже более серьезные артисты, статусные, что ли.
Ания: Да, продюсер упакует все как надо, но опять-таки могут возникнуть ограничения — и мы не сможем делать все, что хотим в музыке…
Повторю: мои друзья говорили, что мы должны выбрать одну нишу. Я все время в шоке от таких заявлений. Почему я должна это делать? Хотя если ради заработка, то, да, похоже, должна.
«Мы подавали заявку на «Yзгәреш җиле», но нам ответили, что у них и так есть оркестр и им не нужен бенд»
«ЭТО ХОРОШАЯ МУЗЫКА, НЕПЛОХИЕ АРАНЖИРОВКИ, НО… СКУЧНЕНЬКО»
— Еще один момент, связанный с развитием татарской музыки: более трех лет назад Рустам Минниханов сказал свою знаменитую фразу о том, что татарская эстрада находится в застое и надо что-то делать. Действительно, с тех пор началась какая-то движуха. И ощущение, что она идет по двум направлениям (отчасти они где-то совпадают, скажем, по персоналиям). Есть движение, условно говоря, Ильяса Гафарова и «Yзгәреш җиле» Рауфаля Мухаметзянова. И часть вашей тусовки там тоже участвует — Зарина Вильданова, Ильгиз Шайхразиев.
Александра: А нас туда не взяли. Мы подавали заявку, но нам ответили, что у них и так есть оркестр и им не нужен бенд.
Ания: При этом нас держали в неведении месяца два-три, наверное.
— Это вы по своей инициативе решили там участвовать?
Ания: Да. Ильгиз Шайхразиев (он тоже на лейбле Yummy Music) сказал: «Девчонки, вам тоже надо». Ну мы и решились. Но Венера Ганиева сказала, что у них уже есть оркестр и им нужны вокалисты, а не музыканты. Получается, что эта вся история про солистов. К тому же там, кажется, пришлось бы надевать платье, как на «Оскар», что вообще не про меня, как вы видите. (Смеется.) И где тут перемены? Я не знаю.
Александра: Ания, конечно, могла спеть в одиночку под оркестр, но это уже было бы не то.
— А можно сказать, что вот эти два направления идут разными путями, но одинаково способствуют реализации того, о чем говорил Минниханов?
Ания: Ну он же говорил про эстраду… Или имел в виду всех музыкантов в широком смысле?
Александра: Вы сказали, что все зашевелилось после слов Рустама Минниханова, но, на мой взгляд, для всех тех, кто двигался еще до этого, его речь просто стала поводом показывать что-то другое и чуть больше шевелиться. Я, например, знаю коллективы, которые существовали и до его фразы, просто они стали больше засвечиваться теперь.
Насчет «Ветра перемен»… Не была ни на одном концерте, просто знаю, что для казанцев это событие, на которое приходят потому, что оно представляет собой такое несколько элитарное мероприятие: на других посмотреть, себя показать. По поводу музыки тоже не могу ничего такого сказать, я видела лишь какие-то видюшки — и, по-моему, все то, что они там делали, уже когда-то было.
Ания: Альфия Авзалова давно уже подобное делала.
— Действительно, Альфия Авзалова и Ильгам Шакиров пели в 60–70-е время под аккомпанемент джаз-бендов.
Александра: Да-да. То есть это хорошая музыка, неплохие аранжировки, но… скучненько. Получается, раньше была просто эстрада, а сейчас есть элитарный ее кусочек и туда все стремятся попасть.
Ания: Вопрос в том, можно ли назвать подобное переменами. Не знаю. Просто это приобрело такой масштаб…
А вот обычные люди, которые слушают татарскую эстраду, могут попасть в оперный театр на «Ветер перемен» и послушать? Таксисты, например?
— Тут ведь проблема целеполагания. Красивый концерт сняли, показали пять раз в год на ТНВ — здорово. Просто возникает вопрос: с этим «Ветром перемен» надо ехать в Карнеги-холл, куда они отправятся в январе, или все-таки нужно делать тур по городам РТ?
Ания: Конечно, по Татарстану. Даже не по его городам, а по районам. Собственно, Ильяс же организует с ребятами такое, они ездят даже по регионам. Мне кажется, если и распространять музыку среди всех татар, то надо именно так действовать, но подобное, конечно, тяжело, это не Карнеги-холл, блин.
«У нас действительно музыка на татарском языке, которую может слушать молодежь в Татарстане, а она, как вы сказали, никогда не будет включать Салавата»
«ЛЮБЛЮ ГРУЗИНСКУЮ МУЗЫКУ MGZAVREBI, ХОТЬ И НЕ ПОНИМАЮ, О ЧЕМ ДАННАЯ ГРУППА ПОеТ»
— А ваша музыка может быть востребована в татарской глубинке? Театральный критик Нияз Игламов хорошо сказал, что выросло целое поколение городских татар, которые никогда не слушали и не будут слушать Салавата. Кажется, это в том числе относится к вашей музыке.
Александра: С одной стороны, у нас действительно музыка на татарском языке, которую может слушать молодежь в Татарстане, а она, как вы сказали, никогда не будет включать Салавата. С другой стороны, это инди-фолк, он вписывается в рамки мировой музыки. То есть эта музыка не ограничена только татароязычными слушателями, ее может слушать весь мир. Просто потому, что человек любит инди-фолк, или инди, или что-то подобное. А такие люди есть не только в Татарстане, но и во всем мире. Я, например, люблю грузинскую музыку Mgzavrebi, хоть и не понимаю, о чем данная группа поет. Это же не повод ее не слушать?
— То есть вы ориентируетесь не на татарскую деревню, а на мирового зрителя?
Ания: Да. И даже то, что они не понимают наши тексты, нас не смущает. Мы собираемся делать переводы. В этом даже есть некий элемент интриги.
— Просто кажется, что для такой музыки, как ваша, нужен какой-то ледокол, который пробьет стену и выйдет в пространство за пределами Татарстана, потому что та же Зуля Камалова — это немножко другой пример, она далеко в Австралии.
Александра: Знаете, что обидно? Можно быть бесконечно популярным, например, в Татарстане, но если о тебе не говорит кто-нибудь за границей, то, получается, ты ничего и не стоишь. Да, у нас есть цель пробить эту стену, потолок, но я не знаю, кто за нами побежит вслед.
Не знаю, считать ли достижением то, что нас заметила британская группа Metronomy… Не знаю, были ли у татарских артистов случаи, когда их выделял, отмечал иностранный исполнитель.
— Кстати, как они узнали о вас?
Ания: Нам об этом сообщил в группе в соцсети «ВКонтакте» Муса из группы «Алканат». Причем он написал как-то непонятно, мы даже подумали, что спам, и хотели удалить. Потом прислал ссылку на ролик, в котором Metronomy о нас говорит. У журнала Maxim на YouTube есть рубрика, где иностранные музыканты оценивают видео российских исполнителей — и популярных, и не очень. И там группе Metronomy показали наш кавер на ее трек, который мы исполнили на ТНВ на «Территории ночного вещания». У нас просто не было достаточного количества песен на тот момент.
Александра: Мы не поверили, что британские музыканты про нас так говорили. То есть мы бы даже не узнали этого, если бы кто-то из наших знакомых не увидел. Абсолютный элемент случайности.
— Данный случай как-то на вас повлиял как на группу?
Ания: Да, сразу стало больше просмотров. Хотя если бы это произошло сейчас, то мы бы были больше нацелены на то, чтобы использовать этот момент информационного повода и чтобы еще больше что-то выдать, но мы профукали тогда момент.
«Я ДУМАЮ, НЕ ЗОВУТ, ПОТОМУ ЧТО НАС МНОГО»
— Вас зовут на правительственные концерты? Просто ваша музыка — это, кажется, то, что можно показать высоким гостям Татарстана.
Александра: Гостям нас показывают, но это не правительственные концерты, а какие-то молодежные форумы, или корпоративы крупных компаний, или вечер молодежи, которая уехала за границу. Более-менее интеллигентные тусовки.
Ания: Я думаю, нас не зовут, потому что нас много. Всегда легче позвать одного артиста, чем целый коллектив.
— Не пробовали усеченные варианты делать, скажем, акустическая Juna?
Ания: Ну это опять же история про продажу. Но, наверное, как вариант, да.
— Вы с помощью краудфандинга собирали деньги на альбом.
Ания: Мы собрали около 60–70 тысяч рублей и считаем, что это очень хорошо. История такая: была площадка «Карта инициатив», она как-то реорганизовалась, сейчас иначе называется и так далее. Мы были в пятерке ее тестовых проектов, поэтому нам сказали, что наш проект будет идти столько, сколько мы захотим, и он висел у нас полтора года.
Александра: За этот период, я считаю, у нас был хороший результат. Как правило, такие же малоизвестные коллективы, как мы, набирают по 15 тысяч рублей от своих друзей, на этом все заканчивается.
Ания: Еще они писали про наш контент, что тоже было нам на руку. Но мы поняли, что на нашем месте легче эти деньги заработать, нежели вести краудфандинговую кампанию. Я понимаю, Борис Гребенщиков собрал на альбом, «Би-2» — тоже, а для нас это была просто авантюра. Мне предложили — я согласилась. Прикольно, ничего такого мы еще не делали. Плюс получили какую-то обратную связь, что тоже здорово. Нам писали люди, спрашивали, чем могут помочь. То есть мы реально поняли, что как-то инкорпорированы во всю эту систему, что мы не отдельно.
— Зуля Камалова собрала приличную сумму через краудфандинг на свой альбом — вроде бы редкая история для татарского артиста.
Александра: Тем не менее набралась только часть той суммы, которая певице была нужна. Хотя этого было достаточно, чтобы начать что-то делать. В целом, конечно, подобное — отличный пример того, как татарский артист собрал хорошие средства народным финансированием, так скажем.
«Гостям нас показывают, но это не правительственные концерты, а какие-то молодежные форумы, или корпоративы крупных компаний, или вечер молодежи, которая уехала за границу. Более-менее интеллигентные тусовки»
«МНЕ КАЖЕТСЯ, ОН АККУРАТНО НАС ОТШИЛ»
— Вам прошлогодний Tat Cult Fest в Кремле понравился?
Александра: Мы там ходили, бродили, да.
— Просто было ощущение, что это татарский фестиваль и нового масштаба, и нового формата. Есть какие-то обсуждения в вашей среде относительно того, как подобное должно развиваться?
Ания: В нашей нет. Просто мы больше ушли в себя, опять же работаем над группой, над материалом и точно не знаем, как это все развивает Ильяс. Как мы поняли, они планируют собирать вообще всех людей, которые имеют хоть какое-то отношение к татарскому. В текущем году, кажется, состав примерно такой же. И это хорошо: снова приедет Зуля Камалова, опять будет дуэт «Аигел». Круто!
— «Аигел» — тоже татарская музыка?
Ания: Ну у Айгель Гайсиной есть татарские песни. Меня очень прикалывает то, что данный коллектив делает.
Александра: Айгель считают нашей. Всем импонирует то, что Гайсина, по сути, обычная девушка из Набережных Челнов, реально ставшая звездой. Естественно, людям хочется сказать, что да, она вот наша, мы вместе с ней жили, в школу ходили и так далее. Ну и современной молодежи ее музыка очень заходит, и неважно, татарская она или нет, зато здорово вплетается в современную музыкальную жизнь России.
Ания: Мне кажется, вот настоящие перемены. Это здорово! Пусть две или три песни на татарском, но перемены.
— Одна из причин успеха Айгель Гайсиной — Илья Барамия, который уже был известным электронным музыкантом в Питере. Может, и вам есть смысл какого-то такого пригласить?
Ания: Да, действительно. Думали об этом, когда сюда приезжал Дэвид Браун (он выступал в «Соли»). Мы сразу же накинулись, но затем поняли, что для начала надо самим из себя что-то представлять, а потом приставать к людям. Когда появились наши первые записи, нам стали писать другие ребята, которые, грубо говоря, делают еще меньше, чем мы. И мы поняли, как это выглядит со стороны.
Кстати, Дэвид Браун нам тогда ответил: «Давайте». Прошла неделя, мы собирались духом. Когда наконец-то решились написать ему, он ответил, что будет работать над своим альбомом и ему неудобно что-то делать параллельно…
Александра: Мне кажется, он аккуратно нас отшил. (Смеется.)
— Музыка для театра, кино — есть у вас на этот счет какие-то идеи?
Ания: Мы же три-четыре раза участвовали в спектакле Луизы Янсуар. Это проект «Калеба». Иногда нас зовут, мы что-то пишем.
— А вот с академическими театрами? А то у нас есть один Эльмир Низамов, который пишет для вообще всех.
Ания: Это хорошая идея. В нашем органайзере даже есть закладочка, связанная с тем, что надо связаться с режиссерами. Но опять-таки плохо откладывать на потом, плюс опять же все упирается в материал…
Александра: То есть, когда мы его допишем, тогда можно будет обращаться к разным проектам. Пока альбом — наша главная миссия.
«В нашей группе 8 человек, у всех разный музыкальный вкус, у некоторых он вообще не сходится, но вместе мы что-то синтезируем и выдаем»
«МОЯ ПОДРУГА СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНО СКИНУЛА МНЕ ТРЕКИ МУБАЯ»
— А как вообще возникла идея петь по-татарски?
Ания: Раньше мы, естественно, исполняли каверы на английском. Это нормальный путь любого музыканта — петь вначале каверы, а на английском, потому что любим зарубежную музыку в подавляющем большинстве. Затем надо было начать где-то выступать — и мы стали подаваться на все фестивали. Узнали про фест, который делала молодежная организация «Сэлэт». Посмотрели: ага, татарская тусовка, хорошо бы сделать что-то на татарском, но что? Тогда мы не знали ни про какую Альфию Авзалову, ни про Мубая, только думали, что делать… И моя подруга совершенно случайно скинула мне треки Мубая… Я была в шоке! Тогда мы решили, что если и делать кавер, то только на него. Выбрали самую легкую в плане исполнения песню. В «Сэлэте» все были в шоке, что мы вот так вот с укулеле поем на татарском. И мы поняли, что это интересно. На следующий год опять подались к ним, уже с другой песней на татарском языке.
Александра: Тогда еще не было мейнстримом петь с укулеле.
Ания: Да-да. Я сейчас говорю о том, что мы не целенаправленно подобное делали, это такая вот череда случайностей. Когда мы уже отправили заявку на «Мин татарча сөйләшәм», там все завертелось вокруг данной тематики. Мы же еще сами тексты не пишем, мы никак не поэты, к сожалению, поэтому решили, что вместо того, чтобы делать музыку на свои плохие стихи, можно делать ее на хорошие готовые, а на каком языке — уже второй вопрос. Решили, что на татарском прикольно, ведь живем в Татарстане, я татарка.
«Я пока делаю упор на укулельку. Мне интересны всякие безладовые инструменты типа саза, но пока я не знаю, где его взять»
— А инструменты оригинальные где берете?
Ания: На самом деле их достать легче, чем более привычные профессиональные инструменты. Джембе можно самим сделать либо отобрать у кого-то на улице. (Смеется.) Да и стоит оно 2 тысячи рублей — пошел и приобрел. А ударная установка? Студент ее просто так не купит.
Александра: Надо еще научиться на этой ударной установке играть.
Ания: Получилось, что это оригинально, да еще и людям нравится.
Александра: Нам еще повезло с участниками. Я чисто случайно наткнулась на нашего (уже бывшего) участника Сергея Прокофьева, который делает флейты. Это его хобби. Сам вырезает, стругает свои инструменты, у него дома их целый стол.
Я же пока делаю упор на укулельку. Мне интересны всякие безладовые инструменты типа саза, но пока я не знаю, где его взять.
Ания: Еще хотим с акустической перкуссии переходить на более электронный звук, на всякие пэды, потому что это как раз дает необходимый грув. Вот раньше, вы не поверите, мы даже не думали ни о ритме, ни о груве, ни о метрономе, а, оказывается, это важная часть музыки, надо очень много обращать на нее внимание. Мы даже не знали, что раньше у нас везде был одинаковый грув. Соответственно, пэд нам даст возможность звучать полно и качественно.
— Не приходилось писать песни на заказ?
Александра: Была одна девочка, которая написала, что у нее дедушка — поэт, и скинула несколько стихотворений. Мы почему-то не обратили на это внимание…
Ания: Не помню, правда, чем закончилась та история: то ли мы стих выбрали не тот, то ли что… А так мы взаимодействовали с Луизой Янсуар, она скидывала нам свои стихи. Кстати, на одно из ее произведений у нас в альбоме будет песня под названием «Колыбельная». Непростая выдалась работа… Надо было одновременно отобразить и момент умирания, и момент засыпания маленького ребенка. Мы сделали трек за неделю, что очень быстро, обычно мы… Не скажу, сколько обычно это занимает времени.
— А если позвонят из какого-то подразделения ТАИФа или хоккейного клуба «Ак Барс» и попросят что-то сделать для них?
Александра: Да мы-то напишем, просто песня будет в нашем стиле.
Ания: Но если они дадут нам четкий инструментарий, накинут референс, естественно, мы к работе подойдем уже иначе, но это уже будет не Juna. А если захотят именно в стиле Juna, то пожалуйста. Но вопрос: надо ли им это?
Состав казанской группы Juna:
- Ания Файзрахманова (вокал);
- Александра Мустафина (бэк-вокал, укулеле, банджо, металлофон);
- Екатерина Ростова (перкуссия);
- Петр Егоров (перкуссия);
- Эля Фейцех (скрипка);
- Марат Латыпов (гитара);
- Марат Шаяхметов (бас-гитара);
- Сергей Прокофьев (флейты);
- Тимур Милюков (саунд-продюсер).
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 15
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.