Александр Сладковский: «Музыка, весь музыкальный процесс — это счастье в чистом виде, и я ничего себе другого не желаю» Александр Сладковский: «Музыка, весь музыкальный процесс — это счастье в чистом виде, и я ничего себе другого не желаю»

«ЕСЛИ КОНЦЕРТ ХОРОШИЙ, ТО ПОСЛЕ НЕГО РАССЛАБЛЯТЬСЯ НЕ НАДО»

— Александр Витальевич, что изменилось для вас за 10 лет руководства оркестром?

— Всё. Самое главное — оркестр получил признание. Поначалу никто не понимал, что мы делаем, а сейчас все гордятся, что республика обладает таким мощнейшим инструментом, который несет не только культурологическую миссию, но и политическую. Я считаю, что изменилось главное — отношение к нашему делу на самом высоком уровне.

— Что изменилось в вас?

— К сожалению, я стал старше, а к счастью, теперь многие вещи понимаю на интуитивном уровне — благодаря той школе, которую прошел здесь, и по-человечески, и профессионально, благодаря моему коллективу, сотрудникам нашего тыла, офиса. Это единый организм, и я расту и развиваюсь вместе с ними. Моя семья — это оркестр. 

— Что вы открыли для себя в Казани за это время?

— Ильинское! На самом деле и Ильинское, и Раифу я открыл для себя очень давно. Мы привозили сюда первых гостей — покойного внука Сергея Васильевича Рахманинова Александра Борисовича. В Раифу мы возили всех гостей — это место историческое, намоленное, необыкновенное, особенно для людей, которые знают Россию только по книгам и воспоминаниям своих родственников. И, конечно, в Казанский кремль, чтобы показать им потрясающий Кул Шариф и единение русского православного собора и мусульманской мечети, которые находятся друг от друга почти в двух шагах. Это абсолютно уникальное явление. Так сложилось, что я открыл для себя Ильинское и теперь наслаждаюсь и вдохновляюсь этой природой, потрясающим озером, землей, которую я возделываю своими руками. Я облагораживаю окружающую среду, создаю ее и творю — на земле так же, как на сцене. Наверное, для меня это самое большое открытие в столице РТ. Если бы я был не в Казани, я бы никогда не очутился в Ильинском.

— Как вы отдыхаете? Есть ли у вас рецепты расслабления после концертов? 

— По-разному. Если концерт хороший, то после него расслабляться не надо, потому что получаешь такое количество адреналина и позитива… А поскольку у нас не бывает плохих концертов, я не устаю. Если бы я уставал, занялся бы другим делом. Проходит 15 минут после концерта, я отправляюсь в гримерку, принимаю душ — и моментально возникает ощущение того, что я могу еще столько же отстоять и сыграть. Это закон природы: чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Я счастлив выходить на сцену, играть для людей, репетировать со своим фантастическим оркестром. 

Кроме того, я очень люблю море и, если есть возможность, дышу им, купаюсь, наслаждаюсь. Наверное, это самый лучший для меня отдых. Я обожаю водить машину и отдыхаю за рулем. Также, наверное, один из самых прекрасных способов расслабиться — когда после хорошего, удачного, классного концерта мы с друзьями идем в один из наших уютных ресторанов в Казани и общаемся, то есть дарим друг другу радость общения не только на сцене, но и за ней. Это один из способов фантастического внутреннего обогащения и проверенный метод зарядить батареи. 

«МУЗЫКА — ЭТО СЧАСТЬЕ В ЧИСТОМ ВИДЕ, И Я НИЧЕГО СЕБЕ ДРУГОГО НЕ ЖЕЛАЮ»

— О чем вы думаете, когда просыпаетесь и когда засыпаете?

— Когда засыпаю, я не всегда успеваю о чем-то подумать. А когда просыпаюсь, то благодарю Всевышнего за то, что проснулся, и думаю о том, какое удовольствие я сегодня получу — будет ли это репетиция, или концерт, или встреча, или прогулка (если свободный день). Я думаю не о том, что прошло, а о том, что будет и как обустроить, чтобы оно состоялось. Я действительно стараюсь не думать о негативе. Если человек размышляет о плохом, то притягивает его, а такого в моей жизни хватило на пару жизней вперед.

— Какого композитора вы мечтаете сыграть, но пока не успели или не получилось?

— Наверное, я уже сыграл все, что хотел. Осталось увековечить эти шедевры нашими записями и нашим прочтением, как мы уже сделали с Шостаковичем и Чайковским. Наверное, это очень большая удача, когда дирижер встречает своего композитора, как Мравинский Шостаковича, и Дмитрий Дмитриевич писал именно для оркестра Евгения Александровича. У нас тоже есть такие очень близкие друзья, которые обожают оркестр и пишут для нас, — в первую очередь это Александр Чайковский. Также мне посчастливилось работать с нашими современниками — Родионом Константиновичем Щедриным, Софией Асгатовной Губайдулиной, Гией Александровичем Канчели, ушедшими классиками Андреем Павловичем Петровым или Борисом Ивановичем Тищенко. Но я думаю, что моя основная симфония еще впереди.

— Что бы вы сказали себе 15-летнему?

— Я уже сказал себе в 13 лет, что буду большим, выдающимся дирижером, и повторил бы это снова. Я повзрослел чуть раньше, чем мои сверстники, потому что с 11 лет учился в военной музыкальной школе, по сути в интернате, далеко от мамы и папы. И в 13 лет я себе сказал: буду как Темирканов. Более счастливого исхода для себя я не представляю. Музыка, весь музыкальный процесс — это счастье в чистом виде, и я ничего себе другого не желаю.

«НАСТОЯЩАЯ МУЗЫКА ДОЛЖНА ПРОБУЖДАТЬ В ЛЮДЯХ ЧУВСТВО СОСТРАДАНИЯ»

— Три качества отличного дирижера?

— Последовательность, любовь к музыкантам и людям, сила воли. Последовательность — очень важная вещь: сказал — сделал. Это мое кредо.

— Чья музыка может растрогать вас до слез?

— Любая, которую я обожаю. Я постоянно это делаю, и мне не стыдно, потому что ради того музыка и писалась. Знаете, как обливались слезами композиторы, когда «рождали» свои произведения? Я представляю подобное очень хорошо, потому что это запредельные материи, которые невозможно осмыслить, космические вибрации, созданные облагораживать душу любого человека, в том числе для тех, кто не имеет каких-либо музыкальных способностей. Настоящая музыка должна пробуждать в людях чувство сострадания, самые светлые и чистые чувства, ведь на самом деле это мягкая сила. Есть такое понятие в политике, так вот и музыка тоже мягкая сила. Это совершенно удивительное, космическое изобретение, без которого наша жизнь была бы намного скуднее, а возможно, вообще бессмысленной.

 — Что мечтаете сделать в следующие 10 лет?

— Я не загадываю так далеко. Контракт с министерством культуры Татарстана у меня на год, но его постоянно продлевают. Я могу только оперировать своими мечтами в рамках заданного срока, потому что я не фантазер, а реалист и практик. В этом сезоне у нас много открытий — и дирижеров, и фантастических музыкантов. Нам предстоит презентация записи Петра Ильича Чайковского. В сезоне 2020/2021 я буду стараться сыграть всего Бетховена — в 2020 году исполняется 250 лет со дня его рождения, и мы не хотели бы пройти мимо этого события. В наших планах — записать все его симфонии, потому что они уже есть в репертуаре оркестра и их тоже хотелось бы увековечить. Я очень деликатно и осторожно отношусь к будущему времени. Все в Божьей власти, надо просто стараться делать все хорошо. 10 лет назад я знал, к какой точке мы придем сейчас. И я понимаю внутри себя, что должно быть через 10 лет со мной и оркестром, если, даст Бог, смогу работать и дальше.

Но об этом я не могу говорить — подобное неделикатно.


Мнение автора может не совпадать с позицией редакции