Вася Ложкин: «Я мужика с похмелья рисую как пейзаж, а не то что «фу таким быть»

Вася Ложкин: «Картинка в интернете, на телефоне, на экране компьютера и живьем, немножко по-другому все-таки смотрится. Здесь можно пощупать, посмотреть. И они, мне кажется, гораздо красивее выглядят в живом виде»Фото: Сергей Елагин

«РУНЕТ СТАЛ ОЧЕНЬ СЕГМЕНТИРОВАННЫЙ, ВЕСЬ РАССЫПАЛСЯ»

— Алексей, вы прежде всего герой интернета, да и к своему творчеству относитесь несерьезно, называя «картинками». Для чего в таком случае выставки в картинных галереях, подобные той, которая открылась накануне в Казани? Ведь все мы можем увидеть ваши творения в сети?

— Я объясню. Потому что не все. Это мы с вами находимся, условно говоря, в интернете. Но во всем интернете пребывают далеко не все. Это раз. А во-вторых, картинка в интернете, на телефоне, на экране компьютера, с одной стороны, и живьем, с другой, немножко по-другому все-таки смотрится. Здесь можно пощупать, посмотреть. И они, мне кажется, гораздо красивее выглядят в живом виде. Кроме того, выставка — это такая некая популяризация творчества, встреча со зрителями. Как правило, люди приходят, что-то говорят…

— Кстати, а вашего зрителя и почитателя можно как-то описать?

— Нет, его описать совершенно невозможно. Потому что у нас было много выставок, я смотрел на людей, которые приходят,  и это очень разная публика, совершенно разных возрастов — дети, взрослые и так далее. Различных социальных слоев — богатые, бедные, студенты, пенсионеры, вот так. И даже разных политических взглядов, иногда я замечал, что они могут быть прямо противоположными. Единственное, что их объединяет, — чувство юмора, а так же то, что им нравятся картинки.

— Как вы относитесь к определению, которое за вами закрепилось уже давно, — «самый популярный художник рунета»?

— Может быть, но сейчас как такового рунета уже нет, как мне кажется.

— Он растворился в глобальном интернет-пространстве?

— Нет. Он стал очень сегментированный, весь рассыпался. Потому что раньше был, например, ЖЖ — LiveJournal, где собиралась такая, условно говоря, интеллектуальная элита. Люди там писали рассказы, статьи какие-то длинные, где много-много букв, всякую аналитику, фоторепортажи, видеорепортажи. И это все обсуждалось.

А сейчас интернетом пользуется гораздо больше людей. И с приходом смартфонов в нашу жизнь, когда интернет оказался в каждом кармане, все стали использовать соцсети: «ВКонтакте», «Фейсбук», «Инстаграм». А у всех этих платформ существуют какие-то свои алгоритмы, где они показывают то, что роботу и искусственному интеллекту кажется интересным конкретно вам. Чтобы вы лайкнули, подольше задержали взгляд на какой-то картинке или на каком-то тексте и все такое подобное. Условно говоря,  в том же «Фейсбуке» я подписан на 5 тысяч человек. Но я не вижу эти 5 тысяч, а максимум человек 100. Так и во всем, поэтому сложно говорить сейчас о каком-то рунете как общности. Но да, наверное, здесь моя основная аудитория. Меня же не показывают по телевизору.

— Кстати, почему?

— Я не то чтобы не стремился, показывали пару раз в каких-то новостях, когда какая-то выставка проходит. А так изначально весь мой выставочный зал — это, конечно же, был интернет. И остается сейчас.

— Да и интервью с вами на просторах сети немало.

— Я пару раз пытался написать текст, что-то вроде справочника «Самые часто задаваемые вопросы». Но каждый раз засыпал в поезде.

«Я как-то особо не анализирую то, что нравится людям в интернете. Но, как мне кажется, это чисто субъективное мнение, публика стала очень сильно политизированной. Все любят о политике рассуждать»Фото: Сергей Елагин

«ПУБЛИКА СТАЛА ОЧЕНЬ СИЛЬНО ПОЛИТИЗИРОВАННОЙ»

— При всей нынешней сегментированности рунета его пользователи любят котиков и сиськи, сказали вы в одном из этих интервью. С тех пор предпочтения аудитории изменились или расширились?

— Сложно сказать, я как-то особо не анализирую то, что нравится людям в интернете. Но, как мне кажется, это чисто субъективное мнение, публика стала очень сильно политизированной. Все любят о политике рассуждать.

— А 15 лет назад было иначе?

— Да. Политика была и тогда, но все-таки интерес существовал и к литературе, и к искусству в целом, а сейчас в основном одна политика. Она затмевает спорт, думаю так. Но я подробно не анализировал.

— При этом вы, как художник, не любите откликаться на какие-то конкретные события общественно-политической жизни.

— Не люблю, потому что я все-таки рисую картины, а их делать достаточно долго, и, если буду реагировать на события, тогда мне надо делать их гораздо проще… И работать, условно говоря, в газете, где каждый день нужно создавать какую-то карикатуру на то, что произошло. Мне этот путь кажется очень простым и каким-то попсовым.

Смотрите, есть какие-то инфоповоды политические, особенно политические. И на этом, мне кажется, можно легко заработать очки, что называется. То есть я сейчас буду писать там про Навального, Путина, про еще что-нибудь такое. Следить за новостями, стану об этом говорить. Но все подобное на уровне каких-то шуток, мало кто внутрь проблемы залезает. Мне это неинтересно. Я все-таки немножко о вечном.

Да и потом, я же рисую картины. Человек может купить работу, повесить у себя на стену. Если она будет посвящена конкретному событию, а событие пройдет… Тем более в наш век скоростной информации — через день уже все забывается, что случилось, о чем говорили, кричали. Через неделю — все, как будто этого не было.

— А котики вечны?

— А котики вечны. Это как Деда Мороза нарисовать, например, он будет раз в год актуален, а в остальное время — нет. Я люблю вечные темы какие-то рассматривать: любовь, семья, ревность, похмелье. Что там еще? Какие-то вещи, которые происходят со всеми людьми, всегда происходили и будут происходить.

— По-вашему, почему интернет выбрал именно котиков среди всего многообразия животного мира? Панды, например, тоже очень смешные.

— Не знаю. Я думаю, что просто котики у многих дома живут, с ними люди общаются, их любят. Они хорошо смотрятся на картинках. Хотя собачка тоже выглядит очень замечательно, какой-нибудь щеночек миленький. Но если фотография котика собирает 100 лайков, то собачки — 2–3 лайка. Видимо, какая-то магия у этих котиков.

«Если фотография котика собирает 100 лайков, то собачки — 2–3 лайка. Видимо, какая-то магия у этих котиков» Фото: Сергей Елагин

«ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ МНЕ НЕ ОЧЕНЬ НРАВИТСЯ»

— А вам не кажется, что люди на ваших картинах — это такой типаж российского человека из глубинки, который потихоньку исчезает?

— Нет. Я живу в Ярославле, недавно зашел в какой-то выставочный зал, а там были фотографии старого Ярославля — 100 лет назад, может быть, больше даже. Фотографии мужиков, каких-нибудь сапожников, какие-то рабочие порты, лодочники. Сейчас гуляешь по улице, смотришь: идет современный человек, борода какая-то, картуз, сапоги — вот он, человек из XIX века. В общем-то, не сильно поменялся. Потом, смотря как это увидеть. Я не беру примеры из жизни. Люди, которых рисую, — это не то что я кого-то увидел и запечатлел.

— То есть мы всё те же?

— Вот вас наряди сейчас в телогрейку, все то же самое получится. И со мной так же.

— А почему вы продолжаете жить в Ярославле? Все-таки он далековат от эпицентра событий, происходящих в стране. Хотя всего четыре часа на электричке до Москвы…

— Ну а Казань далековата? Или Казань — это центральный город?

— У Казани есть официальный статус третьей столицы России.

— Я третью столицу России наблюдал в Екатеринбурге, Нижнем Новгороде и, по-моему, в Новосибирске. Этих третьих столиц на самом деле много. Но Казань, конечно, — большой центральный город, столица республики. Но я думаю, что и Ярославль — не глушь какая-то, не медвежий угол: в нем удобно жить, там все есть. Это старинный город, промышленный сейчас, там культура, образование, медицина, общественная жизнь — все присутствует в полном объеме.

— Как вы там удовлетворяете свои культурные потребности? Ходите в театр имени Волкова? Там недавно был скандал: театр покинул главный режиссер Евгений Марчелли.

— Это мимо меня. Но я слышал о скандале, конечно. Но вообще, Волковский театр не нравится, был пару раз на спектаклях, но я не люблю театр в целом. В основном хожу на какие-то концерты, которые там происходят, приезжают артисты из Москвы или других стран.

— А на хоккей?

— Нет, хоккей вообще не люблю. Меня звали, но я… Хотя да, хоккей — очень популярный в Ярославле вид спорта.

— Бремя славы ощущаете, будучи ярославцем? Вас, наверное, там все узнают?

— Ярославль — город маленький, все друг друга знают в той или иной степени в своей тусовке. Поэтому нельзя стать поп-звездой Ярославля. Потому что и так все тебя знают и ты всех знаешь.

— Вы как-то заняты в Ярославле общественной деятельностью, стараются вас привлечь к этому? 

— Нет, этим, конечно, не занимаюсь, но меня иногда затягивает. Мы сейчас с коллегами, друзьями пытаемся открыть заведение — общепит. Конечно, в этом ничего не понимаю и не пытался бы, просто они решили. И меня в это привлекли. Поэтому иногда присутствую на их светских мероприятиях, что называется. Так, приду, с кем-то сфотографируюсь, поулыбаюсь. Но не более того.

Но вообще, общественная жизнь мне не очень нравится, она немножко напоминает какое-то дворянское собрание в уездном городе N, что-то такое. Потому что опять-таки, все друг с другом знакомы. Вот, например, премия «Человек года» в Ярославле: собираются одни и те же люди, друг другу вручают там — «Лучший бизнесмен», «Лучший общественник», «Лучший проект». Да, есть общественники, которые занимаются проблемой дорог, есть те, кто борется с мусором. Но нет, я такими вещами не занимаюсь.

— Губернатор вас зовет чай попить и обменяться мнениями?

— Нет, я даже не знаю, кто у нас губернатор (с сентября 2017 года Ярославскую область возглавляет Дмитрий Миронов — прим. ред.).

«Если говорить о профессии зарабатывания денег, то это одно и то же совершенно. Если — о какой-то такой просветительской, что ли, деятельности, то это вещи разные» Фото: Сергей Елагин

«С КОПЕЙКИНЫМ У НАС ОТЛИЧИЕ В ТОМ, ЧТО У НЕГО СНЕГОВИКИ КАКИЕ-ТО, СЛОНЫ»

— В галерее современного искусства ГМИИ Татарстана параллельно с вашей выставкой идет экспозиция «Павел Филонов и его ученики» из собрания Русского музея. Скажите, художник Вася Ложкин и художник Павел Филонов представляют одну профессию?

— Я думаю, это одна и та же профессия. Если говорить о профессии зарабатывания денег, то это одно и то же совершенно. Если — о какой-то такой просветительской, что ли, деятельности, то это вещи разные. Меня не очень любят мои коллеги, потому что считают, что я занимаюсь ерундой, типа какой-то фигней. Не служу искусству в высоком смысле. То есть я рисую какие-то веселые картинки. Но таких, как я, кстати, тоже достаточно много. По большому счету это одно и то же. Холст, краски, кисти, выставка — все так же.

Другое дело, что у меня не было никогда стремления посмотреть куда-то вдаль. У меня иногда спрашивают: как вы думаете, через 100, 200 лет ваши картины будут иметь ценность? Мне, например, все равно, что там случится через 200 лет с моими картинами. Хочу, чтобы они были сейчас. Потому что ими зарабатываю, это моя работа. А смотреть туда, в будущее, я как-то не очень.

Но, еще раз возвращаясь к вашему вопросу, наверное, это одно и то же. Потому что принцип работы одинаков, как у музыкантов, то есть просто кто-то играет в разных жанрах. Кто-то исполняет джаз, кто-то — классическую музыку: ноты те же, инструменты те же. Даже какой-то стиль жизни один и тот же у людей. Несмотря на то что они играют разную музыку, они одинаково любят выпить, похулиганить или что-то такое. 

— Но если ваши картины сравнивать с каким-то музыкальным стилем, то это панк?

— Да, можно так назвать.

— Хорошо известно, что вас часто путают с художником Николаем Копейкиным или же называют ваши имена, что называется, через запятую.

— Ну да. Есть арт-группа «Колдовские художники» в Петербурге, но это питерская тусовка в основном, но я тоже их, можно сказать, почетный член. Потому что я не из Петербурга, но вроде как бы с ними. Но с Копейкиным мы просто похожи манерой рисования.

— А в чем отличия в творчестве художников Ложкина и Копейкина, можете сформулировать?

— Мне, конечно, не очень удобно обсуждать своих коллег. Но есть радикальные отличия. Скажу не за Копейкина, а вообще за «Колдовских художников»: они часто что-то осуждают в своем творчестве. А я, наоборот, это воспеваю. То есть пьяного мужика с похмелья рисую как пейзаж. Это живописно, а не то что «фу таким быть», наоборот. И здесь нет посыла: будь таким или не будь. Ну хотя, может быть, есть отчасти, но это скорее побочный эффект. А у «Колдовских художников» часто присутствует некое осуждение. Мне так кажется, я могу ошибаться. Потом с Копейкиным у нас отличие в том, что у него снеговики какие-то, слоны и цены на картины у нас разные.

— У кого выше?

— У него раз в 10 дороже.

«Мне, например, все равно, что там случится через 200 лет с моими картинами. Хочу, чтобы они сейчас были. Потому что я ими зарабатываю, это моя работа» Фото: Сергей Елагин

«КОТИКИ КРУТЯТ КОЛЕСО, ПОДНИМАЕТСЯ СОЛНЦЕ В ВИДЕ ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ ЛАМПОЧКИ — ЭТО ВСЕ КАК БЫ ПРОГРЕСС»

— Выставка в Казани у вас называется «Восход нового солнца». Каким образом вы выбираете картины для экспозиции?

— За весь 2019 год у нас прошло несколько выставок — в Нижнем Новгороде, Новосибирске, Ярославле, Москве, сейчас в Казани. Все это был «Восход нового солнца». Конечно, картины менялись отчасти, что-то я нарисовал специально сюда. Как-то меняется экспозиция. Тут еще многое зависит от музея, например, какие-то картины не разрешают вешать. Здесь вот попросили снять одни работы, а которые захотели исключить в Ярославле, здесь, допустим, спокойно висят. А там сказали: «Нет, вы что, это надо убрать». 

— Все зависит от вкусов руководителей?

— Я думаю, да. Руководитель, или, может, какая-то политическая обстановка, или еще что-то такое. Это нормально. Зависит еще от размера зала, то есть как экспозицию поставить. Но тут, в Казани, достаточно большая экспозиция.

— «Восход нового солнца» — не слишком простовато для Васи Ложкина?

— Нет, это не простенькое название. Я в прошлом году занялся основной картиной, которая называется «Восход нового солнца», здесь только центральная ее часть присутствует, без боковины. Но тем не менее она посвящена некоему будущему, то есть новым технологиям, какому-то иному технологическому укладу, как-то так я об этом думал. Это, конечно, очень абстрактно. Да и потом, название красивое — «Восход нового солнца». Там котики крутят колесо, поднимается солнце в виде электрической лампочки — это все как бы прогресс. В следующем году уже не станет такой выставки, будет что-то новое. 

— То есть вы все-таки рефлексируете по поводу каких-то глобальных вещей?

— Да, такая вещь, не просто что-то произошло, это смена эпох. Как Рождество или что-то подобное.

«Ярославль — город маленький, все друг друга знают в той или иной степени в своей тусовке. Поэтому нельзя стать поп-звездой Ярославля. Потому что все тебя знают и ты всех знаешь» Фото: © Алексей Куденко, РИА «Новости»

«В КАРТИНКАХ КАЖДЫЙ СВОЕ ЧТО-ТО ВИДИТ. И Я С ЭТИМ НИЧЕГО НЕ МОГУ ПОДЕЛАТЬ»

— Вы как-то себя назвали «православным сталинистом». Это чтобы от вас отстали с вопросами про политические взгляды?

— Да, хотя с возрастом я становлюсь все больше консерватором. Если когда-то, лет в 20, был каким-то оголтелым анархистом, то сейчас, конечно, становлюсь совсем уже консерватором.

— Просто если автор сотрудничает с газетой «Завтра», то он себя автоматически позиционирует определенным образом. «Завтра» — главное интеллектуальное СМИ патриотических кругов России.

— Да, но они очень интересные ребята на самом деле. Я лично с Александром Прохановым не знаком, а с остальными всеми, с его сыном Андреем Фефеловым знаком хорошо. Это очень интересные, неглупые люди. Но мне сейчас нравится не сама газета. Она все-таки для таких олдовых патриотов, что называется. Но есть YouTube-канал «День», вот там гораздо интереснее. Не все мне нравится, не со всем я согласен. Но у них такая площадка, где есть некий плюрализм мнений. То есть встречаются иногда люди разных взглядов, но тем не менее они как-то умудряются без крика, без всего этого высказывать свою точку зрения. И, я думаю, это хорошо в общем-то. Неглупые люди там, повторяю.

— Вы с какой-то периодичностью на сайте «Завтра» выкладываете свои картинки, от чего это зависит?

— Я постоянно забываю об этом. Меня пинают: «Давай, пришли картинку» — что-нибудь такое. Мне надо напоминать. Потому что я обычно занят: то к выставке готовлюсь, то еще что-то такое. Как-то так.

— Еще одним популяризатором вашего творчества является Александр Невзоров. Вы с ним знакомы?

— Да. Я в Питере с ним познакомился, у меня была пара выставок. Он больше дружен с Копейкиным, они с ним друзья. Вот со взглядами Невзорова я категорически не согласен. Но что делать. Как раз с чего я начал, что людям разных взглядов одинаково нравятся картинки. Другое дело, что они в картинках каждый свое что-то видит. И я с этим ничего не могу поделать: что у человека в голове, то он и видит на картине. Если он усмотрел какую-то борьбу с режимом, то ничего ты ему не объяснишь. Я говорю: ну и ладно, фиг с ним.

«С возрастом я становлюсь все больше консерватором. Если я когда-то, лет в 20, был каким-то оголтелым анархистом, то сейчас, конечно, становлюсь совсем уже консерватором» Фото: Сергей Елагин

«ЕГОР ЛЕТОВ — ЭТО ДАЖЕ НЕ ПРОТЕСТ, А ПОГРУЖЕНИЕ В ЦАРСТВО МЕРТВЫХ КАКОЕ-ТО»

— Про музыку хочется еще спросить. Какую роль в вашем творчестве она сейчас играет?

— Она всегда играла у меня большую роль.

— Вы же занимаетесь панк-музыкой. Есть ощущение, что этот жанр в России переживает какой-то новый подъем. Вот группа «Порнофильмы» в феврале дает концерт в Петербурге, в многотысячном Ледовом дворце…

— Мне кажется, «Порнофильмы» — это какая-то попса. Я недавно послушал — попса попсой. 20 лет назад такая же была музыка, это какой-то поп-панк. Поэтому группа и популярна. Я же никогда не искал легких путей в музыке, она у меня такая бескомпромиссная, что называется. И со школьных лет если я что-то играю, то что-то такое, на что никак не влияет мода. В свое время меня раздражала так называемая альтернативная музыка, которая из каждого утюга звенела, все эти катания на сноубордах… Было модно очень.

В общем, не знаю насчет подъема панк-музыки. Молодежные группы какие-то есть, вот эта «Пошлая Молли», они молодые ребята, и у них, естественно, полный зал молодых зрителей. А на меня никакая молодежь не пойдет. Потому что зачем молодому человеку смотреть на какого-то старого лысого мужика, который орет дурным голосом и не выговаривает букву «р», когда есть свой ровесник — веселый, задорный, модный? Хотя в музыке ничего не меняется, если мы с вами говорим про панк. Как 30 лет назад она была, так и есть. Все одно и то же, звук один и тот же.

— Но ваши герои, если говорить про русскую музыку, это группа «НОМ»?

— «НОМ», да. Я с ними очень дружен, сейчас как раз концерт им организовываем в Ярославле. Да, они оказали достаточно сильное влияние. Но есть еще Чистяков Федор — мы с ним тоже знакомы. «Гражданская оборона»…

— Но панк-музыка — это всегда протест?

— Наверное, да.

— А против чего?

— Я не знаю, против чего там протест. Против всего, мне кажется. А Егор Летов — даже не протест, мне кажется, а погружение в царство мертвых какое-то, это русская смерть. Я очень люблю его творчество. Может, и протест… Каждый свое может увидеть, но «Гражданскую оборону» действительно страшновато слушать. Но это энергия какая-то, я слушаю ее в машине.

— А Федору Чистякову вы оформляли пластинку по дружбе? Не в рамках финансового сотрудничества?

— Да, бесплатно. Он хороший человек, написал массу легендарных песен. Чистяков — легенда русского рока, странный немного, но очень неплохой человек и талантливый. Я оформлял пластинки разным группам, но никогда не делал это за деньги. Если мне нравится музыка, то почему бы и нет.

«Он (Федор Чистяков) хороший человек, написал массу легендарных песен. Чистяков — легенда русского рока, странный немного, но очень неплохой человек и талантливый» Фото: Владислав Фальшивомонетчик, wikimedia.org, (CC BY-SA 4.0)

«СМОТРИ, ОНИ ВЗЯЛИ ТВОЮ КАРТИНКУ!»

— Известно, что вы на заказ делаете какие-то проекты. Можете вспомнить какой-то необычный заказ из последних?

— Очень необычный — это этикетка для огурцов и помидоров «Котово Овощи», которые мне каждый день уже, наверное, года два присылают во всех соцсетях. Потому что люди приходят в «Пятерочку», «Магнит», видят эти помидоры, фотографируют и присылают: «Смотри, они взяли твою картинку!» И такое два года уже каждый день! В письмах, везде. Меня подобное просто убивает. Я уже миллион раз сказал об этом. Хотя просто пришли люди, сказали: «Нарисуй нам этикетку». Ну вот, нарисовал. Там котики, помидоры. Просто у них называется «Котово» — это во Владимирской, по-моему, области. Там они выращивают помидоры и огурцы, продают их. Не знаю, есть ли они в Казани, в Ярославле — нет. В Москве, в Московском регионе продаются в сетевых магазинах типа «Дикси» какого-нибудь. И все люди, конечно, туда ходят, затариваются, видят и сразу мне шлют.

— Можно ли будет что-то приобрести из картин вашей казанской экспозиции?

— Конечно. Можно ко мне обратиться, позвонить, написать.

— Цена договорная?

— Ну, в принципе, да. Есть человек, например, который купил картин 30, наверное. Конечно, ему с какой-то скидкой продается. А так от 50 до 100 тысяч рублей. Такая цена.

«Есть человек, например, который купил картин 30, наверное. Конечно, ему с какой-то скидкой продается. А так от 50 до 100 тысяч рублей. Такая цена» Фото: Сергей Елагин

— Есть какая-то рекордная цифра, за которую вы продали картину?

— Да, есть одна. 3 тысячи евро, если не ошибаюсь. Причем это было очень давно. Лет эдак 7 назад. Самая дорогая была картина.

— Вы по-прежнему считаете, что ваше творчество не экспортное?

— Да. Потому что там надписи на русском языке, а иностранцы не понимают же русского. И потом, эти фразы, которые там, они же не просто на русском. Они же еще какие-то народные, что называется. Это могут быть цитаты из песен каких-то или анекдотов. Или какие-то шутки, которые просто непонятны человеку другой культуры.

— Но коты же универсальны…

— Теоретически я так думаю, что, если бы судьба занесла меня куда-нибудь за границу и мне надо было бы там как-то выживать, причем делать это с помощью рисования, я бы, конечно, тоже стал рисовать котов и как-то адаптировал бы их под такое. Но было бы очень сложно, я плоть от плоти нашей земли, поэтому мне тут все органично.