Мойше Сигал в своем рабочем кабинете Фото из семейного архива семьи Сигалов

ОН ВЕРНУЛСЯ НА ПРЕЖНЮЮ РАБОТУ ПОСЛЕ «ДЕЛА ВРАЧЕЙ»

В 1949 году Мойше Сигал представляет ученому совету Казанского мединститута диссертацию. Ну кандидатская, мало ли их в науке? Но это была фундаментальная работа, посвященная аутоаллергии, непосредственное влияющая на хирургические операции. Она имела настолько сильный резонанс, что ее фрагменты напечатали в международных журналах и «Вестнике Академии наук». В 1950-м Сигал был утвержден в должности ассистента по кафедре хирургии и онкологии казанского ГИДУВа.

«В 1952 году, несмотря на блестящее начало научной карьеры, Мойше Зельманович был едва не «сбит» на взлете, — читаем подробности того периода в документальной книге-летописи «Врачебная династия Сигал» Игоря Федорова, доктора медицинских наук, профессора Казанской государственной медицинской академии, коллеги и ученика знаменитого хирурга. — Тогда страна входила в очередную фазу «охоты на ведьм»: пришел черед кампании, имевшей четко выраженный антисемитский характер и получившей в истории название «Дело врачей» (его сценарий был разработан самим Иосифом Сталиным, а главным исполнителем стал подполковник Михаил Рюмин, которого он лично инструктировал; подробнее читайте на „БИЗНЕС Online“ — прим. ред.). И, как водится в таких случаях, на местах изо всех сил старались не только не отстать, а в чем-то даже превзойти столицу. Сигал был не только уволен; его, по сути, знаковая для медицинской науки докторская диссертация была исключена из плана научной деятельности ГИДУВа. При увольнении Мойше Зельмановичу дали блестящую характеристику «для предоставления на новое место работы». Большего родной институт для него сделать не мог.

Казалось бы, на что тут еще можно было рассчитывать, если репрессивная машина набирала обороты? Лишь бы живу остаться… Однако наш герой едет в Москву, в ЦК партии. Его принимают, внимательно выслушивают, сочувствуют, обещают разобраться. Позже, уже садясь в поезд, идущий в Казань, он вспоминает, что во время разговора у него не спросили ни фамилию, ни название города и учреждения, и понимает, что вся эта беседа была простой формальностью…

Сигала приглашают в Курск на должность главного врача. Но он отказывается, не теряя надежды восстановить справедливость. К тому времени умирает Сталин. Мойше Зельманович подает иск в народный суд Молотовского района Казани, который принимает беспрецедентное для советской судебной системы решение — восстановить! Это может показаться форменным чудом, но Сигал, похоже, становится одним из немногих, уволенных по «Делу врачей», кого возвратили на работу на прежнее место и в прежней должности».

Сигал на операцииФото из семейного архива семьи Сигалов

ШКОЛЕ ОБЫЧНО ПРИСВАИВАЮТ ИМЯ ЕЕ ОСНОВАТЕЛЯ

Начало 1950-х — веха в формировании Казанской онкологической школы. Ее плацдармом становится 5-я городская больница — клиническая база ГИДУВа.

Руководил ею Юрий Ратнер, а Сигал работал в онкологическом отделении. Пациенты поступали со всей республики, операции шли подолгу, до 10 часов вечера. Мойше Зельманович также ездил оперировать в больницы Москвы и Ленинграда и другие города Советского Союза, демонстрировал там свои изобретения, навыки и методики, неизменно вызывая интерес опытных онкологов. Он работал красиво, академично, демонстрируя великолепные знания топографической анатомии.

Белла Гольдштейн, врач-анестезиолог, вспоминает: «Техника Михаила Семеновича уникальна. Можно крупные бусы собрать, а можно — бисер тончайший. Вот он как раз последним и занимался».

Борис Дружков, доцент кафедры онкологии и хирургии ГИДУВа, пишет: «В хирургии Сигал был не исполнителем, а творцом».

Впоследствии коллеги говорили, что Мойше Зельманович обладал редким даром изобретательства: он разрабатывал новые методы диагностики, лечения и проведения операций и имел настолько много идей, что нередко подсказывал молодым врачам — своим ученикам — темы для диссертационных исследований.

Рифкат Тазиев, профессор кафедры онкологии и хирургии КГМА, отмечает: «Сигал умел предвидеть, идти вперед, изобретать, внедрять, разрабатывать. И еще. Я считаю, что его школа — принципы, которые он выработал и неукоснительно соблюдал сам, воспитывая на них молодых врачей. Это все — наследие ученого, которое сегодня называют Казанской онкологической школой. А данное понятие не только научная и практическая база, но и еще нравственный аспект: отношение к профессии как миссии, как к первой и единственной любви».

Вот классическое определение уникального феномена «российской инженерной школы», даже приблизительных аналогов которого нет ни в одной другой стране, его приводит издание «Авиапанорама»: «Бывает, что эффективную систему управления организацией, предназначенной для разработки какого-либо продукта с серьезной креативной составляющей, создают порядочные, волевые, умные люди с лидерскими качествами, оказавшиеся волею судеб во главе ее. Когда такая организация достигает мирового уровня значимости, а руководитель — известности, часто в России ее габитус (ощущение и определение своего места в обществе — прим. ред.) неформально называют школой и присваивают ей имя основателя дела. Основным фактором, без которого не может существовать школа, считается порядочность ее руководителя, которой он — вольно или невольно — заражает весь коллектив. Это качество руководителя, обеспечивающее невероятно комфортный и изысканный морально-нравственный климат в коллективе, позволяет ему, кроме формального, быть еще и неформальным лидером. Все взаимоотношения в школе основаны на уважении личности и доверии между коллегами, воспитанными на таком чувстве».

Вспоминает Белла Гольдштейн, в то время врач-анестезиолог: «Больных выхаживали практически день и ночь. Не уходили иногда по несколько суток. Считали это не работой, а превеликим счастьем. Михаил Семенович мог целый день проработать в операционной, потом вечером сделать обязательно обход, и никто не разбегался, все с удовольствием шли с ним туда же, на обход. А бывали еще такие ситуации, когда требовалось что-то срочное возле больного и уходили ближе к полуночи. Сигал говорил тогда: „Какой у нас был сегодня счастливый, интересный день!“».

В научно-популярном фильме «Школа профессора Сигала», созданном в 2010 году к его 90-летию продюсерским центром «Иман», говорится: «Начиная с того момента, как им был сделан свой жизненный выбор, и до самой последней минуты профессия всегда для него была на первом месте. Это значит, что в любое время суток, в любой день недели, в выходные и праздники, в минуты отдыха Мойше Зельманович прежде всего оставался врачом, а уже потом братом, мужем, отцом. Но его близкие никогда не чувствовали себя обделенными. Они понимали, что в основе этой одержимости лежит любовь — к своему делу, продлевающему пациентам жизнь, а значит, к людям, жизни».

Сигал на лекции. 1985 год Фото из семейного архива семьи Сигалов

«ДО РАКА СТАЛИ ДОЖИВАТЬ»

А над жизнью людской к тому времени, после преодоления голода, холода, разрухи и прочих катаклизмов двух революций, двух мировых и одной Гражданской войн, чудовищной пандемии испанского гриппа, одоления тифа, холеры, чумы, гангрены и т. п., нависла и стала приобретать угрожающие масштабы в рамках целой страны очередная напасть — раковая опухоль.

Владимир Чернышев — один из последних ближайших учеников Сигала, действующий хирург-онколог отделения опухоли головы и шеи Республиканского клинического онкологического диспансера, кандидат медицинских наук, стаж работы — около 38 лет. Вот что сказал он по этому поводу корреспонденту «БИЗНЕС Online»: «Последнее время, особенно в последние два 10-летия, рост заболеваемости раком довольно-таки высокий. Причин тому много. Во-первых, население не молодеет. Если в среднем продолжительность жизни век назад была лет 40–50, то сейчас — 70–80, а в некоторых странах еще выше. До рака стали доживать. Во-вторых, экология у нас оставляет желать лучшего: химические производства Татарстана вносят сюда определенную лепту. Но данная малорадостная тенденция характерна не только для нашего региона, страны. Это проблема всего мира. По крайней мере, для большинства государств, даже самых развитых и благополучных».

Как уже упоминалось в предыдущей публикации, от этой болезни умерли и оба родителя как Мойше, так и трех его братьев и сестры. Дело одоления напасти стало для них делом чести. Семейной чести. Поэтому все братья и по велению сердца, и по просьбе отца стали врачами, положили начало знаменитой семейной династии, которая и по сей день разрастается в геометрической прогрессии по всему миру, вовлекая в эту прогрессию, в ее орбиту нескончаемое количество соратников и последователей (напомним, что в России, США и Израиле сегодня работают 17 дипломированных врачей по фамилии Сигал из числа ближайших родственников Мойше Зельмановича. Еще трое учатся в медвузах). «Так получилось, что отец научил делать операции своих учеников, а уже они научили этому меня», — сказал корреспонденту «БИЗНЕС Online» Альберт Сигал, младший сын Мойше Зельмановича, врач онколог-хирург Республиканского клинического онкологического диспансера, кандидат медицинских наук.

А главный действующий хирург-онколог династии на сегодня — Евгений Сигал, племянник Мойше Зельмановича. С 1976 года он прошел путь от ординатора до профессора кафедры хирургии и онкологии КГМА, заведующего отделением Республиканского клинического онкологического диспансера, а на сегодняшний день — главный хирург этого учреждения. Он доктор медицинских наук, профессор кафедры онкологии КГМА, один из основателей нового направления в онкохирургии: эндоскопической хирургии, впервые в России выполнивший удаление легкого через минимальные разрезы.

Мойше Зельмановича приводило в ярость, когда люди относились пренебрежительно к жизни человека. Всем доставалось, он реагировал и на тех, кого любил. Не допускал безответственности в тех, на кого опирался, делал ставку на будущее.

У него была нетерпимость, просто аллергия на небрежность в профессии. Такого же отношения, какое было у него к больным, он требовал и от тех, с кем работал. Порой довольно жестко. Просто не понимал, как можно иначе.

Вспоминает Ренат Хамидуллин, к. м. н., заведующий отделением опухолей головы и шеи РКОД: «Было так: всю ночь, как савраска, бегаешь по этажам. В то время по ночам вообще дежурил один хирург на всю клинику — и на реанимацию, и на хирургию, и на радиологию… Выходишь наутро на рапорт, всю ночь не спал, а тебя как последнего гада, как врага народа полощут так, что мало не покажется. Потом, естественно, Михаил Семенович отходил…»

Тут же тему подхватывает уже упомянутый Евгений Сигал: «Ему говорим, мол, мы всю ночь носимся, а вы нас ругаете. А этот бездельник сидит, ничего не делает, так вы ему слова плохого не скажете! На что он отвечает: «А смысл?!“»

Луиза Карпенко, заместитель директора КГМА, кандидат медицинских наук, доцент: «Я страшно боялась при нем дежурить. Дежурство у нас начиналось с того, что принимаешь палату реанимации, просматриваешь пациентов, делаешь какие-нибудь оценки — что выполнено в течение дня. А у Михаила Семеновича была такая академическая привычка: он каждый день звонил в 20:45, ровно за 15 минут до программы „Время“. Если во время доклада твой голос задрожал предательски или ты немножко вскользь прошелся по тому пациенту, которого он оперировал в этот день, а ты не выдал полную картину — всё! Через 10 минут он бывал в клинике…»

Но вернемся в 1950-е.

Последний шов — он трудный самыйФото из семейного архива семьи Сигалов

«УВИДЕТЬ НЕВИДИМОЕ!»

Однажды Мойше Зельманович заканчивал сложнейшую операцию. Внезапно операционную залили лучи заходящего солнца. Случайно бросив взгляд на приготовленный препарат только что удаленного желудка с огромной опухолью, благодаря солнечному свету хирург вдруг увидел мельчайшие его подробности: опухоль, подходящие к ней интрамуральные сосуды… О столь наглядной картине он ранее не мог и мечтать! (Есть версия, что Сигал подошел к окну и стал рассматривать препарат против солнца.). В любом случае происшествие дало врачу-ученому пищу для дальнейших размышлений и исследований. В результате все это привело к разработке нового метода выявления различных болезней в проходящем свете — при просвечивании. В переводе с медицинского это вроде как светить фонариком не на объект, а поместить источник света внутрь или сзади него. Получил новый метод романтичное название «трансиллюминация». Он стал темой его докторской диссертации, куратором которой был ни много ни мало сам президент академии медицинских наук СССР Николай Блохин, которого очень заинтересовал новый метод. В начале 1960-х последовали многочисленные доклады, сообщение об исследованиях казанского ученого появилось на страницах американского журнала «Медицинские новости мира».

Защита докторской диссертации Сигала состоялась 30 января 1964 года в Москве. Она прошла блестяще, причем была построена весьма необычно: диссертант продемонстрировал эффектный 15-минутный фильм о новой методике. Марк Слепов, ученик Сигала, многие десятилетия был одним из лучших хирургов-онкологов и хирургов-гинекологов Казани. Про метод трансиллюминации он восхищенно и очень точно сказал: «Она позволяет увидеть невидимое!» Сигал предложил ему попробовать трансиллюминацию в гинекологии. И началось победное ее шествие как по стране, так и по различным областям медицины.

Сегодня в рабочем кабинете Сигала — музей, который используется по совместительству и как рабочее помещение Фото: Василий Иванов

ОН НЕ ОДОБРИЛ БЫ БЕЗДЕЛЬЯ ДАЖЕ КАБИНЕТУ

В 1972 году в Казани, на Сибирском тракте, открылся Республиканский онкологический диспансер, ныне — государственное автономное учреждение здравоохранения «Республиканский клинический онкологический диспансер министерства здравоохранения Республики Татарстан» (ГАУЗ «РКОД МЗ РТ»). Он стал базой кафедры хирургии и онкологии ГИДУВа. Главврачом его до 1985 года работала Асия Мухамедьярова, на которую легли организационные и управленческие функции, а профессор Мойше Сигал стал его научным руководителем на 18 лет, до конца своей жизни.

Сегодня это одна из крупнейших в стране онкологических клиник. Здесь лечат людей со всей страны. По сведениям официального портала здравоохранения РТ, ежегодно в диспансере специализированную стационарную медицинскую помощь получают более 24 тыс. больных. На 27 столах операционного блока ежедневно проводится до 60 операций больным с опухолевой патологией. Здесь проходят различные республиканские, всероссийские и международные семинары и научно-практические конференции. Тут набираются опыта врачи всех российских краев, областей и республик.

Вспоминает курсант Мойше Сигала Борис Жевлаков, заслуженный врач РФ, кандидат медицинских наук, хирург-онколог высшей категории (Челябинск): «Советское время — конец 70-х… Мне выпала первичная специализация на кафедре онкологии Казанского медицинского института. Она располагалась на базе Республиканского онкологического диспансера, а руководил ею профессор Сигал Мойше Зельманович (для сотрудников кафедры и курсантов — Михаил Семенович). К моему стыду, я и понятия не имел об операциях и методиках, предложенных к тому времени Сигалом.

Не производил он впечатления гиганта хирургической науки. Невысокого роста, с редкими рыжими волосами и с лысиной ото лба до затылка… Грассирующее «р», тихий голос, медленная речь. В кабинете стены увешаны дипломами об изобретениях, множество плакатов с различными методиками операций. Старомодная мебель и дореволюционный подстаканник со стаканом, на столе — множество бумаг. Уже к тому времени профессор Сигал имел свыше 50 учеников, защитивших под его руководством кандидатские и докторские диссертации».

Сегодня в этой комнате — музей Мойше Сигала. Но, кроме экспозиций и прочих мемориальных атрибутов, здесь можно увидеть и вполне современное оборудование: кабинет-музей используется по совместительству и как рабочее помещение. В диспансере посчитали, что Мойше Зельманович не одобрил бы безделья даже кабинету. Тем более — своему.

Галина Володина, профессор КГМА: «Работал он как-то своеобразно. Не только давал тему, а сразу — план исследования, причем иногда мог даже предсказать результат заранее. Сказывалась его колоссальная в этом плане эрудиция. Он даже помогал писать своим диссертантам. Учил их писать. И, конечно, у его учеников были очень хорошие работы».

К этому времени Сигал уже был солидной величиной в медицине. Непререкаемым авторитетом среди местных коллег. Ему удалось собрать вокруг себя людей талантливых и преданных делу. Другие просто не уживались.

Сигал стал непререкаемым авторитетом среди коллег. Ему удалось собрать вокруг себя людей талантливых и преданных делу. Другие просто не уживались Фото из семейного архива семьи Сигалов

ОТКРОВЕНИЯ ЧЕЛЯБИНСКОГО ЭКС-КУРСАНТА

 «И вот я, молодой, непьющий, зацикленный на профессии амбициозный доктор, впервые очутился среди медицинских светил, реально влияющих на развитие отечественной хирургии, выпускающих монографии, изобретающих новые методики операций и хирургические инструменты, — продолжает откровения Жевлаков. — Первым из группы я попал на ассистенцию при операции профессора Сигала по поводу рака желудка — гастрэктомию. Удивление ожидало меня уже в самом начале операции. Я никогда не видел такого широкого доступа в брюшную полость. Желудок лежал прямо под руками. Как на цветном атласе, предстали его сосуды и связки. Методика называлась „Аппаратная коррекция доступа при помощи ранорасширителей Сигала — Кабанова“».

Итак, легендарный ранорасширитель. Как сообщили корреспонденту «БИЗНЕС Online» специалисты республиканского онкоцентра, его придумал врач Сигал, а воплотил «в железе» казанский инженер одного из оборонных предприятий по фамилии Кабанов. В 1952 году ничего подобного не было ни у немцев, ни у японцев, ни у американцев, не говоря уже о прочих странах. До его появления для нормального проведения операции возле стола «на подхвате» стояли три человека, а двое оперировали. Сигал придумал некие крючки-фиксаторы, с помощью которых стало вполне возможным работать вдвоем. И делать не просто операции, а операции большие, многочасовые, которые и положены при онкологии.

Использование ранорасширителя позволяет хирургу проводить операцию более точно, а значит, и более эффективно. Как результат после такого хирургического вмешательства восстановление организма происходит гораздо быстрее. Значительно меньше становится процент осложнений после операций. Понятно, что и шансы пациента на выживание весьма возрастают.

Сигал оставил после себя богатое научное наследие, на основе которого получает образование и строит свою работу и нынешнее поколение медиков Фото: Василий Иванов

Инструмент появился в 1952 году, но и сегодня в каждой операционной страны обязательно есть эти хитрые крючки — ранорасширители Сигала — Кабанова. Методику его доступа продолжают широко использовать как в стране, так и на всей территории СНГ.

«Лекций по онкологии как таковой Михаил Семенович курсантам не навязывал, — продолжает рассказ челябинский экс-курсант. — Общий курс онкологии добросовестно освежали в нашей памяти его ассистенты. Увлекательными были его разъяснения особенностей предложенных им методик операций, удивительные приемы для определения жизнеспособности и параметры кровотока в стенках полых органов (желудка или кишки) и в брыжейке. Его рассуждения о характере осложнений после радикальных операций были непривычно оптимистичными.


Статистика послеоперационных осложнений при гастрэктомии для врачей, мало-мальски знакомых с проблемой, удивляла. Общая летальность при этой операции в клинике республиканского онкодиспансера составляла всего 2 (!) процента. Число же выполненных гастрэктомий уже превышало 500!

Еще одним неожиданным методом диагностики распространенности рака в стенке желудка был способ трансиллюминации. Стенка раздутого желудка просвечивалась световодом гастроскопа, и границы расползания опухоли становились отчетливо видны. Простой прием, возможный в условиях любой операционной…

Впервые за время работы онкологом я обрел уверенность и надежду, что ужасная гастрэктомия не будет больше забирать себе каждого четвертого пациента. За четыре месяца первичной специализации в Казани я присутствовал более чем на 40 операциях и уже не удивлялся гладкому послеоперационному течению. Проницательный профессор Сигал снабдил меня сначала чертежами, а затем и одним комплектом готового ранорасширителя. Кроме того, я стал обладателем его монографии, посвященной раку желудка, с дарственной надписью автора».

Чертежи своих приборов, инструментов и приспособлений Сигал раздавал курсантам, которые к нему приезжали из всех уголков Союза, чтобы они внедряли, производили их у себя, везде, где возможно. Такая же история происходила и с его научными идеями Фото из семейного архива семьи Сигал

НЕЛЬЗЯ ДЕЛАТЬ ДЕНЬГИ ИЗ ТОГО, ЧТО ПОМОГАЕТ ЛЮДЯМ

«Этот прибор до сих пор используют по всему миру, — просветили корреспондента „БИЗНЕС Online“ специалисты-онкологи. — Сейчас его активно производят, а точнее — подделывают, например в Пакистане, других странах». Но, обладая на него, как и на многие другие приборы, официальными авторскими правами, Мойше Сигал был не против этого, потому что у него всегда и во всем имелась такая позиция: нельзя зарабатывать на том, что помогает людям, нельзя из этого делать бизнес. И неважно, каким образом данная помощь людям получит распространение. Добро должно тиражироваться без всяких условий.

Поэтому чертежи всех своих приборов, инструментов и приспособлений он раздавал курсантам, которые к нему приезжали из всех уголков Союза, чтобы они внедряли, производили их у себя, везде, где возможно: на всяких предприятиях, вплоть до оборонных. Такая же история происходила и с его научными идеями. Свои находки и открытия он раздавал ученикам и коллегам в качестве тем для будущих диссертаций. Зачастую он даже сам помогал их писать. Для него было главным, чтобы темы не пропали.

«За несколько недель до моего отъезда у нас с Михаилом Семеновичем состоялась беседа о моей возможной диссертации, — продолжает Жевлаков. — Темой ее предполагалась проксимальная резекция желудка, операция, к нашему стыду, практически не выполнявшаяся в челябинском онкодиспансере. Я был окрылен, строил научные планы… Но сомневался, что удастся быстро внедрить уже отработанную методику гастрэктомии по Сигалу, а уж сразу браться за проксимальную резекцию вообще никто не позволит.

На всякий случай профессор написал письмо на имя заведующего отделением челябинского онкодиспансера Эдуарда Цейликмана, где выразил уверенность, что гастрэктомия по его методике будет успешно освоена. Это письмо значительно упростило и ускорило процесс освоения у нас, в Челябинске, новой методики. Во время первой операции Эдуард Гаврилович тактично произнес: «Чего уж, делай все, как Сигал!» Именно — не как умеешь, а как Сигал! Все этапы операции были выполнены ad visio, в хорошо доступной зоне. Удивительно, но гастрэктомия по новой методике заняла значительно меньше времени, чем обычно, — 2,5 часа. Доверяя хорошим результатам Сигала, мы тем не менее волновались 4–5 дней, не спешили удалять дренажи. На пятый день больному было разрешено пить маленькими глоточками…

До этого случая у нас заживление раны зачастую требовало разведения краев кожи, длительных перевязок и завершалось не ранее, чем через 3–4 недели. После действий по Сигалу раны с обеих сторон у нашего больного зажили за 10 дней.

Прошло несколько лет. Гастрэктомия по Сигалу превратилась в отработанную, надежную методику операции с хорошим непосредственным результатом. Методика Сигала дала толчок научной мысли в нашем отделении».

И по сей день считается, что гастрэктомия по Сигалу — одна из самых надежных медицинских технологий не только в России, но и в мире. Ведущие зарубежные страны в этой области онкологии и сегодня не могут добиться такого уровня эффективности, как в Казани.

Однажды Сигала попросили дать интервью о Муравьеве: «Я не знаю, как он поет. Как о враче могу сказать, что это молодой специалист стал одной из значимых фигур в организации противораковой борьбы» Фото: Василий Иванов

ПОЮЩИЙ ВРАЧ — СОЧЕТАНИЕ ДОВОЛЬНО НЕОБЫЧНОЕ

Раньше онкологи оперировали пациентов, по выражению Сигала, «с ног до головы». То есть были универсалами. Ближайшие ученики Мойше Зельмановича по его требованию это освоили и блестяще исполняли, но время продиктовало необходимость более узкой специализации. И сейчас они возглавили отдельные направления онкологии и онкохирургии — совершенствовать операции на пищеводе, желудке, кишечнике, на легких, щитовидной железе, шее и прочих органах тела. В этих направлениях они стали безусловными лидерами.

Так, организация эндоскопической службы (эндоскопия — способ осмотра полостей человеческого тела, когда эндоскопы вводятся в полости через естественные пути. Например, в желудок — через рот и пищевод, в бронхи — через гортань и т. д.) была поручена врачу хирургического отделения Владимиру Муравьеву. В середине 1970-х годов Владимир Юрьевич был уже не только профессиональным онкологом, но также известным в стране музыкантом, исполнителем бардовской песни. Заняться эндоскопией ему посоветовал Михаил Семенович: «Володя, чтобы заниматься хирургией, нужно жить в клинике. А ты ездишь с концертами, на конкурсы». Действительно, Муравьев за субботу-воскресенье мог выступить с концертами в Омске и Новосибирске, слетать на выходные в Ташкент. Какая тут хирургия? Поющий врач — сочетание довольно необычное.

Однажды телевидение готовило передачу о бардовской песне и попросило Михаила Семеновича дать интервью о Владимире Юрьевиче. Сигал выдал: «Я не знаю, как он поет, не сведущ в этих делах и не могу быть ценителем. Как о враче могу сказать, что это молодой специалист, который в течение очень короткого времени стал одной из значимых фигур в организации противораковой борьбы в городе и республике».


«УВИДИМСЯ ЗАВТРА…»

В последний год жизни Михаил Семенович работал над учебным фильмом «Гастрэктомия». Идея создания этой ленты принадлежала молодому и энергичному хирургу Виктору Одинцову, он же занялся организацией творческого процесса. Было отснято большое количество материала, в основном фрагментов операций, которые проводил профессор Сигал. В последний день жизни Михаил Семенович, как обычно, оперировал несколько часов. Известный казанский оператор Николай Морозов, как обычно, снимал его в операционной для фильма. Одинцов хорошо помнит пациентку, которой тогда делали операцию, поскольку сам выявил у нее малый рак при профилактическом осмотре. Около 16:00 он зашел в операционную и что-то спросил у Сигала. Профессор ответил в объектив видеокамеры: «Завтра мы продолжим и поговорим». Однако тем же вечером Одинцову позвонили и сообщили, что шеф умер. Виктор достал видеозапись и стал просматривать. Знакомый теплый, задушевный голос все время повторял: «Увидимся завтра…» Этот сюжет, равно как и фильмы «Школа профессора Сигала» и «Гастрэктомия», можно увидеть на специальном мемориальном сайте «Доктор Сигал».

В последний день своей жизни профессор продлил жизнь пациентки на 8 лет.

P.S. Ассоциация онкологов Республики Татарстан и коллектив Республиканского клинического онкологического диспансера — 382 врача, среди которых 15 докторов медицинских наук (из них 12 профессоров), 74 кандидата медицинских наук — в 2019 году, в преддверии 100-летия знаменитого онколога, вышла с инициативой и добивается присвоения онкодиспансеру имени Мойше Сигала, а также призывает власти назвать в его честь какую-нибудь небольшую улицу вблизи от клиники, где он продлил жизнь десяткам сотен людей. Соответственные бумаги уже направлены в министерство здравоохранения РТ, в казанскую мэрию.