«Сверхзадачей речи Трампа было, чтобы его повестка дня звучала заразительно, вдохновляюще, ассоциировалась с освобождением, а вовсе не с мракобесием», — анализирует послание Трампа политолог-международник Константин Черемных. Во второй части интервью «БИЗНЕС Online» он рассказывает, как в США нашли русскую мафию и в «русском досье», и в «украинагейте», как Майкл Блумберг планирует спасти Америку от Трампа и утопить конкурентов-демократов и почему Нэнси Пелоси порвала текст послания президента.
«С самого начала очевидно было, что для всех заинтересованных лиц по той или иной причине неприемлем сам факт возможного российско-американского единства мнений»
«ПРОТИВНИКИ ТРАМПА ХОТЕЛИ СДЕЛАТЬ РОССИЮ ДЛЯ НЕГО ТОКСИЧНЫМ ОБРЕМЕНЕНИЕМ»
— Всем понятно, что настоящий геополитический конкурент США сегодня — это Китай, а не Россия. Тем не менее в американских СМИ, в политическом пространстве в публичной плоскости мы не видим антикитайской открытой риторики, а вот антироссийскую видим. Она является ширмой, прикрывающей американо-китайское противостояние, или самостоятельной картой, которую используют во внутриполитической борьбе?
— Несомненно, она является такой картой, и она была сделана ею совершенно в конкретные январские дни 2017 года, когда появилось так называемое досье Стила, от имени сообщества разведок слитое Джону Маккейну. Оно представляло собой просто очень грязно сделанное нагромождение сплетен о Трампе, его знакомствах с русскими и его времяпрепровождении с ними в Москве, Праге или где-то еще. Оно было положено на разные высокие столы, его начали обсуждать. В итоге это привело к тому, что ангажированная часть американского разведывательного сообщества стала всем этим заниматься. Роберт Мюллер — это одно лицо со своими мотивами, те, кто этим занимался позже, — это тоже несколько другие люди, чем те, кто разоблачает Трампа сейчас. Но с самого начала очевидно было, что для всех заинтересованных лиц по той или иной причине неприемлем сам факт возможного российско-американского единства мнений, нахождение общих программных, философских и исходящих из этого политических основ, на которых Россия и Америка могли бы построить эксклюзивное сотрудничество.
— Но ведь были и те, кто призывал к сближению США и России, — можно вспомнить того же Бжезинского с его концепцией «глобального Севера», в который Штатам и Европе стоило бы включить Россию для противостояния «глобальному Югу», иначе Россия объединится с Китаем против США.
— Действительно, этот мотив звучал в кругу людей, близких Бжезинскому, у центра стратегических и международных исследований, Никсоновского центра. Но для того прогрессистского сообщества, о котором мы говорили ранее, была и остается убийственной сама идея, что Америка и Россия могут сойтись в принципиальных идеологических вопросах. И вместе решить, например, что такие структуры, как Гринпис, Planned Parenthood, Transparency International, Amnesty International и структуры ООН, которые занимаются той же тематикой, просто больше не нужны, а на их месте можно постараться построить что-то другое. Потому что они исходят из того, что русские — это все-таки европейская культура и, соответственно, американцам легче найти с нами общий язык, чем с китайцами, например. Плюс к этому у России просто более консервативный имидж, чем у Китая. В России есть достаточно бесконфликтное сосуществование государственной и церковной властей, а также согласие внутри самой церкви — если сравнить с другими церквями в западных странах, в частности, недавно был конфликт внутри американской методистской церкви по теме гомосексуальных браков. То есть Россия в глазах прогрессистов — это консервативная страна, во-первых, с консервативной и при этом единой церковью, и влияние этой церкви выходит за рамки самой России. Во-вторых, это консервативная страна со своими территориями влияния, это факт, и в-третьих, консервативная страна с ядерным оружием.
— Вы имеете в виду, что для врагов Трампа неприемлемо допустить саму возможность того, что какие-то консервативные круги в Америке могли бы найти с нами общий язык?
— Да. Особенно, когда стало известно, что с русскими контактируют какие-то люди из американских, скажем так, силовых кругов. Прежде всего имеется в виду история о встрече с русскими на Сейшелах в 2017 году основателя компании Blackwater Эрика Принса, человека известного своей поддержкой Трампа. На встрече также присутствовали люди из Саудовской Аравии, то есть возникал призрак уже тройного российско-американо-арабского консенсуса.
— Тогда и решили раскручивать в информационном пространстве антироссийскую карту, на фоне которой любые контакты с России будут токсичны?
— Противники Трампа представляют себе его психологию как психологию бизнесмена, и они хотели сделать Россию для него токсичным обременением. На фоне медийной истерики предлагать дружбу с Россией будет уже сложнее. И некоторые хорошие авторы и аналитики в США, в связи с расследованием уже по Украине, сейчас говорят о том, что это смена вывески, но на самом деле это ничего не меняет. Это все равно продолжение «рашагейта».
— Но ведь в расследовании по Украине, наоборот, замешаны демократы, сын Байдена? И разве это расследование не является ответом Трампа на обвинения досье Стила?
— Да, замешан Байден, но предметом критики сейчас являются и Трамп, и его люди, которые работали на Украине. И прежде чем Трамп мог бы нанести этот ответный удар с расследованием действий демократов на Украине, вокруг его адвоката Руди Джулиани уже было создано целое облако разных теорий, которые включали в себя его взаимодействие не просто и не только с украинцами, а с их партнерами — в частности, с Львом Парнасом и Игорем Фруманом, которых в американском мейнстриме именуют не украинцами, а «выходцами из СССР», то есть как бы русскими. Партнеры самого Парнаса, как подчеркивается, вообще из русской мафии. Поэтому общался Джулиани в глазах этой прессы тоже с «людьми из русской мафии».
— В такой логике и Байден имел дело с русскими, а не с украинцами?
— Да, и часть республиканцев действительно тоже раскручивали эту тему таким образом — а вот посмотрите, давайте мы найдем у Байдена или Клинтон связи именно с русскими. Но потом эту тему сочли не достойной внимания, в том числе и потому, что ведущий «контррасследователь» со стороны Трампа, который искал такой компромат на демократов, Джон Соломон, был уличен в том, что его собственные юристы являются одновременно юристами Дмитрия Фирташа, а это бизнесмен как русский, так и украинский. А для мейнстрима это автоматически означает следующее: все, что говорит Джон Соломон, неправда. Это был главный удар противников Трампа по его украинскому контррасследованию.
«Прошлым летом на арене снова появился Майкл Блумберг — персона, теснейшим образом связанная с международными фондами»
«НИКАКОЙ ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ НЕ ЗАДУМЫВАЛИ. ТАК, НЕБОЛЬШУЮ ВОЙНУШКУ МЕСЯЦА НА ДВА»
— В такой логике любой, кто связан — неважно, с Россией или с Украиной — токсичные кандидаты, и на их место претендуют другие, «чистые». А кто эти другие, например, в Демократической партии, не связанные со всем этим в отличие от Байдена или Клинтон?
— Прошлым летом на арене снова появился Майкл Блумберг — персона, теснейшим образом связанная с международными фондами, в том числе с личным экологическим фондом Oceana Дэвида Рокфеллера-младшего. На промежуточных выборах 2018 года Блумберг профинансировал множество кампаний конгрессменов, и без его вклада демократы не получили бы большинства в палате. Хотя его клиенты подчеркивали свою независимость от спикера Нэнси Пелоси, а некоторые предлагали ее переизбрать, в канун голосования по импичменту все они присоединились к Пелоси. А точнее, она присоединилась к ним: ведь еще летом она относилась к импичменту прохладно.
— Но как раз в декабре имя Блумберга не было на слуху: о нем снова стали говорить только недавно…
— Он выбрал тактику временного молчания, как только Business Insider рассказал о сексистской атмосфере в его агентстве, а нью-йоркские либералы вспомнили о его программе «Задержи и допроси». Чтобы выйти на сцену, ему требовался некий резонансный повод. Как раз в это время ситуация и в Иране, и особенно в Ираке, вовсю разогревалась — готовился тот или иной casus belli. А Нэнси Пелоси вдруг взяла и решила задержать передачу статей импичмента в сенат…
— А потом casus belli возник — и?
— И началась истерика демократов по поводу Третьей мировой войны. Те, кто «ворошил» Ирак и Иран, разумеется, никакой Третьей мировой войны не задумывали. Так, небольшую войнушку месяца на два — вплоть до «супервторника» («супервторник» 3 марта 2020 года — день, когда праймериз пройдут одновременно в 14 штатах США — прим. авт.). Само собой, с показательными жертвами с американской стороны. Тогда Блумберг и должен был выйти весь в белом. В свою очередь, конфликт с реальной американской кровью должен был расколоть республиканцев в сенате, и дальше демократы могли бы мутузить Трампа сколько угодно, притом вовсе не форсируя голосования по импичменту. Ведь вслух звучали предложения сделать этот импичментный суд бесконечным, вплоть до выборов, и одновременно утвердить законы о сокращении президентских полномочий. А также, что не менее важно, активизировать кампании сенатских кандидатов — чтобы, если каким-то чудом Трамп бы вывернулся, на втором сроке, с демократическим большинством в сенате, полностью лишить его рычагов управления.
— То есть они рассматривали разные варианты — с победой Блумберга или без нее?
— Тактика, выбранная Блумбергом, изначально была довольно рискованной. Фактически она привязана к одному дню — первому вторнику марта. Вступив в кампанию, он отказался участвовать в первых четырех праймериз в штатах, чтобы «выстрелить» в один день, когда состязания проходят в том числе в самой многонаселенной Калифорнии. Но, чтобы он реально блеснул в этот «супервторник», он должен был нести некий месседж, выглядеть избавителем от всеамериканской беды, альтернативой импульсивному, агрессивному, мракобесному Трампу. Заметьте, что в тот период, когда Блумберг как бы «не светился» (хотя влил в свою кампанию колоссальные средства), он не молчал на мировых площадках, а выступал на внешнеполитические темы и обещал, в частности, уговорить Китай подчиниться экологическим «императивам».
— А как предполагалось избавиться от более ярких конкурентов — Берни Сандерса, Элизабет Уоррен? Разве они не могли сыграть на той же пацифистской ноте?
— Во-первых, ни один конкурентов не имеет таких связей в мировых элитах. Во-вторых, названные вами кандидаты абсолютно не приемлемы для Пентагона. Другое дело, что этих двух кандидатов тоже раскручивали из прогрессистских фондов. Когда Блумберг только появился, в мейнстриме проскальзывала мыслишка, что, дескать, Блумберг понадобился только для того, чтобы сдвинуть Уоррен ближе к центру. На самом деле наоборот: Уоррен и Сандерс были нужны, чтобы сдвигать влево потенциального «избавителя». Зато был еще один кандидат, который Блумбергу всерьез мешал. Этому кандидату еще прошлой весной уверенно сулили победу.
Раньше Калифорния была «в хвосте» серии праймериз. Ее передвинули вверх, и не ради Блумберга, а ради наиболее популярного в Калифорнии кандидата — сенатора Камалы Харрис. Она мешала в силу своего бэкграунда: она была прокурором штата и апеллировала к более умеренному электорату, чем Сандерс и Уоррен. А, а с другой стороны, на нее ориентировались не только афроамериканские, но и другие цветные меньшинства, ведь мать у нее тамилка, то есть принадлежит к индийской цивилизации, а отец — с Ямайки. Харрис могла бы претендовать одновременно и на поддержку бизнеса, и на поддержку как черных, так и всех других небелых общин. Потенциал у нее больше, чем у «чисто черного» кандидата. Но она ушла.
— Харрис могла бы обыграть и Байдена?
— Фактически Байдена начали «сливать» еще полгода назад, когда он стал на митингах путаться в недавней истории, забывать, где он был вчера, а однажды даже назвал Трампа Хампом. Финансы его кампании начали иссякать уже в августе, и тогда же сомнительный бизнес его сына и брата был разоблачен вовсе не Джулиани, а порталом Politico, который стал откровенно подыгрывать Блумбергу. Это было еще до скандала вокруг Джулиани. А сам скандал «трепал» репутацию как Трампа, так и самого Байдена. Тем не менее в опросах Байдену продолжали приписывать высокий рейтинг, иначе рухнула бы сама фабула импичмента. Ведь, согласно статьям импичмента демократов, Трамп якобы ужасно боялся победы Байдена и поэтому собирал на него компромат. Камале Харрис же, наоборот, с сентября начисляли все более низкие баллы, а потом уговорили сойти со сцены — 1 декабря, незадолго до голосования палаты по импичменту. Очевидно, примерно в это время и был составлен сценарий «войнушки» с Ираном. Самый убедительный довод в эту пользу: 3 декабря был учрежден Quincy Institute, новая «фабрика идей», приоритетами которого были объявлены «избавление от бесконечных войн» и ограничение полномочий президента.
— Но война с Ираном оказалась не «бесконечной»…
— В своем послании Трамп назвал удар по Касему Сулеймани precision strike, то есть прицельным ударом, а далее причислил его к разряду террористов, хотя он был государственным деятелем. Он не говорил о намерениях менять власть или политическую систему в Иране — ничего об аятоллах, о нарушениях правах человека и так далее. И не упомянул о военнослужащих, пострадавших от иранского «ответного удара». О том, что кто-то пострадал, вообще не сразу стало известно. Трамп делал все, чтобы свести к минимуму тот конфликт, в который его хотели втянуть. На самом деле президенту повезло: ему удалось пройти по грани ловушки и выскользнуть из нее.
Именно тогда, когда стало понятно, что он выскальзывает, Пелоси внесла статьи [импичмента] в сенат. Тогда же был вброшен дополнительный компромат, но он не сработал, и интрига с Болтоном не сработала. А окончательно Пелоси оконфузилась, когда наступил день послания, а у демократов нет ни возможности вывести в суд свидетелей, ни даже назвать победителя кокусов в Айове. Конфуз вокруг них связан с слишком уж явным провалом Байдена, поскольку он обессмысливает фабулу импичмента.
«Никакой отдельно взятый Трамп не сможет поднять давным-давно необходимый назревший вопрос о реформе ООН, потому что сейчас ООН не соответствует собственным декларируемым и востребованным у мира функциям»
«ПРОГРЕССИСТСКОЕ ЛОББИ ОСОЗНАЛО, ЧТО ЭКОЛОГИЧЕСКОГО ДИСКУРСА ДЛЯ МОБИЛИЗАЦИИ МАСС НЕДОСТАТОЧНО»
— Предполагалось, что в Айове наибольший результат будет у Сандерса. Даже если он не выиграет первые праймериз, его считают серьезным кандидатом. У него есть шансы на номинацию от Демпартии? Ведь Сандерс является не просто представителем демократического истеблишмента, а яркой фигурой, олицетворяющей новые запросы населения на распределительную политику, даже на социальное государство. Это ведь нетипично для Америки, такие политики характерны больше для Европы. Отражает ли популярность Сандерса серьезные изменения, «полевение» американского общества?
— Это не перемены в самой Америке, это перемены в прогрессистской повестке дня. Вот есть газета The Guardian: если вы откроете любую статью, уже на протяжении многих лет под ней помещен квадратик, в котором написано — просьба дать доллар The Guardian, потому что это независимая газета. Это писалось много лет. Потом в течение прошлого года там появилась надпись другая — чтобы избежать климатической катастрофы, вы должны дать нам доллар. Но и это уже изменилось начиная с первых дней этого года. Приоритет климата остался, но как один из трех. А другие два пункта, ради которых читателям предлагают материально поддержать издание: из них один касается монополизма, с которым надо бороться, а другой — более справедливого социального распределения. Так что это не приоритет американского общества, это приоритет, навязанный демократам уже антикорпоративными кругами прежде всего, и он появился не сам по себе.
А если говорить о том, кто из кандидатов считается прогрессивнее, можно посмотреть на поведение «четырех всадниц Апокалипсиса» демократов — это члены палаты представителей Александрия Окасио-Кортес, Ильхан Омар, Рашида Тлаиб и Аянна Прессли. Прессли поддерживает Уоррен, а остальные трое — Сандерса. Причем этот выбор они сделали после интересного события. Сандерсу одна из его сторонниц задала вопрос о том, как он относится к сокращению численности населения Земли. Сандерс сказал — конечно, хорошо. И мгновенно на всякий случай пояснил, что это касается прав женщин на аборт, планирование семьи, и вообще прав женщин, в общем, перешел на тему о женщинах, заигрывая с движением MeToo. Когда человек сказал так откровенно о сердцевине своего мышления, стало понятно многое другое, что в глазах внешнего наблюдателя, обывателя казалось очень симпатичным. Например, его уважительные слова о Китае, о китайской борьбе с бедностью. Был один элемент в Китае, который не мог не понравиться прогрессистам, но он был как раз до администрации Си Цзиньпина, которую сейчас так люто ненавидит Сорос. Предыдущая администрация Китая поддерживала программу искусственного сдерживания роста народонаселения. Это вынужденная программа, но она действительно существовала, политика одного ребенка в одной семье.
— То есть, с вашей точки зрения, у этих кандидатов в сердцевине их представлений о борьбе с бедностью и построении социального государства находится не социализм, а концепция «Чтобы люди жили лучше, надо, чтобы их было меньше»?
— Да, а во-вторых, сама по себе постановка вопроса о перераспределении доходов, помимо вопросов о корпорациях, это еще и вопрос об использовании прогрессистами левого электората. То есть людей, обиженных и действительно справедливо обиженных на нынешнюю экономическую систему. Именно такие недовольные несправедливым экономическим устройством слои населения становятся потенциалом для суррогатных революций в разных странах. А эти революции выгодны прежде всего для подрыва экономического потенциала этих стран. И эту риторику мы видим в любом из нынешних суррогатных восстаний, которые развиваются независимо от того, кто находится у власти, — будь то в Латинской Америке, в Юго-Восточной Азии, на Ближнем Востоке — Ирак, Иран, Ливан, Египет, Иордания. Везде одно и то же.
— Недовольство несправедливым экономическим устройством, как правило, имеет вполне реальные причины и не навязано извне. Должны ли те, кто не хочет перехвата этой повестки прогрессистами, — условно говоря, консерваторы — дать свой ответ на этот вызов? То есть включить в свою повестку борьбу с неравенством и бедностью?
— Социально значимые программы уже стали перехватываться. Например, движением «Желтых жилетов» во Франции, или в Германии партией «Альтернатива для Германии», или в Италии партией «Лига».
— Даже про Трампа говорят, что за него голосуют рабочие.
— Это само собой, но и в других странах риторика Трампа перехватывается. И здесь есть две стороны вопроса: с одной, есть глобальные структуры по борьбе с бедностью. Но их деятельность почему-то не приводит хоть к каким-то статистически значимым результатам. Социальное неравенство в мире нисколько не уменьшается, а, наоборот, растет. И эти глобальные «номенклатурщики» (которые пишут эти программы и делают вид, что их выполняют, и получают за это деньги), если они делают ставку сегодня на левые силы, то оправдывают свое собственное существование. Они сомкнутся, будут взаимодействовать с теми, чтобы левые силы снизу их защищали.
И второй вопрос состоит в том, что прогрессистское лобби, которое призывает всех в мире бороться с «автократиями» (а на самом деле с возникающими полюсами многополярного мира), осознало, что чисто экологического дискурса для мобилизации масс ему недостаточно. Нужно добавить сюда и широкий круг всех тех, кто недоволен социальным неравенством. А таких людей в мире гораздо больше, чем тех, кто увлечен экологической повесткой. Их можно найти и в консервативных обществах, и традиционных, например в России, в Турции, и использовать.
— Есть ли у Трампа шансы переизбраться, если, как вы считаете, ему будут противостоять не только представители конкурирующей партии, а все наднациональные структуры, поддерживающие эту прогрессистскую, леволиберальную повестку?
— Этот год будет, несомненно, годом очень жестокой борьбы. Мне представляется, что в этом контексте, при всей той важности Америки в мире, которую все понимают, и всем своеобразии личности Трампа и значимости его фигуры тем не менее главный вопрос — это не Трамп. Даже если с ним случится что-то, наедет на него машина за день инаугурации или еще что-нибудь с ним произойдет. Более приоритетный вопрос касается вообще не отдельных людей, а того, насколько мы сами понимаем, какие повестки борются в реальности между собой на самом верхнем уровне истеблишмента. Никакой отдельно взятый Трамп не сможет, например, поднять давным-давно необходимый назревший вопрос о реформе ООН, потому что сейчас организация объединенных наций не соответствует собственным декларируемым и востребованным у мира функциям, которые она призвана выполнять. Еще одна тема этого года — передел геополитического влияния между мировыми полюсами.
«Попытки добиться сделки с Китаем для того, чтобы поддержать американского товаропроизводителя и создать импульс для реиндустриализации Америки, были еще в 2017 году»
«СОГЛАШЕНИЕ СОЗДАЕТ СТИМУЛ ДЛЯ РАЗВИТИЯ ПРОИЗВОДСТВА В США. А ЭТО ИМЕННО ТО, ЧЕГО ТРАМП И ХОТЕЛ»
— Как на этом скажется недавно заключенная торговая сделка между США и Китаем? Что означает подписание данного соглашения и почему это было нужно Трампу именно сейчас?
— Тут есть несколько аспектов. Первый — собственно, экономический и торговый в рамках экономического мирового разделения труда. Второй аспект — конкуренция не в рамках американо-китайских отношений, а еще и с участием третьего игрока, которым является Евросоюз. И третье, это личные политические интересы Трампа, включая беспрецедентную ситуацию, в которой он оказался, — давления на него со стороны Демократической партии, а на самом деле, со стороны влиятельного сообщества, которое сделало многое для того, чтобы испортить отношения США и Китая.
Надо сказать, что попытки добиться сделки с Китаем для того, чтобы поддержать американского товаропроизводителя и создать импульс для реиндустриализации Америки, особенно той ее части, которая называется «Ржавый пояс», и в котором находится 60 тысяч заводов, предпринимались еще в 2017 году. Переговоры были трудными, они сопровождались введением заградительных пошлин, но в итоге обе стороны пришли к согласованию. Тут самая большая заслуга принадлежит торговому представителю США Роберту Лайтхайзеру и вице-президенту Торговой палаты США Майрону Бриллианту, а с китайской стороны — вице-премьеру Госсовета КНР Лю Хэ. И те, кто пытался подорвать доверие в этих переговорах, распространяли, например, слухи о том, что Лю Хэ участвует в каком-то заговоре против Си Цзиньпина, и они поддерживали эти домыслы вплоть до пленума ЦК КПК в конце ноября. Потом все слухи о том, что в Китае происходят какие-то перемены, развеялись: оказалось, что никаких перестановок политических там не произошло, неправдой оказалось и якобы усиление более либеральных персонажей в команде Си.
Второй момент связан с тем, как на этот двусторонний процесс экономических договоренностей США и Китая влияла позиция третьего игрока, которым является даже не Брюссель, а персонально Эммануэль Макрон как человек, считающий себя председателем новой Европы. Так, при своем визите в Пекин он выступал под флагом Евросоюза, а рядом с ним сидели скромно один еврокомиссар и одна дама из Германии, заместитель министра. Вот это соперничество за китайский рынок между Евросоюзом и США сказалось очень сильно на сроках заключения сделки. В принципе, сделка могла быть заключена еще в мае 2019 года. Тогда задачей была ликвидация торгового дисбаланса между США и Китаем, и бо́льшую часть этой задачи предполагалось решать через продажу в Китай продукции корпорации Boeing. Но в мае произошла довольно странная вторая катастрофа Boeing 737 в Эфиопии, как раз за два дня до приезда Макрона в Аддис-Абебу. Далее Китай отказался от этого варианта сделки, была отменена и встреча Си Цзиньпина и Трампа — предполагалось, что Си приедет в Вашингтон или резиденцию Трампа Мар-а-Лаго, но он не явился. И только спустя полгода, 16 декабря, стало известно, что стороны достигли соглашения. Это случилось ровно за два дня до начала процедуры импичмента.
— Трамп хотел доказать, что он может договориться с Китаем?
— Да, Трамп хотел поставить галочку, доказать своему народу, что он способен к сложной дипломатии и достигать договоренностей, которые полезны для его избирателей, для американских рабочих, для той части населения, которая составляет его электорат. В своем послании Трамп резюмировал результат в одной фразе: «Мы открыли новые рынки для наших американских продуктов». Если мы посмотрим, как сейчас выглядит расклад в рамках этой сделки, там увидим, что больше всего слов говорилось о сельском хозяйстве. Но на самом деле все равно промышленной продукции там заложено на 77 миллиардов долларов, а сельскохозяйственной — только на 40 миллиардов. В итоге тот объем продукции, который Китай согласился купить у США за два года, — это 200 миллиардов долларов, из них 77 миллиардов — промышленная продукция, авиатехника, автомобили, сложное оборудование, то, что производится на американских заводах американским машиностроительным комплексом.
Поэтому первым в результате выигрывает машиностроительный сектор США. В сельском хозяйстве больше всего выигрывают производители сои и куриного мяса. Это известные россиянам «ножки Буша», а теперь уже «ножки Трампа». Китай заинтересован в мясной продукции в связи с тем, что у них была большая проблема со свиным гриппом и образовался дефицит свинины. Кстати, и поставки американской свинины тоже предусматриваются сделкой. Эту нишу пытались занять многие производители, в том числе из Латинской Америки, но пока они проигрывают американцам. Вот эти 7–8 месяцев 2019 года, пауза перед заключением сделки, и была возможностью для других игроков как-то этим воспользоваться; кому-то это удалось, кому-то нет.
— Повлияет ли американо-китайское соглашение на экономические интересы России?
— Есть спекуляции, что из-за сделки пострадает наш уже построенный газопровод в Китай, якобы этот газ будет замещен американским сжиженным газом. Но это неверно, потому что у Китая, как самой экономически развитой и большой по населению страны, потребности в газе очень большие и, кроме того, ввозные пошлины на СПГ в Китае не снижаются. Они составляют 25 процентов, и, согласно первой части соглашения, подписанной сейчас, они остаются. Возить сейчас в Китай СПГ все равно невыгодно. Здесь нет никаких оснований для паники по поводу российского газа.
— У США достаточно мощностей для производства того объема товаров, который Трамп хочет экспортировать?
— Некоторые наши авторы посмеиваются над Трампом: параметры первой фазы сделки таковы, что они предусматривают поставки, например, той же самой сои в таком количестве, которое Америка сама уже давно не производит. То есть Китай готов купить одни объемы, а Штаты могут обеспечить только их часть. Но на самом деле соглашение создает стимул для развития этого производства в США. А это именно то, чего Трамп и хотел в наибольшей степени: ему нужно было стимулировать промышленность, создав гарантированный спрос на гарантированном рынке. И он это сделал. Это мышление человека, который мыслит индустриальными, а не постиндустриальными категориями.
Также есть часть соглашения, которая касается редких материалов, редкоземельных металлов. С одной стороны, Китай сам экспортер и практически монополист в части таких металлов, которые использовались в солнечной энергетике и в космической промышленности, например неодима. Но в рамках сделки Китай получает право закупать из США скандий и иттрий, которые используются для производства компьютерной техники. Здесь важно еще и то, что с добычей этих двух металлов в США ситуация такая же, как и с производством сои: сейчас добывается небольшое количество, но это можно увеличить, и теперь возникает система стимулов для этого. Потому что в Китае есть большой рынок и спрос на эти металлы. О чем говорят такие маленькие детали? О том, что соглашение — это заявка на корректировку мирового разделения труда, которая позволяла бы уменьшить риски конкурентных войн и связанных с ними издержек.
— И это в то время, когда Китай и США являются главными конкурентами? Как трактовать подобные соглашения в контексте данной конкуренции?
— Как создание более честных условий для конкуренции. По крайней мере, так ставит вопрос американская сторона, говоря об условиях передачи технологий. Это постоянная тема, что если Китай разрешает у себя какое-то американское производство, то Поднебесная требует, помимо создания самого предприятия, еще и передачу технологий. И здесь было достигнуто согласие о том, что это является нарушением авторских прав, и этот вопрос был тоже одним из пунктов в первой части соглашения.
— А кто проиграл от сделки?
— Кто нервничает по поводу соглашения? Брюссель, Макрон и европейские, в том числе производственные, элиты. И, скорее всего, эти элиты будут Макрону предъявлять претензии. В начале ноября президенту Франции удалось подписать с Китаем соглашения о так называемых географических идентификациях продукции. Оно заведомо ущемляло американских производителей, которые производят какие-то продукты, которые изобретены во Франции, в Европе. Например, если какой-то сыр производится во Франции, то данный продукт с таким названием не может экспортироваться в Китай из США. Это было воспринято в США как опережающий ход, приносящий ущерб американским поставщикам. Но американские поставщики выигрывают на том, что продукция, которую они поставляют, находится в другом секторе, предназначена она широким массам потребителей. Элитные французские сыры найдут спрос в китайских ресторанах, дорогих отелях. Но это другой сектор, а простой американский рабочий будет кормить простого китайского рабочего, и этот рынок намного больше.
Здесь возникает еще один элемент рационализации и упорядочивания мировой торговли. Почему этот вопрос вообще важен? Например, у нас есть проблемы с евразийским пространством: какие страны хотят к нам присоединяться, а какие — нет. Это вопрос о специализации, о том, кто производит что-то одно и отправляет в другие страны, например. Это было решено в системе СЭВ, но не решено в ЕАЭС. Возникает в результате конкуренция между участниками союза, и она оборачивается политическими конфликтами.
«Фраза «Союзники платят справедливую долю» относилась не только к НАТО и скорее является не констатацией результата, а прологом к «принуждению к миру» на его условиях торговой войны»
«ТРАМП НАМЕРЕННО НЕ ГОВОРИЛ О НЕДРУГАХ, НЕ НАКЛЕИВАЛ ИМ СВОИХ ФИРМЕННЫХ ОБИДНЫХ ПРОЗВИЩ»
— Что теперь будет с планами Блумберга «экологизировать Китай обратно»?
— Эту суперзадачу фондовый истеблишмент теперь повесит на Европу. Не зря же Грету Тунберг по второму разу выдвигают на Нобелевскую премию… А Трамп в послании сделал акцент на росте рабочих мест в традиционной энергетике и на том, как этому помогла отмена правил времен Обамы. Он не против при этом сажать деревья. Но если мы вспомним предвыборные обещания Хиллари Клинтон 2016 года, то там речь шла о 500 миллионах солнечных панелей — деревьям бы места не осталось.
— Прозвучал ли в послании Трампа некий месседж в адрес Европы?
— Думаю, что фраза «Союзники платят справедливую долю» относилась не только к НАТО и скорее является не констатацией результата, а прологом к «принуждению к миру» на его условиях торговой войны. И речь идет о войне не столько с Европой, сколько с институтами, которые сейчас висят гирей на европейском развитии.
— Многих, вероятно, покоробят его нападки на социализм, особенно в связи со сменой власти в Венесуэле…
— Надо помнить, что все касавшееся Латинской Америки в послании адресовано не нам и не самой Латинской Америке, а штату Флорида, избирателям главного переходного штата, в котором развернется битва в «супервторник» в марте.
А что касается социализма, это было скорее поводом для перехода к темам внутренней политики и в частности к теме здравоохранения. А от нее, вполне естественно, — к религиозной морали, к свободе религиозного обучения в школах и далее по восходящей, к пафосу о том, что у Америки все впереди: «Солнце еще только восходит». При этом, намеренно не говоря о своих недругах, не наклеивая своих фирменных обидных прозвищ, все это осталось как третьестепенная мелочь. И это как раз, кажется, более всего уязвило демократов и лично мадам Пелоси, порвавшую текст речи Трампа. Кстати, это очень символичный жест, обращенный не столько к своей партии, сколько к тем «сильным мира сего», которым он перечит каждым пунктом своей повестки дня. Если говорить о сверхзадаче речи президента США, то она и состояла в том, чтобы его повестка дня звучала заразительно, вдохновляюще и ассоциировалась с освобождением, а вовсе не с мракобесием.
Читайте также: Константин Черемных: «Так, как троллят Трампа, не троллили никого из его предшественников». Часть 1-я
Константин Черемных — политолог, эксперт Института динамического консерватизма
С 1992 по 2008 год работал в корпорации «Экспериментальный творческий центр».
С 1994 по 2008 год работал в международном Шиллеровском институте науки и культуры.
С 2010 — эксперт Института динамического консерватизма.
Публиковался в газетах «Санкт-Петербургские ведомости», «Завтра», журналах «Русский предприниматель», «Однако», «Изборский клуб», комментатор телеканала «День ТВ». Соавтор серии докладов Изборского клуба.
Соавтор книг «Русская доктрина» и «Анонимная война», автор книги «Кланы Америки».
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 0
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.