«В Сыктывкаре «Гамлета» давали – он насиловал Офелию. Мы не опускаемся до такого»

Виктор Степанцов: «У нас [с Ирадой Аюповой] тесные отношения, потому что мы вместе получали второе высшее образование. В минкульте я очень редкий гость — к счастью или к сожалению» Фото: «БИЗНЕС Online»

ЕДИНСТВЕННЫЙ ПРИБЫЛЬНЫЙ ЧАСТНЫЙ ТЕАТР ТАТАРСТАНА

10 лет назад предприниматель Виктор Степанцов, а также театральные деятели Рустам Фаткуллин и Евгений Аладинский создали Молодежный театр на Булаке. Расположившись в здании бывшего ночного клуба, а до этого — швейной фабрики, он объединил вчерашних выпускников курса Фаткуллина в Казанском театральном училище, которые горели желанием создать новую, независимую площадку, где можно было бы реализовать их идеи. За 10 лет под руководством Степанцова организации удалось стать единственным частным театром в Казани, который вышел на самоокупаемость и прибыль. Продолжает он работать и сейчас, когда повсеместно временно закрываются государственные учреждения культуры.

Несмотря на некоторое отношение свысока к Молодежному театру на Булаке театрального сообщества республики, здесь часто можно встретить аншлаги, а зрители приходят снова и снова. При этом здание театра на улице Правобулачной сейчас находится в конкурсной массе (ранее оно принадлежало обанкротившемуся Росэнергобанку), и агентство страховых вкладов выставило его на торги. Однако у Степанцова есть планы по реконструкции помещения и развитию театра. Правда, без частно-государственного партнерства здесь не обойтись, о чем он и рассказал «БИЗНЕС Online».

«ПОЧЕМУ РЫНКИ, ТОРГОВЫЕ ЦЕНТРЫ РАБОТАЮТ, А ТЕАТРЫ ЗАКРЫВАЮТСЯ?»

— Виктор Алексеевич, во время нынешней ситуации с коронавирусом Молодежный театр на Булаке — это чуть ли не единственный театр Казани, который продолжает принимать посетителей и играть спектакли.

— Насколько я знаю, еще работает «АртХаб». Я не получал никаких приказов, запретов и распоряжений о карантине — было просто предложение рекомендательного характера. Мы проводим полную дезинфекцию внутри театра, каждые два-три часа поверхности протираются, висят диспенсеры с антисептиками, чтобы актеры и зрители могли протереть руки. Безопасность мы соблюдаем. В сложившейся ситуации у меня возникает простой вопрос: почему рынки, торговые центры работают, а театры закрываются? В чем разница?

— Хорошо ли чувствуют себя актеры? Вы проверяете их состояние?

— Мы обязательно измеряем у них температуру. Если раньше все говорили, что актер может играть и с температурой, то сейчас такого нет. Наши сотрудники, которые плохо себя чувствуют по тем или иным причинам, не приходят на работу. Это приказ: если есть недомогание, вызывайте врача, скорую помощь, но на работу не выходите.

— А за зрителями следите?

— По ним сразу видно, если кто-то болеет, но пока все приходили здоровые. По крайней мере, внешних признаков болезни ни у кого не наблюдалось.

«В нашем помещении год идет за 10. Здание абсолютно не приспособлено для театра — это бывшая швейная фабрика, где были склады, цеха, колонны, которые разрезают сцену при боковом взгляде» Фото: «БИЗНЕС Online»

«НАШЕ ЗДАНИЕ ПРОДАЕТСЯ. А Я ЗНАЮ, КАК ИМ УПРАВЛЯТЬ, ЧТО НАДО ДЕЛАТЬ»

— Министр культуры Ирада Аюпова на праздновании 10-летия театра на Булаке сказала, что знала вас, когда вы еще не были связаны с культурой (в 2012 году «БИЗНЕС Online» делал с ним интервью как с руководителем компании «Казань-Интур» — прим. ред.). А как пришла идея в эту культуру податься?

— Ирада Хафизяновна к тому отношения не имеет, и у нас тесные отношения, потому что мы вместе получали второе высшее образование. В минкульте я очень редкий гость — к счастью или к сожалению. У нас рядом с комнатой администратора висит увеличенный билет — это первый билет в наш театр. А в левом верхнем углу написано: «Художественный руководитель Евгений Аладинский». Он и стал автором идеи создания проекта «Молодежный театр на Булаке». С Женей мы были знакомы задолго до этого, оказалось, что мы соседи — жили через дорогу. И вот его величество случай свел однажды. Он сказал мне: «Я думаю открыть театр, не хочешь поучаствовать?» Я ответил: «Жень, я ничего не понимаю в театре, но давай попробуем». Очень многим предлагалось принять участие в этом проекте, в том числе руководителю журнала «Деловой квартал». Но на то и естественный отбор — кому-то что-то понравилось, кому-то — нет, у кого-то интерес пропал. С главным режиссером Рустамом Муллануровичем Фаткуллиным мы познакомились здесь, с этого все и началось.

— Вы изначально рассматривали идею только частного театра?

— На тот момент я уже лет 15–20 занимался международным туризмом, и у меня были серьезные административные наработки и личные контакты. Все это вкладывалось в развитие и продвижение проекта. Мэр Казани Ильсур Раисович Метшин оказался первым официальным гостем и посмотрел спектакль «Зима», нашу визитную карточку. После чего нами было предложено стать муниципальным театром, передали документы на рассмотрение. Но как-то это не сложилось.

— Жалеете?

— Как случилось, так и есть. Невозможно определить, плохо это было или хорошо. Сейчас театр скромно отметил свое 10-летие бокалом шампанского с уважаемыми зрителями на площадке театра и нескромно — свое 100-летие в КРК «Пирамида».

«С главным режиссером Рустамом Муллануровичем Фаткуллиным (справа) мы познакомились здесь, с этого все и началось» Фото: «БИЗНЕС Online»

— 100-летие?

— В нашем помещении год идет за 10. Здание абсолютно не приспособлено для театра — это бывшая швейная фабрика, где были склады, цеха, колонны, которые разрезают сцену при боковом взгляде. Но мы не смогли за 10 лет убрать колонны. Мы сделали гораздо больше. По традиции открываем спектакли по очереди вместе с Фаткуллиным. Я обратил внимание на женщину, которая сидела сбоку, и любезно предложил ей пересесть на свободное место в партер. На что я получил ответ: «Что вы, мне так даже интереснее». Немного отклонившись от центра, она показала, что главное — это то, что творится на сцене. В лесу деревья не мешают. Конечно, есть дискомфорт, но через 10–15 минут зритель забывает о колоннах, они просто растворяются. В этом и есть сила искусства, игры актеров практически на пустой сцене без декораций, за счет личной энергетики, которую они передают в зал.

— Хотелось бы вам переехать в другое здание, более комфортное?

— Мы настолько вросли здесь корнями, что мне не хотелось бы переезжать из этого намоленного места. Я знаю, что еще тут можно сделать, как создать великолепный инновационный центр для подрастающего поколения молодежи, не забывая и про нашу зрелую аудиторию. Хоть у нас театр и называется молодежным, я могу смело сказать, что нас посещают как самые юные зрители (один год и два месяца), так и 94-летние. И я знаю, как можно сделать театр в центре Казани еще одной жемчужиной Татарстана. У нас есть проект, воля и желание, и теперь мы ищем инвестора, обращаемся к президенту Рустаму Нургалиевичу Минниханову. Это здание продается. А я знаю, как им управлять, что надо делать. Если мы за все 10 лет ни разу не обратились за материальной поддержкой, это доказывает, что театр может жить и развиваться самостоятельно. Но иногда надо немного помочь, чтобы он стал более ярким не только внутри, но и снаружи. Конечно, у самого театра нет подобных ресурсов, но есть такое понятие, как государственно-частное партнерство.

«Если мы за все 10 лет ни разу не обратились за материальной поддержкой, это доказывает, что театр может жить и развиваться самостоятельно» Фото: «БИЗНЕС Online»

«МЫ МОЖЕМ СОЗДАТЬ НОВЫЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ЗАЛЫ, КАК МИНИМУМ три — НА 300, 200 И 150 ПОСАДОЧНЫХ МЕСТ»

— В чем заключаются ваши идеи по усовершенствованию театра?

— Я знаю, как можно сделать реконструкцию малой кровью. У меня есть в голове проект, как все исправить, не нарушая внешнего вида. Это очень экономичный и эффективный проект для развития и жизни известного не только в Татарстане, но и далеко за его пределами театра на Булаке.

Мы используем около 3 тысяч квадратных метров, но это бывшие цеха, кафе, офисные помещения. Есть два больших зала: один на 200 мест, другой — на 100. Еще один, где кафе, — на 40 мест. У нас при театре работает театральная студия для актеров с 6 до 100 лет и существует народный театр — это взрослые люди, которые занимаются частным бизнесом, работают на предприятиях. Они прошли курсы в студии (кто-то — три года, кто-то — больше) и сейчас с огромным желанием участвуют в народном театре. Сегодня мы доделываем косметический ремонт в помещении театральной студии, бывшем здании банка, где и детям, и взрослым будет предоставлена удобная возможность для занятий, а также репетиций оркестра. В случае положительного решения руководства республики или при условии, если найдется инвестор, готов предоставить проект, что можно создать на этих площадях — я имею в виду весь комплекс. Мы можем сделать новые профессиональные залы, как минимум три — на 300, 200 и 150 посадочных мест, где можно будет творить и покорять зрителей новыми постановками. Они не нарушат внешний облик здания, а обновления заметны окажутся только внутри.

«У нас при театре работает театральная студия для актеров с 6 до 100 лет и существует народный театр — это взрослые люди, которые занимаются частным бизнесом, работают на предприятиях» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Планируете ли вы на этих площадках проводить какие-то фестивали, лаборатории?

— На первом месте у частного театра стоит задача заработать, чтобы оплатить аренду и содержание постановок. Только аренда обходится в 600 тысяч рублей в месяц. Также нужно платить за содержание постановок. У меня есть четкий экономический расчет — что мы можем и когда. Когда труппа состояла из 7 человек и они всегда задействованы в спектаклях, надо было думать о том, как платить актерам и содержать театр. Сейчас она включает почти 30 артистов, и это дает нам возможность играть и отправить на фестиваль часть труппы, что мы успешно и осуществляем. Мы уже были на международном фестивале, на котором спектакль режиссера Искандера Нуризянова «Мсье Ибрагим» стал победителем в номинации «Лучший спектакль малой театральной формы». Сейчас готовимся к другим.

Проведение фестиваля в Казани у нас тоже в планах, но не каждый театр сможет гармонично работать на нашей сцене — она небольшая, и в зале есть колонны. Так что все не так просто.

К лабораториям у меня неоднозначное отношение. Для меня очень важно развитие актера как снаружи, так и внутри. У нас театр молодежный, и молодой неокрепший организм, когда приезжает на лабораторию, что-то черпает там для себя. Но где он это применит? Какова область и возможность использования? Когда с человеком занимаются, проводят тренинги, это занимает не один день и не одну неделю. Должен пройти месяц, два, полгода, чтобы он прочувствовал, чтобы мог этим воспользоваться. Когда у человека есть свободное время, да, можно приехать, посмотреть и чем-то поделиться. Но в нашем случае я все-таки рассчитываю именно приглашать специалистов (неважно, российских или зарубежных) к нам в театр, чтобы они дали нашим актерам мастер-классы и провели тренинги. Труппа должна быть не разделенной, а оставаться командой. Вся сила в команде, что было еще раз доказано на юбилее в «Пирамиде».

«Только аренда обходится в 600 тысяч рублей в месяц. Также нужно платить за содержание постановок» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Как проходила подготовка к юбилею?

— Мы все поставили и отрепетировали за очень короткий срок — у нас было четыре дня по часу времени, а 10 января — всего четыре часа. И это учитывая, что театр живет, идут репертуарные спектакли, плюс новогодние мероприятия. Все театралы знают, что конец декабря и начало января — это цейтнот, когда с утра и до заката ставятся спектакли и сказки. Государственные театры после новогодних праздников минимум на неделю уходят в отпуск, а мы не можем себе это позволить. Но мы живем большой дружной семьей и обо всем договариваемся. Юбилей прошел на высоком профессиональном уровне, я остался очень доволен, насколько все было слаженно, отработанно. Самое главное — мы уложились в тайминг практически на 100 процентов. 

Также на юбилее Ирада Хафизяновна вышла и сказала: «Мы знакомы с Виктором Степанцовым достаточно давно, и многие могут обратить внимание на то, что большая половина коллектива получила государственные награды, звания, дипломы, грамоты и от министерства культуры, и от управления культуры, и город поздравил, и премьер-министр. Можно ли считать это коррупцией?» Первый раз я обратил внимание на награды, когда был на юбилее казанского ТЮЗа. Как приятно видеть, когда чествуют молодых актеров! Артисты в возрасте, безусловно, награды заработали, а когда звания и грамоты получают молодые — это заслуга. И я про себя думал: а какая разница, частный театр или государственный, ведь мы вместе несем светлое, ясное, доброе в народ. Официальное вручение всех наград мы приурочили к юбилею театра. Не помню, кто так сказал про молодежный театр, но мы занимаемся самым важным — снимаем социальное напряжение. Поэтому я приглашаю тех людей, у которых промелькнула мысль о коррупции, прийти к нам в театр днем. Вы посмотрите на наше здание — и все станет ясно. Вот она — «коррупция»!

«Хоть у нас театр и называется молодежным, я могу смело сказать, что нас посещают как самые юные зрители (один год и два месяца), так и 94-летние» Фото: «БИЗНЕС Online»

«МЫ НЕ СТАВИМ СПЕКТАКЛИ, КОТОРЫЕ МОГЛИ БЫ ОСКОРБИТЬ ЧУВСТВА ЗРИТЕЛЕЙ»

— Большую часть репертуара у вас составляют комедии. Драмы не окупаются или таким образом вы как раз реализуете задачу снимать социальное напряжение?

— Это обманчивое впечатление. Комедий у нас достаточно много: «Примадонны», «Боинг-боинг», «Удивительный случай», «Неспящие в Лондоне». Всего 42 постановки. «Отель Вегас» и «Голден Бойс» — это шоу-спектакли, то есть другой жанр, где много музыки и танцев. Драмы: «14 писем к …», «Мсье Ибрагим», «Зима», «Скамейка», «Одержимый» (пластическая драма), «Фрекен Жюли», «Пигмалион».

Наш репертуар нужно воспринимать не выдержками, а в контексте. «Ханума» — что это? Драма, комедия? С какой стороны посмотреть. Когда люди приходят в пятницу и субботу, они говорят: «У вас одни комедии». А зачем ставить другое в пятницу и субботу? Человек отработал всю неделю и мы должны загрузить его по полной? Комедии продаются во всем мире, а у нас широкий репертуар. Хотите что-то из глубокой драматургии — ознакомьтесь с репертуаром и выберите спектакль, который будет вам по душе.

Я неоднократно сталкивался с ситуациями, когда зрители вставали и уходили. Но культурный человек не будет писать гадости и поливать грязью. Если не ваше, то не значит, что это плохо. Если вы привыкли к другому жанру, у вас всегда есть выбор. Если вы хотите пойти на драму, хорошо, почитайте, посмотрите. Есть ряд зрителей, с которыми мне удавалось встретиться и которые меняли свое мнение. Какой-то спектакль им не нравился, тогда я рекомендовал другое. Недавно вышла женщина и сказала: «Я, по всей видимости, хочу вернуть билеты. Я не понимаю — люди смеются, а мне не смешно». Я ей предложил сходить на концерт, а билеты, которые она купила на «Примадонны», поменять на «Хануму». Женщина отправилась на концерт, а когда мы встретились на «Хануме», уже бежала ко мне с распростертыми объятиями и кричала: «Вы лучшие, вы лучшие!»

Другой случай — когда две дамы после спектакля «Примадонны» сидели с таким надменным видом… Я подошел уточнить: «Вам что-то не понравилось?» Они ответили: «Это как в пионерском лагере». Я говорю: «Может быть, наверное. Но спектакль идет 10 лет, аншлаговый». И я им предложил «Хануму». «Что вы? Что вы можете нам показать после товстоноговской „Ханумы“?» — с презрением высказались две дамы. Я не стал больше их беспокоить. К нам из Москвы после выхода статьи критика Сергея Коробкова в журнале «Страстной бульвар, 10», который выпускает союз театральных деятелей России, (там как раз появилась публикация о театрах Казани, и основное внимание было уделено «Хануме» театра на Булаке) приезжают ее посмотреть! Дамы почтенного возраста пришли с чемоданами с поезда, сказали: «Мы приехали специально посмотреть „Хануму“ и успеть после нее на поезд». А уходили счастливые, потому что надо все-таки подбирать себе спектакль по душе. Все познается в сравнении.

Мы получили диплом за лучшую постановку «Мсье Ибрагим», но не можем сказать, что она легко заполняется при всех положительных отзывах. Люди хотят отдыхать. Поэтому у нас расписание выстроено таким образом: по понедельникам мы собираем полный зал своим оркестром. Назовите хоть одно заведение, которое по понедельникам собирает полные залы. И с детьми, и без, взрослые, пожилые, молодые — все приходят. Во вторник и среду у нас драматические постановки, после которых можно пофилософствовать и потом обсуждать замысел. Пятница и суббота — это легкие спектакли, в которых не надо искать глубокой драматургии, просто расслабьтесь и получайте удовольствие. В воскресенье мы делаем самые разные постановки: и драмы, и комедии. К тому же мы первые, кто ввел практику ночных спектаклей, которые начинаются в 22–23 часа ночи, а заканчиваются в 01:00 или 02:00. И они идут достаточно успешно не потому, что у нас есть то, чем мы могли бы оскорбить зрителей. Мы не ставим спектакли, которые могли бы оскорбить чувства зрителей.

«Комедии продаются во всем мире, а у нас широкий репертуар. Хотите что-то из глубокой драматургии — ознакомьтесь с репертуаром и выберите спектакль, который будет вам по душе» Фото: tatarstan.ru

Конечно, комедию легче продавать, потому что люди устали от того, что творится в окружающем мире. Раньше зритель шел в театр как на праздник. Он наряжался, приезжал заранее, переодевал туфельки и полностью окунался в эту атмосферу. Человек работал на заводе, фабрике или в госучреждении и в театр отправлялся как на праздник, как на бал. А сейчас зритель приходит с улицы, из агрессивной среды. Я недавно отметил, что порой человек движется по такой волне: услышал, что спектакль популярный, зашел, плюнул, не понравилось. Похоже на пешеходов: они направляются по тротуару, не задумываясь о том, что машина все-таки транспортное средство. Человек поворачивает, не останавливаясь, как шел, на пешеходный переход и движется, а потом получается трагедия. Вот так и здесь — поход в театр должен быть с определенной паузой, если ты в него по уши не влюблен. Когда ты по уши влюблен, то не замечаешь огрехи, ничто тебя в нем не раздражает.

Если вы идете в театр (неважно, в наш или другой) первый раз, ознакомьтесь, пожалуйста, со всеми правилами. Да, они бывают индивидуальными, как у нас на спектакле Golden Boys, где написано: мужчинам вход воспрещен. Это не категорично, конечно, просто мы стараемся уменьшить количество мужчин-зрителей на данном спектакле. И не потому, что у нас есть какие-то фривольности. Я уже заявлял и заявляю: нецензурная лексика у нас запрещена, у нас в спектаклях нет мата. И ниже «ватерлинии» мы ничего не показываем. Если вдруг кто-то что-то увидел, это плод вашей фантазии, покопайтесь у себя в голове. Иногда даже удивляешься, насколько извращенные мысли у детей, когда словосочетание «голубая девочка» из спектакля «14 писем к…» вызывает смех. А ведь суть в том, что девочка больна, у нее не хватает лейкоцитов и кожа приняла голубой цвет. Вопрос — хороший ли мы театр, достойный, недостойный… Зритель голосует рублем. У нас билеты за 350 рублей продаются в последнюю очередь, а за 1 000, 1 500 или 2 000 уходят в первую.

«МЫ СОБИРАЕМ ЗАЛЫ, НЕ СНИМАЯ ПОРТКИ, НЕ КРИЧА И НЕ ИЗВРАЩАЯ КЛАССИЧЕСКИЕ СПЕКТАКЛИ»

— Спустя 10 лет как бы вы сформулировали, в чем причина полных залов, аншлагов?

— Я не так часто посещаю другие театры, но это немного другая школа. Ее не любят, не признают или не признавали раньше. Наши ребята — живые, настоящие. Ни в коем случае не хочу никого оскорбить, я не большой знаток театральных школ. Оцениваю как обычный зритель. Мне часто говорят: наверное, дело в маленькой сцене и близости актеров. Я привожу пример: а когда Гришковец выступает в оперном театре? Мы сидим на балконе и чувствуем его совсем рядом. А он один — маленький как оловянный солдатик. Дело — в энергетике. В нашем случае — это живая энергетика молодых ребят, которая играет по-другому. Мы другие. У нас есть лозунг: «У нас все по-настоящему».

Летом к нам стучались многие молодые актеры, которые где-то уже прослушивались в театрах. Мы приглашаем их на кастинг и смотрим с Рустамом Муллануровичем: великолепные ребята, все подходит — и вокальные, и танцевальные данные, и харизма. Все в человеке хорошо. Начинаем вводить в спектакль — а он не идет. Не получается. Как раньше я приводил пример — был дефицит в стране, и модно стало носить спортивный костюм Adidas обязательно c лакированными классическими туфлями. Так и здесь — все в одну ногу маршируют, а один выбивается. Школа другая, посыл в зал иной, отношение к зрителю совсем другое. Я не говорю, что это плохо, это — иное, и оно, естественно, резонирует. Вы не представляете, сколько слез здесь было. Ребята не виноваты, они не понимают — делают все хорошо и правильно, но это другое. А тот, кто выдержал и вписался, тот остается в труппе и постоянно работает над собой.

Наш театр другой именно благодаря иной форме актерской подачи. Она живая, без пафоса. Любая фраза, сказанная взрослым человеком в адрес ребенка или молодого человека, воспринимается всегда в штыки — не я это придумал, такова жизнь во все времена. Но если то же самое скажет сверстник, то зайдет на раз-два. Поэтому диалог, который происходит между актерами и молодежью в зале, ведется на ты. Причем неважно, сколько лет сидящим в зале, бывает и молодой — а в душе старик, а есть пожилые, но молодые внутри. Однажды мужчина сказал после спектакля «14 писем к…»: «Я в начале смеялся до колик. Дальше уже себя сдерживал. А в конце я рыдал в голос без всякого стеснения на весь зал. А сейчас покупаю билеты на первый ряд на комедию».

«Наш театр другой именно благодаря иной форме актерской подачи. Она живая, без пафоса» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Есть ли у вас как у театра в связи с этим какая-то сверхзадача?

— После того как мы провели 10 лет в нашей ситуации, нас всех можно было медалями наградить. Мы собираем залы, не снимая портки, не крича и не извращая классические спектакли, а если уж ставим, то подаем современную интерпретацию без всякого извращения. У нас есть достаточно много примеров, когда молодые люди, посмотрев спектакль, обращаются к первоисточнику. Например, после спектакля «Невесты войны» по повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие» мальчик, который ни разу не был в театре, пришел домой и сказал: «Где у нас Борис Васильев?» И прочитал его от корки до корки.

В «14 писем к…» Резеда Хадиуллина играла множество персонажей в зале, где было более 300 детей. И ни один ребенок не взял телефон и не ушел, хотя прошло почти 2 часа без антракта. Дети сидели, не шелохнувшись. И это моноспектакль! А потом они долго не отпускали актрису, аплодировали стоя. Это провинциальный город, где дети не избалованы театром. Есть театральные города, а есть нетеатральные. А тут еще и школьная аудитория.

Есть выражение: «В чем сила, брат?» из фильма «Брат-2». Сегодня все говорят: в деньгах. А до нас и когда мы пришли, здесь был ночной клуб. Сравните финансовые обороты ночного клуба и скромного театра. Я мог бы все что угодно здесь сделать и привести кого угодно, показывать в любой форме фривольности — мне никто не может запретить, это мой частный театр. Я не арендую госплощадку. Однажды в интернете читал про частные театры. В основном они возмущаются, что нет возможностей реализоваться, потому что не дают арендовать госплощадки. А им не дают, потому что ставят спектакли с нецензурной бранью!

В Сыктывкаре «Гамлета» давали — он насиловал Офелию очень долго в различных позах на красном рояле. «Зачем вы это сделали?» — спросил судья, потому что на режиссера подали в суд. «По-другому никто бы не пришел», — ответил режиссер. В Большом театре давали «Руслана и Людмилу», показывали по Первому каналу. По ползала вставали и уходили, потому что на сцене была полная обнаженка. Зачем? Вы сразу напишите, что будет происходить, и тогда человек сам определит, хочет он это видеть или нет.

«Мы познакомились с Дмитрием Чирковым (на фото) — руководителем трио «Злачное место», а потом он пришел ко мне с предложением: «Я хотел бы организовать оркестр» Фото: «БИЗНЕС Online»

Если кто-то ставит классическое произведение, но добавляет туда определенные фривольности, как это сейчас очень модно, его потом спрашивают: «А почему известный режиссер позволяет себе ставить такое?» Для меня это понятие хайпа, на одной волне с молодежью, хайпануть, поставить спектакль, как я вижу. Ничего общего это с нами не имеет. Мы не опускаемся до такого, не ищем легких путей, чтобы притянуть зрителя за уши, хотя предложений было предостаточно. К нам приезжал известный театр, который играет и в Москве. Я не посмотрел их спектакль, но было не очень приятно, когда зрительница мне написала: «Как вы могли допустить у себя в театре такую постановку, неужели вы сами не посмотрели?» Бывает и такое. Хотя это известная постановка, которую ставят в большинстве городов, и ребята играют по три-четыре спектакля в день.

Когда «знатоки» театральной жизни говорят: «Вы же коммерческий театр…» Вы забываете сам смысл слова «коммерческий». Если театр продает билеты и получает с них прибыль, то вы занимаетесь коммерцией, и неважно, какой это театр — государственный или частный. У нас все государственные театры продают билеты и получают прибыль. А у нас еще и нет внешнего бюджета. Кто-то сомневается в том, что мы можем поставить Чехова, Гоголя? Легко! Мы можем поставить, но зритель готов к подобному? Он хочет это посмотреть? Я не желаю никого заставлять смотреть классику, тем более детей. При этом мы сейчас ставим «Вишневый сад», восстанавливаем «Пигмалиона».

У нас настоящие волшебные сказки, что отмечают и взрослые, и дети. Обычно мы ставим их на Новый год, но сейчас планируем включить в репертуар сказку для взрослых и детей. Конечно, и наш любимый, уже известный многим оркестр. У большинства театров оркестр располагается в яме. У нас это отдельная единица, которая играет широкий репертуар — от классики до Rammstein. Форма подачи абсолютно иная. Мы разговариваем со зрителем не только через музыку, а еще и вживую.

— Как возникла идея оркестра?

— Мы познакомились с Дмитрием Чирковым — руководителем трио «Злачное место», а потом он пришел ко мне с предложением: «Я хотел бы организовать оркестр». Я говорю: «Оркестр — это очень сложно. Но почему бы нет? Мне это интересно». Вот с этого все и началось. Когда оркестр появился, он часто выступал в БКЗ и с хором, и были предложения стать совсем иной структурой, не структурой театра на Булаке. Дима принял решение, что лучше быть с нами.

«У большинства театров оркестр располагается в яме. У нас это отдельная единица, которая играет широкий репертуар — от классики до Rammstein. Форма подачи абсолютно иная» Фото: «БИЗНЕС Online»

— А со спектаклями он как-то взаимодействует?

— Сделать абы как — не хочется, с кондачка здесь не получится. Это очень сложный продукт. У нас есть разные варианты. Мы играем по 50 спектаклей в месяц и более. И это еще не предел. Раньше мы уходили летом на каникулы, но так как арендная нагрузка достаточно велика, мы работаем и летом. Немного в другом режиме, но будем работать, не закрываясь.

Мы хотели поставить «Хануму» с живым звуком, но в таком случае билеты должны быть в 2–3 раза дороже. Сыграть эксклюзивно или на большой площадке — это одно, а в нашем небольшом зале — другое. Есть определенная планка, выше которой очень сложно прыгнуть. Должна быть гармония, соответствие. Как когда на машину иногда смотришь и думаешь: кто же ее изобретал, кто рисовал? Такое впечатление, что у нее верх от одной машины, низ — от другой. Чтобы этого не получилось… Оркестр сейчас самодостаточный и планирует взаимодействовать со спектаклями. Мы готовим театрализованные постановки именно с оркестром. Какие они будут — пока не могу сказать. Это обсуждается, витает в воздухе и должно воплотиться.

«Нам исполнилось 10 лет, и, конечно, мы продолжаем жить и расти» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Я НЕ ПЛАЧУ ПРОСТО ТАК. РЕБЯТА ДОЛЖНЫ ЗАРАБАТЫВАТЬ»

— Выгодно ли актерам работать в театре на Булаке? В иных государственных театрах им приходится иногда подрабатывать рабочими сцены.

— Выгодно или невыгодно — это надо у ребят спросить. Я бы сформулировал по-другому — когда был проект театра, конечно, не было денег вообще. Но я собрал труппу и объяснил — сколько было возможностей вливать денег со стороны, я это сделал. Теперь либо мы сами зарабатываем и выходим на самоокупаемость, либо не сможем жить. Хлопнул дверью и ушел только один актер. Все остальные остались в театре, продолжили жить и творить. И только лет через пять, когда выросли, решили познать мир, попытать счастья немного в другом. Конечно, иногда это меня расстраивает и огорчает, но я никогда не запрещал им этого делать. Первые годы ребята, чтобы как-то выживать, подрабатывали аниматорами на других площадках. Я им обещал, что создам такие условия, чтобы они чувствовали себя комфортно и не бегали по городу. И все обещания свои выполняю. Мы открыли театральную студию, где ребята получили возможность преподавать детям. И это очень удобно — мы можем рассчитывать свой план и график: когда репетировать, когда ставить, кого вводить, чтобы не было конфликтов. Даже сейчас, когда приезжают новенькие ребята на небольшую ставку, а остальное зависит от игры в спектакле и ролей, конечно, мы им помогаем. Но я не плачу просто так. Ребята должны зарабатывать.

Один из наших удачных проектов — это летняя театральная студия, лагерь для детей, который пользуется огромной популярностью. С утра родители привозят детей, они занимаются театральным искусством, снимают видеоролики, флешмобы, ставят спектакли. Вечером они говорят родителям: «Что вы так рано приехали?» Не хотят уходить.

У меня есть сотрудники, которые воплощают множество ролей — и актер, и режиссер, и сценарист, и видеограф, и фотограф, и дизайнер. Моя задача простая — увидеть, раскрыть человека, поддержать и помочь. Одно из моих любимых выражений: лошадь можно подвести к водопою, но заставить ее пить невозможно. Если у человека горят глаза, я пойду с ним. Смогу поддержать, помочь, подсказать, направить. Создать условия, чтобы было комфортно работать и существовать в театре. Если актеры не бегут из театра — значит, им здесь комфортно. А если артист по какой-то причине уходит из театра, то дело точно не в финансах. Творческие люди — загадочные, им хочется познать мир, попытать счастья, появиться на экранах кинозалов и телевизоров. Хотя все они признают, что основой профессии является театр. Не каждый голливудский и наш киноактер сможет убедительно выглядеть на сцене театра.

— Каковы ближайшие планы театра на Булаке?

— Нам исполнилось 10 лет, и, конечно, мы продолжаем жить и расти. Если первое время не ездили ни на какие фестивали, сейчас у нас есть возможность это делать и стало отдельным направлением. Существуют именно фестивальные спектакли — поставил один раз, показал на фестивале, получил награду, и больше его никто не видел и не слышал. Планы у нас амбициозные, но их осуществление не всегда зависит от одного желания. Почему бы нам не замахнуться, не попытаться поставить спектакль и поучаствовать в «Золотой маске», если это так престижно? Но подобным надо заниматься. Этот вопрос очень серьезный, и мы его изучим. Тогда и ставишь на весы — либо жить, работать, зарабатывать и чувствовать себя комфортно, либо стать номинантом, лауреатом и заслуженно получить «Золотую маску». Возможно ли это совмещать — время покажет. У нас впереди как раз лет 5–10, чтобы разобраться. Чаще всего спектакли, которые стали лауреатами, зрители не смотрят, не видят, они им неинтересны.

Очень тяжело работать и развиваться, когда ты сидишь, как на пороховой бочке, и не знаешь, что случится завтра. Я вселяю надежду всему театру, что все будет хорошо. И вот 10 лет у нас все хорошо. Надеемся, что Рустам Нургалиевич нас услышит. Редкий зритель не подходил и не говорил мне: «А почему вы не обращались к президенту?» А я на это отвечал: «А что, у президента больше других вопросов нет?» Мне было неудобно. Но в последнее время мне говорили: надо обращаться, они могут просто не знать. И теперь действительно настало время для этого, потому что весь комплекс продается и мне нужны гарантии, что мы можем продолжать здесь жить, творить и нести светлое, яркое, счастливое будущее. Я не прошу денег, чтобы дальше расти и развиваться. Мы готовим новые проекты, постановки, надеемся только на лучшее и всегда ждем всех зрителей к нам, в наш теплый, уютный по-домашнему Молодежный театр на Булаке.