Ахмад аль-Ханафи: «Мы хотели убрать все архаизмы, упростить возвышенную лексику»

Ахмад аль-Ханафи: «Чаще всего люди просто говорят: «Машалла, как здорово», — но от таких пользы немного лично для нас, конструктивную критику мы ждем, пока ее было очень мало»

«Тяжело такой объем сделать без ошибок, даже с хорошими корректорами»

— Абу Яхья, почти полтора года назад был издан перевод смыслов Корана на татарском и русском языках. Вы принимали активное в этом участие, каковы первые отклики, что еще сделано за это время?

— Да, действительно, с момента публикации год будет, но поскольку у нас на русскую и татарскую версии разные люди работали, то немножко расскажу про обе. По татарской версии был напечатан новый вариант без арабского текста, и сноски для удобства переместили вниз. То есть они находились в конце книги, но сами знаете, что мало кто обращается к концу. Этот вариант значительно дешевле продается, стоит он, по-моему, порядка 250 рублей. Для сравнения: оригинал был, кажется, 1,8 тысячи рублей. Часть духовное управление бесплатно распространяет на различных мероприятиях. 

— На русском нет такого варианта?

— В конце лета прошлого года вышел русский вариант без арабского текста. По крайней мере, у человека есть альтернатива: большой формат с арабским текстом, подарочный подороже и такой более простой вариант. Это сделано для того, чтобы немусульманам можно было давать, не предупреждать их об особой бережности, осторожности при работе с арабским текстом, поскольку люди должны к Священной Книге прикасаться с очищением, именно к арабским аятам. Сейчас, конечно, идет работа над озвучкой, татарская версия аудиокниги готова, русская, насколько я знаю, записана. Ну и, конечно, ждем онлайн-версию, то есть либо в виде сайта, либо в виде мобильного приложения, потому что от молодежи идет такой запрос. Все читают со смартфонов, то есть нужен онлайн-вариант.

— Единственный минус упрощенного варианта книги — это то, что человек не сможет читать арабский текст.

— Конечно, человеку, который читает по-арабски, знает таджвид, удобнее заучивать Коран, когда страницы на арабском, но это как книга для чтения может быть. Мы же на самом деле это позиционируем не просто как перевод, а и как тафсир.

«Мы сами выросли на переводах Крачковского, Кулиева, Османова, где разная возвышенная лексика. На самом деле невозможно адекватно передать язык Корана. Уникальность формы, она в арабском языке, в русском мы даже не пытаемся такую задачу ставить, мы хотим, наоборот, чтобы это было на современном языке»

«Сейчас плотно с Беларусью работаем»

— Какой новый проект делаете сейчас?

— Сейчас ведем новую работу, ее муфтий-хазрат уже анонсировал в «БИЗНЕС Online» — это тафсир на татарском языке, мы его готовим. Какая-то часть на мне, но поскольку я татарского языка не знаю, то есть переводчик и редактор. Не я один им занят, но я отвечаю конкретно за причины ниспослания, то есть ситуации, когда были те или иные аяты ниспосланы, и за хадисы. Нужно не все подряд переводить, необходимо именно достоверность восстановить, мы ориентируемся на достоверные причины ниспослания. То же самое касается хадисов. Большие тафсиры ученые писали для ученых в первую очередь, которые разбирались в силе и слабости хадисов. Там бывает, что все подряд приводится, мы, конечно, для современного читателя работаем, чтобы установить самые достоверные хадисы. Вот это моя работа. Есть у нас один человек, который занимается лишь опровержением клеветы на ислам. Например, насчет притеснения женщин, несправедливости определения наследства, возраста женитьбы пророка Мухаммада на Аише и так далее. Он готовит опровержение по источникам, это тоже войдет потом в этот большой тафсир. Вот так у всех роли распределены. Кто-то занимается изучением наследия татарских ученых Курсави, Марджани и так далее. Все, что у них в книгах по фикху, нравственности, все, что касается тафсира, мы тоже находим, выбираем, добавляем.

— За прошедший год не было ли замечаний от ученых из других мусульманских сообществ, какие-нибудь предложения?

— Сейчас плотно с Беларусью работаем. ДУМ Беларуси напечатало наш Коран, и сейчас они хотят переводить на белорусский язык, с арабского, конечно, но во многом ориентируясь на наш «Калям Шариф». Некоторое время назад по поручению муфтия я написал на некоторые крупные сайты, где выложен текст Корана. Я им написал: давайте «Калям Шариф» тоже к вам добавим, но никто не ответил, к сожалению. Не знаю почему, то ли сайты не обновляются, то ли… ну я не буду никого обвинять в пристрастности. В университет Фрайбурга в Германии есть проект по исламоведению, там отдельная группа ученых занимается международными переводами Корана. Сейчас они тоже у нас интервью берут, вопросы на английском прислали, будут ответы публиковать в Global Quran, так называется у них проект. У них работает — мы с ним общаемся — переводчик Корана на украинский язык Михаил Якубович из Киева. Он единственный, от кого мы критические замечания получили, страшно благодарны. Чаще всего люди просто говорят: «Машалла, как здорово», но от таких пользы немного лично для нас, конструктивную критику мы ждем, пока ее было очень мало. Я имею в виду критики методов, наших источников. Либо говорят: «Они матуридиты, суфии, их не читайте», — сами понимаете, с какой стороны летит, либо такой восторг без предложений.

«Ждем онлайн-версию, то есть либо в виде сайта, либо в виде мобильного приложения, потому что от молодежи идет такой запрос. Все читают со смартфонов, то есть нужен онлайн-вариант»

«Мы хотели убрать все архаизмы, церковнославянизмы, пока хочу сказать, что не на 100 процентов получилось»

— Наш Коран, как я понимаю, напечатан на основании ханафитского мазхаба?

— Да, все расстановки, несколько лет над ними работали, все делали как ханафиты. Например, сура Аль-Фатиха обычно начинается с «бисмилляхи-р-рахмани-р-рахим» — это первый аят, а согласно ханафитской традиции считается, что сура начинается со слов «альхамдулилляхи» — «хвала Аллаху». Ханафиты говорят, что бисмилля — это аят, ниспосланный для разделения между сурами. Подвижники пророка не знали, где разделяются суры между собой, пока не был ниспослан бисмилляхи-р-рахмани-р-рахим. Даже на таком уровне у суры Фатиха, которую мусульманин читает, в каждом намазе есть различие.

— У какого-то классика русской литературы есть персонаж, который выучил иностранный язык благодаря чтению Библии. То есть он знал русский текст, а потом, читая иностранный вариант, освоил сам язык. Читая ваш Коран, вернее, «Калям Шариф», можно ли поступить подобным образом, то есть выучить арабский язык?

— Арабский язык, наверное, нет. Мы стремимся, может быть, чтобы люди современный русский язык выучили из нашего перевода. Мы хотели убрать все архаизмы, церковнославянизмы, пока хочу сказать, что не на 100 процентов получилось, все равно где-то там сидит. Мы сами выросли на переводах Крачковского, Кулиева, Османова, где разная возвышенная лексика. На самом деле невозможно адекватно передать язык Корана. Уникальность формы, она в арабском языке, в русском мы даже не пытаемся такую задачу ставить, мы хотим, наоборот, чтобы это было на современном языке. Бывает, наши братья с Кавказа читают, а там слово «нива», для них смешно, говорят, это машина «Нива». Есть аят «Ваши жены — нива для вас», они смеются: как так может быть — автомобиль для вас (смеется).

— А вы как рекомендуете?

— Сказать «полем, пашней для вас». Что-то такое общеупотребительное. Когда человек не знает каких-то слов, то может возникнуть комический эффект, особенно когда устаревшие слова и выражения используются. Нужно двигаться в этом направлении, улучшать стилистику. С первого раза не получается, ведь у Пороховой 14, по-моему, изданий было, у Кулиева достаточно много, последняя его версия, серьезно переработанная, в 2019 году вышла, он очень много изменений внес. Невозможно с одного раза все сделать идеально. Отличие нашего перевода в том, что очень много людей работало на разных этапах, потом все элементы мы компоновали, надо ведь всему стилистическое единство придать. На самом деле работы на много лет, на всю жизнь проект будет.

«Отличие нашего перевода в том, что очень много людей работало на разных этапах, потом все элементы мы компоновали, надо ведь всему стилистическое единство придать. На самом деле работы на много лет, на всю жизнь проект будет»

«Идея безмазхабности в мусульманском мире практически изжита»

— Вы сказали, что перевод выполнили согласно ханафитскому мазхабу, вы называете себя аль-Ханафи, ДУМ РТ строится на принципах Абу Ханифа, но среди рядовой молодежи, кажется, мазхаб не совсем популярен. Вы так не считаете?

— Идея безмазхабности же массово зародилась в XX веке, и сейчас она, в принципе, в мусульманском мире практически изжита, на академическом уровне, так скажем. То есть академическая безмазхабность закончилась. Просто пока это дойдет до окраин империи, как говорится. Я по первому образованию филолог, помните, по русской литературе, до Ломоносова, Сумарокова, Тредиаковского стихи писали силлабикой, а уже они и позже Державин, Пушкин и все-все-все стали писать силлаботоникой. На окраинах Российской империи силлабикой пользовались еще примерно до 1850-х годов, Пушкина уже не было в живых, так и здесь. На народном уровне много еще людей, которые призывают к безмазхабности, но на уровне салафитов среди шейхов в Саудовской Аравии, среди студентов, преподавателей это уже не модная идея. То есть они сохраняют свою акыду (мусульманское вероубеждение, форма раскрытия имана, «символ веры». Представляет собой своеобразный фонд догматов, идей и представлений — прим. ред.) таимитской, в честь Ибн Таймии, и уже призывают к изучению мазхабов, исследованию мазхабов. У нас эта проблема еще есть, когда я недавно в Елабуге был, там позвали в центральную мечеть лекцию прочитать, спросил, какая самая актуальная проблема. Мухтасиб сказал, что самая актуальная проблема все еще — это ханафитский мазхаб, мазхабы вообще. Понимаете же, на академическом уровне это уже вчерашний день, но пока это дойдет до такого низового уровня, простых мусульман, какое-то время еще пройдет.

— Чем безмазхабники руководствуются? Мол, во времена пророка не было мазхабов…

— Да, это все на уровне лозунгов: Аллах один, Коран один, пророк един, а значит, и мазхаб должен быть один. То есть, например, пророк не мог в намазе руки держать и так, и по-другому, а значит, только один способ правильный. Но сам факт того, что Аллах в Коране употребляет какие-то слова, которые имеют многозначное значение, у которых нельзя принципиально установить, какой вариант правильный, а значит, Аллах хотел, чтобы были разные мазхабы. Например, принцип «салясата куру-ин»: в Коране говорится, что женщина после развода выдерживают идда (период выжидания после развода или кончины мужа, в течение которого женщина не имеет права выйти замуж за другого мужчину. Период идда необходим для определения возможной беременности женщины и установления последующего отцовства ребенка — прим. ред.), то есть перед тем, как выйти замуж, должно пройти три цикла. И из аята неясно, как считать его: по менструации или по периоду чистоты между менструациями. Какие-то сподвижники так говорили, какие-то — по-другому, но само это слово в Коране многозначно. В каких-то мазхабах так, в каких-то иначе. То, что Аллах пожелал, чтобы в Коране было это многозначное слово, на самом деле это хорошо. Есть пространство для маневра. Реалии же меняются, если три мазхаба не дают тебе ответа, ты в тупике, а в четвертом окажется обязательно выход.

— Некоторые говорят: зачем вообще придерживаться идда, ведь сейчас есть тесты на беременность, УЗИ показывает, беременная или нет женщина.

— Это уже как форма поклонения, приказ Всевышнего, это уже не меняется. Тут же есть еще морально-этическая сторона, надо же психологически выйти из предыдущих отношений, прежде чем войти в новые, так даже психологи говорят, если она сразу же выйдет замуж с багажом нерешенных проблем…

«Если у тебя мало знаний, то все черное или белое, а когда ты знаешь чуть-чуть больше, у тебя кругозор становится шире»

— Абу Яхья, вы не этнический татарин, но проблему, наверное, знаете хорошо. Безмазхабники ведут спор о запретности проведения поминок по усопшему, так называемые 3, 7, 40 дней, годовщина и так далее. Дескать, это бидда, нововведение в исламе, запретное в религии.

— Мы как объясняем: это нерелигиозно, на это нет указаний в сунне, но это местные обычаи, они не противоречат шариату, потому нет проблемы. Мы же собираемся просто так, зовем в гости, точно так же и здесь. Люди собираются, читают Коран, дают вознаграждение умершему. Что тут плохого? Вот когда люди начнут это воспринимать как часть религии, какую-то обязанность, то тогда да. Хазраты станут объяснять, что вы неправильно понимаете. В целом я какой-то проблемы не видел, чтобы это воспринимали как намаз или пост.

— Потом чтение возле могил воспринимается ими как ширк, то есть многобожие.

— Этому есть основа, во всех четырех мазхабах существует, что Коран читается, дается награда. Точно так же можно милостыню раздать, садака.

— Вы говорите, что эти вопросы не такие важные, а что важно?

— Все эти проблемы от недостатка знаний потому что. Если у тебя мало знаний, то все черное или белое, а когда ты знаешь чуть-чуть больше, у тебя кругозор становится шире, ты видишь оттенки, нюансы. Здесь такой момент: если люди будут беспристрастно изучать ислам, то все эти уйдут стереотипы. Такие же стереотипы у немусульман в отношении ислама, так же как и позиция, что если бабаи делали, то это либо автоматически хорошо, либо автоматически плохо в зависимости от того, что ты об этом думаешь. Это же надо как-то через сито шариата просеивать, посмотреть, что шариат говорит об этом.

— Что вы скажете о рассуждениях одного из авторов нашей газеты, Рустама Батрова, касательно ханафитского мазхаба, дескать, он одно, а учение Абу Ханифы — другое…

— Я не хочу личности обсуждать, безусловно, Рустам хазрат яркий, интересный полемист, иногда читаю его с интересом, но тут, конечно, он неправ, потому что у нас нет возможности воссоздать мазхаб Абу Ханифы, кроме как через его учеников и их последователей. Если мы скажем, что они его исказили, то у нас нет путей воссоздать изначальный… В чем он был, на основании чего. Рустам хазрат говорит, что надо возвращаться к его книгам. Это пять коротких книг по акыде, в которых мы косвенно можем что-то реконструировать, но в конце концов кто лучше понимает? Ты или его ученики? Если сказать, что ученики исказили, то надо ханафитский мазхаб закрыть и Абу Ханифу оставить в истории. Были же мазхабы, которые не сохранились до нашего времени. Мы же иногда их изучаем с исторической точки зрения, не более, так и здесь. Естественно, мы верим, что ученики, ученики учеников довели до нас именно это наследие.

— Почему нельзя восстановить?

— От него передается, но многие говорят, что это не его тексты. Его — только в вопросах вероучения-акыды. Фикх от него только ученики передают, те же имамы Абу Юсеф, Мухаммад, на которых нападал Рустам хазрат в своих статьях. То есть, если они не достойные доверия передатчики, значит, им верить нельзя, и фикх Абу Ханифы достоверно не дошел до наших дней. Так же получается, потому что все передано через них.

— Как аргумент: хадисы, которые собирались лишь через несколько веков, поэтому их достоверность сомнительна.

— Получается же, это значительную часть нашей религии ставит под сомнение, сохранность ее, достоверность ее. Мы все-таки верим в то, что сахабы, которые от пророка передали эти хадисы до имама Бухари, они же записывали. Тот же имам Малик за 60–100 лет до Бухари — эти хадисы есть в других источниках, значит, кто-то же их придумал. То есть если мы будем их возвращать, то дойдем до пророка. Данные хадисы известны, а не то, что через 200–300 лет после пророка появились хадисы, которых никто никогда раньше не видел. Они все есть, первые книги в первом столетии возникли, где есть эти хадисы.

«Если оставить только Коран, то в нем обрядовая часть в общем виде дана. Например, просто совершай намаз, есть намеки, указания на времена намазов, но способ их совершения не описан. Потому огромная часть религии передана через сунну, через хадисы. То есть если мы откажемся от сунны, то оставим только отдельные указания, и можно вообще ничего не соблюдать»Фото: «БИЗНЕС Online»

«Цель понятная — освободить мусульман от определенных обязанностей, религиозных обрядов»

— Разговоры о неправильности хадисов, необходимости жить только по Корану были ведь и 100 лет назад.

— Цель понятная — освободить мусульман от определенных обязанностей, религиозных обрядов и так далее. Потому что если оставить только Коран, то в нем обрядовая часть в общем виде дана. Например, просто совершай намаз, есть намеки, указания на времена намазов, но способ их совершения не описан. Потому огромная часть религии передана через сунну, через хадисы. То есть если мы откажемся от сунны, то оставим только отдельные указания, и можно вообще ничего не соблюдать. Это удобно для многих людей, соблазнительно, но это неправильно. Сомневаясь в хадисах, мы, во-первых, противоречим аятам, в которых сказано: подчиняйтесь Аллаху, подчиняйтесь его посланнику. Очень много доводов, что пророк ничего не говорит от себя, все, что он высказывает, — это откровение от Аллаха. Сунна — это такая же половинка откровения, как Коран. Получается, если мы станем сомневаться в хадисах, то будем сомневаться в той части религии, которая до нас дошла на сегодняшний момент. Эта идея мне знакома, я читаю так называемую реформаторскую мысль. Идея такая, есть секта коранитов, которые в принципе отрицают хадисы, говорят только о Коране.

— Это которые в Казахстане?

— Там они уже кончились, их лидер вроде бы самоубийством жизнь покончил, история темная. Там было с политикой связано, его отец находился в правительстве, потом его сместили. Вот это движение коранитов в принципе отрицает сунну, но вот эта «реформаторская» мысль, к которой, видимо, близок Рустам хазрат, они не отрицают хадисы как таковые. Когда реформаторов называют коранитами, они отрицают это. Судя по их программным текстам, они не отрицают сунну как таковую, но призывают оценивать хадис с точки зрения разума, с точки зрения соответствия современным представлениям о гуманизме, морали. Тысячу лет назад были совсем другие представления. Потому в вопросе, насколько это все правомочно, мы считаем, что нет, они думают по-другому. Но мне кажется, что у нас разная аудитория на самом деле: люди, которые хотят соблюдать ислам целиком, приходят к имамам, хазратам, в мечети, ДУМ. Людям более светским, которые хотят меньше запретов, это, быть может, импонирует. Они ставят во главу угла разум и современные представления, современную эпоху, мораль, гуманизм. Поскольку у нас разная аудитория, я не вижу проблем, мы не бегаем по коридорам и не кричим: «А, катастрофа! Рустам хазрат сказал отменить жертвоприношение». Жертвоприношение существовало все эти века в исламе и будет существовать до судного дня, и никто его не отменит. Эти идеи нас не особенно пугают.

«Ислам — моя первая религия осознанная, я был атеистом-агностиком»

— Вы сказали, что окончили русскую филологию…

— Не окончил, к сожалению, а учился. Наверное, единственная вещь, о которой сожалею в жизни, что не окончил тогда филфак МГУ. Потому что молодым был, какие-то перспективы появились, женился, ушел в бизнес. После того как мой первый бизнес рухнул, получается, в 2003-м я ушел из университета, в 2005-м уехали в Ниццу, занимались французским, который я с детства изучаю. Супруга выучила язык, поступили в университет: она — на кинооператора, я — на звукорежиссера, но там, к сожалению, не получилось с документами, то есть не по нашей вине. Год я отучился, еще два года оставалось, и тоже не получил профессию.

— Это все помогло вам в жизни?

— За 10 лет французский мне не пригодился ни разу.

— А звукорежиссура?

— Какие-то представления еще остались, но это такая профессия, в которой все обновляется, я уже не смогу работать.

— Как вы пришли в ислам?

— Я уехал во Францию таким убежденным западником, был либеральных ценностей. У меня были друзья мусульмане, я к ним очень хорошо относился, у меня не имелось никаких религиозных стереотипов, но считал, что это не ко мне. Я был агностиком, мне говорили, мол, ты русский, поговори с православными, но я никогда не был православным. Ислам — моя первая религия осознанная, я был атеистом-агностиком. Ехал во Францию с убеждениями об идеальной Европе. За два года разочаровался полностью в западных ценностях. Когда ближе с этими людьми общаешься, понимаешь, что у многих внутри пустота. Люди внешне успешные, благополучные, укорененные традиции, много-много поколений, антикварная мебель. Это да, но они ненавидят себя, ненавидят своих детей, ненавидят своих собак. Когда с ними живешь, постоянно через тонкую стенку фанерную ты слышишь, как они друг на друга орут. У меня было полное разочарование их жизнью, все на каких-то веществах, все с какими-то зависимостями. У кого-то алкоголь, у кого-то свободные отношения. Ты понимаешь — это не мое, куда-то надо на Восток. Начал искать традицию, с философской стороны, читал Генона, Эволу, то есть мыслителей с общей идеей разочарования в западной цивилизации. Потом религиозный поиск начался, изучал иудаизм, буддизм, старообрядчество. Иудаизм и старообрядчество сразу отпали, тогда уже имелось понимание, что не может быть истинным достоянием какая-то маленькая группа, истина должна быть универсальной, доступ к ней необходим. Пришел к пониманию, что это ислам.

— Как к этому пришли?

— Сначала сам, на основании чтения, потом уже обратился к друзьям-мусульманам. Один из них стал моим первым преподавателем, он обучал меня арабскому языку и исламским наукам. В этом плане удачно, Аллах дал хороших друзей. В исламе у нас такая идея, что пытаются представить, что это религия татар, арабов, то есть привязать к нации. На самом деле это даже с точки зрения православия неправильно. Один православный миссионер говорил: «За гробом России нет», — то есть истина универсальна, вненациональна, так скажем, она не привязана к нашим представлениям земным, так же и здесь. Мы же из Корана знаем: пророк отправлен ко всему человечеству. До этого пророки приходили к отдельным людям, иудеям, у арабов были другие пророки, а Мухаммад отправлен всему человечеству, об этом говорится и в Коране и хадисах. Точно так же в его времена принимали ислам и эфиопы, и греки, и персы, то есть среди сподвижников были представители всех национальностей, изначально призыв был таким, что ислам распространился потому, что он был универсальным для всего человечества. От Марокко до Индонезии, в Малайзии, Китае — там ведь тоже есть этнические мусульмане-дунгане и другие. И то, что некоторые пытаются представить, что это некая традиционная религия каких-то определенных народов, — это, конечно, неправильно.

«Необходим осознанный выбор религии, ты же определяешь, грубо говоря, участь вечной жизни»

 — Что касается православия, его ведь тоже пытаются представить русской национальной религией.

— Да, огромное количество православных среди американцев, европейцев, то есть люди сознательно приходят в религию. В протестантизме выросли, а приходят, например, в православие. Там же тоже есть разные деноминации — константинопольская, с которой у нас сейчас РПЦ не очень дружит, есть московская, украинская, они к разным ветвям приходят. Я не знаток в догматике, не знаю, как они выбирают, когда приходят в православие константинопольское или московское. И среди моих знакомых есть и французы, есть, например, в Москве психолог-католичка, она приняла католичество осознанно уже во взрослом возрасте. Необходим осознанный выбор религии, ты же определяешь участь вечной жизни. Естественно, это вне национальности, вне каких-то наших земных категорий.

— Есть люди, которые говорят: «Я верю в Бога, но мне религия не нужна…»

— Такой итсизм — это как иудеи считают, что только один народ спасется, старообрядцы — что одна группа спасется. То же самое на индивидуальном уровне: ты веришь, что один человек спасется, сам найдешь свой путь к спасению. Эта идея даже с точки зрения разума не совсем приемлема. Либо ты сам, получается, пророк, получаешь откровение, Бог тебя ведет к твоему индивидуальному спасению, либо, выходит, ты сам себя обожествляешь, считаешь, что своим разумом можешь найти. Ислам же — это смирение. То есть нужно чуть-чуть смириться, свою гордыню немного убавить, не позволить себя вести к этому пути, тогда тебя ждет успех. В мирских делах точно так же ведь: если ты приходишь чему-то учиться, то ты должен со своим «я» смириться, слушать, подчиняться. Я с молодежью общался, они думают, что мусульманин — это такое существо, полностью лишенное индивидуальных черт, который молится, постится, читает Коран, и все. Среди сподвижников были люди тихие, как Усман, были горячие, как Умар, то есть разные, разный темперамент, кто-то был бедным, выбрал добровольную бедность, кто-то, наоборот, был богатым, вот эта индивидуальность сохраняется в исламе тоже, нет какого-то одного образа мусульманина. Это тоже стереотип, который нам очень навязывается.

«В Коране говорится: держитесь крепко за вервь Аллаха. Держитесь за этот канат и не разделяйтесь»Фото: «БИЗНЕС Online»

«Мы, сунниты, верим, что те убеждения, которые у нас, были у пророка»

— Но ведь и в исламе нет одного направления, например, есть шииты, сунниты.

— Это да, но мы-то считаем, что истина одна. Мы называем «ахлю сунна валь джамаа», а все остальные отделились. Это единство мы понимаем: не разделяйтесь в значении, не отделяйтесь от нас, вернитесь к нам.

— Почему нет единства в исламе, это из-за разности характеров?

— В Коране говорится: держитесь крепко за вервь Аллаха. Держитесь за этот канат и не разделяйтесь. Как в суннитских комментариях к Корану пишется: «Не отделяйтесь от большинства». Большинство — это «ахлю сунна валь джамаа» пророка и его сподвижников. Мы, сунниты, верим на основании и исторических в том числе данных в то, что те убеждения, которые у нас, были у пророка. В хадисах они сохранены и так далее. Другие секты иначе думают, конечно. Это испытание, Аллах дает нам указание пути, но дает и разум, свободный выбор. Мы выбираем сами этот путь. Мы считаем, что мы правы, они полагают, что они правы.

— Еще есть такой популярный вопрос, некоторые говорят: «Зачем совершать намаз именно определенным способом — с земными, поясными поклонами и так далее? Ведь по логике просто достаточно вспомнить Аллаха в определенное время».

— Это как раз кораниты и утверждают, в Коране же есть слово «салят» («намаз»), оно означает одновременно и дуа-молитву, когда ты просто обращаешься к Аллаху с мольбой. Потому они говорят: ты сядь утром или вечером просто, обратись к богу с мольбой, молитвой. У нас в русском языке ведь тоже молитва — это и молитва, и мольба, и некое ритуальное действие.

— Почему надо совершать ритуальное действие?

— Опять же это на основании сунны пророка, его хадисов. Пророк сказал: «Совершайте намаз, как вы видели, как я его совершаю», — то есть как бы «копируйте мои действия». То же самое с хаджем — «берите у меня обряды хаджа». Это все относится к действиям. Само понимание, что намаз — это не просто мольба, в Коране тоже содержится, там же говорится: «совершающий поясные поклоны, земные поклоны». Этому тоже есть основа. Но главный, конечно, источник совершения намаза — это именно сунна. Поэтому, если кораниты не верят в сунну или, может, по-другому это как-то понимают, мы же понимаем это классически, как понимали все ученые во многовековой истории ислама.

«Я спрашиваю его: «Ты татарин?» Он: «Альхамдулилля», — сразу у него национальная гордость проснулась»

— Споры среди мусульман по Корану были всегда, например, разногласия по совершению омовения. Ведь в Священной книге написано: протирайте голову и ноги, а ханафиты моют ноги.

— Это просто различные варианты чтения, если как шииты читают, получается «протирайте» ноги, а у нас «мойте» ноги, то есть протирайте голову и мойте ноги, а они говорят: протирайте головы и ноги. Это уже возвращается к видам чтения Корана. У нас недавно тут запустил муфтий хазрат подготовку к чтению по 10 кираатам (рецитация Корана в ритуальных целях — прим. ред.), но это тоже влияет на фикх, на другие науки. Можно прочитать так, что другой смысл появляется отсюда. На самом деле это огромное поле, всей жизни не хватит, чтобы изучить. Мы чуть-чуть смиряемся, следуем за авторитетами. Ко мне подошел человек, простой мусульманин, искренний, в мечеть ходит, знаний у него таких религиозных нет, он спрашивает: «Вот, хазрат, я вас слушаю, вы убедительно говорите, потом иду к салафитам, они убедительно говорят. Как мне найти, кто прав, кто нет?» Я спрашиваю его: «Ты татарин?» Он: «Альхамдулилля», сразу у него национальная гордость проснулась. «Вот посмотри, — говорю ему, — какие были убеждения у татар до революции». Понятно, что революция — это огромная катастрофа, все обрушилось, все смешалось, было под корень выжжено. Надо смотреть не на то, что в советское время было, а на то, что было до революции. Историк Мурат Рамзи пишет, что татары всегда были матуридитами в акиде, ханафитами в фикхе, практически все татарские ученые придерживались этого пути. Хорошо, оппоненты могут сказать: он сам был матуридитом, топит за своих. Вот музей панорамы Казани есть, абсолютно светский музей, рассчитанный в основном на туристов. Мне очень понравилось, там есть на оргстекле какая-то докладная записка на русском языке, видимо, куда-то ее писали в администрацию, о том, какие книги читают в медресе.

— Какие книги читали в дореволюционных медресе?

— Известна программа дореволюционных медресе, если на нее посмотреть, это 100 процентов акыйда ашаритская, матуридитская, фикх ханафитский. Никаких книг Ибн Таймия, никаких других идеологов, которых салафиты считают правильным исламом, не было. Даже наши ученые, такие как Марджани, которые глубоко изучали, в том числе и секты различные. Недавно у Саида хазрата Шагавиева, Дамира Шагавиева была замечательная статья в журнале «Минбар», где он показывал, что на самом деле доступ к книгам Ибн Таймия у Шигабутдина Марджани был не таким обширным. Этих книг просто не имелось, пока не образовалось Саудовское государство, пока не потекли нефтедоллары. Эти книги были малоизвестны, их мало переписывали, мало читали, мало изучали. Даже большим ученым до этого нефтяного бума к книгам Ибн Таймия был ограничен доступ, книг этих было мало. В основном это были только «хорошие» книги, поэтому такие ученые, как Ризаэтдин Фахретдин, хорошо отзывались об Ибн Таймие, то есть основные книги, где изложены заблуждения, не были доступны. Всегда исторически есть свидетельства, что здесь были все матуридиты-ханафиты, если даже посмотреть это по программе медресе в музее-панораме.

«Ваххабиты изначально были ханбалитами, причем очень строгими»

— С татарином все ясно, а если он русский, принявший ислам?

— То же самое скажу аварцу — на чем были твои ученые до революции, то же самое скажу азербайджанцу-сунниту. Русскому скажу: найди свой путь, следуй за акыдой ашариитской-матуридитской, это, в принципе, одно и то же, возьми тот мазхаб, который распространен в твоей местности и по которому тебе будет легче получать знания, где есть ученые, хазраты, у которых можно спрашивать, которые уроки ведут и так далее. Можно, конечно, здесь, в Казани проживая, быть маликитом, но это будет немножечко странным. Потому что у кого ты будешь учиться, кому ты станешь вопросы задавать, как намаз читать, и так далее. В Дагестане, наверное, логично быть шафиитом.

— Сейчас главным учителем интернет стал.

— Мы же здесь вопрос так ставим, чтобы понять: что такое традиционный ислам? Мы говорим: традиционный ислам — путь, которого придерживалось большинство (понятно, что сектанты были всегда), то есть путь ученых до революции. У нас есть ясные неопровержимые свидетельства, что в Поволжье был ханафитский мазхаб и матуридитская акыда, на Кавказе это был шафиитский мазхаб и ашаритская акыда. Кто пытается подать по-другому, сказать, что все они были ваххабитами… У нас есть же статья «за искажение истории», вот их можно привлечь за искажение истории, этих людей. Простой мусульманин, который не может понять, кто прав, — следуй тому, на чем стояли твои предки, — это едино для всех мусульманских народов России. Ну а человек, который приходит в ислам, неважно, русский, американец, англичанин, смотри, на чем было большинство ученых в истории, мазхаб выбери любой из четырех, по которому тебе будет легче получать знания.

— Сейчас и ваххабиты стали жить по мазхабу?

— Ваххабиты изначально были ханбалитами, причем очень строгими, если смотреть сочинения Мухаммада Ибн Ваххаба, его детей, внуков — где-то до 50-х годов XX века они были строгими ханбалитами. Вообще безмазхабная мысль появилась в Индии, так называемый ахля хадис. Потом два шиита Шаукани и Санаани в XIX веке, потом уже такие люди, как шейх Албани в XX веке. Если посмотреть, был муфтий Саудовской Аравии Мухаммад ибн Ибрагим, он считается большим ученым у ваххабитов, так вот он порицал своих учеников за то, что они отходят от ханбалитского мазхаба, начинают трактовать Коран и сунну самостоятельно. До 1950-х годов ваххабиты были в мазхабе, потом пришла мода на безмазхабность, а сейчас эта мода уходит. У нас есть же связь с теми, кто учится в Саудовской Аравии, знаем, что сейчас в тренде, что модно. 

— А здесь, в Казани?

— Я же говорю, пока до нас дойдет, должно пройти какое-то время, но потихоньку, это же общая тенденция, невозможно противостоять. Их акыда останется, она никуда не уйдет, потому что на протяжении истории всегда были антропоморфисты, придающие Богу телесные качества, это в других религиях тоже есть, никакая не новая мысль. Акыда останется, но то, что касается отказа от следования мазхабам, — это явно тупиковый путь и это мода, которая уйдет. Бывает же, вспыхивает мысль, например, джихадистские «Братья-мусульмане» в XX веке, потом затухает, то же самое случится с безмазхабностью. 

«С одной стороны, говорить, что ислам привязан к национальности, — это неправильно, с другой — заявлять, что национальности нет, — это тоже неправильно. Мы прекрасно понимаем, что это память твоего народа»

«Красивые мечети нужны для того, чтобы они были центрами знаний»

— Вы сказали, что все эти заблуждения происходят из-за отсутствии знаний. А где их можно получить?

— В идеале мечети для этого и созданы, ведь для того, чтобы пять намазов читать, достаточно какого-нибудь вагончика с тепловой пушкой на зиму. Красивые мечети нужны для того, чтобы они были центрами знаний. Мечеть до появления медресе являлась центром знания. Первые уроки пророк Мухаммад проводил в мечети. Всегда распространением знаний занимались ученые. Любой человек мог с улицы прийти, подсесть к какому-то кружку и узнать. Один дагестанский устаз мне рассказывал, что в XIX веке простые мусульмане, которые занимались своими ремеслами в Дагестане, знали, что в больших книгах по фикху сказано, потому что они ходили на эти уроки. Мечеть должна быть местом распространения знания, и потому примечетские курсы — это очень важно. Система, которая существует сейчас, замечательная, потому что любой человек может прийти в мечеть, записаться на курсы, изучить основы, научиться намазу, посту, Коран читать. Надо чуть дальше двигаться, то есть наряду с этим необходимо какое-то продолжение. Сейчас, в эпоху пандемии, мы же перешли на онлайн, считаю, что это был полный провал. Я преподаю в Казанском исламском университете, мы всех студентов перевели на онлайн, люди тут же ушли. Нужны живые уроки. Не все могут поступить в медресе, не все хотят учиться онлайн, поэтому у людей должен быть доступ к более глубоким знаниям в мечетях. 

— Многие из тех, кто против того, чтобы в мечетях звучала татарская речь, говорят, что вообще языки не важны, ислам — космополитичная религия.

— Я с этим согласен, но крайности — плохо. С одной стороны, говорить, что ислам привязан к национальности, — это неправильно, с другой — заявлять, что национальности нет, — это тоже неправильно. Мы прекрасно понимаем, что это память твоего народа. Обычно такую риторику проводят те, кто хочет ассимилировать, завоевать, стереть. Понятно, что татарскому языку необходима государственная поддержка, стимулирование к этому.