Хранитель органа в зале «Зарядье»: «Слышала много интересной, свежей татарской музыки»

Лада Лабзина: «Инструмент в зале «Зарядье» объединил исторические традиции органостроения с современными технологиями» Фото: Алексей Белкин

«Органисту очень важно построить свой орган»

— Лада, давайте объясним для начала нашим читателям, чем занимается хранитель органа концертного зала «Зарядье»?

— Охраняет орган. (Смеется.) Хранитель музея бережет уже завершенные картины или скульптуры, а хранитель органа еще и оживляет инструмент. Я обыгрываю его на репетициях, провожу концерты и органные экскурсии, взаимодействую с музыкантами и мастерами, которые настраивают и ремонтируют инструмент, — все, что им нужно, стараюсь обеспечить. Иногда просто дотрагиваюсь и слушаю, как звучит каждый регистр. Вы верно заметили, я не только артист, но и менеджер, организатор, координатор. Благо этот опыт приобрела еще в Казани.

— Как появилось предложение от «Зарядья» и идея о переезде в Москву?

— В 2019 году меня пригласили работать в «Зарядье». Мне предложили поучаствовать в постройке органа французской компании Muhleisen. Я тогда была в отпуске и решилась попробовать. По окончании сезона из Страсбурга в Москву приехали фуры с частями инструмента. Все фойе первого этажа зала «Зарядье» было в трубах, коробках, консолях. Для органа в зале архитекторы спроектировали специальную органную нишу. При сборке инструмента мастера заполнили ее металлическим каркасом, моторами, воздуховодами, мехами, игровой механикой и трубами.

Полгода французские  органные мастера при содействии органной службы зала «Зарядье» интонировали каждую из 5 878 труб (на фасаде вы видите только 135), а 29 февраля 2020 года прошла инаугурация. 24 органиста — 12 российских и 12 зарубежных — при эксклюзивной режиссуре Даниэля Финци Паска сутки обыгрывали инструмент без перерыва. Благодаря этому торжеству наш орган услышали множество зрителей.

— Трудно ли было адаптироваться к новым обязанностям и столичному ритму жизни?

— А вы как думаете? Мне было 52 года, и в Казани прошла вся моя жизнь — я работала заместителем директора по концертной работе ГБКЗ имени Сайдашева, преподавала в консерватории и музыкальном колледже, много выступала. Было непросто решиться и сразу взаимодействовать с новыми людьми. Но риск оправдался. Наверное, органисту очень важно построить свой орган, дом, в котором живут тысячи труб. И у меня появилась в жизни такая уникальная возможность. Многие артисты не знают, как рождается инструмент, я же видела, как его собирали, слышала первые робкие (фальшивые) звуки — словом, вошла в процесс изнутри. Поэтому сразу после открытия стала вести органные экскурсии. В публичном пространстве меня называют главным органистом и хранителем органа.

— В чем уникальность вашего нынешнего «подопечного» — органа в «Зарядье»?

— В послевоенное время в СССР возник тренд на установку духовых органов в залах филармонии. В основном ставили инструменты социалистического лагеря (немецкие и чехословацкие), органов из капиталистических стран почти не было. В Большом зале Московской консерватории стоит старинный французский инструмент Cavaille-Coll, но это историческая ценность. Ощущение, будто играешь на музейном экспонате.

После распада СССР в результате реставрации зала консерватории в ГБКЗ имени Сайдашева 25 лет назад приехал орган из Нидерландов (Flentrop), а его предшественника-чеха отправили в Набережные Челны. Кстати, казанский орган — один из лучших органов России и обладает своей уникальной звуковой палитрой. Сегодня в России много немецких  и чешских инструментов, но голландские и французские — редкость (кроме консерваторского раритета в Москве выделю орган фирмы Kern в Мариинском театре). Это совсем другие порода и звук.

Инструмент в зале «Зарядье» объединил исторические традиции органостроения с современными технологиями. Игровые консоли органа снабжены  компьютерами с большой памятью и всевозможными опциями: они способны записывать звук, задерживать тоны и программировать модули, что позволяет делать интересные вещи, особенно при импровизации и исполнении современной музыки. Его возможности эксклюзивны не только для России. Я демонстрирую их на органной экскурсии.

— Какая фишка инструмента ваша любимая?

— Заранее программировать определенные интервалы — одна клавиша может воспроизводить до 20 тонов. Это колоссальное расширение звуковых ресурсов. А вообще, орган — инструмент больших возможностей. В руках солиста находятся хор, симфонический и джазовый оркестр. Некоторые тембры называются как инструменты симфонического оркестра — флейта, гобой, труба, тромбон… Эту палитру красок органист, обладая объемным колористическим и полифоническим слухом, смешивает.

Мне нравится богатая французская стилистика органа «Зарядье». Здесь четыре ручные клавиатуры и клавиатура для ног, что позволяет играть любую музыку. На нем хорошо звучат и Бах, и романтики, а сам инструмент чудно вписался в акустику зала. Сначала я беспокоилась: снаружи «Зарядье» — ультрасовременная, металлостеклянная конструкция. Но внутри дерево нескольких пород, поэтому звук дышит, резонирует и летит.

— Орган «Зарядья» также привлекает мощной фактурой. Наверное, один из самых крупных в России?

— Он не маленький, но и не самый большой. В американском спортивно-культурном центре «Атлантик-сити» есть гигант, в котором 33 тысячи труб, он сопровождает спортивные и общественные мероприятия. А количество регистров нашего инструмента (их 85) рассчитано на объем зала. Инструмент звучит как хороший симфонический оркестр с обилием тембровых красок и тонкостей, с огромной динамической амплитудой звучания, от пианиссимо до мощнейшего фортиссимо.

«Снаружи «Зарядье» — ультрасовременная, металлостеклянная конструкция. Но внутри дерево нескольких пород, поэтому звук дышит, резонирует и летит» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Орган крайне демократичный инструмент»

— Есть ощущение, что органная музыка сегодня доступна лишь элитарному зрителю. В органном репертуаре почти нет попсовых сочинений. Чем органист может привлечь широкую публику?

— Очень многим. И в целом я с вами не согласна. В Москве масса органных площадок. Например, собор на Малой Грузинской, где при полном скоплении собираются 700–800 человек. Сначала там был электронный американский орган, затем установили четырехмануальный second hand швейцарской фирмы Kuhn. Фонд «Искусство добра» трижды в неделю проводит в соборе концерты, и во многих из них участвует орган — звучит сольно, с хором, в ансамбле, сопровождает театрально-драматические представления. Я сама там играю и часто вижу полный зал. В Китай-Городе, в Москве, есть лютеранский собор Петра и Павла, где базируется романтический орган конца XIX века. Там проходит 3–4 концерта в неделю. Есть церковь имени Людовика и многие другие. Настоящие духовые органы, а также множество электронных инструментов установлено в музыкальных школах Москвы и Московской области (например духовой орган в хоровой школе в Дубне).

Вообще, орган крайне демократичный инструмент, он же обслуживает церковную службу. После воскресной мессы часто бывают музыкальные вечера. Церкви используются как концертные залы, а органист может быть активным менеджером. Тот же Бах в Лейпциге не только работал кантором, гонялся за фаготистами и писал кляузы, но и организовывал премьеры кантат как мюзик-директор. Его музыка тоже демократична — в любом сочинении, даже светском, можно раскопать немецкую Lied. Первый возглас-мордент знаменитой Токкаты ре минор написан на хорал «Приди, язычников спаситель», потом данный мотив становится квинтэссенцией фуги. В Европе знают эти темы на зубок, но, даже если их не знать, они своей гениальной простотой проникают в клетки человеческого организма. В них есть высшая гармония, поэтому люди с удовольствием слушают органные опусы. В пандемию даже при 25–50-процентной заполняемости зала на моих концертах была публика, а на июньском вечере — аншлаг.

— В Казани, на вашей памяти, интерес к органной музыке тоже высокий?

— В Государственном большом концертном зале имени Сайдашева, где я играю на органе 25 лет и более 10 лет работала менеджером, орган звучит часто. В 1997 году участвовала в его инаугурации. А в 2004-м появился абонемент «Органное королевство» и уже 19-й сезон радует своих зрителей. Тематические концерты проходят по воскресеньям, иногда дважды в день, так как пользуются популярностью среди широкой публики. Абонемент ориентирован на синтез жанров — мы используем и киноискусство, и живопись, и хореографию, и слово, и песочную анимацию. Наши концерты любят дети, многие из них выросли на органной музыке. Я развиваюсь вместе с публикой и придумываю новые темы.

В этом сезоне акцент будет, в частности, на авторскую импровизацию и транскрипцию — 6 ноября мы будем играть под мультфильм «Заколдованный мальчик». 6 января покажем повесть «Маленький принц» с песочной анимацией, музыкой Баха и Таривердиева. Весенние концерты традиционно отдадим Баху. В этом году мы подберем к нему «код доступа»: расшифруем нотами фамилию Bach и раскроем космическую гармонию его музыки. Я очень рада, что абонемент живет, на наши концерты люди ходят семьями, задают интересные вопросы, с некоторыми я даже переписываюсь и понимаю, что труды не проходят даром.

— Свою круглую дату вы отмечаете 9 октября концертом в родном концертном зале имени Сайдашева.

— На юбилее всегда хочется показать, чего ты достиг, какой репертуар освоил, как творчески развивался. С праздником меня поздравят Государственный камерный хор РТ под управлением Миляуши Таминдаровой, камерный оркестр центра Софии Губайдулиной под руководством Анны Гулишамбаровой и великолепные солисты — Яна Деликатная (труба) и Андрей Каминский (виолончель). Первое отделение концерта выстроено как рождественская месса, ведь день рождения — Рождество для каждого из нас. Орган традиционно считают церковным инструментом, но мы покажем его, в частности, с неожиданной стороны.

— Я знаю, что вы поклонница камерного оркестра центра Софии Губайдулиной.

— С этим оркестром я тоже часто выступала и работала как менеджер. Он «маленький, да удаленький», очень мобильный, с интересным составом (не только струнные, как в камерном коллективе, но и «дерево» с медью). Это мини-симфонический оркестр, который многое может, делает интересные аранжировки. Во многом это заслуга руководителя, ведь от него зависит репертуар и даже реакция публики. Повторюсь: я за то, чтобы в нашем саду расцветали разные Fiori musicale (цветы музыкальные) — большие и роскошные, маленькие и нежные.

«Космический масштаб»: как Сладковский отметил 116-летие Шостаковича в Москве

— Если продолжить тему музыкальной жизни Казани, как вы оцениваете уровень местных оркестров? Прежде всего ГАСО РТ Александра Сладковского, который на днях открыл новый сезон в Москве?

— С ГАСО РТ я выступаю с 1998 года, как только стала солисткой филармонии. Это коллектив с большой историей. При Сладковском он, безусловно, расцвел и окреп: дисциплина, качество исполнения, отношение музыкантов к работе — все вышло на другой уровень. Оркестр часто гастролирует в Москве, а значит, набирает впечатления, развивает коммуникацию, заново проживает знакомую музыку, познает разную публику. В новых акустических условиях коллектив шлифуется, расширяет свои возможности и репертуар — недавно ГАСО РТ записал все симфонии Шостаковича, проследив эволюцию жанра в творчестве нашего классика. Если оркестр владеет такими полотнами, это говорит о его статусе. Я очень рада за Александра Витальевича и его подопечных.

«В искусстве ничего не должно застывать: если ты остановился — значит, умер. Репертуар должен отвечать запросам времени. У нас много молодых талантов, например Эльмир Низамов, чью «Черную палату» я очень люблю» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В искусстве ничего не должно застывать: если ты остановился — значит, умер»

— В последние годы часто критикуют Татарский оперный театр имени Джалиля, которым уже больше 40 лет руководит Рауфаль Мухаметзянов. Там до сих пор нет своей оперной труппы, а репертуар, по сути, ограничен вечной и хорошо продаваемой публике классикой. По-вашему, пора ли что-то менять?

— Сложный вопрос. Рауфаль Сабирович — легендарная личность на культурном поле Татарстана и площади Свободы, где базируется театр имени Джалиля. То, что он в сложные годы сохранил традиции театра, проводил фестивали Шаляпина и Нуриева, до пандемии вывозил оперу и балет на зарубежные гастроли, дорогого стоит. Мухаметзянов придумал необычную концепцию: он не держит своих солистов в ТГАТОиБ, а приглашает певцов из всей России и не только.

При этом, конечно, концепцию театра нужно обновлять и трансформировать. Да, публике нравятся спектакли, идущие в ТГАТОиБ, и это заслуга Рауфаля Сабировича. Но сейчас, когда нет зарубежных гастролей, и в целом меняется мир, нужен свежий ветер. Хотя бы 20 процентов неожиданного, креативного репертуара. Или почему шедевральный балет «Шурале» Фарида Яруллина на казанской сцене показывают гораздо реже, чем в Мариинском театре? Хочешь сходить на любимый спектакль, а возможности нет. Хотелось бы видеть детский репертуар, активную просветительскую работу, симфонические и даже фортепианные концерты. Можно совместно с консерваторией организовать оперную студию для студентов и аспирантов. Привлечь новых менеджеров для инициации интересных проектов, представить более широкую палитру, конечно, сохранив классическую базу.

В искусстве ничего не должно застывать, если ты остановился — значит, умер. Репертуар должен отвечать запросам времени. У нас много молодых талантов, например Эльмир Низамов, чью «Черную палату» я очень люблю. И конечно, ТГАТОиБ нужна оперная труппа, крепкая певческая база. Почему бы не основать вокальную студию, как это сделал Большой театр? Пригласить хороших педагогов, работать не только с итальянским, немецким и русским языком, но и с татарским?

«Мы готовы принять и это»: «Yзгәреш җиле» в Москве собрал татар, но не аншлаг

— Недавно в «Зарядье» в формате закрытого мероприятия по пригласительным билетам прошел гала-концерт музыкального фестиваля «Ветер перемен», еще одного проекта Мухаметзянова. В этом году будет его 7-й сезон, бюджет — порядка 70–80 миллионов рублей в год. Это стоит того?

— Я была на репетициях, видела много знакомых из оперного театра. Симпатично. Комментировать финансовый вопрос, наверное, неэтично — деньги идут на аранжировки, костюмы, застройку сцены, гонорары и многое другое. У организаторов концерта свои цели, и, если они вызывают вопросы у общественности, нужно их конкретизировать, либо трансформировать проект. Любая программа не живет без изменений больше четырех лет. Первый год пилотный, второй — раскрутка, третий — кульминация и четвертый — спад, и далее концепция должна корректироваться. Все алгоритмы в менеджменте исполнительских искусств уже давно выработаны.

— В Казани много говорят о том, что городу нужен новый музыкальный национальный театр. Есть ли в нем необходимость и какой должна быть его концепция?

— Такие разговоры действительно есть, но нельзя забывать о культурных институциях, которые уже существуют. Например, площадкой для новых музыкальных проектов может стать театр им. Тинчурина — там есть хорошая сцена и свой ансамбль, при желании можно разместить оркестр. Какой она будет, традиционной или новаторской, нужно думать, но в любом случае репертуар должен отвечать запросам времени, быть гибким, включать поиск новых форм и тем. Когда появится настоящий художественный замысел, найдется и здание, и финансы, и артисты.

— В концертах вы часто исполняете органную музыку татарских композиторов, как оцениваете ее качество?

— Я была первой исполнительницей сочинений Леонида Любовского, играла концерт Анатолия Лупова для органа с оркестром и в целом люблю современную музыку РТ. 6 октября на вечере в «Зарядье» сыграю партию органа в оркестровом сочинении Рашида Калимуллина, а на юбилейном концерте в Казани, скорее всего, поимпровизирую на татарские мелодии. Интересно исполнять опусы молодых авторов. В последнее время часто взаимодействую с Эльмиром Низамовым. В консерватории он брал у меня уроки, а позже написал органное сочинение, выставил его на московский конкурс и стал лауреатом. Я горжусь им и с удовольствием играю его музыку, например транскрипции фрагментов из «Черной палаты». В Казани включала его произведения в программу фестиваля «Музыка веры». Интересный композитор — Радик Салимов, сочетающий национальные традиции с поиском в области электронной музыки. Кстати, играет на курае. Попросила его написать сочинение для курая с органом для одного интересного проекта.

Татарская музыкальная культура развивается, и это радует. Кто-то работает с национальными  мотивами, кто-то расширяет границы, традиции и создает иные образы. Я являюсь экспертом в комиссии министерства культуры РТ по закупке произведений татарских композиторов и слышала много интересной, свежей музыки. Повторюсь, хорошо, когда в музыкальном саду расцветают разные цветы, сосуществуют и традиция, и авангард, и кроссовер, и этно. Это интересно и артистам, и публике.

«Площадкой для новых музыкальных проектов может стать театр имени Тинчурина — там есть хорошая сцена и свой ансамбль, при желании можно разместить оркестр» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Старый орган» может играть джаз, минимализм и любой авангард»

— Чтобы встряхнуть публику, вы часто включаете в свои программы джазовые обработки. На первый взгляд, это немыслимо, но они так свежо и драйвово звучат. Как вы пришли к такому миксту?

— К джазу я всегда была неравнодушна. Во время учебы покупала пособия Игоря Бриля, пьесы Николая Капустина, интересовалась импровизацией, музицировала с однокурсниками. Помню, как учила сюиту Дейва Брубека «Джаз на пуантах», а прелюдию из нее переложила для органа и играю до сих пор. В 2004 году мой коллега Владимир Хомяков победил на международном конкурсе джазовой импровизации на органе в Германии и создал в Челябинске фестиваль «Джаз и духовой орган». Он знал, что я люблю импровизировать, и попросил собрать программу на 50 минут из оригинальной музыки и джазовых транскрипций. Там мы познакомились с Даниилом Борисовичем Крамером, которому понравились некоторые композиции.

С тех пор я регулярно играю сочинения в стиле джаз. Интересно сочетать орган с упругим свингом, чувствовать острую синкопированность ритма, живую интонацию, миксовать тембры, подражать джазовой трубе, контрабасу или ударным. Воображение расширяется, и перестаешь думать штампами (эталонами), прописанными за столетия развития органной музыки. Можешь влепить кластер или выдумать еще что-то. Иногда даю вечера типа «Бах и джаз» — так мой зритель получает два концерта в одном. Часто вставляю такие композиции в программы современной музыки.

— Королю музыкальных инструментов подвластны и другие современные стили?

— Сейчас пишут разнообразные пьесы для органа. В прошлом году прошел I международный конкурс новой классики «Таврида», куда участники со всего мира прислали около 400 органных сочинений. В финал прошли 10, из которых я выбрала три и исполнила в Московской консерватории. Особенно понравился опус Матиаса Рехфельдта, объединивший минимализм и рок. Очень энергетично, талантливо. В целом интересны поиски молодых авторов, нестандартные решения и звучания органа. Помните песню «Старый рояль», где инструмент играл фуги Баха? Так вот, теперь «старый орган» может играть джаз, минимализм и любой авангард.

— Изначально вы поступили в консерваторию как пианистка. Каждый ли пианист может стать хорошим органистом, если захочет?

— В училище я вообще поступила как теоретик с углубленным изучением рояля. Однако первый концерт в КГК, на который я попала, был органным и поразил меня. Позже, в консерватории, нам показали орган, я до него дотронулась и пропала.  Хороший органист — это прежде всего хороший пианист, все наши органные мэтры прекрасно играют на рояле. В консерватории на кафедре органа и клавесина факультативно занимались струнники, теоретики, хоровики. Многие хотели стать органистами, и у некоторых мечта сбылась. Однако в XIX–XX веках орган стал инструментом для виртуозов, и музыку Регера, Франка, Мессиана без хорошего владения клавишами не сыграешь.

В Европе даже есть разные категории обучения — церковный, концертный органист и другие. Там очень много соборов — на одной рыночной площади бывают 3–4 церкви, и в каждой стоит орган, а то и несколько, разного размера, времени и стилистики (недаром Солер писал концерты для двух органов). Часто органистами подрабатывают программисты, бармены, портные. Для церковной службы их навыков хватает, но артист должен владеть техникой.

— Многие великие не-пианисты действительно пробуют свои силы на этом поприще. Например, как вы оцениваете достижения виолончелиста Александра Князева как органиста?

— Александр не только потрясающий артист, но и глубокий человек, поэтому его тянет к органу. Эксперименты, на которые он идет как музыкант, достойны уважения. Я восхищаюсь его смелостью и даже не буду говорить о технике — она важна, но всегда есть нечто большее. Удивительно, как он «включает» свое органное мышление, играя на виолончели.

«Последние три года я «заряжаюсь» в «Зарядье», много выступаю, расширяю репертуар — это все энергозатратно. Рада помочь юным музыкантам советом или консультацией» Фото: Алексей Белкин

«Главное не мыслить штампами»

— В Казани вы больше 20 лет преподавали в консерватории и музыкальном колледже, но после переезда в Москву оставили педагогику.  Только из-за занятости или есть другие причины?

— Я начала преподавать в 1996 году после окончания аспирантуры, в консерватории трудилась на кафедре органа и клавесина, но в 2015-м ушла из-за большой занятости в ГБКЗ имени Сайдашева. Перебравшись в «Зарядье», я перестала преподавать, но продолжила консультировать. Этим летом участвовала в ежегодных органных ассамблеях собора Канта в Калининграде. Там наши студенты получают мастер-классы на одном из лучших российских органов от прославленных мастеров. Обычно приглашают педагогов из Германии и Франции, но из-за импортозамещения позвали меня. (Смеется.) Пять дней мы с ребятами общались по 5–6 часов, обсуждали музыку Баха, Листа, Регера, Таривердиева, импровизировали и после сделали концерт. Так моя педагогическая железа была реанимирована, и я очень рада, что могу  поделиться накопленным.

— Делитесь в основном секретами техники или мотивацией?

— На ассамблеях скорее мотивацией. Я рассказывала о вариантах интерпретации той или иной музыки, о возможностях инструмента и старалась показать, что они безграничны. Главное не мыслить штампами.

— А не думали вернуться к преподаванию на постоянной основе?

— Пока нет. Последние три года я «заряжаюсь» в «Зарядье», много выступаю, расширяю репертуар — это все энергозатратно. Рада помочь юным музыкантам советом или консультацией. Впрочем, если звезды сойдутся и я кому-то очень понадоблюсь, почему нет? С возрастом многие приходят или возвращаются к педагогике, чтобы передать свой опыт.

— До последних событий вы много гастролировали за рубежом. Как сейчас с этим обстоят дела?

— В нынешних условиях горизонт планирования короткий и сложнее стало формировать концертный график. Раньше он был расписан на годы вперед, а сейчас, дай бог, на несколько месяцев. Главный мой график — это органные концерты в зале «Зарядье». Это мой порт, орган, экскурсии. Я много гастролирую по России, держу свой абонемент в Казани. Летом предлагали выступить в Германии, но слишком много нужно усилий на сегодня, чтобы поехать на один концерт. Тем не менее планы строить все равно будем. Как говорят, делай, что должно, и будь что будет!