— Доктор сказал, в морг, значит, в морг!

— Так я еще не умер!

— А мы еще и не приехали.

Злые статистические языки пишут, что с начала года продажи антидепрессантов в РФ выросли в денежном выражении на 70% (хотя, понятное дело, сколько-то приходится на рост цен). Впечатляет Злые статистические языки пишут, что с начала года продажи антидепрессантов в РФ выросли в денежном выражении на 70% (хотя, понятное дело, сколько-то приходится на рост цен). Впечатляет Фото: «БИЗНЕС Online»

Неопределенность как национальная идея

Злые статистические языки пишут, что с начала года продажи антидепрессантов в РФ выросли в денежном выражении на 70% (хотя, понятное дело, сколько-то приходится на рост цен). Впечатляет. Невротизированному социуму только и остается спасаться черным юмором типа того, что вынесен в эпиграф, да антидепрессантами (кстати, что с продажами водки и прочего крепкого алкоголя?). Ну а что еще делать, если неопределенность стала основным фактором, влияющим на поведение каждого конкретного человека, включая тех, кто определяет (экий каламбур) экономическую и денежно-кредитную политику страны? Тем не менее с ней как-то можно работать, хотя возможности эти в последнее время изрядно уменьшились.

На прошлой неделе ЦБ РФ принял нейтральное решение по ключевой ставке. Она была оставлена на уровне 7,5%, что традиционно вызвало раздражение патриотической общественности, требующей низких ставок. Дело, однако, в том, что ставка сейчас 7,5% при инфляции в 13,7%. Фактически это означает, что деньги имеют стоимость, близкую к отрицательной, даже с учетом всех рисков банков и их маржи. Еще раз: деньги задаром. Это никак не «кабальные ростовщические проценты», которые, дескать, угнетают экономическую активность. Это, увы и ах, потеря совокупного платежеспособного спроса в экономике, последствия разрывов хозяйственных связей и производственных цепочек — в силу отъезда людей, в силу отсутствия поставок импорта, в силу вывода капиталов вместе с уехавшими и даже в силу продолжающейся мобилизации.

Помимо того, ЦБ выступил с обновленным макропрогнозом, который, если кратко, вновь указывает на некоторое ослабление глубины спада при одновременном растягивании его во времени. Так, ЦБ подтверждает двухлетнюю рецессию в экономике, т. е. падение ВВП на 3–3,5% в этом году и на 1–4% в следующем с возможным выходом в минимальный рост в 2024 году. Помимо того, был резко изменен прогноз по инвестициям: основной их спад предполагается в следующем году и составит 5–7%. При этом прогноз инфляции до конца текущего года был снижен до 12–13%; сейчас она, напомню, чуть ниже 14%, по официальным данным, в 2023 году предполагается ее спад до 5–7%. Наконец, в прогнозе была указана одинаковая вероятность как для повышения ставки, так и для ее понижения.

Иначе говоря, «по бумагам» все выглядит даже относительно прилично, и точно можно сказать, что усилия ЦБ по контролю капитала и «размазыванию» кризиса по времени дают позитивные результаты: декларируемый итоговый спад менее чем в 4% ВВП — совсем не те 8–10%, что прогнозировались весной. С другой стороны, никак нельзя согласиться с тезисом о сокращении инфляции: сейчас-то ситуация нейтральна, но в декабре вполне вероятен ее рост, хотя бы в силу намеченной индексации тарифов ЖКХ на 9%. Напомню, предыдущая была совсем недавно, в начале июля — и, что забавно, про этот рост Эльвира Набиуллина сказала на пресс-конференции. Интересна также позиция ЦБ относительно влияния мобилизации на динамику цен: в перспективе нескольких месяцев будет давление на спрос и, следовательно, на индекс потребительских цен. Но спустя некоторое время из-за изменения структуры рынка труда (ограничение предложения при сохранении спроса) мобилизация окажет инфляционный эффект. Иными словами, проинфляционных факторов видится больше, чем дезинфляционных — и за счет чего в таком случае предполагается ее снижение?

Где ждать экономического отката

Далее, возникают вопросы относительно скорости восстановления отечественной экономики. К примеру, она критически зависит от цен на нефть, но сам же ЦБ понизил прогноз по средней стоимости на 2022-й до $78 за баррель Urals ($80 было ранее), в 2023-м это будет $70, а в 2024-м — $60. Здесь есть определенные сомнения: уже в декабре Европа вводит эмбарго на поставки российской нефти, а в феврале 2023 года — на поставки нефтепродуктов. Суммарно это 2,5–2,6 млн баррелей в день, которые физически крайне сложно, если вообще возможно, направить другим потребителям, и как будет разрешаться эта ситуация, пока непонятно. Но это частности: РФ, вообще говоря, еще не ощутила в полной мере эффект от санкций, точнее, от прекращения импортных поставок ключевых компонентов в различных отраслях промышленности.

Он есть, но пока еще частный — и он виден на статистике. Росстат на прошлой неделе выдал набор данных по итогам сентября, т. е. тогда, когда на них еще не повлияла мобилизация. Спад промышленного производства в годовом выражении стал максимальным за почти 2 года и составил 3,1%. При этом сильнее всего обвалился сектор обрабатывающей промышленности, она упала на 4% против снижения на 0,8% в августе. Вниз пошла и добыча полезных ископаемых, спад составил 1,8%, хотя по итогам лета она еще росла на 1%, что немного, но все же неплохо. Отдельно стоит отметить резкое замедление в добыче металлической руды — сентябрьский спад составил 6,5%, а к предыдущему году — почти 10%, кроме того, 2,3% потеряла добыча угля, а 2,2% — добыча нефти и газа. Здесь стоит помнить, что такие потери — это еще и потери рынков, и восстановить их, когда это все кончится, будет весьма непросто. Если же говорить о секторах обрабатывающей промышленности, то сильнее всего пострадало производство автомобилей, спад составил более 50% по итогам сентября, а к предыдущему году выпуск рухнул более чем вчетверо, провалилось также производство электроизделий. Спад в производстве удобрений достиг 14%, а в деревообработке — почти 20%, а в плюсе оказался только выпуск одежды (особенно в этом отличилась Москва) и сектор фармакологии.

Что еще интересного произошло? В Госдуму поступил законопроект о бюджете на следующий год и на перспективу 2024–2025 годов. Ничего нового: те же дефициты, те же займы для его компенсации, то же использование ФНБ; кстати говоря, уже сейчас Михаил Мишустин отдал распоряжение об изъятии из этой кубышки 1 трлн рублей на покрытие текущего дефицита, образовавшегося в результате всех этих событий. Кроме того, Минфин РФ вновь вышел на рынок заимствований, предложив рынку облигации с переменной ставкой, привязанной к ставке межбанковского рынка, а в пятницу, 14 октября, утвердил их выпуск с предельным объемом до полутриллиона рублей — проще говоря, государство начинает вновь предлагать рынку более интересные для него инструменты. Фаза «денег нет» приближается, и здесь государству очень бы помогло падение курса рубля — но этого при текущих ограничениях на импорт произойти не может, а слишком увлекаться эмиссией оно пока не готово.

Хотя, возможно, и придется. Важно понимать, что мобилизация даст жесточайший экономический откат по самому широкому кругу видов экономической активности, и возможное расширение государственной деятельности (в рамках, например, госзаказа для ВПК) никак это не компенсирует. Связано это даже с самой элементарной демографией: потеря условных полумиллиона мобилизованных и полумиллиона эмигрантов (включая жен и детей) эквивалентна исчезновению 1,5–2% от ВВП, и еще примерно столько же уйдет в эмиграцию внутреннюю — в эксполярный сектор экономики, что удвоит потери. Но в разных отраслях ситуация будет складываться по-разному, где-то будет еще хуже в силу потери ключевых специалистов, которых невозможно заменить физически — и все это воздействие на экономику только набирает свою силу. Кроме того, свою роль сыграет и проведение необходимых выплат мобилизованным: только денежное довольствие будет поглощать около 100 млрд рублей в месяц дополнительно к уже имеющимся дефицитам. Запуск печатного станка в такой ситуации будет казаться очень привлекательным действием.

Что в итоге? Та самая неопределенность, с которой и начался данный рассказ. Тем и живем.