«У детей появились нервные тики»: интервью единственного педиатра Лисичанска. Он приехал из Татарстана

Кирилл Булатов: «По информации, которой я владел, у них не было ни одного педиатра, совсем нет детских врачей. Я понял, что моим долгом будет приехать в этот город, осмотреть детей и помочь им чем смогу» Фото предоставлено Кириллом Булатовым

«Тем, кто остался в Лисичанске, надо ставить памятник»

— Кирилл, как вы попали в Лисичанск?

— Я работал и работаю по сей день детским хирургом в Альметьевске. Я заведующий отделением детской хирургии альметьевской детской городской больницы. В повседневной жизни много наблюдал за тем, что происходит в Луганской Республике, узнал о сложностях, которые касаются мирного населения. И понимаю, что есть такой город, как Лисичанск, в котором население было 110 тысяч, сейчас остались 35–40 тысяч, из них 2,2 тысячи детей. По информации, которой я владел, у них не было ни одного педиатра, совсем нет детских врачей. Я понял, что моим долгом будет приехать в этот город, осмотреть детей и помочь им чем смогу.

— Сколько занял процесс отправки? Как оформились?

— Вообще, решилось все достаточно быстро. Я связался с движением «Ярдәм янәшә! Помощь рядом!», с Тимуром Сафиным, он подтвердил информацию, что действительно очень нужен врач. Пообщался с представителями республики в городе Лисичанске. Они сказали: «Да, мы будем очень благодарны». Мы начали оформлять документы, вышли на минздрав РТ, спасибо им большое за поддержу. Изначально планировалось, что они оформят мне отпуск за свой счет, но в итоге предоставили как командировку с сохранением зарплаты. Ну и на добровольных основаниях я сюда приехал.

— Здесь зарплата хоть какая-то есть?

— Вообще никакой нет. Сохранилась моя средняя альметьевская зарплата.

— Когда вы сюда приехали?

— Приехал 24 ноября. Сейчас я тут уже несколько недель.

— Вам не страшно здесь работать?

— Чувство страха притупляется. Но не боится только сумасшедший. У всех есть страх, все понимают риски, что бывают ежедневные прилеты по городу — где-то дальше, где-то ближе. Был прилет в 300 метрах от нас. Но ничего, работаем.

«Сейчас я езжу уже непосредственно в населенные пункты, которые находятся в 3 километрах от линии соприкосновения. Там живут по 300 детей, они не могут приехать в Лисичанск на профосмотры» Фото предоставлено Кириллом Булатовым

— Когда я прошел КПП, меня немного потряхивало. До меня дошло, где я вообще нахожусь. А потом все спокойно стало. У вас была такая тревожность?

— Поначалу. Потому что это было все непривычно: военная техника, люди кругом только вооруженные. Первый день так было, а потом все стало нормой: ты уже не боишься людей с оружием. Несколько дней назад я даже не стал ждать машину и пошел пешком по городу. Сейчас езжу уже непосредственно в населенные пункты, которые находятся в 3 километрах от линии соприкосновения. Там живут по 300 детей, они не могут приехать в Лисичанск на профосмотры. Поэтому мы сами едем туда. Там целый день прилетает. Но ничего, сидим в укромном месте, принимаем детей.

— Как родные вас отпустили сюда?

— Супруга очень переживала, сначала не хотела этого. Но она знает мою упертость и отношение к жизни. Она поняла, что ругаться бесполезно, я ей сказал, что все равно поеду и ей придется это принять. На такой почве не хотелось ругаться, ее поддержка мне очень важна. Я ее очень люблю и не хочу ссориться с любимым человеком. Сначала ругались, потом была стадия принятия и гордость. Она меня поддерживает. Родители тоже переживали, но они меня поддерживают, все понимают, что я еду с благой миссией.

— Вы из семьи врачей?

— Да, я представляю уже 6-е поколение. Мой прадед тоже был детским хирургом, единственным в краю. Но начинал он как взрослый хирург и работал в военном госпитале в Казани. Так что история повторяется.

— Работа похожа на день сурка? Какой у вас распорядок?

— Есть два вида моего рабочего дня. Первый — подъем в 4:00 в Луганске, затем мы едем в Лисичанск. В 7:30 мы в Лисичанске, в 8:00 я иду на утреннюю пятиминутку в больнице. Мы беседуем, после чего меня везут в одно из учреждений, где до 13:00 я веду прием, осматриваю детей. Дальше иду в военный госпиталь. Если я приехал из Луганска, то двое суток провожу в госпитале. Ночую в нем, ночью там же работаем. В 7:30 у нас построение, после чего я к 8:00 опять иду на пятиминутку в больницу, осматриваю детей и возвращаюсь в военный госпиталь. Обычно я два дня провожу в Лисичанске, а на третий приезжаю в Луганск, выхожу на связь с родственниками, моюсь, собираюсь с силами и опять туда.

— Устаете?

— Конечно. Но здесь другая жизнь, тут нет такой усталости как на гражданке. Человек адаптируется ко всему. Я в этот режим уже влился. Тут еще очень тяжелый климат, переболели все. Я сам четыре дня сидел с высокой температурой. Три из них работал, а на четвертый принял решение отлежаться.

«По специальности я хирург, но здесь свою именно хирургическую деятельность, связанную с детьми, я не выполняю. Безусловно, если будет какая-то острая ситуация…» Фото предоставлено Кириллом Булатовым

«Мировые мамы! Я им говорю: «Вы настоящие герои!»

— Какая была обстановка в день приезда?

— В целом в первые дни было очень непривычно и шокирующе. Об этом говорят все, кто сюда приезжает. Стоит разделять город Луганск, где спокойно и работают кинотеатры, боулинг, бильярды, есть свет с теплом, связь… В Лисичанске нет ничего — ни воды, ни света. Тем более никаких бильярдов, если только из снежков самому придумать… По пути мы видели огромное количество разрушенных зданий, это шокирует. Бесконечный звук артиллерии, где-то чуть тише, где-то кажется, что прямо рядом с тобой. Первые часы и дни ты дергаешься, а сейчас я смело могу сказать, что различаю звуки прилета от отлета, наши это или нам… Это ощущение стало обыденностью, и я чувствую себя немного местным. Для местных ведь жизнь продолжается: кто-то пытается работать, кто-то ходит за гуманитаркой, дети ходят в школу хоть раз в неделю. Ну и неоднократно я говорил, что тем, кто остался в Лисичанске, надо ставить памятник, они настоящие герои и патриоты своей Родины, которые любят свой город и в тяжелейшие моменты его не оставляют. Они боятся за свой дом. Мужчины остались настоящими мужчинами, а женщины…

— Стали мужественнее?

— Мировые мамы! Так как основная моя миссия — смотреть детей, я говорю: «Мамы, вы настоящие герои!» Потому что в настоящее время в городе больше 30 новорожденных, и, поверьте, дети в очень хорошем состоянии.

«Народ не понимает, почему мы так долго шли»: репортаж «БИЗНЕС Online» из растерзанного Лисичанска

— Как прошел первый день?

— Мы приехали с гуманитарной помощью, с «КАМАЗами», это был ознакомительный день. Мне показали город и познакомили с главным врачом. Мы составили примерный график, фронт работы, как и где принимать, все оптимизировали. В первый день, кстати, я не вышел на работу, так как пока приехали, мотались, познакомились с городскими… Узнали, к кому в случае чего обращаться. В городе связи нет вообще, тут ты кого встретил, тот тебя и довез куда-то. А город большой, он 43 километра [протяженностью], поэтому я каждый день двигаюсь на абсолютно разном транспорте. Кто меня увидел, тот подобрал и довез.

— Как коллектив?

— Прекрасно! Все доброжелательно настроены.

— Коллектив врачей, я имею в виду…

— Ну, конечно же, есть проблемы. Какие-то уже сейчас можно исправить, какие-то невозможно в ближайшее время, но они все трудятся. Выполняют не только свою, но и работу организационную: таскают бензин, заправляют генераторы. Основные части планерок проходят не по лечению больных, а где у кого какой генератор и как предоставить пушку, чтобы хоть немного прогреть какое-то помещение. На данный момент в Лисичанске работает один стационар на 40 коек, и там лечат терапевтических, соматических больных. Как правило, это взрослое население, и работает так называемый дневной стационар. В детской больнице, куда приходят детишки, их прокапывают, делают уколы и отправляют домой. Конечно, я бы очень хотел и делаю все, чтобы запустить круглосуточный детский стационар здесь. Но пока это сложно.

— Какие у вас функции работы?

— [По специальности] я хирург, но здесь свою именно хирургическую деятельность, связанную с детьми, не выполняю. Безусловно, если будет какая-то острая ситуация… Вот пару дней назад был случай. За мной в школу приехали взмыленные медсестра и родители и говорят: «У моей дочки острый аппендицит, врач сказал». Благо аппендицит не подтвердился, когда я приехал и осмотрел. Назначил лечение, и все прошло. Девочка плакала от боли в животе, мы назначили капельницу, и после этого я приехал еще раз, она уже улыбалась. Меня поблагодарили, и мы поехали смотреть детей дальше. Конечно, если бы подтвердился аппендицит, я бы девочку оперировал в условиях военного госпиталя, там есть необходимые условия. Тут в первую очередь осмотр детских патологий.

— Сколько детей вы посмотрели?

— Около 500 (на 10 декабря 2022 года — прим. ред.).

— Какие патологии выявлялись? С чем дети обращаются?

— Нужно отметить, что в этих условиях дети не жалуются, да и родители тоже. Они пойдут к врачу только тогда, когда ребенок будет в очень плохом состоянии. Соответственно, я выявляю уже грыжи, различные хирургические патологии, в чем акцент моей работы в Татарстане. Выявляю, говорю это родителям. Когда восстановится ситуация, медицина, буду оперировать. Сейчас такой возможности нет, но как только — так сразу. Говорю им, как ребенка укрепить. Ко всем нужен индивидуальный подход.

«Я встретил как минимум 20 детей, у которых налицо есть неврологические признаки. Они родились здоровыми, но в процессе обстрелов эти признаки вылезли наружу» Фото предоставлено Кириллом Булатовым

«У детей появились нервные тики»

— О психологической помощи. Как чувствуют себя дети после военных действий?

— Это дети войны, они очень зажатые. Я встретил как минимум 20 детей, у которых налицо есть неврологические признаки. Они родились здоровыми, но в процессе обстрелов эти признаки вылезли наружу: у кого-то приступы эпилепсии, у кого-то неврологический статус — и подергивания, и судороги, и заикания. У кого-то тики начались — дергаются глаза и руки. Я знаю, что это можно устранить здесь, оказав квалифицированную помощь. И по возвращении в республику буду над этим работать, агитировать докторов, чтобы узкие специалисты съездили в Лисичанск и помогли детишкам.

— Вы ведь сами разговаривали с детьми?

— Да. Но, к сожалению, из-за того что у меня мало времени и большой поток детей, у меня нет возможности хотя бы по 15 минут по несколько раз в неделю беседовать с пациентами. Здесь с детишками один психологический прием — это ничто. Раззадорить только детские травмы. Нужны постоянные приемы по 3–5 курсов.

Я не задаю прямые вопросы касательно военных действий. Если родители и ребенок сами что-то подобное рассказывают, я их выслушиваю и пытаюсь поддержать. Зачастую это отстраненные темы: спрашиваю, как у них дела, каким спортом они занимаются, как учатся и какой у них любимый урок. Стараюсь, чтобы они начинали хотя бы говорить об этом.

— Каким спортом занимаются?

— Турники сейчас. Кто-то футболистом был, когда были секции, кто-то борцом. Девочки на гимнастику ходили: я узнал, что очень сильная школа гимнастики была в Лисичанске. Я даю им надежду, говорю: потерпите, и совсем скоро вы сможете вновь этим заниматься. Заряжаем оптимизмом.

— Получается?

— Да. Они ждут и верят. Но на данный момент все ждут свет. Сейчас зима, в 16:00 уже темно.

— Чего не хватает из лекарств детям?

— Всего.

— Назовите самое необходимое.

— Повторюсь, сейчас зима и холода, а это куча бронхитов и пневмоний. Нужны сложные антибиотики и ингаляционные препараты, которые снизят отек, «брызгалки» в нос и горло, кардиологические препараты. Спасибо Республике Татарстан, она очень поддерживает этот город — огромное количество гуманитарной помощи приходит. Я отправил большой список лекарств, и его полностью собрали. Придут все препараты, и я уже непосредственно буду развозить по учреждениям.

— Какие условия в больницах?

— Условия очень тяжелые, тепла не хватает. Врачи принимают, у нас есть «ковидный» доктор — большой специалист. Но он элементарно не может сделать экспресс-тест на ковид, тест просто замерзает. У него в кабинете 0 градусов, он сидит в куртке, шапке. Я так же веду прием. Местами тепловые пушки ставят, но они, как правило, для обогрева кабинета. Условия ужасные. Светим фонариками, детей жалко раздевать. Быстро-быстро осматриваем, все выявляем, с родителями говорим — и следующий.

— А персонал местный?

— Да, все местные, никого приезжих нет.

Фоторепортаж «БИЗНЕС Online» из растерзанного Лисичанска

— Вы первый из Татарстана детский врач, который приехал надолго? Вроде бы наши медики также заезжали.

— Да, но они были на профосмотрах. Они возили людей отсюда в Новоайдар. В Луганске работают наши специалисты из республики, они осматривают и выполняют огромный фронт работ. Но они осматривают пока только луганских детишек. Это, конечно, не Лисичанск.

— Каков контингент детей, с которыми приходится работать?

— Дети абсолютно разные — от 0 до 18 лет. Очень много подростков. Есть дети, которые в свое время уехали из Лисичанска, но сейчас начинают возвращаться. В целом народ очень оптимистично настроен. Если дадут свет, тепло и воду, то планируется вернуть около 50 тысяч населения. Часто спрашиваю у ребенка, где он живет. Он переспрашивает: «Где раньше жил? Или где сейчас?» У многих просто уничтожены дома и квартиры. Сами дети физически здоровы. Они сейчас едят, как модно говорить, ПП (правильное питание — прим. ред.): гречка, мясо, отварные супы. У них нет стритфуда и баловства. Они играют на улице, физически подготовлены. Детишки умыты, помыты. Но опять же — тяжелейший психологический и неврологический статус. Дети очень зажаты, с ними надо беседовать.

— Кого больше, мальчиков или девочек?

— 50 на 50. Я веду полный список, позже проанализирую его и разложу по возрастам. Выведу диагнозы, проведу таблицы.

— Какие главные диагнозы?

— Я хирург, не буду говорить о диагнозах других направлений. Вижу, что есть неврологическая проблема, что тут нужен именно невролог. По хирургии это грыжи, которые не оперированы. Последний раз здесь выполнялись операции до СВО, это был сентябрь — октябрь 2021 года. Сейчас оперировать негде. Обсуждалось, что я мог бы оперировать детей в военных госпиталях, но там и так большой поток пациентов. Но если будет необходимость срочного оперирования ребенка, то, конечно, я его прооперирую в военном госпитале. Однако плановая хирургия пока не горит, остроты нет. Как только ситуация стабилизируется, то уже приступим к плановой хирургии. Я сам приеду помогать оперировать.

— Специалистов хватает?

— Они есть, но их очень мало. Представьте, что на один Вахитовский район Казани был бы один педиатр: ты попадешь к нему через два месяца.

«Фишка в том, что большое количество раненых солдат поступает именно ночью. Если на линии соприкосновения есть раненый, то днем его вытащить невозможно, потому что идут обстрелы и это очень опасно» Фото: © Виктор Антонюк, РИА «Новости»

«Часто снайпер стреляет солдату в ногу и специально ждет, пока за ним придут два медика, чтобы убить их»

— Как вы оказались в военном госпитале?

— После того как мне руководство больницы сказало, что мой рабочий день будет до 13:00 максимум, потому что после этого люди не выходят на улицы, а сидят дома. Элементарно дети больше не придут, они приходят только с утра. Сидеть в больнице смысла нет, как и ехать куда-то в Луганск и отсиживаться там. Раз уж сюда приехал на месяц, нужно проводить его полностью с пользой. Я пришел в военный госпиталь, где встретился с главным врачом. Сказал, что я доброволец из Татарстана, детский хирург. Военно-полевая хирургия — совсем иная специфика. Это военная часть, где каждое утро построение, а не планерки. Там все живут по военным законам. А я человек гражданский, ко мне сначала относились скептически. Но я вошел в доверие, начал активно работать, выполнять операции. Получается, что я работаю там вторую половину дня и 3 раза в неделю дежурю. Мы ночью также работаем.

Фишка в том, что большое количество раненых солдат поступает именно ночью. Если на линии соприкосновения есть раненый, то днем его вытащить невозможно, потому что идут обстрелы и это очень опасно. Часто снайпер стреляет солдату в ногу, тот падает, и снайпер специально ждет, пока за ним придут два медика, чтобы убить их. Днем 300-х никто не забирает.

— Много?

— 300-х много. В одну из пятниц был активный день, когда началось наступление. За сутки к нам привезли 240 раненых разной степени тяжести. Всем была оказана специализированная медицинская помощь, госпиталь оснащен необходимым оборудованием. Все-таки министерство обороны очень хорошо поддерживает эти вещи. Есть и нужные специалисты. Понятно, что существует определенная нехватка. Но что мне понравилось — кем бы ты ни был (замглавврача, уважаемый офицер или доктор с регалиями), им без разницы, каждый готов снять с солдат одежду. Не только, мол, «подайте мне чистенького пациента, и я буду им заниматься». Нет, там все работают плечом к плечу. Это меня очень вдохновило, и я также могу помыть инструменты. У меня в больнице это выполняет только младший и средний медицинский персонал. Могу протереть стол от крови пациента. Здесь все выполняют любые функции. Функционал совершенно обширный.

— Какие операции там выполняли?

— Разные. Самое частое — первичная обработка ран. Это осколочное ранение, нужно обработать рану, обеззаразить ее, убрать некротизированные, мертвые ткани и достать осколки, которые находятся не сильно глубоко. Бывают проникающие ранения брюшной полости, грудной клетки. В таких случаях выполняются полноценные операции. В одно из моих дежурств в госпитале я помогал в операции по удалению части кишечника. Там была сильнейшая травма, кишечник просто разорвало.

— О чем раненые рассказывают?

— Всем известно, что очень мало контактов между пехотой. Это битва артиллерии. Вылетают беспилотники, выявляют «квадрат» и туда сбрасывают либо минометом, либо артиллерией. Как правило, солдат сидел в окопе, туда прилетел снаряд, осколок попал туда или сюда.

Историй много, но не все можно афишировать — есть военная тайна. Конечно, очень много разных случаев. Есть герои. Был у нас пациент, который на гранату лег, — это настоящий герой.

— Вы первый раз в таких условиях оказались. С чем бы сравнили ощущения от этой работы?

— Очень жалко ребят, многие из них останутся инвалидами на всю жизнь. Первое время работа у меня была ознакомительной, конечно, я был шокирован. Хоть мы и работали раньше в разных ситуациях, оперировали пострадавших и в массовых ДТП, но здесь поток совершенно другой. Психологически видеть солдат тяжело. Но потом я влился. Самое главное мое чувство — это то, что я ощущаю себя полезным. Мы делаем верное дело, помогаем солдатам, непосредственно принимаем участие в спецоперации.

«Я сам готов дежурить целыми днями, но чтобы дети лежали. Потому что распространена пневмония. Нельзя просто взять, три часа прокапать ребенка и отпустить его домой» Фото предоставлено Кириллом Булатовым

«Цель — открыть стационар для детей в Лисичанске»

— Не было ощущения, что вы оставили альметьевских детей?

— Я уехал только на месяц. Коллективу так и сказал, мол, ребят, мы так же ходим в отпуск. Прошлый мой отпуск длился три недели, а тут я месяц. Представьте, что я просто ушел в отпуск. Как раз у меня в декабре должен был быть отпуск, я вместо него сюда поехал. Ребята, конечно, в Альметьевске трудятся в тяжелом графике, но справляются, я выхожу с ними на связь.

— Как они реагируют на то, что вы здесь?

— Они не были довольными, потому что на них упала дополнительная нагрузка. Но от них уже ничего не зависело.

— Вернетесь ли вы обратно в зону СВО потом?

— Все будет решаться индивидуально. Я бы сам вернулся. Но надо понимать, что имеется основное место работы, в Альметьевске также есть детишки, которым нужна помощь. Как только я вернусь, буду активно ими заниматься. Если же в Альметьевске найдется новый детский хирург, который очень необходим городу, тогда я стану чуть посвободнее и снова сюда приеду. Пока знаю, что я тут полезен.

Дорогой льда и стальных могил: корреспондент «БИЗНЕС Online» съездил в Лисичанск с гуманитарным конвоем

— Какие ближайшие планы работы в Лисичанске?

— У меня есть важная миссия — открыть здесь стационар. Если руководство города пойдет навстречу, то это будет очень круто. Я сам готов дежурить целыми днями, но чтобы дети лежали. Потому что распространена пневмония. Нельзя просто взять, три часа прокапать ребенка и отпустить его домой. Тем более что у многих детей нет условий дома — они без тепла живут. А если в больнице организовать уютное местечко… Грубо говоря, сделать там пункт временного размещения. Также нужно заказать необходимые медикаменты, оборудование — все, что нужно для медицины. Люди из Татарстана, которые здесь трудятся, выполняют колоссальнейшую работу по восстановлению города. Я очень им поражаюсь, они работают 24 на 7, пытаются помочь каждому жителю. В медицине они не успевают, но я в ней силен, поэтому хочу помочь.