«Без Сафарова большого волейбола в Татарстане бы не было»

Равиль Рахматуллин: «Руководители сразу решили, что Казань должна стать одним из центров волейбола» Фото: zenit-kazan.com

«Встреча команды на бронетранспортере — один из самых ярких моментов»

— Равиль Закариевич, ваш переход в 2004 году из милиции в волейбольный клуб был почетной пенсией?

— Наверное, можно и так сказать. В 1999-м у меня диагностировали заболевание. Было все тяжелее работать в условиях стресса, а он в пресс-службе УВД постоянно — любая негативная публикация в прессе приводила к звонкам от руководителей и не самым приятным разговорам.

На «Финал четырех» Кубка России – 2004 в Москву я поехал как пресс-атташе «Динамо-ТТГ» и неожиданно оказался участником пресс-конференции перед турниром. Виктор Сидельников с командой еще не прилетели, сидят главные тренеры «Динамо», «Искры», «Белогорья» — и я с ними. Еще не был сильно погружен в тему, но общие вещи, конечно, знал, мы ведь обеспечивали информационную поддержку «Динамо» с 2000 года. Знал и игроков, и тренеров, и результаты. Вообще, поклонником спорта я стал еще в 10-летнем возрасте. Тогда впервые выписал «Советский спорт». Покупал справочники, поэтому знал все, что происходит в мировом футболе и хоккее.

— Нынешний «Зенит» зародился как милицейская команда. Помните, как все было?

— Я присутствовал на совещании, на котором начальник УВД Казани Евгений Закирович Давлетшин объявил о заявке команды в первую лигу чемпионата России. Помню, как мы автобусом поехали на первые в истории матчи в Уфу. Болельщиками были руководители большинства служб и оркестр УВД. Звездой той команды был Андрей Лебедев, а на позиции либеро выходил Владислав Бабичев — легенда команды.

— «Динамо» только вышло в высшую лигу А, а Казани уже дали матчи Мировой лиги. Как это удалось?

— Руководители сразу решили, что Казань должна стать одним из центров волейбола. Нужно было заявить о себе, поэтому пригласили президента всероссийской федерации волейбола Валентина Жукова, вице-президента европейской конфедерации волейбола Яна Хронека. Показывали возможности города. Матчи Мировой лиги провели летом 2002 года в хоккейном Дворце спорта, а в следующий раз сборная России приезжала уже в «Баскет-холл». А в 2003-м казанское «Динамо» вышло в суперлигу. Учитывая, что руководство было милицейское, во всем наблюдалась четкость, дисциплина. Проблемы решались очень быстро. Думаю, именно благодаря этому команда так быстро преодолела низшие лиги.

«В женской команде «Динамо – Ак Барс» Асгат Сафаров по-прежнему решает самые важные вопросы» Фото: dinamo-kazan.com

— Отцом-основателем и мужской, и женской волейбольной команд называют Асгата Сафарова, тогда министра внутренних дел…

— Так и есть. Без его участия и поддержки большого волейбола в Татарстане бы точно не было. При создании мужской профессиональной команды «Динамо» инициатива шла снизу, а министр ее поддержал. Одобрение дали президент республики Минтимер Шаймиев и мэр Казани Камиль Исхаков. Позднее Сафаров и власти Татарстана помогли найти клубу мощного спонсора в лице Рафката Кантюкова и «Таттрансгаза». Как понимаю, позже он отошел от управления клубом, но с ним все равно советуются по важным вопросам. Но в женской команде «Динамо – Ак Барс» он по-прежнему решает самые важные вопросы.

— Были при вас закрытые игроки, которых приходилось уговаривать дать интервью?

— С иностранцами точно никогда не было проблем — они всегда понимали важность медиа. С некоторыми российскими ребятами имелись сложности, но убеждали. Тяжелее всего было договариваться с главными тренерами. Во время подготовки к важным матчам они оберегали игроков, не хотели, чтобы те отвлекались на интервью или какие-то маркетинговые вещи. Но для клуба всегда было важно являться открытым для болельщиков, поэтому тренеры в итоге шли навстречу.

— Какими вам запомнились Виктор Сидельников и Владимир Алекно? После больших побед они изменились?

— Мне кажется, да. Слава оставила свой налет. Успех в любом случае оказывает определенное влияние, некая личностная деформация происходит. Сидельников был более экспрессивным, не всегда сдерживал эмоции. Алекно приехал в Казань уже звездным, опытным. Было видно, что у него внутри кипят страсти, но он с ними справляется.

«Один из самых ярких моментов в истории (победа в чемпионате России – 2007)! У нас уже был Кубок России – 2004, но та победа стала первой по-настоящему крупной. Поэтому и отмечали с размахом» Фото: zenit-kazan.com

— После победы в чемпионате России – 2007 игроков «Динамо-ТТГ» у трапа самолета встретил бронетранспортер. Как решились на такой экстравагантный пиар-ход?

— Один из самых ярких моментов в истории! У нас уже был Кубок России – 2004, но та победа стала первой по-настоящему крупной. Поэтому и отмечали с размахом. Думаю, и игроки, и тренеры надолго запомнили ту встречу. Для журналистов бронетранспортер стал прекрасным поводом для новостей и текстов.

— При вас «Зенит-Казань» стал самым продвинутым в медийном плане волейбольным клубом России. Как это удалось?

— Мне повезло, что директор клуба Олег Георгиевич Брызгалов понимал важность этой работы. Он всячески поддерживал наши идеи, давал карт-бланш, сам постоянно предлагал различные нововведения. Мы решили не раздувать штат, но нашли профессионалов, которые будут нам помогать с сайтом, социальными сетями, клубным телеканалом. Роман Кручинин уже более 15 лет фотограф команды, а один из лидеров нашего фан-движения Азамат Мырзаев впоследствии стал моим преемником на посту руководителя пресс-службы.

Болельщики «Динамо-ТТГ», 2007 год Фото: zenit-kazan.com

«Некоторые хотят, чтобы я быстрее крякнулся»

— Почему в 2018 году вы ушли?

— После армии и милиции работа на гражданке казалась раем, а оставить ее пришлось по состоянию здоровья. Я уже 25 лет живу с тяжелым заболеванием. Врачам с помощью современных лекарств и технологий удавалось его сдерживать, за что я им безмерно благодарен, но в 2016 году ситуация усугубилась — я перенес инсульт. После этого заболевание стало проявлять себя сильнее. Еще больше проблем появилось после ковида — я почти перестал выходить из дома.

Жить можно, но только благодаря дисциплине, четкому распорядку дня с часами бодрствования и отдыха. Но с этим проблемы — некоторые явно хотят, чтобы я быстрее крякнулся. Дело в том, что в апреле я выступил против нашего ТСН «Завойского 21». Полномочия правления товарищества истекли еще в 2020 году, в отношении руководителя возбуждались уголовные дела. На просьбы жильцов не предоставляются правоустанавливающие документы и финансовые отчеты. Получается, она вместе с соратниками просто присваивает наши деньги. Я стал инициатором внеочередного собрания собственников. Ни на один из неудобных вопросов мы не получили четких ответов, а я стал врагом номер один.

Они начали борьбу со мной. Именно в те моменты, когда у меня интервалы для отдыха, в квартире выше начинается шум, передвигание предметов, пылесос, громкая музыка. В этом же подъезде у меня есть квартира, которую изначально снимал для матери. Перебрался туда, и поначалу там было спокойно, но потом привычные жильцы сверху куда-то исчезли: теперь там подозрительные мужчины, которые точно так же включают музыку и режим шума именно в часы моего отдыха.

— Может, совпадение?

— Мы с соседями проверяли: в остальное время там спокойно. Это просто пытка лишением сна. Переехать? Но на это уже нет сил. Кроме того, прикипел к этому месту. И почему я должен сдаться и отступить? Убежден, что у нас в доме происходят преступные действия. Многих активистов запугали, и они не стали подписывать письмо в прокуратуру. Поэтому прошу помощи у всех, кто меня знает и может оказать содействие в силу своих полномочий. Я на пределе, но буду бороться до тех пор, пока не уйду в тень. Это слова из старой кадетской песни: «Старые солдаты не умирают, старые солдаты уходят в тень».

«Суворовцы всегда называют друг друга кадетами и носят суворовский погон под кителем» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В суворовском училище формировали чувство равенства и справедливости»

— Почему вы пошли в Казанское суворовское военное училище?

— Смотрел по телевизору парад на Красной площади в честь Октябрьской революции и вдохновился ребятами в черной форме с красными погонами. Загорелся желанием тоже стать суворовцем. К счастью, смог сдать экзамены. Думаю, тогда, в 1981 году, это спасло меня от «казанского феномена». Пока я маршировал, ровесники вступали в банды и ломали себе судьбы.

— Что вам дало училище?

— Именно в 80-х оно давало очень хорошее фундаментальное образование. Неслучайно училище стало кузницей кадров и выпустило немало известных военачальников. Например, начальника Генерального штаба Валерия Герасимова. Курсом младше учился Виктор Бут — тот самый, которого недавно обменяли на американскую баскетболистку Бриттни Грайнер… В училище формировали в молодых людях чувство равенства и справедливости. Мы постоянно были вместе, все посылки во взводе делились поровну. И хулиганили обязательно все вместе, например, вместо обычного строевого шага ходили кадетским: у него меньше частота, он считается неуставным и, разумеется, вызывает соответствующую реакцию у офицеров. Бывало, во время вечерней проверки рота полным составом просто убегала от офицера. Нелепо, конечно, но тогда было весело — скрашивали такими забавами будни. Еще была мода отрезать подолы шинелей. Потом до выпуска так и ходили с короткими… Кстати, суворовцы всегда называют друг друга кадетами и носят суворовский погон под кителем.

— Быть суворовцем считалось престижным?

— В те годы у людей вообще было четкое понимание необходимости и авторитета военной службы. У нас в роте был 121 человек, и только один потом поступил в гражданский вуз — по состоянию здоровья. На меня большое влияние оказал офицер-воспитатель Валерий Зингер. Он был авторитетом всего курса, его слушали с открытым ртом. Он в свое время служил в РВСН, рассказывал о своем участии в операции «Анадырь» по доставке и размещению на Кубе тактического ядерного оружия. Он по службе был замполитом. Я решил последовать его примеру и поступил в Ленинградское высшее военно-политическое училище противовоздушной обороны.

Четыре года там пролетели как одно мгновение. Если суворовское училище я окончил с парой троек, то ленинградское — с отличием. Появился вкус к учебе, что очень помогло в жизни. Знания и умения — великая сила. Хотя специализация была военно-политическая и педагогическая, было много технических дисциплин, осваивали технику, которая находилась на вооружении. Во взводе были представители почти всех союзных республик. Жили дружно. Помню, смотрели чемпионат мира по футболу 1986 года в Мексике. Был единственный телевизор, и более 100 человек устраивались в ленинской комнате. Такой шум стоял, когда наши забивали! Начали с 6:0 с Венгрией, но затем, в 1/8 финала, проиграли Бельгии. А телевизор потом разбили.

— Зачем?

— Традиция. Каждая батарея в начале учебы в складчину покупала цветной телевизор. Достаточно дорогое удовольствие в то время. И после четвертого курса было принято поднимать эти большие ламповые телевизоры на четвертый этаж и сбрасывать вниз. Кинескопы с грохотом взрывались… Ленинград, конечно, потрясающий город, живая история. Каждый россиянин должен там побывать.

Рахматуллин (крайний справа) во время службы в Таджикистане Фото предоставлено собеседником

«Правда» писала, что никакого комплекса в Таджикистане нет»

— Куда вас направили после училища?

— У меня еще во время учебы было общение с представителями системы контроля космического пространства. Попасть туда было престижно. Но сначала по предписанию прибыл в Подмосковье. Как и пять человек из других училищ. Я был третьим в очереди. И это предопределило мою судьбу. Второй парень отказался от варианта, который в итоге достался мне, — город Нурек в Таджикистане с уникальной воинской частью: оптико-электронный комплекс «Окно» для слежения за объектами дальнего космоса. Это было время «звездных войн». Помню, на второй месяц службы газета «Правда» вышла с опровержением статей в американской прессе о том, что СССР разместил в горах Таджикистана наш комплекс слежения. Было забавно это читать, находясь именно там.

Я проходил службу на высоте 1,5 тысячи метров над уровнем моря, офицерские дома были ниже. Каждый день на грузовиках и по горному серпантину ехали в часть. Сам объект выл на высоте 2,2 тысячи метров, в отрогах Памира. Чем ближе к экватору, тем лучше обзор космического пространства. Плюс в горах прозрачный воздух.

Поначалу главным впечатлением были бесконечные фруктовые сады — диковинка для средней полосы. Но минусов тоже имелось достаточно. Например, жара — 40 градусов в тени! 10-сантиметровый слой пыли на грунтовых дорогах. Еще и наше общежитие было напротив гранитного склона. Весь день он накалялся, а ночью отдавал тепло. Увлажняешь простынь, а она мгновенно высыхает. Казармы были сборно-щитовые, бывало, что заползали скорпионы, змеи, сколопендры. Но, когда ты молод, ко всему быстро привыкаешь.

— Те времена — разгар дедовщины…

— Это была серьезная проблема, которая усугублялась многонациональным составом. Проводили индивидуально-воспитательную работу, устраивали дежурства. Офицеры оставались в казармах вместе с личным составом. У нас, кстати, была необычная часть: обычно офицеры — 15–20 процентов от личного состава, у нас же было несколько сотен офицеров и в 3 раза меньше рядового и сержантского состава… Вроде только справились с дедовщиной, начали возникать межнациональные конфликты, например между армянами и азербайджанцами. У нас были и те и другие, и, к счастью, они были призваны еще до начала войны, поэтому удалось избежать конфликта.

«Приезжаем в часть, а половины роты нет»

— Что было после ГКЧП?

— Нам зачитали воззвание, и мы всем собранием поддержали ГКЧП, подписали какие-то бумаги. Но буквально через пару дней все поменялось — политорганы были распущены. Помню, учетные карточки, которые всегда берегли в штабе как драгоценность, оказались совершенно бесхозными. Лежали в коробках у меня в кабинете. Наш начальник стал помощником командира части по воспитательной работе. Остальным офицерам предлагали уволиться по сокращению штата. Мотивация была серьезная — предоставляли квартиры в месте убытия. Я отказался — не мог представить, что вся военная карьера вот так рухнет. Через какое-то время был назначен на должность начальника клуба.

— Как на вашей части отразились беспорядки в Таджикистане?

— Начнем с того, что у нас больше не было призывников из РСФСР — только из Таджикистана. И это в разгар конфликта между «юрчиками» и «вовчиками». «Юрчиками» мы называли сторонников Народного фронта, а «вовчиками» — оппозиционных исламистов. В какой-то день приезжаем в часть, а половины роты нет — выходцы из регионов, контролируемых «вовчиками», ушли. Благо командир роты предусмотрел подобный сценарий, и все оружие заблаговременно сдали в дежурную часть.

Нам сказали, что ситуация серьезная, и предложили эвакуацию жен и детей. Я в 1991 году женился, супруга была на 9-м месяце беременности, только получили квартиру и благоустроили ее. Но решили не рисковать. Из 201-й дивизии в Душанбе прислали бронемашины, которые сопроводили колонну до аэропорта. Члены семей военных улетели на Ил-76. Насколько знаю, это первый и единственный пример эвакуации войсковой части в современной истории Российской армии.

Многие офицеры воспользовались правом уволиться из Вооруженных сил. Почти все выходцы с Украины, из Беларуси и других республик уехали. В нашем подъезде остались два человека — я и военный полицейский. Неделю были в горах, неделю — дома. У тех, кто дома, с собой АК с подствольным гранатометом, три рожка к нему и пистолет. Из окна было видно, как в городе идут бои.

Мост, по которому мы передвигались, постоянно переходил от одних к другим. Один день едешь, стоят ребята с зелеными повязками — ваххабиты, в другой день с красными — «юрчики». У нас была специфическая часть, не созданная для обороны. Поэтому к нам командировали подразделение ВДВ с танками и БМП. Они окопались на верхней и нижней площадках. Напасть так никто и не рискнул. А вот на 12-й погранзаставе в июле 1993 года произошли трагические события. Это один из примеров героизма и мужества российского солдата.

«В 90-х годах даже кадровики стояли в заслонах»

— Как уволились из армии?

— В отрыве от семьи было сложно. О рождении сына узнал по спецсвязи, а впервые его увидел в 8 месяцев. Начал прощупывать возможные варианты дома — был КГБ, экономическая полиция и МВД. Заместитель начальника УВД Казани Геннадий Волин сказал, что примет при увольнении из армии по положительным мотивам. По сути, он дал мне вторую путевку в жизнь. Это был 1993 год. Тогда шел большой поток офицеров, уволенных из Вооруженных сил. Инспекторами становились капитаны, майоры, даже подполковники. Все начинали службу с сохранением воинского звания. Я был капитаном и начал с отдела кадров.

— Спокойная работа…

— Тогда время было неспокойное. Середина 90-х — группировки, бандитские разборки. Тогда даже кадровики привлекались к решению несвойственных задач — стояли на дорогах с жезлами, проверяли машины. Постоянно были заслоны, различные рейды. Накал чувствовался.

Рахматуллин (слева) во время службы в милиции Фото предоставлено собеседником

— Как вы возглавили пресс-службу УВД?

— Я планировал себе немного иную карьеру. В 1995-м поступил в юридический институт. Уже была работа и семья, но интерес к учебе не пропал. Институт окончил с отличием (говорят, и сейчас на доске почета), ведь пошел туда не ради диплома, а за знаниями. Мне кажется, юриспруденция самое универсальное направление: пригодится каждому, вне зависимости от того, чем занимаешься. У меня уже был написан рапорт с просьбой перевода в следователи, но начальник штаба УВД Рафаиль Валиевич Гильманов убедил возглавить пресс-службу. Это произошло в ноябре 1997-го.

— Каким достижением в качества пресс-атташе УВД Казани гордитесь?

— Тем, что удалось создать структуру пресс-службы, отладить механизмы работы с районными управлениями. Кстати, моя первая курсовая работа в военном училище называлась «Системный подход в организации работы». Те знания помогли.

Конечно, приходилось убеждать службы в необходимости распространения информации, доходило до конфликтов. Очень серьезный импульс нашей работе дал приход на должность начальника УВД Казани Евгения Давлетшина. Он понимал важность направления и ратовал за более плотную работу с гражданами. Например, одной из задач стало создание социальных роликов. Мы снимали их для профилактики краж, грабежей и других преступлений. Тогда очень плотно сотрудничали с телекомпанией «Эфир» и показывали ролики в самой рейтинговой программе «Город». Там же стали проводить прямые линии с руководителями. В те годы появилось бюро криминальной информации и бюро несчастных случаев. Взаимодействие с населением становилось более плотным, чествовали граждан, оказавших содействие милиции. Отмечали и лучших журналистов.

— Кто тогда был главным милицейским рупором?

— Елена Ковтанюк из программы «Перехват».

— 15 минут негатива и ужаса…

— Людям надо было давать информацию о криминальной ситуации. В передачах были комментарии подозреваемых, задержанных, сотрудников органов. Люди могли делать выводы, как избежать подобных ситуаций.

— Тот же «Перехват» наверняка доставлял и немало проблем.

— Да, журналисты прослушивали милицейские частоты. Иногда одновременно с милицией приезжали на места тяжких преступлений с трупами и кровью. С ними постоянно были серьезные разговоры на повышенных тонах. Иногда приходилось подключать высшее руководство и снимать с эфира материалы, которые могли помешать оперативно-следственным мероприятиям.