По мнению Максима Решетникова, имеет смысл устроить в России некий аналог «китайской модели» организации курса рубля, речь идет о «некоей мембране между внутренним и внешним рынками рублей» По мнению Максима Решетникова, имеет смысл устроить в России некий аналог «китайской модели» организации курса рубля, речь идет о «некоей мембране между внутренним и внешним рынками рублей» Фото: «БИЗНЕС Online»

Два рубля

Министр экономического развития России Максим Решетников недавно порадовал общественность, предложив ей чудесную идею, которая была высказана на расширенном заседании комитета Совета Федерации по экономической политике. По его мнению, имеет смысл устроить в России некий аналог «китайской модели» организации курса рубля, речь идет о «некоей мембране между внутренним и внешним рынками рублей». Идея вызвала живое обсуждение, в котором отметились различные персоны. И имеет смысл докинуть в этот котел дополнительные две девальвированные копейки.

Министр, разумеется, оговорился, что это лишь его позиция (а никак не готовящаяся к реализации мера), что она обсуждается с ЦБ, и «ни в коем случае не может быть два курса», ведь «это крайне вредное явление для экономики, мы против этого», утвердив затем равенство позиций с ЦБ — относительно этой мысли. Обоснование тоже было дано. Дескать, надо понимать, «сколько рублей циркулирует за рубежом, как они туда попадают, как идут перетоки», ведь «в полной мере этого мониторинга нет». Ну а потом — «надо понимать, насколько усиливаются эти перетоки, насколько риски для валютного курса там становятся, потому что чем больше рублей там, тем меньше валюты будет приходить сюда». По его словам, сейчас никаких ограничений на перевод рублей за рубеж нет, «в результате у нас все больше будет рублей там, которые будут играть против, скажем так, вовлекаться в эти валютные игры против рубля». В конечном же итоге, по его мнению, «если мы ничего не будем делать и только полагаться на тот инструментарий, в первую очередь регулирование ключевой ставкой, который есть, то у нас заложником будет реальный сектор экономики».

Список цитат дан обширный, поскольку ситуация сама по себе чудесная. И самим предложением как таковым, и явным выделением позиций акторов, и сложившейся геополитической мифологией (Китай с нами). Вместе с тем в этом выступлении заложена солидная такая бомба под доминирующий экономический нарратив. Давайте разбираться, но перед этим надо отметить самое главное.

«Место делает человека»

Дело в том, что все эти предложения, эти хитрости, эти попытки что-то такое особое замутить, чтобы и рыбку съесть, и все прочее, — не от хорошей жизни. К примеру, никого среди элиты не напрягал режим currency board, тот самый, проклинаемый патриотическими экономистами и державшийся в стране до 2012 года, да и людям в целом тоже он был безразличен. Потому что экономика росла, народ богател, строился и обновлял личные автомобили. Более того, никого особо не напрягала вполне себе заметная инфляция в нулевые годы — просто потому, что доходы тогда росли быстрее. Аналогично, несмотря на уже десятилетнюю стагнацию (в реальных зарплатах, выраженных в долларах, отмечается падение на 20% с $940 до $760, и это без учета долларовой инфляции, составившей за эти годы более 25%), никого не напрягал новый режим денежно-кредитной политики, а именно «таргетирование инфляции». Система работала, было нормально, но сейчас работать перестала. Еще раз: не от хорошей жизни.

Далее имеет значение позиция того/тех, кто высказывает суждения по тому или иному вопросу. Решетников является главой министерства экономического развития и ответственен именно за это самое несчастное экономическое развитие. Собственно, он не просто так упоминает «реальный сектор экономики». Несчастное потому, что более никто формально (!), по задаче (!) в нем не заинтересован, ни у ЦБ, ни у минфина, ни у многочисленных государственных институтов развития (ИР фокусируются на конкретных проектах) такая задача не стоит. Место делает человека. Я отлично помню, как во времена оны прекрасная Эльвира Набиуллина, занимая ту же позицию, что и Решетников сейчас, активно критиковала рестрикционную, по ее мнению, политику ЦБ. Позиция ее изменилась, изменилась и риторика, и предпринимаемые действия. И это нормально.

Офшорный (внешний) юань свободно меняется на оншорный (внутренний) один к одному — но не в обратном порядке, где это обставлено очень жесткой регуляторикой Офшорный (внешний) юань свободно меняется на оншорный (внутренний) один к одному — но не в обратном порядке, где это обставлено очень жесткой регуляторикой Фото: © Нина Зотина, РИА «Новости»

Два юаня

В-третьих, о самой «китайской модели». Устроена она одновременно и просто, и сложно. В Китае действительно существуют два вида юаня, офшорный и оншорный. Первый торгуется в Гонконге, и его курсообразование является вполне рыночным, второй же в Шанхае — и его движение жестко ограничено регулятором (справедливости ради, смысл в этих вторых торгах от меня ускользает).

Офшорный (внешний) юань свободно меняется на оншорный (внутренний) один к одному — но не в обратном порядке, где это обставлено очень жесткой регуляторикой. Грубо говоря, китайская система устроена так, что привлекать капитал на территорию КНР можно относительно несложно, но выводить его — целая проблема, и картинка выглядит так уже не один десяток лет.

И это нормально для Китая и его иностранных инвесторов. Владельцы капиталов в Европе, США, Японии и Южной Корее спокойно шли на эти рестрикции, потому как с Китаем много лет можно было работать в прибыль. Я напомню, что Китай является типовой развивающейся страной, работающей с мировым рынком по инвестиционному механизму, через привлечение инвестиций в обмен на дешевый труд, в результате чего получается относительно дешевая продукция. Эта продукция продается с прибылью на богатых западных рынках — и вот этой прибылью капиталист уже может свободно оперировать, и зачастую это оперирование являло собой реинвестирование обратно в Китай — ради новых и новых прибылей.

Это, в свою очередь, насыщало капиталом Китай, сформировало там значимый локальный рынок (одновременно подрывая ключевое конкурентное преимущество дешевого труда) — но, так или иначе, машинка работала десятки лет, и, повторимся, всем было нормально, и Китаю, и инвесторам, и даже самим китайцам.

«Наши контрагенты норовят нам заплатить нашими же рублями, а они нам не нужны»

Но речь не о Китае, а об РФ. У РФ другая модель работы. РФ никогда не работала по китайскому образцу, привлекая капитал в обмен на дешевый труд, производя дешевые товары и продавая их вовне. Россия, если говорить о приоритетах в экспорте, продавала нефть, газ, уголь, лес и продукцию низкого передела, те же удобрения, и это полностью соответствует не инвестиционному, но монокультурно-рентному взаимодействию. Разумеется, это не особо нравилось, была сделана уйма попыток развить промышленность, выпустить что-то большое, существенное и значимое на экспорт под красивой наклейкой «сделано у нас», но в целом эти попытки ничем не закончились.

Но с Решетникова и всего аппарата министерства никто не снимал задачу экономического развития! И, собственно, развитие это нормально можно видеть по структуре импорта, половину которого традиционно занимали машины и оборудование, а с услугами сервиса, пусконаладки, ключевого сырья и комплектующих этот показатель переваливал за 60%. И это все шло на внутренний рынок, ставилось и производило продукцию, в подавляющей части — для внутреннего рынка (и частично для стран ЕАЭС), давая то самое развитие, уж какое ни есть. Но закупалось это все, очевидно, за валюту, получавшуюся в основном за счет продажи указанных выше сырьевых товаров. Валюта продавалась на рынке, ее покупали импортеры (и инвестиционного импорта, и потребительского) — и машинка крутилась вновь. Проще говоря, для нее нужна валюта, нужен ее приток в страну.

Вернемся к цитатам. «Чем больше рублей там, тем меньше валюты будет приходить сюда». В переводе на русский язык: наши контрагенты на той стороне норовят нам заплатить нашими же рублями, а они нам не нужны, и так их навалом, нам валюта нужна, чтобы покупать оборудование, чтобы ставить его… и далее по списку.

Ну да, ну да, но как же «дедолларизация»? Хотели же отказываться от использования «токсичных валют», но что-то не выходит. Впрочем, это тоже уже было — как заявил в прошлом году министр промышленности и торговли РФ Денис Мантуров, «импортозамещение остановилось по причине невозможности приобрести иностранные компоненты». Выражаясь метафорически, «мы не можем тебя съесть, поскольку ты не продал нам вставные зубы».

Важно здесь другое. Это, полагаю, не первая и не последняя попытка выставить какой-то аккуратный фильтр на пути оттока капитала из РФ, именно фильтр, а не просто жесткий запрет, что доступно Центробанку всегда. Сейчас ситуация еще тихая и предвыборная, фактически это локальная оттепель, но к следующему лету все станет острее.

Этот год показал, что валюта нужна всем. И тем, кто заинтересован в потребительском импорте (население страны, включая ядерный электорат основного кандидата, поддерживающий доминирующий дискурс, равно как и импортеры этих товаров). И тем, кому нужен импорт инвестиционный (минэкономразвития и местный бизнес). А еще тем, кто импортирует товары для использования их в особых изделиях, предназначенных для особой работы в новообретенных юго-западных губерниях.

Отсюда прямо возникает идея организовать тот самый множественный курс рубля — для избранных, для не очень избранных, для неизбранных. Опять же, прецеденты есть, так сейчас живут Иран и Венесуэла, например, схожая ситуация и в Аргентине.

Но это будет потом. Пока же данную инициативу можно считать фальстартом. Против нее высказались Набиуллина, Герман Греф и даже глава ВТБ Андрей Костин. Но в случае сокращения поступления СКВ (свободно конвертируемой валюты — да, давно пора реанимировать этот термин, год назад я писал об этом, но было еще рано) в страну и после выражения поддержки «основному кандидату» он вновь встанет на повестке дня.

А что делать? Ситуация обуславливает прорабатываемые и применяемые меры. И это тоже нормально.

Но любопытно одно: какой процент от размера будет стоить прохождение сквозь фильтр?