Почему протестантские Европа и США показывают эффективный бизнес, остальные страны не столь успешны, а в России и вовсе все прямо наоборот — расцвет коррупции и теневой экономики? Часть 2-я

Что противопоставить расцвету коррупции и теневой экономики в России? Идею «корпорации Татарстан» как укрепление региональной идентичности. В целом для республики выгодно стимулировать возникновение различных добровольных ассоциаций по интересам, возвращение к джадидским традициям ведения бизнеса, создание бизнес-клубов, строящихся на «кодексах чести».

РАЗДАВАЛИ ДЕНЬГИ И БОГАТЕЛИ, НЕ ВОРУЯ

Что бы ни мнил скупец иной,
Нам жизнь дается лишь на миг.
Мы все у смерти под косой.
Вот и утешься тем, старик.

Ты встарь изрядный был шутник
И зло высмеивал других,
А, поседев, и сам привык
Сносить молчком насмешки их.

Франсуа Вийон. Большое завещание

Самые богатые предприниматели в Казанской губернии как среди русских, так и татар были честными. Не просто законопослушными, а убежденно честными. Нам это слышать несколько странно. Сегодня призыв зарабатывать звучит как клич: ВОРУЙ! До революции честные предприниматели («ак байлар») были одновременно меценатами. Они тратили большие деньги на медресе и школы, пансионаты, жилье для рабочих, на строительство мечетей и церквей, издание книг, газет и т.д. При этом постоянно богатели. Раздавали деньги и богатели, не воруя. Это первый факт, который требует объяснения.

А вот второй факт, интересный с точки зрения бизнеса: честные купцы и предприниматели, как правило, сторонились клерикалов. Среди русских очень много было старообрядцев, среди татар все богатые были исключительно джадидами. Официальная церковь, как и ортодоксальные кадимисты, оказались тормозом для бизнеса. В этом качестве они сохраняют свое историческое «предназначение» и сегодня — они большой тормоз.

Обратимся к мировому опыту для объяснения этих двух фактов, и тогда станет понятным, почему честный бизнес оказывается выгодным, а жулики и хапуги, мздоимцы и авантюристы становятся банкротами, или же их дети проматывают нажитое родителями.

Способность к упорному труду, бережливость, рационализм, новаторство, готовность идти на риск — все эта качества присущи предприимчивым людям. Но они не объясняют появление устойчивых организаций для ведения бизнеса. Пока бизнес ограничен масштабами семьи, можно полагаться на родственные отношения, и то далеко не всегда они становятся гарантией эффективности предпринимательства. Но любое расширение дела сразу же осложняет ситуацию в силу необходимости полагаться или на законы и судебные органы, или же социальную солидарность. Государственные структуры опять-таки не всегда могут быть гарантом выполнения деловых обязательств, поскольку подвержены коррупции или просто неэффективны. Альтернативой официальным отношениям могут служить социальные связи, опирающиеся на доверие. А для социальной солидарности, позволяющей создавать крупные организации, нужна честность, надежность, взаимная поддержка, чувство долга перед окружающими людьми.

Почему же именно протестантские Европа и США показывают эффективный бизнес, а остальные страны не столь успешны, а в России и вовсе все прямо наоборот — расцвет коррупции и теневой экономики? Дело в том, что для протестантов упорный и честный труд стал формой служения Господу. Именно в рамках лютеранских, кальвинистских конфессий в Европе, сектантских групп — баптистской, методистской, квакерской — в США возникали прочные группы, связанные между собой моральными обязательствами. При этом протестантов отличает скромность в домашней жизни, они избегают роскоши, на себя тратят только самое необходимое, остальное вкладывают в расширение дела. Богатство для них не самоцель, а сопутствующее следствие упорного труда.

Естественно, они всегда предпочитали работать с себе подобными, а потому честные обогащали честных, они не боялись работать на доверии, чем упрощали процедуры взаимных сделок. Окружение также старалось иметь дело с честными протестантами, опять-таки обогащая этот круг предпринимателей. Постепенно в Европе и США честность стала восприниматься как выгодный моральный принцип, и вошла в культуру ведения бизнеса.

В Казанской губернии не было протестантов, а наиболее успешными оказались старообрядцы и джадиды, но не ортодоксы. Православная церковь и клерикалы-кадимисты были тормозом экономического развития. Это связано с особенностями клерикалов как социального слоя, тормозящего всякий прогресс. Они думают о сохранении себя как социального слоя и упрочении в обществе собственного положения через сотрудничество с государством. Интересы развития общества, мораль, служение народу и даже Господу отходят на второй план. В противоположность священнослужителям любое антиклерикальное движение или сектантские организации отличаются приверженностью к таким ценностям, как честность и готовность служения общему делу. Поскольку деловые отношения в значительной мере зависят от доверия, сплоченность для неортодоксальных религиозных организаций становилась главной опорой в их коммерческих предприятиях.

Как и протестантские церкви, старообрядцы и джадидские махалля были добровольными объединениями, а не институтами, освященными традицией, их члены были глубоко привержены своим религиозным ценностям и общности, связующей их друг с другом. Русские купцы принимали кодексы чести, которых строго придерживались. Джадидские махалля вместе с медресе становились своеобразными клубами, куда допускались только «ак байлар». Таким образом формировалось важное звено в организации экономической деятельности, находящееся между семьей и государством.

Не менее важный фактор — это удаленность неортодоксальных организаций от государства. В принципе государство может играть как положительную, так и отрицательную роль в развитии экономики. Для капиталистических отношений существенна определенная степень свободы, без чего ведение бизнеса становится делом сословным, а не успешных предпринимателей. Не случайно сам капитализм возник в городах-государствах, причем республиках — Генуе и Венеции. Влияние папства на эти свободные города было минимальным. Церковь была не более чем организацией, существовавшей в одном ряду со многими другими: гильдиями, территориальными объединениями, союзами и т.д.

На юге Италии исторически наблюдалась прямо противоположная ситуация: там королевства довольно рано пришли к форме абсолютной монархии, постепенно уничтожая независимость городов. В сельских районах была установлена жесткая социальная иерархия, поддерживаемая земельной аристократией, которая обладала огромной властью над едва сводившим концы с концами крестьянством, а католическая церковь служила лишь усилению монархического абсолютизма. Церковь рассматривалась как обязательство и бремя, а не как добровольная и самоуправляемая общность. Эта симфония монархии и церкви привела к отсталости, непреодоленной и в наши дни. Юг как был, так и остался аграрным, несмотря на все усилия правительства страны. Там крупные организации возникли как мафиозные.

Будучи в Италии, мне довелось наблюдать малые предприятия в Эмилии-Романьи, Марке, Флоренции. В отличие от юга и севера в центре страны (так называемой Terza Italia — Третьей Италии) сумели найти форму объединения отдельных семейных предприятий в ассоциации, что привело к индустриализации в малых формах. Это исключительно технологически развитые предприятия, имеющие гибкую организацию. С эпохи Возрождения там сохранился не только дух свободных государств, но и высокая художественная культура, что позволяет им быть лидерами в дизайне, моде, производстве мебели, одежды, обуви, типографского оборудования, туризме, гостиничном и ресторанном бизнесе.

В Японии, как и в центре Италии, существуют формы сочетания семейного бизнеса с более широкой структурой благодаря созданию сетевых организаций (кейрецу), когда отдельные семейные предприятия обмениваются друг с другом акциями или же создают общий банк в качестве объединяющего начала.

Итак, укрупнение бизнеса может идти за счет (1) расширения семьи до клановых или мафиозных форм, (2) с помощью государства и, наконец, (3) добровольных ассоциаций, в которых царит дух преданности общему делу, а отношения строятся на доверии. Какие бы аргументы ни приводились для оценки государственных функций в экономике, какие бы факторы ни оказывали влияние на укрупнение бизнеса, в исходной точке будет стоять культура. Преимущество социальных организаций, построенных на доверии, в отличие от семьи или государства заключается в воспитании людей, преданных моральным обязательствам. В семье навыки первого поколения, как правило, энергичного и прижимистого, могут и не сохраниться, тогда дети успешных бизнесменов вместо продолжения дела родителей просто проматывают наследство. К тому же семья не может расширяться бесконечно и создать крупный бизнес. Ограничения семейного бизнеса связаны не с возможностями концентрации капитала, а с ограниченным ресурсом формирования эффективных топ-менеджеров. Добровольные ассоциации не имеют подобных ограничений.

ОЛИГАРХИЗМ И МАФИОЗНОСТЬ СТАЛИ ОТЛИЧИТЕЛЬНЫМИ ЧЕРТАМИ БИЗНЕСА ПО-РОССИЙСКИ

Если тебе нужны деньги, иди к чужим;

если тебе нужны советы, иди к друзьям;

а если тебе ничего не нужно, иди к родственникам.

Марк Твен

Попытаемся все это приложить к ситуации в Татарстане. Возникновение нынешнего российского бизнеса тесно связано с ролью государства. Советская промышленность отличалась изрядной монополизированностью и была испорчена отсутствием конкуренции. Во многих странах (например Южной Корее) роль государства свелась к ликвидации старой промышленности и стимулированию создания новых корпораций. В России все развернулось вокруг приватизации предприятий, что обогатило многих олигархов, не создав новой конкурентоспособной промышленности. Одновременно возник криминальный бизнес.

В условиях отсутствия добровольных ассоциаций, религиозных организаций и нормальных легитимных социальных структур добровольные объединения стали принимать патологическую форму криминальных группировок. Первоначально занимавшиеся чисто бандитскими разборками, впоследствии они перешли к организованной преступности, и постепенно объем теневой экономики стал соизмеримым с официальной. Олигархизм и мафиозность стали отличительными чертами бизнеса по-российски.

Казалось бы, процесс демократизации должен был стимулировать появление новых социальных организаций и партий, но они оказались в зависимости или от государства, или от крупного бизнеса — тех же олигархов. При этом очаги стихийной коллективности, как сельские общины, были разрушены в советское время, а добровольные организации по интересам создавались по заданию КПСС и в наше время потеряли привлекательность.

Восстановление церквей и мечетей обернулось не возрождением религии, а возвратом к докапиталистическому Средневековью. Церковь и духовные управления мусульман стали бизнес-организациями, а не формой самоорганизации граждан. Наиболее честные из них занимаются предоставлением ритуальных услуг, остальные принимают радикальные формы для прикрытия своего бизнеса. «Симфония» клерикальных организаций и государственных структур только ухудшает общую ситуацию. В условиях недоразвитости демократических институтов очень медленно идет возникновение добровольных организаций, которые могли бы выполнять функцию клубов честных предпринимателей. Поэтому опорой бизнеса оказываются в лучшем случае собственные семьи и государство, в худшем — криминальные структуры.

Экономисты по-разному оценивают участие государства в бизнесе. Наиболее либеральная точка зрения настаивает на полном невмешательстве его в экономику. Однако в разных странах оно проявляется в той или иной степени в зависимости от ситуации и национальных традиций. Приходится признать существенную роль государства для развития экономик Южной Кореи, Японии, Китая. Проблема оценки роли государства в экономике заключается не в том, чтобы исключить его вмешательство, а в том, чтобы оно было целесообразным, причем оно может быть не прямым, а через выработку стратегии, контроль над кредитами, предоставление налоговых послаблений. Япония в послевоенные годы использовала феномен, который назвали Japan, Incorporated («корпорация Япония»). Под этим имеется в виду тесное и комплексное взаимодействие государства с национальным крупным бизнесом. Сращивание государственных организаций и частных компаний иногда заходит в Японии настолько далеко, что отличить государственное от частного становится довольно сложно. И конечно, «корпорацию Япония» создает национальный дух, опирающийся на глубокие традиции.

В России государство сильно коррумпировано. Это большая угроза не просто для бизнеса, а для всей политической обстановки. Даже события последних лет в Египте, Ливии, Турции, Восточной Европе демонстрируют взрывоопасность темы коррумпированности власти. Никто не может дать гарантии, что Россию обойдет эта тема. А потому перед страной в первую очередь стоит политическая задача борьбы с коррупцией.

Трудно проводить аналогии между Татарстаном и независимыми государствами, но какие-то сюжеты можно использовать с учетом местной специфики. Идея «корпорации Татарстан» в нашем случае может быть выражена как укрепление региональной идентичности. Как показывают социологические исследования, по многим важнейшим жизненным ценностям позиция русских, татар, других этнических групп мало чем отличается, при этом растет приверженность к республиканским ценностям, а преподавание двух ведущих культур и государственных языков вкупе с сохранением национальных школ на чувашском и финно-угорских языках придает уверенность, что следующее поколение детей еще более будет привержено региональным целям. Это может стать хорошей базой для республиканской солидарности.

В Южной Корее активно проявил себя местный регионализм. Каждая корейская область имеет собственное лицо, что восходит еще к периоду Средневековья. Хотя в политической и деловой элите разные области представлены неравномерно, но главное в другом — это форма возможного объединения на основе своих местных традиций. Если сравнивать это явление с Татарстаном, то можно вспомнить феномен землячеств, который пока не играет заметной роли в экономике, однако привязанность к своей местности, деревне, городу, бесспорно, позитивный стимул для создания добровольных ассоциаций. Это хорошая альтернатива криминальным или фанатичным религиозным организациям.

Село в Татарстане пока еще не утеряло своего не только экономического значения, но и роли среды, где хранятся позитивные национальные традиции. Село до определенной степени можно рассматривать как общину, что потенциально может стать базой не просто для сельскохозяйственного производства, но и возникновения сообществ с высокой степенью солидарности для экономической деятельности широкого профиля.

Вопрос ведения бизнеса невозможно рассматривать в отрыве от потенциального рынка, что во многом определяет размеры организаций. Большие организации более производительны, но экономия от масштаба возможна лишь тогда, когда спрос достаточно высок, т.е. масштаб становится преимуществом при наличии рынка. Но работа на рынок — не единственная цель в обществе. Достойная жизнь людей не менее значима, нежели рост крупных корпораций, а если на селе появляются такие организации, как «ВАМИН», то экономические интересы вступают в противоречие с социальным положением крестьян.

В общем и целом для республики выгодно стимулировать возникновение различных добровольных ассоциаций по интересам, возвращение к джадидским традициям ведения бизнеса, создание бизнес-клубов, строящихся на «кодексах чести». Даже досуговые группы могут стать основой для ведения бизнеса.

При всем значении горизонтальной солидарности вертикальная солидарность оказывается экономически более эффективной. Но вертикальная солидарность вовсе не означает «вертикаль власти». Это иерархия интересов, которая подчиняет частные цели и задачи более общим, ставит коллективное выше индивидуального. Это собственно и есть «корпорация Татарстан», когда интересы республики подчиняют себе другие интересы, но не с помощью администрации, а идеологически, через взаимодействие государства и бизнеса, через добровольные ассоциации. В этой иерархии интересов довлеющими могут быть только региональные цели, которым должны быть подчинены национальные, государственные, религиозные, экономические и другие интересы.

На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканный
Высокой волею богов.
День — сей блистательный покров
День, земнородных оживленье,
Души болящей исцеленье,
Друг человеков и богов!
Но меркнет день — настала ночь;
Пришла — и с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь...
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами, 
И нет преград меж ей и нами —
Вот отчего нам ночь страшна!

Федор Тютчев. День и ночь. (1839)

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции