«Малые народы словно незаконнорожденные дети России»

Рустам Батыр: «В нашей стране испокон веков сталкиваются два начала: любовь к ближнему и убогое иноборчество, поэтому нельзя смотреть на российское государство как на однородное гомогенное явление»

ЗА ЭТИМИ БЕССМЫСЛЕННЫМИ ДИСКУССИЯМИ УПУСКАЕТСЯ КУДА БОЛЕЕ ВАЖНАЯ ПРОБЛЕМА

Пост сына переводчика Корана и профессора ВШЭ Гасана Гусейнова о дискриминации в России миноритарных языков, к которым относится и татарский, вызвал в среде его оппонентов настоящую бурю негодования, на грани истерики. Известного филолога заклеймили как русофоба и потребовали немедленной расправы над 66-летним исследователем: от увольнения до уголовного преследования. Такая болезненная реакция говорит лишь о том, что своим высказыванием видный ученый задел один из центральных нервов российского самосознания. И дело здесь не столько в языке, сколько в проблеме, куда большей по своему значению.

Напомню, Гусейнов написал, что в берлинских киосках «продаются газеты не только на немецком, но и на русском и турецком, сербском и французском, греческом и польском, английском и итальянском», а «в Москве, с сотнями тысяч украинцев и татар, кыргызов и узбеков, китайцев и немцев, невозможно днем с огнем найти ничего на других языках, кроме того убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна». Позже филолог пояснил, дескать, сам-то русский язык велик, богат и прекрасен, но не тот, что используют средства массовой информации, политики, юристы, сотрудники правоохранительных органов, которые измываются, глумятся над языком.

Бурный шквал обсуждения поднятой темы в СМИ почти полностью оттенил вопрос о языковой дискриминации «малых» народов, на который, собственно, и обращал внимание Гусейнов, и свел его к «старым песням о главном» — извечному диспуту западников и славянофилов, который тянется еще со времен Шишкова и Карамзина, языковых пуристов и арзамасовцев. И вот снова развернулась полемика, что же есть истинная клоака: лизоблюдски заимствованное у галлов «франт идет из цирка в театр по бульвару в галошах» или же исконно русское «хорошилище грядет по гульбищу из ристалища на позорище в мокроступах».

За этими, в сущности, бессмысленными дискуссиями упускается куда более важная проблема российской цивилизации, являющаяся основанием и для «языкового» вопроса, — умение принимать и уважать инаковость других. Однако, повторюсь, речь идет не только о языке.

Языковая скудность на прилавках газетных киосков — прекрасный маркер, предложенный Гусейновым, для этой многогранной проблемы

ВО ВЛАСТНЫХ КАБИНЕТАХ РУЛЯТ, А ТОЧНЕЕ БОРЮТСЯ, ДВЕ ПАРТИИ: ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ И КСЕНОФОБЫ

Языковая скудность на прилавках газетных киосков — прекрасный маркер, предложенный Гусейновым, для этой многогранной проблемы. Я же как юрист по второму образованию пользуюсь другим маркером — правовой легализацией многоженства. В самом деле, если Россия — многонациональная страна, в которой испокон веков на земле предков проживает множество народов со своими культурными и религиозными традициями, то почему законы нашего государства навязывают всем без исключения один единственный (прохристианский) шаблон семьи — моногамный брак? Это то же самое, что и сведение всей языковой палитры, на которой могли бы печататься российские газеты, к единственному варианту — безусловно, великому и прекрасному, но родному лишь одному народу из целого множества народностей России.

Многоженство само по себе — совершенно неактуальная проблема. Среди мусульман едва ли найдется и одна сотая процента тех, кто негласно состоит в подобном браке. Но и газеты в наше цифровое время тоже далеко на самый востребованный информационный ресурс. Речь не о массовости явления, а о самом принципе уважения к культурному многообразию, желании принимать отличия других людей. В своей жизни мы можем ни разу не столкнуться ни с темнокожими людьми, ни с геями, но это не оправдание для фашистских высказываний и законодательных инициатив.

Культурный шовинизм часто объясняют имперским прошлым России, дескать, малые народы как бельмо на глазу, ведь самим фактом своего существования в лоне святой Руси они напоминают о былых захватнических войнах, которые велись отнюдь не мягкой силой, а так, как и полагается по законам военного времени: с оторванными головами, сожженными селами и изнасилованными женщинами. Хочется отмахнуться от этих скелетов в шкафу. Отсюда и планомерная политика ассимиляции. Малые народы, словно зачатые в блуде незаконнорожденные дети России: они любящими глазами смотрят на мать, но та видит в них лишь свой постыдный грех.

Однако такая картина — это лишь половина правды. Вторая же половина состоит в том, что Россия дала народам, включенным в ее состав, очень многое. Она принесла им современное образование, медицину, инфраструктуру. Западные державы вели себя в колониальных странах как вампиры на балу Сатаны: высасывали все до последнего. Россия же новым членам семьи отдавала все, что имела сама, как говорится, и последнюю рубаху. По-другому она просто не умеет. Если американцы с приходом в Афганистан построили там лишь военные базы, то наша страна строила прежде всего школы, больницы и мосты, при этом подрывая собственную экономику. И так она поступала со всеми и всегда, поэтому не стоит удивляться, когда очередной Венесуэле мы прощаем многомиллиардные долги, а у себя повышаем пенсионный возраст.

В этой противоречивой двойственности самая суть России. В нашей стране испокон веков сталкиваются два начала: любовь к ближнему и убогое иноборчество, поэтому нельзя смотреть на российское государство как на однородное гомогенное явление. Во властных кабинетах рулят, а точнее борются, две партии: интернационалисты и ксенофобы. Первые на уровне Конституции провозглашают источником власти многонациональный российский народ, помогают всем традиционным конфессиям. Не без их участия мы видим экономический расцвет в одних «мусульманских» республиках, гигантские бюджетные вливания — в других. Другая партия в тех же национальных республиках ограничивает преподавание вторых государственных языков, вводит общую школьную форму, чтобы не допустить ношение хиджаба, и запрещает малым народам пользоваться иной графикой, кроме кириллицы. Конечно же, она костьми ляжет, чтобы не допустить в России официального признания многоженства.

Эти две противоборствующие партии — своего рода наши «демократы» и «республиканцы». И их борьба началась задолго до того, как отцы-основатели создали Российскую империю. Двойственный геном российской цивилизации, заключающийся в сочетании принципов унитаризма и многовариативности, был сформирован до Петра I и Ивана Грозного — еще в эпоху Владимира Красно Солнышко. Как ни покажется парадоксальным, первыми жертвами унитаристов, не терпящих никакого многообразия, стали сами славянские народы, которые в результате их деятельности лишились значительной части самобытности своей культуры.

Принято считать, что русскую азбуку — кириллицу — создали святые братья Кирилл и Мефодий, но на самом деле это не так. Они создали не кириллицу, а глаголицу

В ЭТОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПОДМЕНЕ И БЫЛ ОБОЗНАЧЕН КОНТУР БУДУЩЕЙ РОССИИ

У истоков любой человеческой культуры лежит язык. Речь — то, что отделяет человека от животного мира, бессловесной скотины. Не случайно же в начале всего, по Библии, было Слово, а первое, что сделал человек, по Корану, — придание названий вещам и явлениям мира. Если слово — начало культуры, то буква в известной степени — начало самого слова. И именно на этом уровне и был рожден противоречивый бинарный геном российской цивилизации.

Принято считать, что русскую азбуку — кириллицу — создали святые братья Кирилл и Мефодий, но на самом деле это не так. Они создали не кириллицу, а глаголицу. Кириллица же более чем наполовину представляет собой, по сути, кальку с греческого унициала с некоторыми дополнениями, а глаголица — абсолютно уникальная азбука, созданная специально под славянские языки. Это самобытный феномен именно славянской культуры.

Самобытность азбуки питалась тем, что при ее разработке Кирилл (все же он играл ключевую роль в деле ее создания) опирался на разнообразный опыт других народов. Он ведь был светским ученым (конечно, насколько это возможно по тем временам). Неслучайно всю жизнь выступал как Константин Философ и лишь за 50 дней до смерти принял монашеский постриг и вместе с ним имя Кирилл.

Константин Философ воспитывался на языческой мудрости греков, работал хранителем библиотеки в Константинополе и, самое главное, был полиглотом. Он знал славянский, греческий, латинский, арабский и еврейский языки. Возможно, и другие. Константин Философ много путешествовал по миру: он ездил к хазарам, исповедующим иудаизм; в Корсунь, к арабам, исповедующим ислам; в Багдад. В Риме боролся с догматом о трехъязычии, запрещающим вести богослужение, кроме как на тех языках, которыми была сделана надпись на кресте Иисуса Христа (греческом, латыни и еврейском), тем самым открыл путь для богослужений на славянских языках. По современным понятиям Константин Философ являлся настоящим космополитом.

Поэтому неслучайно разработанная им глаголица вобрала в себя лучшие лингвистические достижения того времени. Он создал подлинный шедевр. Глаголица ни на что не похожа, но одновременно продолжает традиции многих народов. Наверняка основную канву в порядке расположения букв Кирилл/Константин взял у греков. Видимо, у евреев он позаимствовал идею акротекста, которым написан Плач Иеримии, и принцип смыслового обозначения букв. Но если в еврейском алфавите лишь у нескольких букв имеются значения (алеф — бык, бет — дом и др.) и они никак не связаны между собой, то Константин довел данный подход до совершенства: в его азбуке названия всех букв несут некий смысл (правда, не все достоверно расшифрованы) и, более того, складываются в смысловые блоки, которые, видимо, изначально образовывали некий цельный текст — послание. «Аз буки веде глаголь добро есте…» («Я познал буквы, слово есть добро…»). Ничего подобного нет ни в одном из алфавитов мира. Не исключено, что благодаря абджаду арабов — сильнейших математиков того времени — Кирилл, учившийся у прославленного Льва Математика, довел до совершенства идею числовых значений букв. Кстати, во время своей поездки в Багдад Кирилл вполне мог застать знаменитого аль-Хорезми. Как видно из жизнеописания святого, Константин хорошо знал Коран и даже активно его цитировал по памяти. Возможно, руны тюрских болгар (сам Константин как минимум наполовину был болгарином) вдохновили Кирилла на уникальные формы начертания графем своей азбуки.

Сегодня уже сложно достоверно восстановить события тех времен, погребенных под слоем поздних идеологических мифологем, но интересно другое. Когда болгарский ученый XX века Емил Георгиев задался целью составить опись существующих в славистике вариантов происхождения глаголицы, то выяснилось, что в качестве ее образца в литературе предлагались самые разные источники: архаические руны, этрусское письмо, латиница, арамейская, финикийская, пальмирская, сирийская, еврейская, самаритянская, армянская, эфиопская, староалбанская, греческая алфавитные системы. Столь широкая палитра кандидатов на роль прародителей глаголицы неслучайна: Константин был полиглотом, прекрасным лингвистом и, вне всяких сомнений, активно опирался на опыт других культур.

Но что происходит дальше? Ученики Кирилла (прежде всего Климент Охридский) осуществили подлог и созданную им глаголицу заменили на кальку с греческого алфавита, цинично назвав свой новодел кириллицей. От творения Константина Философа остались лишь названия букв, но и они исчезли в 1917 году в результате последней языковой реформы. Сегодня глаголицу Константина Философа и русский алфавит не связывает больше ничего, поэтому, к слову, введенное недавно в России празднование Дня славянской письменности и культуры как Дня святых Кирилла и Мефодия — не что иное, как самый настоящий оксюморон.

Мне кажется, в этой исторической подмене и был обозначен контур будущей России. Святой Кирилл подарил славянскому миру многогранную азбуку, впитавшую достижения самых разных народов. Мыслитель сам был пропитан культурной полифонией и транслировал ее через главное творение своей жизни. Однако древние унитаристы славянского мира избавились от этого многообразия, нивелировали его, закатав под каток старых шаблонов греческого алфавита и в определенном смысле реанимировав узость мышления, основанного на оспоренной Кириллом ереси трехъязычия.

Вот и получается, что на уровне фенотипа русской/российской ментальности борются два противоположных импульса, проистекаемых из ее культурного генома. Партия унитаристов-ксенофобов проповедует идею стерилизованной от инаковости страны (Россия для русских), где нет места равноправию иных народов, а партия интернационалистов-федералистов, продолжающих дело великого ученого и равноапостольного святого Кирилла, борется за то, чтобы Россия стала полнокровным домом для всех наций и культурных традиций.

Возможно, эта борьба будет длиться бесконечно и будущим поколениям придется вечно отстаивать право ходить в хиджабах и читать газеты на родных языках, однако хочется верить, что в конечном итоге здравомыслие все же победит и ксенофобы сойдут-таки с исторической сцены. Как-никак подлинно исконным геномом российской цивилизации является глаголица, т. е. мечта о культурном многоцветии. И пусть глаголица останется в прошлом, главное, чтобы принцип плюрализма и культурного равноправия навсегда стал нашим будущим.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции