Леонид Толчинский Леонид Толчинский Фото: Сергей Елагин

«КАРТ-БЛАНШ ДАН ПОЛНЫЙ»

— Леонид Григорьевич, от кого, если не секрет, вам поступило предложение возглавить Высшую школу журналистики и медиакоммуникаций КФУ?

— Вообще, информация о создании на базе пяти кафедр и специализированных лабораторий, которые занимаются медиаобразованием, и объединении их под шапкой Высшей школы журналистики и медиакоммуникаций была впервые озвучена в феврале 2016 года на заседании коллегии, если не ошибаюсь, «Татмедиа». В марте это уже было оформлено. Университет, насколько я понимаю, находился в поиске того человека, который мог бы эту работу возглавить. Там были свои кандидатуры, но неожиданно для меня в апреле ректор КФУ напрямую предложил мне данную должность. По времени это совпало с тем, что я уже чувствовал некую усталость от работы в «Татар-информе». Согласитесь, почти 11 лет работы на одном месте — это много. Я уже не мог двинуть проект дальше уровня 2013 года, когда был пик, началось некоторое «стояние» на месте. А это неправильно. Хотя, как сейчас вижу, они реализуют предложенную мной еще в 2013 году модель развития.

Но мне самому хотелось уже развиваться дальше. И когда тебе предлагают аккумулировать и ту же самую работу с медиа и в медиа, модернизировать образовательный процесс и патронировать научно-исследовательские, научно-прикладные вопросы развития медиапространства, и возможность привнести что-то новое, что еще не входило в контекст, связанный с медиасредой, — это интересно, это серьезный размах. Мне предложение очень понравилось, и я его принял.

— При назначении вас на должность ректор КФУ дал вам карт-бланш на создание Высшей школы? Или поставил в какие-то рамки? А какие задачи перед вами поставил? (Эльза Хусаинова)

— Да, карт-бланш дан полный. В рамках действующего законодательства и устава КФУ, конечно. Задача поставлена такая — сохранить медиаобразование в КФУ и сделать лучшей школой в России. Вопрос, сохранится оно или нет, в последние годы стоял реально, потому что кризис медиаобразования был налицо, похожие проблемы есть во всех 37 вузах, где так или иначе готовят журналистов. И давление со стороны СМИ в последнее время было довольно высокое по поводу того, что же происходит с подготовкой специалистов для медиа. Поэтому и главная задача была поставлена такая — сохранить и улучшить. Теперь вопрос, как это сделать.

— Сколько средств выделяет КФУ на развитие Высшей школы журналистики? Вы говорили, что хотите создать в КФУ центр управления информационными потоками. Зачем он нужен в КФУ? Какую проблему решит? Каким образом вы будете монетизировать этот проект? (Николай)

— Во-первых, сама Высшая школа как образовательное учреждение в рамках КФУ самодостаточна, средств, которые она зарабатывает за счет образовательной деятельности, хватает для того, чтобы нормально функционировать. Что касается инвестиций в развитие, то они сегодня пошли. Я прошерстил всю информацию и могу точно сказать, что в Казанском университете в медиаобразование раньше столько не вкладывалось. Это огромные средства, причем речь идет только о первом этапе.

Речь изначальна шла о том, чтобы здание по адресу Нужина, 1, в котором сегодня находится Высшая школа, полностью передать медиаструктурам. То есть там больше никто другой не занимается. Правда, там также находится университетское телевидение и центр информационных технологий (ЦИТ) КФУ, но это все наши сторонники, потому что наличие достаточно хорошо «упакованного» телевидения — это наше конкурентное преимущество, это то, с чем мы будем работать, ежедневно переплетаться самым тесным образом. А ЦИТ — это вся информационная мощь университета, и нам это соседство очень удобно.

Это здание было зонировано, и по зонам начался ремонт. Сегодня завершается первый этап, поэтому еще рано говорить, сколько всего денег будет вложено. Но на первом этапе вложено очень много. Конечно, авансом вложено, потому что за такой короткий период Высшая школа не может перейти в новое качественное состояние, но все необходимые предпосылки для этого создаются.

— А как насчет центра управления информационными потоками?

— Речь шла об исследовательских и внедренческих работах, которые в том числе должна проводить Высшая школа. Нельзя забывать, что вуз — это еще и наука, и внедрение, поскольку медиа — прикладная сфера. Есть целый ряд направлений, который просто просится в работу. К примеру, связанный с big data, с работой вокруг больших массивов данных, с тем, как это можно использовать в медиапространстве, как создавать новые системы мониторинга, рейтингования, медиаметрик и т. д. Это вообще гигантский пласт!

И вот в этом контексте говорилось о создании центра управления информационными потоками, об отслеживании информационных потоков. Это никому ничего не стоит, а монетизация может быть от внедрения. Если это будет эффективно, качественно и интересно медиарынку, тогда можно будет или продавать, или кто-то каким-то образом может использовать в своей работе на паритетных началах. Но это пока еще контуры того, где может себя найти научно-исследовательская часть Высшей школы.

«ЖУРНАЛИСТИКА — ЗВУЧИТ ПРИЯТНО, НО НЕ СОВРЕМЕННО»

— Что такое медиакоммуникации и долго ли они с журналистикой будут соседствовать под одной крышей Высшей школы? (Макс)

— Журналистика — это для нас звучит приятно, потому что мы привыкли так называть. Но уже правильнее было бы назвать Высшей школой медиакоммуникаций, потому что термин «медиакоммуникации» является интегральным, объединяющим в себя весь спектр деятельности на медиапространстве. Это не только написание букв и создание картинок, но и аналитика, работа с медиаметриками. Мы понимаем, что медиарынок сегодня пронизывает все. Пока мы с вами сидим и говорим, миллионы гигабайтов информации уже созданы и полетели по миру гулять. У нас у каждого есть медианоситель, и мы без них уже жить не можем, а специалистов готовим еще по старинке и называем это «журналист». Журналистика уже давно стала конвергентной, и данный термин вроде произносят все, но никто к этому серьезно не относится, когда начинает готовить специалистов. Медиакоммуникации — это интегральный термин, так или иначе включающий в себя всевозможные навыки, знания, умения и компетенции работы в медиапространстве, потому он более правильный.

— То есть сейчас некий переходный период, а со временем из названия Высшей школы может исчезнуть именно слово «журналист»?

— Слово может остаться, потому что оно нам родное. Пока еще этот термин существует и в современных классификаторах, хотя чисто журналиста, который умеет только писать буквы, вы на работу, наверное, не возьмете, вам нужны более интегрированные специалисты. Вообще медиа всеядны, они поглощают все достижения современной науки с огромной скоростью. Кстати, поэтому и возникают проблемы с образованием, потому что поглощение и принятие всевозможных новаций медиапространством идет быстрее, чем это потом как-то концентрируется в умах аналитиков, специалистов и переносится в образовательный процесс. Необходимо, чтобы человек, который приходит в медиапространство, обладал чуйкой на новые компетенции, новации, которые вокруг гуляют и которые можно использовать во благо себя, своих читателей и зрителей, своих бизнесов.

— Что из себя представляет Высшая школа журналистики сегодня?

— Это пять кафедр: национальной журналистики, периодической печати, теории и практики электронных СМИ, кафедра телевидения и телепроизводства, кафедра связи с общественностью и прикладной политологии. И несколько специализированных лабораторий: лаборатория Ильшата Аминова (она так и называется) и лаборатория «Универ TV». Кроме того, есть лаборатории внутри кафедр, например студенческая газета «Стужурка», лаборатория рекламных технологий.

— Это новая структура? Зачем вам, например, две телевизионные лаборатории?

— Пока это та структура, которая досталась в наследство. Я не могу сказать, что она такой и будет. Во всяком случае, в стратегии структурные изменения заложены.

«ИДЕИ РОЖДАЛИСЬ В ПРОЦЕССЕ ДИСКУССИИ С РЕКТОРОМ»

— Когда у вас была разработана стратегия развития?

— Как-то на одном из заседаний ректората Марат Сафиуллин, который в КФУ отвечает за стратегическое развитие, обратил внимание на то, что институты сегодня защищают свои «дорожные карты», но «дорожные карты» — это скорее пути решения тех вопросов и задач, которые обозначены, а цельные стратегии как масштабный документ, где прописаны миссия, цели, задачи и пути их решения, сценарные варианты, индикаторы оценки эффективности и инструменты контроля выполнения задач, как оказалось, есть не у всех. И нам, Высшей школе журналистики, ректор среди первых дал поручение сформировать полномасштабную стратегию. Стратегия готова, ректор с ней знаком, на одном из ближайших заседаний ректората она будет представлена.

— Кто писал стратегию?

— Я с группой консультантов. Преимущественно опирался на те исследования, которые ранее проводил ЦЭСИ (ГБУ «Центр экономических и социальных исследований РТ при кабмине РТ» — прим. ред.), потому что там есть огромный пласт аналитических материалов, который упростил нам аналитику. А аналитика — это самая дорогостоящая и долгая по времени часть работы при написании любой стратегии.

— А кто подавал идеи, связанные с тем, что и как делать?

— Какие-то идеи рождались в процессе дискуссии с ректором. Он не жалел времени на то, чтобы обсуждать, максимально проговаривать все, что задумывается, искать под это аргументы и контраргументы, чтобы шлифовать мысли. Предложения рождались по ходу анализа того, что происходит внутри Высшей школы, какие-то материалы по анализу медиасреды были получены извне. Но самое интересное — то, что многие идеи рождены практиками. Когда в СМИ пошла волна о том, что в Высшей школе что-то затевают, стали приходить люди из разных областей медиарынка и предлагать: обратите внимание на это, посмотрите на проблему вот под таким углом... Например, когда мы стали проговаривать идею медиаинкубатора с Сергеем Юшко (гендиректор ИПТ «Идея» — прим. ред.), как это можно реализовать в республике, то проект им был воспринят на ура.

— Какие главные задачи сформулированы в стратегии?

— В основной части стратегии три блока: первый — образовательный, второй — научно-исследовательский, научно-прикладной и научно-внедренческий, третий — практико-ориентированный. Внутри блоков много подразделов. Понятно, что будем менять учебные программы, решать вопрос кадров.

— Как вы считаете, должна ли Высшая школа журналистики и медиакоммуникаций оставаться в составе КФУ на тех же основаниях, что и факультет журналистики? Или планируете со временем приобрести независимость финансовую и административную? Если да, то когда это случится, по вашему мнению? (Филодора)

— Этот вопрос часто задают, и многие практики хотят видеть Высшую школу более самостоятельной структурой в рамках КФУ. Считаю, что нужна последовательность в этом вопросе. Во-первых, этот вопрос — прерогатива ректора и ректората. Во-вторых, я исхожу из того, что функции первичны, а структура вторична.

Стратегия — это как раз момент формирования функционала, когда мы определяем, чем, в какие периоды, с какими целями и результатами должна заниматься Высшая школа. Каким образом ее деятельность будет сочетаться с потребностями рынка, образовательной и научной системы, как она будет сочетаться с внутриуниверситетскими и межвузовскими интересами? Вот это сегодня прописано. Когда стратегия будет утверждена ректоратом, когда будут четко очерчены все функции, вот тогда можно будет говорить о структуре, достаточно или недостаточно нам нынешнего структурного положения для выполнения функций, чтобы не обмануть ни себя, ни ожидания рынка. Думаю, здесь решение будет принимать ректор, потому что после определения функционала все станет очевидно.

Конечно, медиасреда очень самодостаточна. Сегодня даже на войне зачастую пушки не нужны: информационщики мозги промыли, и все — победа... Значимость информационной среды и профессионалов очень высокая, потребность высокая. И в этом смысле Высшая школа имеет право на самодостаточность, на самостоятельное функционирование. Но дождемся утверждения стратегии...


Фото: kpfu.ru

«БЕЗ ПРАКТИКОВ МОИ КРАСИВЫЕ СЛОВА НИЧЕГО НЕ БУДУТ СТОИТЬ»

— Будут ли в обновленном отделении журналистики преподавать практикующие журналисты? Зачастую там трудятся преподаватели, которые в работе современных медиа, к сожалению, не участвуют и многого не знают. (Ильназ)

— Как правило, самые талантливые специалисты медиаобласти не имеют ученой степени. Вам всем некогда! Вы все носители гигантского объема знаний, но в вуз вас никогда не тянуло.

— Но журналистика и преподавательская деятельность — это разные области все-таки.

— Да, надо иметь талант к передаче знаний, иметь интерес к исследовательской деятельности. Я мог бы сказать, что мы наберем только практиков в преподаватели, но не надо забывать, что к кадровому составу вуза есть определенные требования: наличие ученой степени, научные публикации, план развития как ученого и т. п. Некоторые послабления в этом смысле нам даст перевод бакалавриата из академического в прикладной. Это первый наш шаг.

Второй выход мы нашли в организации мастер-классов с приглашением практиков, причем не только местных, но и федеральных. Таким путем мы можем погрузить студентов в общение с практиками прямо сейчас, не ожидая ничего. Кстати, студенты такой перспективе аплодируют, оказалось, не так часто с практиками они встречались. А потом нам надо преодолеть все формальности и затащить успешных практиков к нам, чтобы всем это было комфортно. Без практиков все мои красивые слова о качестве образования ничего не будут стоить...

Важный блок стратегии — научная деятельность, которая пока находится в недостаточно активном состоянии.

Практико-ориентированный блок — это работа с теми, кто до и после вуза. Инвестиции в образование самые долгосрочные. Образование — это единственный сквозной процесс, который должен проходить в XXI веке через всю жизнь человека. А как это сделать? Ведь надо, чтобы наш выпускник, почувствовав на определенном этапе работы дефицит своих знаний, к нам же и вернулся. Значит, нам надо совершенствовать и дополнительное образование, и переподготовку кадров.

Нам надо сделать нашу площадку в университете классической, там должно быть место свободе мнений, выражению позиций. Уж нам-то, медийщикам, самое то стать такой площадкой! Вот почему Высшая школа журналистики до сих пор не стала таким местом?! А ветераны татарстанских СМИ? Они зачастую брошены. А почему бы не организовать площадку для их встреч по типу клубной работы? А топовые блогеры где бродят? Кто изучает сектор социальных медиа, кто с ними работает? На каких открытых площадках идут дискуссии? Нигде! Разве так можно? Причем именно на этих площадках вас могут увидеть будущие коллеги.

— Какого качества у вас в школе преподаватели — ученые степени, опыт преподавательской и практической работы по профессии, публикации? Новых набирали или пришлось довольствоваться тем, что уже было? Смена поколений будет? (Дамир Мусин)

— У нас работают 7 докторов наук (профессоров), 36 кандидатов наук, из них 30 доцентов, 4 старших преподавателя и 2 ассистента.

— Как отнеслись к вашим планам остепененные преподаватели?

— По-разному.

— Так вам есть с кем в бой идти за новую стратегию?

— С одной стороны, все работающие там понимают, что все надо менять, желательно даже радикально. С другой стороны, все равно образ мышления, закладываемый в образовательной среде, достаточно консервативный. Это не как журналисты, которые уже привыкли быстро реагировать, принимать решения. А с преподавателями надо разговаривать, убеждать. Мне приходится много выслушивать их, чтобы понять, что напрягает, где есть точка непонимания. Это процесс, на это надо время...

— После бесед оптимизм у вас остался?

— Если бы не было оптимизма, я к вам не пришел бы.

«ОТКРОЮТ МАГИСТРАТУРУ И МЕЖДУНАРОДНОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ, И ПО МЕДИААНАЛИТИКЕ»

— Сколько всего человек сегодня учится в Высшей школе, сколько студентов набрали в этом году? Какой у вас был проходной балл по ЕГЭ? (Мира)

— Всего у нас учится 929 студентов, из них по очной форме обучаются 754, по заочной — 175, на бакалавриате — 809, в магистратуре — 120. В этом году приняли 250 новых студентов. Что касается проходного балла, то окончательные данные в разрезе ЕГЭ формируются. Пока могу сказать, каким был средний проходной балл. Вот, например, на периодическую печать, где есть дополнительные экзамены, средний балл на бюджет был 353, а на татарскую журналистику — 330, по направлению «Реклама и связи с общественностью» без дополнительных экзаменов — 268.

— Согласитесь, что ЕГЭ для человека, который хочет связать свою судьбу с журналистикой, — это не совсем то, что нужно. Наверное, уже давно назрела необходимость творческого конкурса, который бы и был доминирующим при поступлении на журфак? (Князева Вера Александровна)

— Творческий конкурс есть у журналистов. Сначала смотрят результаты ЕГЭ, то, насколько они соответствуют установленным минимальным позициям. Затем абитуриент сдает творческий конкурс — пишет эссе: мы смотрим грамотность, образ мышления, способность рассуждать на заданную тему. Второе — так называемое собеседование, но это как экзамен — по билетам, где содержится 10 вопросов на темы литературы, медиа, географии, истории, чтобы посмотреть общее развитие. Надо сказать о том, что я заметил: баллы ЕГЭ часто не соответствуют тому, что человек демонстрирует на экзамене.

— Баллы ЕГЭ завышены?

— И завышены, и наоборот. Видимо, некоторые люди при дополнительной целевой подготовке в вуз что-то запускали у себя в школе и получали более низкие баллы на ЕГЭ. Но они при поступлении демонстрировали и очень хорошие знания, и умение выкрутиться, когда чувствовали, что не знают: крутит, крутит, логически рассуждает и приходит к правильному ответу. Вот такое несоответствие. Это к вопросу о роли и значении ЕГЭ по гуманитарным предметам при поступлении в вуз. Контрольный экзамен все равно нужен. Но он и есть.

— Сколько выпускает Высшая школа ежегодно?

— В этом году мы выпустили порядка 250 человек, но среди них были и заочники, которые получали образование еще по старой форме обучения — учились полных пять лет.

— От коллег-журналистов, от своих и чужих наставников доводилось слышать разные мнения о современном журналисте. Одни считают, что главное — понимание своего дела, другие, что важнее всего — быть честным. Но самое поразительное мнение, услышанное многократно от разных людей, звучало так: «Журналист не обязан быть грамотным». А как считаете вы? (Евгения Исаева)

— Конечно, среди абитуриентов классических двоечников нет, но вообще грамотность неважная. Знание языка, на котором люди собираются работать, не очень высокое. А грамотность, конечно, журналистам нужна. Во-первых, это вопрос общей культуры. А если ты выходишь на телевизионное пространство, если работаешь голосом? Если ты работаешь с речью, то возникают вопросы и правильности ударений, и умения формулировать мысли, и уместного использования терминов. С моей точки зрения, необходимость грамотности — это очевидная вещь. Язык является одним из инструментов работы журналиста, и как его не знать?

— В Высшей школе журналистики преподавание языков будет усиливаться?

— Да, мы будем усиливать это направление. Ректор одобрил наше предложение со следующего года перевести бакалавриат из академического в прикладной, то есть усилить практикоориентированную составляющую образования. Первые год-полтора студентов надо накачивать теоретическими знаниями, чтобы заложить фундамент, на котором потом возводить надстройки.

Фундамент — это право, экономика, политология, спецпредметы, родной и иностранный языки, и я настаиваю, чтобы мы давали первичные математические знания, которые все-таки способствуют развитию системного мышления. Не секрет, что трагедия многих журналистов, вроде неплохих, состоит в том, что они не умеют системно мыслить. Кстати, через год мы планируем создать магистратуру международной журналистики по проблематике Ближнего и Среднего Востока. Это будем делать во взаимодействии с Институтом востоковедения и международных отношений. Своих специалистов уровня Сейфуль-Мулюкова надо растить. И тогда опять встанет вопрос знания языка. А еще будет открыта магистратура по медиааналитике.

«НУЖНО СОЗДАВАТЬ ПРОГРАММУ РАЗВИТИЯ ТАТАРОЯЗЫЧНОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ»

— Чему особенному учат на кафедре татарской журналистики, кроме татарского языка?

— В основном это культурологическая составляющая, умение работать с татароязычной аудиторией, хотя, конечно, набор предметов очень схож. В комментариях под статьей «БИЗНЕС Online» кто-то написал: «Даешь отдельную татарскую журналистику!» Но если ты хочешь профессионально работать на медиарынке, то должен обладать одинаковыми знаниями, отличие только в том, на каком языке ты работаешь. И на татарском языке надо писать не менее профессионально, чем на русском.

На татарском языке — это не значит более убого, это точно такого же уровня, может быть, даже лучше, потому что журналист должен «затачиваться» на работу с диаспорами, которые рассеяны по миру и имеют там свои ментальные особенности, обусловленные тем, что люди живут в других странах очень долго. Специалист должен очень тонко это улавливать.

Это целая подпрограмма — как вывести на более высокий уровень кафедру, занимающуюся подготовкой специалистов на татарском языке. Там небольшое количество бюджетных мест, а люди, которые хорошо владеют татарским языком и готовы идти работать в татарское медиапространство, традиционно не очень обеспечены материально, они приезжают из сельской местности, из малых городов, и бюджетные места в других институтах их подкупают. Мы теряем очень талантливых абитуриентов. Считаю, нужно работать с потенциальными работодателями по части определения количества целевых мест. И вообще, нам нужно создавать программу развития татароязычной журналистики, иначе через несколько лет специалистов на этом рынке вообще не останется.

— Вы сказали, что бюджетных мест мало. А сколько это мало?

— В этом году бюджетных мест по журналистике было 10, и мы по 5 разделили между татарской журналистикой и периодической печатью. На следующий год у нас останется 8 мест, и мы по 4 отдадим на татарскую журналистику и электронные СМИ. А все остальное — это контракт. И еще есть 8 бюджетных мест по кафедре связи с общественностью и прикладной политологии.

«ПОТРЕБНОСТЬ В ЖУРНАЛИСТАХ НА РЫНКЕ ТОЛЬКО ВОЗРАСТАЕТ...»

— И сколько студенты платят?

— В среднем 100 тысяч рублей в год. Телевидение чуть дороже — там 110 тысяч. Заочники платят примерно в половину меньше. В магистратуре — более 100 тысяч.

— Стоит ли полмиллиона рублей платить за пять лет обучения с негарантированным результатом на выходе? Мы же с вами понимаем, что 90 процентов выпускников по уровню образования и навыков не способны работать в журналистике...

— Во-первых, надо строже относиться к приему абитуриентов, во-вторых, в процессе обучения отсеивать неуспевающих. Их ведь не отсеивали.

— Что делать тем, у кого диплом есть, а знаний и умения работать нет?

— Вообще, потребность в журналистах на рынке только возрастает.

— Да, в СМИ специалисты требуются. Но вы можете гарантировать человеку, заплатившему вам полмиллиона рублей, что через 3 - 4 - 5 лет обучения он будет конкурентоспособным на рынке?

— Вы сейчас говорите об идеальной модели. Вообще, должен гарантировать. Даже если бы я это гарантировал сейчас, то вы не поверили бы, потому что пока ничего не изменилось. Но уже разработана среднесрочная стратегия развития Высшей школы на пять лет. При этом мы понимаем, что изменения будут идти шаг за шагом.

Что нужно сделать? Первое — вложиться в инфраструктуру, второе — пересмотреть учебные планы, третье — присмотреться к преподавателям. Как я уже сказал, мы начинаем переводить бакалавриат в прикладное обучение, где год-полтора даем студентам базовые знания, а потом идет бóльшая ориентация на практику, но вместе с тем продолжаем давать основательные знания, связанные с языком, технологиями и с профильными предметами.

— Сразу две наши читательницы сослались в своих вопросах на мнение Познера. Первый такой: «Известный телеведущий Познер как-то сказал, что обучать журналистике — самое бестолковое занятие... Если у человека есть высшее образование (а лучше с техническим уклоном), он уже может быть журналистом при условии, что есть зов души... Разделяете ли вы его мнение?» (Лира)

— Все равно надо дотачивать, вносить какие-то компетенции, присущие только журналистике, а зов души должен быть к любой профессии.

— Многие известные журналисты, например Владимир Познер, считают, что журналистами должны работать люди с жизненным опытом, а не юные выпускники журфака. А вы как считаете? (Алия)

— Если речь идет об аналитической журналистике, то, наверное, это не удел молодых. Познеру в его годы хорошо сидеть и вспоминать французских классиков в оригинале. А он побежит делать информационную журналистику о событиях, здесь и сейчас происходящих?


Фото: kpfu.ru

«БЫЛО БЫ ГЛУПО ГОТОВИТЬ «СТЕРИЛЬНЫХ» ЖУРНАЛИСТОВ»

— В одном из интервью после назначения вы сообщили, что необходимо менять систему образования, вносить серьезные коррективы в учебный план и максимально концентрировать практику в стенах самого университета. Почему вы считаете, что практика студентов в городских и республиканских СМИ себя не оправдывает? Практикой внутри университета вы ограничиваете возможности студентов еще со студенческой скамьи создавать базу собственных контактов экспертов. (Николай)

— Во-первых, никто не собирается закрываться от медиапространства. Было бы глупо готовить «стерильных» журналистов. Другое дело — подготовить студентов к практике в реальных СМИ. Ведь для чего создаются у нас шоу-рум, ньюс-рум, мультимедийные студии и аудитории? Для того, чтобы, прежде чем пойти на практику в СМИ, человек в вузе прошел практику медиадеятельности. Вот как некий эталон прошел. Не в том смысле, что мы лучше работаем, чем реальное СМИ, а чтобы студент мог попрактиковаться на всех участках работы ньюс-рума — и как корреспондент, и как редактор, и как корректор.

Кстати, параллельно можно создавать собственные СМИ, рассказывающие о деятельности университета и тех структур, к которым мы не равнодушны в этой жизни, выпускать их в большое пространство. Какие-то сайты и сейчас есть, но они замкнуты сами на себя: люди что-то пишут и пишут, а как пишут — никто никаких оценок им дает. Никто не увидел — и хорошо! Нет уж, студенты должны в конкурентную среду погружаться и биться там за читателя! Они должны демонстрировать себя, чтобы СМИ их видели и знали, какой «выхлоп», как реально продвигается индивидуальная и групповая подготовка студентов, как совершенствуется их стиль. Все это должно быть в публичном пространстве.

— Вы уже создали свои СМИ?

— Пока нет, но создадим.

— А тема какая будет?

— Образование, молодежь, культура, экономика, политика — то, что близко и интересно студентам.

— И практика студентов будет проходить в рамках ваших СМИ?

— На первом этапе — да, а когда продукт созреет, потребуется большая практика. Единственное, что мы оговариваем, — это наличие аккредитованных площадок для практики. Так строится кластерный подход во взаимоотношениях вузов и работодателей. Есть разработанные паспорта для аккредитации таких площадок. Мне кажется, это удобно и нам, и вам. В том, что, например, «БИЗНЕС Online» пройдет эту аккредитацию, сомнений нет. Но дело в том, что, когда направляем вам студента, мы должны точно знать, что вы с ним будете делать. И это надо оговорить на берегу.

Но эта система предполагает и обратный процесс: и СМИ должны иметь возможность по определенным технологиям проводить аудит того, что мы в вузе делаем. Чтобы через 20 лет вы все не сказали, что опять готовят не тех, никому не нужных, а на рынке — дефицит кадров... Чтобы публично, открыто, своевременно, просто по ходу работы с нашими потенциальными выпускниками вы могли выдавать не обидные замечания, а те самые, которые будут позволять и обязывать проводить необходимые коррекции в процессе фундаментального образования. Такое двустороннее движение должно быть налажено. Никто никого не выпустит на большую дорогу, пока не сдано вождение — практика.

— Как вы считаете, солько практики должно быть?

— Я хотел бы, чтобы практика была на протяжении всего периода обучения. Но я всем оговариваю: это не предполагает освобождения от занятий.

— Сколько часов в день студент может быть на практике? Это нормально, когда полдня он занимается, а полдня работает?

— Вполне. Но студент должен строго посещать все занятия и сдавать контрольные знания. А ведь сейчас что они делают? Они приносят освобождение от посещения занятий. Спрашиваю: и по какой причине такое счастье? Отвечает: я работаю. Где? Например, называют Медиа Арт Галерею. И чему тебя там научат, что более ценного ты можешь узнать там, чем в вузе? Отвечает: там интереснее. Это, конечно, нам плюха, значит, надо по-другому выстраивать образовательные процессы, чтобы мотивировать студентов.

— На работе платят деньги...

— Это, конечно, мотивация, с другой стороны, если надо работать, чтобы зарабатывать на образование, а вуз только «мешает» делать это, то я отвечаю так: лучше пойти в переход и купить диплом, где тебе все оценки проставят. Но если ты все-таки хочешь получить образование, если хочешь стать профессиональным и востребованным в перспективе, то ты должен отучиться в вузе и получить необходимые компетенции, ведь этими знаниями ты будешь козырять всю жизнь.

А еще лучше периодически возвращаться в стены университета в целях переподготовки, дополнительной и специализированной подготовки. Кстати, такой возможности для медиа сегодня нигде нет. Кто только не проводит левые курсы, а системной работы вузов в этом направлении нет.

«НАЧАЛИ ФОРМИРОВАТЬ (ПЕРВЫМИ В РОССИИ!) ИНКУБАТОР ИДЕЙ»

— Вы планируете создать все виды СМИ: телевидение, радио, электронную и печатную газету?

— Печатная газета в КФУ уже давно существует — «Казанский университет». Просто проблема в том, что пока не налажено взаимодействие между существующими инструментами в университете. И ректор постоянно к этому призывает: взаимодействуйте друг с другом, зачем вы открываете новые горизонты там, где они открыты, где уже можно всем пользоваться, активно друг с другом сотрудничать, совместно использовать интеллектуальные и материальные ресурсы?.. И по медиасоставляющей в университете уже есть много инструментов, просто они пока плохо используются в практико-ориентированной подготовке медийщиков.

— И свое университетское телевидение уже есть?

— Да, там небольшой штат, они создают контент, который больше связан с внутренней деятельностью университета: сопровождение конференций, публичных мероприятий, открытых лекций и т. п. То есть делают то, что не требует больших затрат.

— Фактически они просто делают видеозапись мероприятий?

— Да, а также ведут онлайн-трансляцию. Но там есть и несколько программ, которые делают в том числе и с участием студентов. Но эта работа со студентами пока несистемна. Но вы видели бы, как горят глаза у студентов, им так это нравится! Пока еще не пропал интерес, пока много идей, в том числе авантюрных, мы должны работу со студентами на университетском телевидении систематизировать. Еще раз отмечу, что наличие столь сильного телевидения в КФУ — это наше конкурентное преимущество.

В связи с тем, что могут появляться идеи, труднореализуемые в силу необходимости привлечения дополнительных инвестиций, технологий, каких-то особенных кадровых ресурсов, с 1 октября мы начали формировать (первыми в России!) инкубатор идей. Интересных и перспективных с нашей точки зрения идей, чтобы их внедрить в рамках университетского телевидения, пополняя его контент нестандартными программами. Либо они станут интересными для большого медиаполя и могут быть капитализированы. Поскольку для их создания нужны определенные вложения и время, идеи будут размещаться в медиаинкубаторе, под них будут подтягиваться ресурсы, но не университетские. И дальше по обычной технологии бизнес-инкубатора медиаидеи, как стартапы, будут проходить определенные этапы. И если процентов 10 из них будет внедряться, то, думаю, будет хорошо, ведь сегодня отечественное телевидение не блистает инновационными, необычными, новыми программами. В основном это западная франшиза, быстро адаптированная под нашего зрителя. Своего ничего нет! Все об этом говорят, пишут, ругают... Наш медиаинкубатор может позволить решать вопрос с новыми оригинальными программами, компании будут создавать свое, не спеша. Ведь телекомпании связаны с рейтингами, нехваткой денег, кадровой политикой и т. д. У них куча проблем здесь и сейчас, а работать на перспективу, на стратегию им некогда.

— Электронная газета у вас будет? Именно газета, а не сайт Высшей школы?

— Чтобы соревноваться с вами? Это бесполезно! Планов может быть громадье... Может быть, не аналитика, но хорошо бы, чтобы у студентов появлялись материалы развернутого формата, но для этого надо еще в них заложить достаточную базу знаний. Если это будет появляться на нашем интернет-ресурсе — здорово. Сможет ли это конкурировать с большой журналистикой? Вряд ли. Да и не надо. А вот если бы потом данных специалистов передать в большую журналистику и СМИ были бы ими удовлетворены, это да. Уверен, университет по-прежнему может генерировать то, что потом выйдет на рынок как самодостаточный продукт или новый игрок. Как это было в начале 90-х, когда творческая группа, сформировавшаяся вокруг университетского телевидения, стала костяком новой телекомпании — «Эфир».

«ЕСТЬ АМБИЦИОЗНАЯ ЗАДАЧА ОТКРЫТЬ МЕДИАЛИЦЕЙ В КАЗАНИ»

— Сейчас в гимназию, где я работаю, в 10-й класс пришел способный мальчик, который мечтает поступить в КГУ на факультет журналистики. Целесообразно было бы отслеживать, выявлять таких детей, проводить мастер-классы, конкурсы на уровне республики. А у нас, кроме конкурса «Золотое перо», ничего и нет. (Князева Вера Александровна)

— Мы это планируем делать, довузовская работа — отдельный блок в нашей стратегии. К сожалению, в последние годы данная работа сводилась только к нескольким позициям — работе Школы молодого журналиста с не очень понятными перспективами и конкурс «Золотое перо — Алтын каләм». Сейчас мы говорим, что надо кардинально изменить эту работу, наладить поиск неординарных школьников. Кстати, их очень много. Как ни странно, главы администраций, которые хотят продвинуть свои районы, даже уже с официальными предложениями выходят к нам, чтобы открыть у них медиаклассы. Школы-то хорошие построены во многих районах и городах республики, и в них есть возможности создать специализированные классы, чтобы концентрировать ребят, которые дальше с большой долей вероятности посвятят свою жизнь медиасфере.

— Вы будете создавать медиаклассы?

— Будем. Более того, в стратегии у нас есть амбициозная задача открыть медиалицей в Казани. Не знаю, поддержит ли эту идею ректорат. Стратегически, может быть, поддержит. Такого в России пока нет. Надо вообще со всей страны собирать талантливых детей. На один лицей их точно хватит. И надо сделать так, чтобы выпускники лицея оставались у нас, продолжили учебу в университете. По его окончании или разъезжались по всей стране, являясь отчасти проводниками наших взглядов на мир, нашего мироощущения, или оставались здесь, усиливая местную медиасреду. А когда у них будет возникать желание повысить квалификацию, вновь возвращались бы в Казанский университет. Такую систему надо выстроить.

Что касается правил «Алтын каләм», то их тоже надо менять. О том, что конкурс требует серьезной корректировки, мы говорили с Риммой Атласовной Ратниковой (председатель союза журналистов РТ, вице-спикер Госсовета РТ — прим. ред.).

Вообще, я вижу поток родителей, которые приезжают в КФУ из разных городов, чтобы узнать, что такое мы «замутили». Пока приезжают из окрестных городов — Ижевск, Ульяновск, Уфа. Причем дети учатся еще в 8-м классе, а они уже готовы их здесь как-то «прислонить» к тому будущему, что мы сегодня декларируем как развитие Высшей школы журналистики. А наши местные ходят и спрашивают: а нельзя как-то документально зафиксировать, чтобы в школах под вас готовили?.. То есть востребованность есть.

— Имеются ли четкие механизмы, достигнутые соглашения с работодателями по вопросу трудоустройства выпускников Высшей школы? (Айдар)

— Пока нет. Но мы этого достигнем, изменяя подходы к практикам студентов, к их взаимодействию не только c редакциями СМИ, но и со структурами, занимающимися медиааналитикой, с пресс-службами и PR-службами предприятий, с рекламными компаниями. А какой сейчас спрос на специалистов на рекламном рынке! У нас же все рекламщики еще с 90-х годов остались, а сама реклама в своем прежнем виде гикнулась. Да, приезжают спецы и рассказывают, как делать рекламу по-новому, но это никак не меняет мировоззрение местных рекламщиков и рекламодателей.

Мы планируем открыть свое рекламное агентство на базе лаборатории рекламных технологий, чтобы студенты получали не только теорию, но и имели возможность отрабатывать инструменты, а потом целыми группами выпускники могли бы приходить в компании, в СМИ. Думаю, от специалистов, вооруженных современными технологиями рекламного рынка, владеющих несколькими языками, знающих специфику средств массовой информации, никто не откажется. Таких специалистов сегодня на рынке просто нет, их никто не предлагает.

Вопрос о том, что нужно налаживать взаимодействие с потенциальными работодателями, но уже в новых форматах, — это задача ближайшей перспективы нашей деятельности. Ближайшей! Тут нельзя затягивать.

«СОСТОЯНИЕ НАДЕЖНОСТИ СЕГОДНЯ В КФУ ОЧЕНЬ ВЫСОКОЕ»

— Что сегодня происходит в университете? Разговоры противоречивые ходят... Видны очевидные успехи Гафурова: поднял зарплаты, привлек инвестиции, проводит реконструкцию и строительство зданий. То есть идет процесс созидания. Но есть и критика со стороны некоторых профессоров, есть брожение мнений о методах и целях работы. Как вам лично в университете?

— Я не почувствовал никакого дискомфорта. Когда Гафуров спросил у меня как-то при встрече, как мне в университете, я сам не ожидал, что скажу это: мне обалденно комфортно... Я получил такой объем свободы, причем и в мыслях, и в действиях! Я получил такой круг общения, которого не было раньше. В том числе и вольнодумцы совершенно разных взглядов и интеллекта, даже разных эпох. И при этом такой спектр задач, которые ты сейчас и сам можешь генерировать! Я спать стал спокойно! Мне перестали сниться безумные сны! У меня появилось состояние какой-то внутренней надежности, уверенности в том, что делаешь не зря и не впустую.

Университет — это под 60 тысяч человек, огромный комплекс зданий, 200-летняя история, и управлять этой махиной, наверное, можно только нестандартными методами руководства. Как только в университет приходил сильный руководитель, там начинался расцвет. Даже при Лобачевском состояли люди, которые очень жестко сопровождали его деятельность, чтобы не снесло... Управлять этой махиной с гигантской стратегической задачей и перспективой может только очень сильный, нестандартный руководитель. А там, где сильное и нестандартное, это не всем нравится. Состояние надежности сегодня в КФУ очень высокое.

— А место для дискуссий есть?

— На заседаниях ректората звучат разные мнения, бывают острые дискуссии. Когда ректор говорит журналистам, что не он один и не всегда просто принимает решение, — это абсолютно точно. Бывают серьезные битвы! Во всяком случае, мне это нравится. В спорах рождается истина, и эти споры в университете идут. Другое дело — первое лицо должно привести спорящих к консенсусу. Иначе как работать дальше? Вот этот талант у ректора есть.

«ПРАВДА СТАНОВИТСЯ ЛОЖЬЮ, КОГДА СКАЗАНА НЕ ДО КОНЦА...»

— По вашему мнению, сегодня в стране много СМИ, которые действительно информируют, а не занимаются пропагандой? И много ли в стране журналистов, которые верны своей профессии, а не служат своему хозяину — государству или владельцу СМИ? (Потапова Анна)

— Честно говоря, сегодня уже все носит пропагандистский характер. Но мы все-таки должны учить профессионализму, а не идеологии. Считаю, идеология вообще должна уйти из стен высшей школы. Но есть две вещи, на которых я настаиваю. Первое — это патриотизм, любовь к Родине, к тому месту, где живешь. Пусть тебе не все здесь нравится, но это не повод выходить на борьбу с недостатками под иностранным флагом. Мы граждане либо этой страны, либо не этой страны. Второе — очень хочется, чтобы было отношение к своему университету как к альма-матер.

— А как вы собираетесь прививать патриотизм будущим журналистам?

— Ну специально патриотизм не прививают же... А вообще, это более плотное знакомство с литературой, с родным языком — русским или татарским. Это более плотное знакомство с историей страны и историей политических воззрений. И не надо ничего прятать! Если ты даешь спектр либеральных взглядов, то надо давать и весь спектр антилиберальных. И надо понимать, что все это — это такая Россия. Другого тут нет. Если бы кто-то придумал универсальный способ воспитания патриотизма...

...Что касается больших жанров журналистики — мнений, аналитики, то в ней пропаганда так или иначе присутствует. Другое дело — информационная журналистика. Вот туда пропаганду привнести — надо быть полным дураком. Ну провалился асфальт и провалился. А вот когда мы пойдем в аналитику, почему асфальт провалился, вот там мы чуть-чуть в пропаганду впасть можем, потому что нам надо будет поймать «крайнего».

— Но ведь можно писать только про то, как кладут асфальт, а не про то, как он проваливается. Сообщать только про хорошее, а негативное умалчивать — это тоже своего рода пропаганда.

— Да, это тоже один из приемов пропаганды. Правда становится ложью, когда сказана не до конца...

— А патриотизм по отношению к Татарстану вы планируете прививать?

— Конечно, будем прививать! Более того, как я уже сказал, мы планируем создать медиалицей, чтобы со всей России собирать таланты. А медийщики — это агенты влияния, которые на десятилетия вперед выходят на всю страну. Они после обучения в Казани поедут в разные регионы страны и станут проводниками наших идей. Мы так гордимся стратегией «Татарстан-2030», а отъедешь на несколько километров от республики — кто о ней знает? Ничего там не знают! Потому что там в медиапространстве никто о ней не говорит, не приводит в пример.

«СОЗНАНИЕ У ПОЛИТИКОВ МЕНЯЕТСЯ, ПРИЧЕМ У ПЕРВЫХ ЛИЦ БЫСТРЕЕ»

— Как вы считаете, излишнее проявление цензуры — это своеобразная борьба с инакомыслием? Или у вас другой вариант ответа? (Князева Вера Александровна)

— Цензура есть вполне легальная — в рамках борьбы с терроризмом. Есть самоцензура журналиста или редакции. Но есть и талант журналиста — можно сказать так, что все всё поймут. На телевидении картинка с текстом порой так расходятся, что все всё понимают.

— Но негласная цензура со стороны власти у нас все-таки есть?

— При наличии социальных сетей введение классической цензуры неэффективно. Все равно все просочится. Причем не в той интерпретации, которая власти нужна. Поэтому уж лучше самому все рассказать в нужной тебе интерпретации.

— К сожалению, не все представители власти это понимают.

— У них отношение к контролю СМИ сформировалось давно, в 90-е годы, и не все понимают, что технологии-то развиваются очень быстро... Помню, Равиль Фатыхович Муратов (первый заместитель премьер-министра РТ в 1995 - 2013 годах — прим. ред.) привез из-за рубежа мобильный телефон — огромную трубу. И я написал тогда: это скоро будет лежать в кармане у каждого мальчика, мама сможет быть с ним всегда на связи... Так меня после этой публикации вызвали и «вставили», сказав, что этого никогда не будет! А вот прошло совсем немного времени, и это стало реальностью. Технологии ушли вперед, а сознание у многих осталось в прошлом.

— Как считаете, когда журналистам было легче работать — в 90-е или сейчас?

— В 90-е было безответственнее работать.

— А политический класс по отношению к журналистам как-то меняется?

— Мне кажется, что меняется в сторону большего понимания и адекватности своих действий, того, что реально диктуют медиасреда и новая система коммуникаций, и влияния этой системы на твою же политическую деятельность, потому что сегодня СМИ можно рассматривать как равного и самодостаточного участника любого социально-политического процесса. Политики начинают понимать, что сегодня без СМИ невозможно очень многие вещи реализовать, а некоторые вещи могут быть просто заблокированными, если заранее не проведешь «артподготовки».

Сознание у политиков меняется, причем у первых лиц быстрее в силу их большей информированности и в силу того, что они сами все время на острие СМИ находятся. А средняя прослойка чиновников, которая самая массовая, конечно, тяжелее воспринимает новое. Но при этом она чаще первой доходит до ушей начальников... Время требуется. Но прогресс все-таки есть.

— Порой очень трудно определить грань между пиаром и журналистикой, которая все больше носит аганжированный характер. Кто сегодня больше нужен власти — журналисты или политтехнологи, пиарщики? (Р. А.)

— Если говорить о профессионалах, то, считаю, не хватает у нас ни журналистов, ни пиарщиков... А вообще, одно другое продолжает: политтехнолог разрабатывает некоторые стратегии, тактики поведения в тех или иных ситуациях либо в решении тех или иных задач, проблем, а дальше это надо реализовывать через реальные медиа и журналистов. Так что нужны и пиарщики, и журналисты. Если не будет правильно выстроена стратегия и тактика поведения в медиапространстве, то можно наткнуться на очень большие проблемы даже с лояльными власти медиа. Если же с точки зрения политтехнологии все правильно выстроено, а медиарынок настолько не профессионален, то все можно провалить, даже работая за деньги.

«У ТНВ ДВЕ МИССИИ, ТРУДНО СОЕДИНИМЫЕ, И НЕТ СТРАТЕГИИ РАЗВИТИЯ»

— Многие критикуют наш главный республиканский телеканал «ТНВ». А вы как оцениваете его работу? Вы ведь много лет на телевидении параллельно работаете, знаете эту кухню. Как считаете, какие меры могут повысить качество передач и популярность у зрителей? (Д. Хайрутдинова)

— Дело не только в ТНВ — сегодня у нас нет ни одного телеканала, к которому у телезрителя не было бы претензий, нет телекомпании, которая производила бы контент, в полной мере отвечающий всей аудитории. Когда нам говорят, что надо тянуться до федерального уровня, то и там такие же проблемы.

У ТНВ же изначально сложная диспозиция, поскольку он выполняет сразу две миссии: с одной стороны, по факту является главным государственным каналом республики, с другой — выполняет миссию быть единственным, уникальным в своем роде, телеканалом всех татар мира. Две миссии, трудно соединимые. К тому же это спор о языках вещания, ответ на который никогда не будет найден. Если сделать канал татароязычным, то, во-первых, он не будет выполнять задачи госканала; во-вторых, татары за пределами республики зачастую не знают татарского языка, тем более литературного.

Вот про ТНВ говорят: всегда поют, пляшут... Многие поют и пляшут, но здесь ведь вопрос зеркала. Недавно президент РТ сказал об уровне тех, кто поет и пляшет. Уже на этом уровне говорят о проблеме!

В критике ТНВ много персонификации. Мне кажется, эти проблемы относятся ко многим нашим медиаобразованиям, а не только к ТНВ. Ни у одного из них нет стратегии развития. Никто из них в лице учредителей не поставил перед собой задачи сесть и сформировать стратегию: какова все-таки миссия телеканала, какие аудитории и с какой целью он собирается завоевывать. В соответствии со стратегией надо поставить задачи и искать пути их решения. И тогда возникнет вопрос, кто способен их решать. Может быть, имеющийся персонал вполне справится, только надо прописать функционал. Может быть, кем-то дополнить. Трудно найти ответы на вопросы, пока не появится осознанная стратегия, продекларированная через общественные дискуссии и экспертные оценки. Высшая школа журналистики могла бы стать площадкой для такого обсуждения. А если не поставлены стратегические задачи, менять Иванова на Сидорова — это дело бесполезное.

«ОПЯТЬ ВСТАНЕТ ВОПРОС: ЧТО С ЭТИМ КАНАЛОМ ДЕЛАТЬ?»

— Ваша точка зрения: зачем властям республики понадобился телеканал «Татарстан-24»?

— Мы же с вами знаем, что конкуренция — это хорошо...

— Конкуренция в одной голове? Зачем еще один телеканал, если есть ТНВ? Наверное, лучше было бы его накачивать финансами и кадрами?

— Это опять вопрос к основным учредителям — за какую аудиторию они бьются, какие задачи ставят.

— Опять концептуальная ловушка?

— Да, потому что через некоторое время опять встанет вопрос: что с этим каналом делать? Я не думаю, что даже при всей родственности «Эфира» и канала «Татарстан-24» первый отдаст пальму своего первенства в борьбе за зрителя. И если мы говорим об интересах государства, то проще, мне кажется, работать с «Эфиром» напрямую, найдя для этого определенную форму, чем создавать параллельно еще одно государственно-частное партнерство.

— Вам не жалко телеканал KZN, где вы столько лет передачу вели?

— KZN жалко. Об успехе канала судить не мне — для этого есть рейтинги, эксперты, но то, что он создавал конкурентную среду в информационном пространстве Казани, — это хорошо. Может быть, ему надо было развиваться более нишированно, оттачивая свой стиль. Вот когда сетевым партнером KZN была «Звезда», ниша была более четко обозначена — это аудитория определенного возраста и мировоззрения. А потом ниша, к сожалению, стала размываться. Можно было бы еще находиться в поиске, да и конкуренция на телерынке не помешала бы. Кстати, конкуренция среди телеканалов гораздо слабее, чем в интернете и даже чем на печатном рынке. Поэтому вот вам и результат — там и тут появляются вопросы...

— Как оцениваете переход Мадины Тимерзяновой на ТНВ? Новости усилились?

— Однозначно, у нее это хорошо получается. Она сильнейший организатор, человек высокой компетенции. Она из разряда тех, кто в жертву приносит все вокруг во имя достижения тех задач и целей, которые она ставит в работе. В хорошем смысле — трудоголик. И таких людей на любом телеканале должно быть много.

«КАЖДОЕ СМИ ДОЛЖНО ИМЕТЬ СТРАТЕГИЮ СВОЕГО РАЗВИТИЯ»

— Каково будущее печатных медиа? (Ахмедов)

— Это вопрос из той же области, что и про ТНВ. Никто не хочет начать дискуссию на данную тему, но это надо сделать и общими усилиями попытаться найти ответ.

— Наверное, в первую очередь речь идет о СМИ, которые финансируются из бюджета, и их учредитель должен инициировать дискуссию о путях печатных изданий?

— И учредитель, и общественные формирования.

— Как считаете, новый руководитель ОАО «Татмедиа» Андрей Кузьмин справится с вызовами времени?

— Пока не будет принято полноценной, максимально одобренной и принятой всеми заинтересованными сторонами стратегии развития, что он сможет сделать? Не знаю. Каждое СМИ должно иметь стратегию своего развития, и из этих фрагментов сложится стратегия всего медиапространства. А куда будет двигаться вся эта махина, во многом зависит от медиаобразовательной и научно-исследовательской среды. Хорошо бы только ее раскачать и заставить работать.

— В этом смысле вам и карты в руки...

— Кто-то должен взять на себя миссию попытаться радикально изменить медиаобразование. Это не я взял на себя такую миссию, это все-таки решение ректора КФУ. Это его большой риск. Но если сейчас ничего не сделать с медиаобразованием, то мы в будущем будем иметь большие проблемы с журналистскими кадрами.

— Возглавив Высшую школу журналистики, вы можете оказаться в роли стрелочника...

— Да, тут ответственность ни на кого не переложишь... Но зато это так интересно! Я потому и нахожусь в восхитительном состоянии, несмотря на то что предстоит гигантский пласт работы. И ответственность огромная. Но чувство авантюризма у меня всегда было...

— Что касается авантюризма, есть такой вопрос нашего читателя Бориса: «В 2001 году вы приезжали в Гудермес, где я вам показывал изъятые боеприпасы и оружие. Вы готовили репортаж. Я так и не прочитал его. С удовольствием бы это сделал, если дадите ссылку».

— Во вторую чеченскую кампанию я там бывал раза четыре. После каждой поездки делались серия телевизионных репортажей в программу «Республика: итоги недели» на едином в то время телеканале «Татарстан» и серия репортажей в разных печатных СМИ. Эти сюжеты и публикации находятся в архиве и пока еще не оцифрованы. У меня есть идея самостоятельно их оцифровать и выложить в открытый доступ, потому что это ценнейший архив, там много уникальных съемок. Это 10-летний отрезок времени — с середины 90-х до середины 2000-х.

«Я УМЕЮ ВЫХОДИТЬ ИЗ-ПОД УДАРА»

— Вас не так давно наградили медалью «За доблестный труд». А вы считаете свой труд на посту главы «Татар-информа» в частности и в журналистике вообще доблестным? И почему? (Николай)

— Конечно, это вопрос тому, кто давал медаль... Мы все вместе совершили одно очень доблестное дело: сохранили для республики информационное агентство «Татар-информ». Рашид Галямов это начал, потом я как мог продолжил. А когда появился «БИЗНЕС Online», мы помогли «Татар-информу» найти свою нишу в информационном пространстве, чтобы не влезть в конкуренцию с электронной газетой. В этом смысле можно говорить, что медаль можно было бы разделить пополам...

...Я начинал свою карьеру корреспондентом-социологом в «Вечерней Казани», по предложению Андрея Петровича Гаврилова (первый редактор газеты «Вечерняя Казань» — прим. ред.) перенес социологию в массы. И мы провели первое социологическое исследование — о социально-экономическом самочувствии Татарстана. В начале 90-х все бурлило в общественном сознании, и тут мы со своим исследованием... Помню, даже были такие, кто призвал осудить нас за то, что позволили себе заниматься социологией. Оказывается, чтобы проводить социсследования, надо разрешение Госсовета... А сегодня социология — один из важных инструментов в принятии решений. Я считаю неплохим своим достижением тот факт, что нам удалось социологию привнести на страницы наших СМИ. И много еще чего...

— Кем сейчас работает в школе журналистики ваш сын? Как вы относитесь к тому, что студенты считают устройство на работу собственного сына безобразием? (Николай)

— Мой сын в Высшей школе не работает, он туда и не просился. Сейчас у него есть несколько предложений трудоустройства в Москве от хороших компаний. У нас в Высшей школе нет своего штатного фотографа и нет денег нанять его, поэтому я иногда прошу Максима пофотографировать наши публичные мероприятия. Может быть, поэтому кто-то решил, что он у нас работает.

— Деньги сыну платите за эту работу?

— Какие деньги?! Есть в жизни минуты, когда дети должны воздать родителям за то, что они родители... (Смеется.) Нет, это сугубо гуманитарная миссия с его стороны. Сын с 13 лет таскал штатив, снимал, монтировал, прошел весь цикл телевизионного производства. Он хорошо знает интернет, IT-технологии, блестяще владеет английским языком, причем со знанием специфической терминологии — технологической, медицинской, инженерной.

— Был ли в вашей практике случай, когда Толчинский-журналист возобладал над Толчинским-политиком, администратором? (Р. А.)

— Такие моменты точно были. Как журналист я порой что-то делал, потому что это было интересно или жизненно важно, а как администратор понимал, какие задачи передо мной стоят...

— И что за это было Толчинскому-администратору?

— О, со мной это сложно проделывать! Хотя попытки и поворчать, и поругаться, конечно, были.

— А что спасало? Железная аргументация?

— И аргументация, и особенности характера. Когда кто-то пытался давить, шуметь, меня спасало то, что я много знаю из области психологии и умею это применять на практике — умею выходить из-под удара.

— Как часто читаете «БИЗНЕС Online»?

— Читаю ежедневно раз 8 - 10 в день. У вас есть еще и фишка, которая называется «Комментарии»! Причем вы ее очень удачно модернизировали — отмечаете другим цветом новые комментарии. Читать их — очень увлекательное занятие!

— Спасибо за обстоятельный разговор. Успехов вам!