Салават Щербаков: «Визит Екатерины Великой в Казань – это было таким европейским событием»

Салават Щербаков с макетом памятника «Вежливым людям», который сейчас стоит в Симферополе Фото: ©Илья Питалев, РИА «Новости»

«МОЙ ОТЕЦ РОДИЛСЯ НА ЮЖНОМ УРАЛЕ, ОН НАПОЛОВИНУ БАШКИР, НАПОЛОВИНУ ТАТАРИН»

— Салават Александрович, думаю, надо начать наше интервью со знакомства читателей с вами. Расскажите, пожалуйста, где вы родились и как занялись скульптурой. Это было осознанным увеличением с детства или случайным выбором?

— Я родился в Москве. А мой отец родился на Южном Урале в Оренбургской области, он наполовину башкир, наполовину татарин. Отец попал на фронт в 18 - 19 лет из детского дома, потому что родители умерли в голодомор, когда ему было 9 лет. На войне он получил ранение, у него был стеклянный глаз, осколок в голове сидел и шрам через весь лоб. К концу войны отец был лейтенантом, а они могли селиться где угодно. А так как у него родственников на родине не осталось, он поступил в электротехнический техникум в Москве, где и остался. Женился он на моей матери, которая тоже работала в электротехническом институте. А по материнской линии все предки из Москвы или Московской области, причем все из духовенства, священники. Таким образом, я родился в Москве. Мой дед, отец моей матери, был скульптором, он еще до революции этому учился. Его предки тоже занимались изобразительным искусством. Один был крепким иконописцем еще в XVIII веке, прадед рисовал. И все мои родственники — тети, дяди, двоюродные сестры — являются архитекторами или художниками, как и мои дети тоже.

Моя бабушка, когда я был в первом классе, отвела меня в только что построенный Дворец пионеров и школьников на Ленинских горах. Я пришел туда в 1962 году. Так, с 7 лет я начал заниматься скульптурой и занимаюсь всю жизнь: институт, союз художников, сейчас в Академии художеств преподаю, заведую кафедрой скульптуры в Академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова.

— Раз татарские и башкирские корни у вас по отцу, то, думаю, именно он назвал вас Салаватом. Я прочитала, что вы крестились в 23 года. Если не секрет, расскажите, пожалуйста, почему вы выбрали православие? В какой традиции воспитывались?

— Было время советское и атеистическое. Тогда не было большого количества верующих — ни мусульман, ни христиан. Поэтому в основном я получал информацию, скажем так, более народную. Например, отец говорил, что настоящий башкир в четыре года уже сидит на коне, и мне было всегда стыдно, что я не сижу на коне ни в 4, ни в 7, ни в 10 лет. А так я жил в Москве, больше в материнской семье, потому что у отца родни уже и в живых не было, общаясь с великой русской литературой... Я думаю, что это не такой простой вопрос.

Но мой отец, живя в советское время, интересовался своей родиной, старался переписываться с ней, но там уже никого не было. Он даже на пенсии ездил туда, разыскивал, нашел тех, кто помнил его семью, родителей, сестру. У него была всегда ностальгия. Он ее передавал мне. Но из-за перестройки и других событий было не до этого, я держал это в голове, эту ностальгию, интерес. Я только сейчас могу что-то узнавать, в архивах смотреть, этой темой я уже интересуюсь.

Кстати, мы же сделали в Москве памятник Габдулле Тукаю. Он признан лучшим памятником Тукаю. Работали над ним вместе с представительством Татарстана.

«Мы же сделали в Москве памятник Габдулле Тукаю. Он признан лучшим памятником Тукаю. Работали над ним вместе с представительством Татарстана» Фото: gossov.tatarstan.ru

«КАЗАНЬ — ЭТО ВОЛШЕБНАЯ ШКАТУЛКА КУЛЬТУР»

— В Казани вы выиграли конкурс на изготовление памятного знака Екатерине II. Как узнали о конкурсе? Как начинали работу?

— Механика этого процесса обычная. Например, если человек занимается грузоперевозками, то он ищет себе применение. Поэтому и мы отслеживаем конкурсы. Сейчас все работы, к счастью, проходят через конкурсы. Другое дело, можно критиковать конкурсы, где уже все решено. И такие бывают: мы порой придем на конкурс и понимаем, что кого-то вытащат. А бывают конкурсы, когда пройдешь, если сделаешь лучшую работу. Так что конкурсы делятся на честные и нечестные, а те, которые честные, делятся на сделал ты лучше или хуже. Другой загадки нет. Мы в этой парадигме работаем. Сейчас вообще мало блатных прохождений. Могу сказать, что в Казани был честный конкурс, на нем работало много общественников, все выбирали, как я понимаю, с открытым забралом. В результате наша работа победила.

— Как работали над идеей, над тем, что должно быть изображено?

— Тут сразу несколько тем, которые мне интересны. Одна из них — это Казань. Это уже какое-то волшебное место, особенно сейчас, когда доказывается, что город передовой, с большой историей. Это просто интересное место, в котором я не был, а только по картинкам видел. Это и Волга, и Казанский кремль, который известен по истории искусств всем. Даже башня Казанского вокзала в Москве взята Щусевым из башни Сююмбике в Казани. Поэтому город — это интересное место энергии, силы. Мне по крови все равно приятно сделать для Казани памятник, место это родное, хотя я достаточно редко мог контактировать с республикой, но всегда с интересом общаюсь и с татарами, и с башкирами. Вторая тема — это сам сюжет приезда Екатерины в Казань. Хотя меня бы в этом городе интересовала любая тема.

— Даже если бы какого-нибудь хана заказали?

— Конечно. Это же история Золотой Орды — удивительного государства, как там было все устроено изнутри, какие были его действия на историческом поле. В результате это закончилось, как и любая история, интересным взаимодействием, влиянием, вкладом в культуру. Поэтому то государство, которое сложилось в итоге, общее, потому что во время Орды устройство государства Русью осваивалось, даже первую перепись провели монголы уже в XIII веке. Тогда это было большущим геополитическим действием на земном шаре, когда из Монголии произошел взрыв энергии в сторону Японии, Вьетнама, Сирии, Европы, Кавказа. Это же большая история человечества. Понятно, что тогда все со всеми воевали, даже Тверь с Москвой.

Но так как я по происхождению человек евразийский, я и русский, и башкир, то для меня крайне важна история нашей страны. Думаю, мы все полезны друг для друга, веками соприкасаемся, вносим вклад в культуры друг друга. Татары, живя уже в Российской империи, в которую входила и Польша, и Финляндия, и Камчатка, понятно, многое восприняли от империи. А Русь от Орды тоже многое восприняла. Сейчас украинцы почему-то Россию называют Ордой в политическом смысле. Это важная тема для нас, для будущего и для сегодняшнего дня. Пересвет, Челубей, Куликовская битва — это были сюжеты внутри Орды, там и Тохтамыш, и Тамерлан. Это большая интересная драматическая история круче всех Шекспиров вместе взятых.

В мастерской скульптора в Москве Фото: ©Сергей Пятаков, РИА «Новости»

Как в любой семье, где есть дети, братья, важно слово каждого. Слово русского народа и славян колоссально и в мире, и в Европе. Слово татар, которых забыть не может история, тоже важно, они есть, предъявляют себя, есть и вклад, и участие, и взаимодействие в рамках нашего государства. Поэтому я считаю, что важно углубиться в историю. Тем более она полезна для нашего дальнейшего движения в истории. Сейчас совсем другие исторические вызовы: и азиатский, и Китай, и американский, и европейское разложение, которое тоже нависает.

А тут еще один интересный сюжет европейской и мировой истории — Екатерина II. Она вообще немка, кстати. Поэтому ее участие в развитии нашей страны тоже важно. Тем более тут вот какие завязки: что такое Россия — часть Азии или Европы? Что такое те же татары, которые располагаются в Европе перед уральским хребтом? Что такое Германия? Таким образом, это участие всех в геополитическом действе.

Визит Екатерины Великой в Казань носил характер XVIII века, это было таким европейским событием. В городе она встретилась с лидерами-татарами, чтобы поговорить и достичь согласия. Кстати, в России тогда развивался стиль барокко, который присущ также исламу. Поэтому, с одной стороны, тот визит — это веха в деятельности Екатерины, с другой — это событие для самой Казани, после которого пошло дальнейшее развитие наук, университетов, культуры. Это же город, который из себя извергал разные культурные события.

— Какова особенность вашего памятника? Какую идею он несет?

— Я думаю, что это памятник событию, одной из страниц жизни Казани. Хотя, думаю, у города много вех, которые могли бы отмечаться. Этот памятник должен быть достаточно легким, культурным событием, может, даже не столько важно политически, хотя все это отмечают. Это само очарование XVIII века и присутствие французского стиля, который пришел в Петербург, в Казань. А Казань — это волшебная шкатулка культур, которые город в себе накопил: и булгары, и монгольское участие, и ислам, и участие Российской империи, и XX век, и Тукай, и Советский Союз.

«НАС НИКТО НЕ СПРАШИВАЕТ, КУДА УСТАНАВЛИВАТЬ ПАМЯТНИК»

— Несмотря на то что вас признали победителем, все-таки рекомендовали доработать памятник. Как идет доработка и что из себя теперь представляет памятник?

— Конкурс — это всегда некая первая идея. Если она поддерживается, то это не значит, что художник все идеально придумал. Есть еще то, что он недоизучил, что должно быть донесено. Поэтому есть стадии концепции, идеи, потом идет стадия эскиза, далее рабочие модели, проекты, а потом уже исполнение. Сейчас пока идет собирание идей. Вряд ли я конкретнее что-то расскажу. Однако мы стараемся идти поступательно, чтобы к финишу памятник раскрывал Казань, одну из страниц ее истории. Конечно, сейчас династия Романовых в Европе, но им, я думаю, тоже будет интересно и приятно, тем более это имеет значение и для всей истории государства.

Макет памятника патриарху Гермогену Фото: ©Антон Денисов, РИА «Новости»

— Ездили уже в Казань, чтобы обсудить памятник с Рустамом Миннихановым или Ильсуром Метшиным?

— Мы работаем официозно, холодно, строго по регламенту, который нам предлагают. Мы показали свой проект, нам написали перечень замечаний. Административно работаем, сверх, куда не положено, не лезем вперед.

— Есть какое-то понимание, когда и где будут ставить памятник?

— Какие-то предварительные договоренности есть. Как обычно бывает? Сначала что-то не уточнено, долго-долго тянется, потом возникает какое-то решение и такой короткий срок, которого не ждали. Получается, сначала долго тянем, а потом надо быстро сделать.

— Есть хотя бы примерная дата установки?

— Я сейчас не могу сказать, но предварительные даты были.

— По месту установки памятника определились? Сначала назывался берег озера Кабан, потом Адмиралтейская слобода, наконец, Пороховой завод. На ваш взгляд, куда бы ваш памятник вписался лучше всего?

— Я думаю, что памятник — это коллективное творчество, а не так, как художник написал картину в мастерской. Памятник делается людьми, не только авторским коллективом. Есть вещи, в которых эти люди компетентнее, чем авторы. Поэтому мы сначала должны понять, куда природное мышление приведет. Нас никто не спрашивает, куда устанавливать памятник. Надо, чтобы люди приняли решение, поняли, чего они хотят. Тогда наша задача как профессионалов обработать это место так, чтобы памятник именно туда вписался. Где-то нужна большая вертикаль, а где-то — большая горизонталь или больше цвета, если это мозаика, что традиционно для ислама, для Казани, а где-то нужен более строгий силуэт. Поэтому это вопрос процесса.

— Когда в Казани объявили, что собираются ставить такой памятник, как всегда, появились противники, которые считают, что Екатерина — это символ империи, которая подавляла все национальные меньшинства и т. д. Как вы думаете, почему идеи увековечить какую-нибудь историческую личность встречают отторжение?

— Я как конструктивист разделю ответ на две части. Я как профессионал принимать участие в полемике, надо ли в городе Баден-Баден ставить то или се, не стал, я бы за город не решал, как и за Казань. Это не дело художника. В Казани есть общественность, видение культуры и истории — это их дело. Если они большинством сочли, что это надо сделать, тогда мы подключаемся, изучаем тему и с удовольствием делаем, то есть действуем позитивно. Или второй вариант — а поучаствую-ка я в этой полемике. Наверно, я бы все-таки не хотел высказываться по этому вопросу, тем более я уже рассказал про историю татар, Российской империи, немцев в виде Екатерины, то есть представил общее видение того, как вижу я и часть людей в Казани. А влиять на общественное мнение Казани в целом — я бы на себя не брал такой ответственности. Поэтому если примет решение Казань, как быть, то мы как исполнители готовы с удовольствием поучаствовать.

— Не боитесь, что какие-нибудь вандалы осквернят памятник?

— Бояться должен не я, а все мы, что есть вандалы, которые что-то оскверняют. Конечно, это всегда плохо.

— Еще над какими-то проектами в Казани работаете? Есть идеи?

Памятник Валентине Гризодубовой Фото: ©Владимир Вяткин, РИА «Новости»

— К сожалению, пока больше ни над чем не работаем, но с удовольствием, если будут предложения, вникли бы в тему и поработали, поскольку город интересный.

— Общественность — это сложное явление, особенно ее вкусы. Например, скульптор Даши Намдаков установил у чаши загса фигуры барсов и зилантов. Эти объекты тоже вызывают много споров. Как думаете, может ли когда-нибудь быть достигнут консенсус? И как вы относитесь к творчеству Даши Намдакова?

— Я к его творчеству отношусь позитивно, поскольку он нашел свое лицо. Он сам, по-моему, бурят, Даши нашел этот дальневосточный язык и Бурятии, и Монголии, и Японии, и Китая. Я считаю, он интересный художник, представляющий в этом жанре свое мировоззрение, свой характер. Он хороший мастер и делает то, что ему интересно и что он может, ведь все мы что-то можем, а что-то — нет. Если бы он делал памятник какому-нибудь писателю, может, у него бы и получилось, но тогда бы ему пришлось преодолевать свое лицо и делать что-то другое. Даши — это художник со своим ярко выраженным лицом.

«ВСЮ ГРЕЧЕСКУЮ СКУЛЬПТУРУ ЗАКОПАЛИ И РАЗБИЛИ, А ПОТОМ ОТКАПЫВАЛИ С ОТЛОМАННЫМИ РУКАМИ, НОСАМИ»

— Мой следующий вопрос, наверно, больше философский. На ваш взгляд, стоит ли увековечивать исторических деятелей и кого выбрать? Как определить, кто из них более достоин? Есть же, например, памятники Екатерине II, но при этом никто не ставил памятник ее мужу Петру III. Или же у нас много памятников Ленину, но нет Сталину, Хрущеву и Брежневу, зато есть Ельцину. Как решать этот вопрос?

— Стоит или не стоит, решают люди, народ. Не нам это решать, мы относимся как к факту того, что есть интерес к личности. А кто может запретить ставить кому-то памятник или не ставить? Кто это говорит? Народ. Петру III вряд ли поставят памятник, он не нужен, но при этом есть его исторические портреты, написанные его современниками. Всегда бывают инициаторы, какая-нибудь группа, которая хочет установить памятник, например, какому-нибудь писателю. И эта группа продвигает эту идеи и ей удается, или, наоборот, люди сопротивляются. Например, группа хочет поставить памятник Бандере на Украине, так и возникает памятник ему, хотя раньше такая идея не проходила. Так что этот процесс похож на природу, которая сама растет и корректируется.

— Вы вспомнили Украину, где уже скинули памятники Ленину. Может, пройдет сколько-то лет, и у нас будут скидывать, например, ваши памятники.

— История имеет много таких примеров. Всю греческую скульптуру закопали и разбили в эпоху раннего Средневековья, а потом в эпоху Возрождения откапывали с отломанными руками, носами и подражали ей. Конечно, сначала ставят, потом выкидывают. Это касается не только памятников, но и литературы, летописей, которые тоже вымарывали, потом писали новые. Мы не можем решить, как надо, но мы можем наблюдать, как происходит.

— А есть ли в истории фигуры, ценность которых не будет оспариваться во все времена?

— Например, есть Гомер или Омар Хайям, есть Шекспир (хотя сомневаются, был он или не был), думаю, Пушкина никто не отменит, разве только придут такие экстремальные времена, когда вообще все отменят. Мы же этого не можем предвидеть. Есть фигура Александра Невского, которого никто не подвергает особой критике, хотя и его подвергают...

— Вот видите, на каждое за всегда найдется против.

— Я тут не являюсь компетентным субъектом.

— Но меня же интересует ваше мнение.

— А наше мнение за все доброе, хорошее, продвинутое, за науку, добро и правду.

«ПАМЯТНИК ВЛАДИМИРУ БУДЕТ ЖИТЬ ДЕСЯТИЛЕТИЯМИ, СТОЛЕТИЯМИ»

— Вы многим историческим деятелям делали памятники (Петр Столыпин, патриарх Гермоген, Александр I, Сергей Королев и др.), но самым, пожалуй, обсуждаемым стал памятник князю Владимиру. Как думаете, почему все-таки нашлись те, кто против?

— Причин может быть несколько. Сейчас у всех желающих есть возможность в интернете что-нибудь высказать. Раньше на кухнях говорили, а сейчас есть интернет для этого. Мотивы у всех разные. Во-первых, острый текущий момент пути нашей страны. Есть те, кто хочет, чтобы страна пошла по такому пути. Даже в Америке пополам разбились все артисты, кто-то Хиллари поддерживает, а кто-то — нет. В интернете гуляет такая шутка: «Где бабуля?» — спрашивает Путин у Трампа. «Я за нее», — отвечает тот. Так они там все передрались.

Поэтому и у нас кто-то верит в нашу страну, а кто-то считает, что она очень плохая и должна стать какой-то другой. Именно это в том числе отразилось на полемике вокруг князя Владимира. Могу сказать, что до сих пор много положительных отзывов, но те, кто был против, продолжают свою черную работу.

— Князь Владимир — это символ какого пути?

Фрагмент памятника российскому государственному деятелю Петру Столыпину Фото: ©Сергей Пятаков, РИА «Новости»

— Для тех, кто учился в школе в советское время, вроде было одно описание, что Владимир — это основатель и создатель русского, украинского и белорусского пути.

— Владимир — креститель Руси. При этом совсем недавно у нас было 70 лет атеизма. Почему сейчас в 2016 году нам потребовался Владимир?

— Я не должен быть каким-то апологетом и бойцом. Все же известно без меня. Не от меня люди узнали, а я узнал от них. Вы же все знаете историю и противостояние, почему Владимир. Владимир в Москве, потому что его потомки управляли Москвой и Русью вплоть до Ивана Грозного. Владимир — это большой исторический персонаж, а историю надо уважать. В России есть большая разнообразная история и много отдельных историй. Вот мы вспомнили про Даши, он продвигает бурятскую эстетику, понимание мира. В Москве вполне логично поставить Владимира, поскольку наряду с империей (назовем это так), где есть и Кавказ, и Украина, и северные народы, и Сибирь, и Поволжье, и мордва, и, разумеется, башкиры, татары, основная идея — это собирание и позитивное взаимодействие, к чему мы все стремимся. Так что в Москве одна из основополагающих фигур этого — Владимир.

— Как вы работали над памятником Владимиру, ведь не дошло до наших дней ни одного подлинного изображения князя? Это была ваша фантазия?

— Об этом легко догадаться. Фотографии появились с первой половины XIX века, до этого их не было. Откуда брали изображения людей? Художники были. А еще был момент, когда художники не рисовали, живописи не было, но были некие изображения. Например, были скульптурные изображения Александра Македонского. А князя Владимира много на иконах. Как выглядит Николай Чудотворец? Есть изображение на иконе. Поэтому все, что было, обычно используют. Наверно, есть персонажи, чьи изображения явно придуманы, то есть их не было при жизни, а потом их додумали. В иконах тоже изображали задним числом. Так что это не какая-то загадка, а обычный рабочий процесс. Я сейчас вижу, что во всей полемике есть политическая составляющая. Но ведь все просто! Есть иконы, на которых Владимир разный, разного возраста. Отбирали то, что надо было. Есть изображения, сделанные до нас. Например, скульптуры XIX века, памятники в Новгороде, Киеве, а есть Васнецов. Мне даже скучно рассказывать. Нет интриги! Вот если будут делать Гомера, то есть скульптурные изображения, сделанные позднее. Такой он был или не такой? Может, вообще не такой. Так что проблемы нет. Вот был, например, Андрей Боголюбский. Какое изображение? Нет его. Раскопали череп, сделали восстановление, а насколько оно верное, неизвестно. Мы долго говорим, а проблемы нет, это всего лишь узкая профессиональная проблема образа.

— В конце концов вы остались довольны местом, где установлен памятник? Я так понимаю, что вы хотели, чтобы он все-таки на Воробьевых горах стоял.

— Место выбрано очень хорошее, замечательное, удачное. Памятник Владимиру будет жить десятилетиями, столетиями, будет таким же туристическим штампом в хорошем смысле. Тем более история этого места, где были снесены дома, не под что другое место не подходило, а оставаться так, как было, тоже нелепо. Место очень хорошее — вот вам и мнение, хотя вы наверняка услышите другие.

— Даже несмотря на то, что памятник пришлось уменьшить в размерах?

— Это нюансы нашей внутренней работы. Неважно, пришлось уменьшить или нет. Важно, какой он сейчас стоит. А пришлось или не пришлось... Это обычная работа. Может, нам и не пришлось уменьшить.

Памятник конструктору ракетно-космических систем Сергею Королеву у Аллеи космонавтов Фото: ©Евгений Биятов, РИА «Новости»

«ПОПАЛСЯ НАМ НА РЕДКОСТЬ УНИКАЛЬНЫЙ ОРГАНИЗМ»

— Не могу не спросить про Владимира Путина. Он бывал на открытии ваших памятников.

— Да, он открывал 5 - 6 памятников.

— Вы с ним встречались только на открытиях или бывали другие встречи?

— Бывало и кроме этого.

— Какое у вас сложилось мнение о нем? И его как историческую личность, как думаете, оценят потомки, захотят увековечить в бронзе?

— Это очень конкретный вопрос. А впечатления — умный, профессиональный, понимающий большие повороты. Очень ответственный груз на него лег в повороте обрушения СССР и последствий, наше предъявление себя на мировой арене: кем бы нас хотели видеть в мире и как мы этого будем достигать. Поэтому я думаю, что это труднейший корабль. Владимир Владимирович в этом случае человек уникальный. Я думаю, таких очень мало. Но я сужу не по своим встречам с ним, а я сужу по деятельности, по телевизору. Я считаю, что редко достается государству правильный выбор нужного человека в этот момент. Я не хвалю, а говорю прямо то, что есть. Попался нам на редкость уникальный организм.

Салават Щербаков во время монтажа 16-метрового памятника святому равноапостольному князю Владимиру на Боровицкой площади в Москве Фото: ©Илья Питалев, РИА «Новости»

«Я ВЫПАЛ ИЗ МОДЫ НА ВИНЗАВОДЕ, А КТО-ТО — В МОДЕ»

— Вы учились в Строгановке. Я думаю, у каждого, будь то скульптор, поэт или живописец, есть свой стиль. Как вы нашли свой? Что в ваших работах выдает перо мастера, то есть служит вашей визитной карточкой?

— Я думаю, что стиль художника складывается из двух вещей. Во-первых, его личной склонности, некой природы — склонен художник к современному искусству или консервативному. Во-вторых, играет роль, какую информацию он получал, как воспитывался. То есть важны склад личности и воспитание. Мне посчастливилось получить очень широкое и глубокое воспитание, мне повезло, что я встречался со значимыми скульпторами, художниками с детства. Если их перечислять, то это все яркие большие имена. Поэтому у меня был выбор, к чему же меня больше клонит. Видимо, я более консервативного, капитального мышления, исторического в каком-то смысле. Скульптура — это большой спектр от классики до очень свободных вещей, как говорится, от Фидия и Родена до Генри Мура и Бранкузи. Я выбрал то, что мне казалось более близким и интересным — это Микеланджело, Фидий, Роден, Опекушин, Мухина. Мне это интересно, хотя я ничего не имею против других направлений, тоже смотрю и стараюсь вникать.

— Вы сами пробовали в других стилях работать?

— Всегда художник, когда начинает, ищет свой стиль. Я после своих поисков постепенно кристаллизовался. Это так же, как если человек одновременно пытается петь и джаз, и частушки, и оперу, и еще что-нибудь, но постепенно получается или оперный певец, или джазовый, или рэпер.

— То есть образцами были Микеланджело...

— Образцами были все, тот же Донателло.

— Вы им поначалу пытались подражать?

— Скорее изучать, подражать им трудно, потому что это гиганты, которым подражать — это все равно что в боксе подражать Мухаммеду Али. Это же непросто.

Владимир Путин и Салават Щербаков на церемонии открытия памятника российскому императору Александру I в Александровском саду у стен Московского кремля Фото: ©Михаил Климентьев, РИА «Новости»

— Знаю, что вы не любите этот вопрос, но я его все равно задам...

— Почему? У меня нет таких вопросов.

— Исходя из ваших интервью, сделала такой вывод. Но все-таки спрошу. Есть ли мода на скульпторов? Я спрашиваю об этом, потому что вас часто сравнивают с Зурабом Церетели, но не в плане творческой составляющей, а в том, что он был востребован при Юрии Лужкове, а теперь большинство знаковых скульптур делаете вы. Так есть ли мода на скульпторов?

— Я думаю, что не бывает такой моды. А бывает некая работа у каждого человека, в которой он может чего-то достигать. Это подготовка, профессиональное укрепление, понимание задач, участие в конкурсах. Конечно, случается, что кого-то тащат, но, думаю, это не основной мотив. Со мной точно не так.

Мы с вами говорили про выбор творческих принципов и честной работы. Например, собирались ставить памятник Александру I, а меня эта тема очень интересует. Само собой, она является большой темой не только для меня, но и для общественности, историков, страны, правительства. Из тех, кто может над этой темой работать и интересуется ей, мы смогли предъявить работу, которая устроила на конкурсе, она оказалась лучшей. Но никакой моды тут нет. Если была бы мода на что-то другое, даже не мода, а надобность, то мы бы не подошли. Скажем, есть такие центры искусства, как Винзавод. Я же туда не подхожу, да мне и не надо. При этом я этой темой тоже интересуюсь, могу на вернисаж прийти, но мне самому это не интересно, и я им не интересен. Так что можно сказать, что я выпал из моды на Винзаводе, а кто-то — в моде.

Я сам был молодым и слышал, как говорят: «Вот, кто-то там в моде, кто-то кого-то тащит». Но это все общественная газетная трескотня, которая не соответствует правде. Так что мы работаем, и нам удалось сделать достаточное количество работ, которые нравятся. Например, в Израиле мы сделали большой памятник Красной Армии, победившей фашизм. Выиграли конкурс, памятник популярен, к нему ходят. В Германии в Баден-Бадене мы сделали маленький памятничек супруге Александра I — принцессе Баденской Луизе. Скажем, в Вязьме сделали памятник расстрелянным немцами десяткам тысяч военнопленных — родственники ходят туда со слезами. Причем тут мода? Тут не мода.

Кстати, смотря в каких кругах мода. Наоборот, в интернете встречаются такие люди, может, их не так много, но у них другие интересы, принципы, они по-другому видят развитие страны, мира. Я у них не в моде. И это нормально.