Наталья Зубаревич: «Дефект системы – регионам надо не развиваться, а вышибать деньги»

Наталья Зубаревич: «Регион-донор — это тот, кто в федеральный бюджет отправляет в целом больше налогов, чем получает из него трансфертов всех видов, а также средств из федеральных министерств» Фото: ©Сергей Черных, РИА «Новости»

«СЫРЬЕВЫЕ НАЛОГИ ДОЛЖНЫ СОБИРАТЬСЯ НА ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ И ПОТОМ ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЯТЬСЯ»

— Наталья Васильевна, минувшей осенью в процессе принятия бюджетов, федерального и региональных, на первый план вышла тема закредитованности субъектов РФ. Насколько она серьезна?

— Долговая нагрузка быстро росла с декабря 2012 года и перестала расти только в 2016–2017 годах, достигнув суммарно для региональных и муниципальных бюджетов 2,6 триллиона рублей. Сегодня самый высокий долг у Мордовии, в два раза больше всех ее собственных годовых доходов без учета трансфертов. Очень тяжелая ситуация в Хакасии, в Костромской, Орловской областях, и таких регионов больше десятка. Есть регионы, которые долгов не наделали: Алтайский край, Владимирская область. Они вовсе не богатые, нет такой лобовой связи — бедный или богатый регион и его долговая нагрузка.

— Как будет решаться вопрос?

— Федеральные власти увидели масштабы проблемы только с 2014 года и начали предпринимать некоторые усилия. Был удвоен объем бюджетных кредитов из федерального бюджета, чтобы заместить дорогие долги коммерческих банков супердешевыми бюджетными кредитами по ставке 0,1 процента. Это практически бесплатные деньги. Однако в 2017-м минфин сказал, что бесконечно эту помощь оказывать не будет и с 2019-го резко сокращает объем бюджетных кредитов. Регионы должны выходить на профицит бюджета, чтобы не делать новых долгов, поэтому им приходится оптимизировать расходы, чтобы выполнить условия министерства финансов.

— При этом есть «доноры» и те, кто живет на дотации из федерального центра, и перекос в сторону последних. Те, кто побогаче, неоднократно говорили, что федеральный центр делает все для того, чтобы стимула для дальнейшего развития не было. Вспомните, например, как огорчились в Татарстане из-за однопроцентного налога на прибыль.

— Это не совсем верно. Регионы получают разные трансферты — не только дотации, есть еще субсидии, субвенции и иные межбюджетные трансферты. Слово «регион-донор» — дурацкое, потому, что оно означает только одно: субъект Федерации не получает дотацию на выравнивание бюджетной обеспеченности. Это всего лишь один из видов трансфертов. В России таких регионов десяток от силы, это самые развитые субъекты. Расчет ведется так: если душевой валовой региональный продукт больше среднего по стране, дотацию на выравнивание регион не получает. И называется регионом-донором. Это упрощенная схема, дотация на выравнивание составляет только треть от всех трансфертов региону. Нужно считать иначе, регион-донор — это тот, кто в федеральный бюджет отправляет в целом больше налогов, чем получает из него трансфертов всех видов, а также средств из федеральных министерств. Но сделать такие расчеты сложно.

«Быстрее всего растут инвестиции в Крым и Севастополь» Фото: pixabay.com

— Тем временем, согласно рейтингу инвестиционной привлекательности национального рейтингового агентства, в 51 регионе страны объем инвестиций в основной капитал в первом полугодии 2018 года вырос, а в 34 снизился. Разрыв между лидерами и аутсайдерами растет — к чему это может привести в будущем?

— В 2017-м году инвестиции сократились в более чем в 50 регионах. Я могу ответить, где в России инвестиции растут устойчиво. Это Москва, где четверть всех инвестиций — из бюджета столицы. Это новые нефтегазовые регионы (Якутия), куда бизнес инвестирует в развитие нефтегазодобычи. Но быстрее всего растут инвестиции в Крым и Севастополь.

Что касается разрыва, просто приведу цифры, а дальше думайте сами. В первом полугодии 2018 года чуть меньше 15 процентов всех инвестиций в России пошло в Тюменскую область с автономными округами. Это нефть и газ. Москва получила 12,5 процента, Московская область — 4,5 процента. Складываем, получается 17 процентов всех инвестиций в стране пошло в столичную агломерацию. Почти треть всех инвестиций в России пошло в развитие главного нефтегазового региона и столичной агломерации. Что-то еще надо объяснять или уже все понятно?

— Насколько в принципе справедлива нынешняя модель отношений «центр–регион»? Надо идти к большей централизации или позволить регионам быть более самостоятельными?

— В федеральный бюджет идет налог на добычу нефтегазовых полезных ископаемых (сырьевая рента), и это правильно. Сырьевые налоги должны собираться на федеральный уровень и потом перераспределяться. Второй федеральный налог — НДС. Больше всего этого налога собирается там, где концентрируется конечное потребление, это Москва, Московская область и Санкт-Петербург. Если децентрализовать эти налоги, самые богатые регионы России — столичные агломерации, сырьевые нефтегазовые регионы — будут еще богаче, их отрыв от всех остальных еще больше увеличится. Это неправильно. Что нужно децентрализовать? Федеральные власти забрали уже три процентных пункта налога на прибыль. Они хотели отнять побольше у Москвы, но при этом пострадали все более развитые регионы, где налог на прибыль значим в доходах бюджета. Кроме того, федеральные власти меняют в свою пользу пропорции перераспределения акцизов, это неправильно.

Однако самую главную проблему, неравномерность налоговой базы регионов, можно решать только централизацией рентных налогов и перераспределением. Основная проблема в том, как эти средства распределяются. Почему столько денег отваливают Чечне? Нет ответа. Почему столько отваливают Крыму и Севастополю? Они сейчас по душевым доходам бюджета на уровне самых развитых субъектов РФ! Они не заработали этих денег. Непрозрачность и геополитические приоритеты в распределении трансфертов приводят к плохому результату — регионам не надо стараться развиваться, а надо вышибать как можно бо́льшие деньги из федерального бюджета. Это дефект российской системы межбюджетных отношений.

«Мы с вами теперь источник денег для федерального бюджета. Хотя нефть уже поднялась в цене, и эти деньги тоже пошли в федеральный бюджет. Но про нас с вами не забыли» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ПРИ ПАДЕНИИ ДОХОДОВ ОТ НЕФТИ АЛЬТЕРНАТИВНЫМ ИСТОЧНИКОМ СТАНОВИТСЯ НАСЕЛЕНИЕ. ДОИТЬ НАС БУДУТ»

— В 2016 году вы говорили, что после президентских выборов правительство пойдет на увеличение налогового бремени путем перехода от плоской шкалы к прогрессивной.

— Предположила это. Но правительство сделало иначе: подняло на 2 процента ставку НДС, в результате чего все подорожает, увеличило акцизы, тарифы, разные платежи и взносы для населения. Платим налог на имущество по более высоким ставкам и по кадастровой стоимости. Налог на землю, на дачи.

Вместо повышения ставки на доходы физических лиц пошли по более сложной схеме, но результат примерно один: мы с вами теперь — источник денег для федерального бюджета. Хотя нефть уже поднялась в цене, и эти деньги тоже пошли в федеральный бюджет. Но про нас с вами не забыли. Доить нас будут.

— Почему был выбран именно такой путь?

— При падении доходов от нефти альтернативным источником становится население. Богатые люди имеют доходы не в виде зарплаты, с которой можно взять налог на доходы физлиц (НДФЛ), а получают иные доходы, с которых труднее взять налоги.

— Насколько хороша идея, чтобы граждане платили НДФЛ по месту регистрации, а не по месту работы?

— Это спорный вопрос. Московская область и Ленинградская область — реальные выгодополучатели от такого решения. Они очень сильно за него бьются, утверждая, что налоги уходят в бюджет Москвы, а люди получают услуги по месту жительства в области, где детсады, школы, объекты здравоохранения. Но также понимаю аргументы тех, кто говорит: вы рядом с большим городом, пробуйте расширять эффекты его экономического роста на вашу территорию, создавайте новые рабочие места в области, тогда и НДФЛ будет больше. Поэтому у медали две стороны.

— Кроме того, как вы и предполагали, повысили пенсионный возраст. Недовольство населения этим очевидно, как в целом ситуацией в стране. К чему может прийти ситуация?

— Поживем — увидим. Недовольство будет расти, это базовый тренд. Обернется ли это какими-нибудь катаклизмами? В ближайшие несколько лет — нет. Я человек из советской эпохи и хорошо помню эти кухонные разговоры и недовольство. А потом случилось то, чего никто не ожидал: страна рухнула. Прежняя сцепка — власть, которая делает великое государство, и россияне, которые это поддерживают, потому, что за это не заставляют платить, — закончилась. Потому что, во-первых, заставляют платить — и все больше людей это понимают. А во-вторых, для кого и во имя кого вы строите это великое государство? Может, пора на простых людей обратить внимание, они важнее великого государства.

— Есть различные прогнозы, как повышение пенсионного возраста отразится на рынке труда…

— Проведены хорошие исследования РАНХиГС и Высшей школы экономики. Они показывают, что повышение пенсионного возраста лишь отчасти закрывает растущий дефицит на рынке труда. Количество населения в трудоспособном возрасте сократится на 5–6 миллионов человек. Повышение пенсионного возраста частично смягчает ситуацию, но кардинально проблему рынка труда не решает.

— А несостоявшиеся пенсионеры не займут рабочие места работников другого возраста, в особенности молодежи? Ведь в регионах количество рабочих мест практически не растет.

— Вы правы, ротация поколений тормозится. Но есть более важный фактор: на рынок труда выходит очень малочисленное поколение молодых, родившихся в 90-е. Их на треть меньше тех, кто родился во второй половине восьмидесятых. Поэтому конфликта поколений на рынке труда не будет.

— Тем временем в минфине РФ постоянно говорят о том, что необходима адресная социальная поддержка. По-вашему, нужно ли менять систему соцподдержки? Есла да, то в какую сторону?

— Нужно, потому, что у нас до последнего времени существовала вполне советская система социальной защиты. Помогали не бедным, не нуждающимся, помогали в первую очередь заслуженным. Ветеранам труда, труженикам тыла, чернобыльцам, в общем, всем, кто что-то заслужил у государства. Фактически система социальной защиты выполняла функции дополнительного пенсионного фонда. Пенсии различаются очень слабо, поэтому заслуженным добавляли льгот и пособий.

Нужно переориентировать систему на помощь именно бедным. Проблема в том, что это непросто. Для того, чтобы выбирать корректно именно малоимущие домохозяйства, нужно контролировать доходы. Необходимо проверять, а не просто получать справки о зарплате, которые люди вам принесут из фирмы «Пупкин и Ко», где у них минимальная оплата труда. А вы знаете, сколько и где они реально зарабатывают? Контроль доходов требует дорогого администрирования. Раньше или позже мы в эту сторону сдвинемся. Но это будет не быстро, довольно дорого по организации процесса и, с большой вероятностью, не вполне справедливо. Люди в России имеют многолетний опыт сокрытия собственных доходов.

«Можно делить по-разному, принципиально это ничего не значит и никакого укрупнения не предполагает» Фото: ©Алексей Мальгавко, РИА «Новости»

«УКРУПНЕНИЕ ПРИВОДИТ К ТОМУ, ЧТО УПРАВЛЕНЦЫ НЕ ДОЕЗЖАЮТ ДО ГРАНИЦ ТЕРРИТОРИИ»

— Осенью опять пошли разговоры о грядущем укрупнении регионов. Почему снова всплыла эта идея?

— Вспоминаю классику, баснописца Ивана Андреевича Крылова: «А вы, друзья, как ни садитесь …» — дальше вы знаете. Укрупнение — это не способ экономического развития. Укрупнение — это способ оптимизация управления и снижения административных расходов. Но в стране с площадью в 17 миллионов квадратных километров укрупнение приводит к тому, что управленцы не долетают, не доезжают до границ территории, которой они управляют. И стоимость всех этих перемещений резко растет.

У географов, как и у механиков, есть принцип: если более-менее работает — не трогайте, не чините.

— При этом наделала много шума стратегия пространственного развития России. Вы ее видели?

— Да, конечно. Я ее хорошо знаю.

— Но в том же Татарстане, например, удивились, что попали с соседним Башкортостаном в разные макрорегионы. Как все компонуется, есть ли за этим реальные экономические просчеты?

— Да, в этом отношении есть вопросы. Меня, например, удивило, почему Мурманская область — не север, а северо-запад, вместе с Псковской. Что общее у Псковской и Мурманской областей?

В стратегии несколько разделов, давайте по порядку. Начнем с макрорегионов, на которые отреагировал Татарстан. Можно делить по-разному, принципиально это ничего не значит и никакого укрупнения не предполагает. Это просто попытка объединить регионы в более крупные группы, для которых можно планировать общие инфраструктурные проекты. Хорошее ли это деление? Ну можно так, можно по-другому. Я бы на месте Татарстана не беспокоилась по этому поводу. Это еще одна попытка хоть как-то ввести в систему управления макрорегионы, которая за собой ничего не несет.

Второе — это выделенные 40 агломераций, которые должны расти опережающими темпами. Почему их 40, а не 15 и не 20, как предполагалось ранее? Потому что губернаторы включили свой лоббистский ресурс: почему Белгород не агломерация, почему Ярославль не агломерация?! Но ведь эти города слишком близко к Москве, и население постаревшее, не растет. Тем не менее по многочисленным просьбам губернаторов сделали 40 агломераций. Денег этим агломерациям вряд ли прибавят.

Третье — это «назначенные» специализации регионов. Это, напоминает Госплан, совершенно нерыночный подход, но его продавил вице-премьер Дмитрий Козак. На вопрос, кто мог знать, что в Калуге появится автопром, которого там отродясь не было, ответа нет. Кто знает, где какой бизнес найдет конкурентные преимущества для размещения своего производства? Разработчикам стратегии пришлось прописать специализации регионов, опираясь на существующие, но максимально широко. Дело в том, что при поддержке из федерального бюджета будет учитываться то, как идут проекты — в рамках специализации или помимо нее.

И четвертое. В стратегии сказано, что нужно развивать инфраструктуру, но четкого перечня инфраструктурных проектов нет. И быть не может, потому что идет жесткая борьба, какие инфраструктурные проекты будут финансироваться из федерального бюджета. Вы, наверное, догадываетесь, что разработчики стратегии мало что значат на фоне лоббистов с фамилиями Ротенберг, Тимченко и далее по списку.

«Было принято неправильное решение — во всех республиках федеральный центр постановил, что преподавание национальных языков теперь не обязательно. Вроде бы пока жестких последствий нет, но недовольство копится» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ЭТО НЕ СЕПАРАТИЗМ. ЭТО ГЛУХОЕ НЕДОВОЛЬСТВО СВЕРХЦЕНТРАЛИЗАЦИЕЙ»

— Как вы в принципе оцениваете связность регионов между собой на данный момент?

— Очень слабая связанность регионов между собой и сильная связанность и притяжение к крупнейшим центрам. Их два — Москва и Санкт-Петербург. Радиус регулярных трудовых миграций в столицу — больше 500 километров, едут работать охранниками, сиделками, секретаршами, снимают вместе жилье, чтобы дешевле было, а домой приезжают на выходные или реже. Два центра в буквальном смысле пылесосят всю страну. Еще ездят на тюменские севера в режиме вахты, в основном из Поволжья, Урала и Западной Сибири. Если ищем какую-то связанность Белгорода, Курска и Воронежа — долго искать придется. Башкортостана и Татарстана — то же самое. У нас центростремительная система и экономических и миграционных процессов.

— И, например, у регионов, граничащих с Китаем, выстраиваются более тесные связи с этой страной, чем с соседними субъектами РФ и той же Москвой.

— А что в этом плохого?

— Не будет ли это способствовать тому, что эти регионы будут все больше жить своими интересами, ориентированными на Китай, а не на Россию?

— А что Амурская область может продать Хабаровскому краю? Я вам скажу: электроэнергию — раз, сою — два, пшеницу — три. Она это и продает, но в гораздо бо́льших объемах это продается в Китай. Я, честно говоря, не понимаю, почему важнее плотная связанность регионов между собой. Они же не развалятся от того, что их экономические связи ориентируются вовне. Каждый из них имеет свою специализацию и торгует тем, что он производит с меньшими издержками.

Трансграничное сотрудничество с Китаем необходимо для развития экономики дальневосточных регионов. Беда в другом. Мы продаем ему сырье, а в китайском импорте в Россию 50 процентов уже составляют машины и оборудование. Не одежда и бытовые товары, а машины и оборудование! А наш экспорт в Китай на 85 процентов — это разные виды сырья.

— Существует ли региональный сепаратизм, об опасности которого то и дело говорят?

— Это не сепаратизм. Это глухое недовольство сверхцентрализацией и полным отсутствием голоса регионов при принятии решений. Система отношений центра с регионами абсолютно перекошена. Все решения принимаются наверху, без оглядки на интересы регионов. Есть только один регион, голос которого хорошо слышат, и называется он Чечня.

— Языковой вопрос влияет на это недовольство?

— Было принято неправильное решение — во всех республиках федеральный центр постановил, что преподавание национальных языков теперь не обязательно. По желанию. Это очень возбудило местные элиты и интеллигенцию. Решение имперское и неправильное: язык — важнейшая часть культуры народа. Вроде бы пока жестких последствии нет, но недовольство копится.