Александр Кынев Александр Кынев: «Московские технологи заняли позу страуса и отказались что-либо делать вообще. Полное нежелание признавать собственные ошибки, отступать, отыгрывать. Вместо этого они агрессивно защищали собственное жульничество» Фото: Алексей Белкин

«ВЛАСТЬ ПОКАЗАЛА, ЧТО НЕСПРАВЕДЛИВЫЕ ЗАКОНЫ ДЛЯ НЕЕ САМОЙ НЕПИСАНЫ»

— Александр Владимирович, триггером московского протеста стали ошибки команды заммэра Натальи Сергуниной на выборах в Мосгордуму?

— Я бы сказал, что это ошибки команды мэрии. Сложно оценить личный вклад Сергуниной от вклада Алексея Немерюка (руководитель департамента торговли и услуг Москвы — прим. ред.) и всех остальных. У нас нет измерителя, кто из них больше наваял. В любом случае эта система отстроена Сергеем Собяниным и без личных санкций, убежден, все эти решения оказались бы невозможны.

— Как бы то ни было, данная команда спровоцировала самый бурный протест после «болотного» кризиса 2011–2012 годов. Но это повод, а в чем главная причина столь серьезного конфликта? 

— Главная причина в том, что власть публично продемонстрировала двойные стандарты. Люди привыкли, что она пишет дурацкие законы, которые зачастую неисполнимы. Однако здесь ситуация несколько иная. Приняли в 2014 году закон о чрезмерном сборе подписей, все знали, что он плохой. Но к нему загодя готовились, нанимали агитаторов, проводили многомесячные учебы сборщиков подписей, сделали колоссальный труд. В ответ власть поступила предельно цинично. Всем, кто провел данную работу, отказали, а кандидаты власти, которые ничего не делали (и люди видели, что те не собирали подписи, у многих из них в это время были пустые избирательные счета), принесли нечто в избиркомы, и их зарегистрировали. То есть гражданам просто плюнули в лицо. Произошло публичное мошенничество и унижение. Власть показала, что несправедливые законы для нее самой неписаны.

— Какова была внутренняя логика развития конфликта? Как получилось, что протест перешел в аресты, допросы, ночные обыски?

— Протест случился из-за того, что городские власти наворотили глупость, а вся дальнейшая концепция была построена по принципу «назло маме отморожу уши». Московские технологи заняли позу страуса и отказались что-либо делать вообще. Полное нежелание признавать собственные ошибки, отступать, отыгрывать. Вместо этого они агрессивно защищали собственное жульничество. Это можно сравнить с такой бытовой историей, когда тебя демонстративно оскорбили и вместо того, чтобы извиниться, продолжают унижать дальше. Произошло именно это, только в масштабах города. Подобное и стало триггером. Когда начинают оскорблять не только вас, но и ваших родственников, друзей, сторонников. Когда начались обыски — и не только у кандидатов, но и у их пожилых родителей. Когда стали третировать рядовых сборщиков подписей. Власть сделала все, чтобы достать тех, кого она не уничтожила на предыдущих этапах. Стратегия эскалации была абсолютным безумием. Как если бы некий человек поссорился с соседом и вместо того, чтобы создать коалицию с другими соседями, начинает ссориться со всеми остальными: кидает в них какашки, сбрасывает мусор у дверей, исписывает заборы похабными надписями. Мэрия Москвы повела себя именно таким образом.

— Есть разные мнения, кто все же больше виноват в эскалации кризиса…

— Однозначно мэрия. Она имела все возможности отыграть ситуацию назад, но вместо этого устроила информационную похабщину, силовой прессинг кандидатов и членов их семей, оскорбительный, унизительный пиар в адрес данных людей. И все это в условиях, когда кампания по сбору подписей происходила на глазах тысяч свидетелей. Власть не учла, что сбор подписей был превращен фактически в реалити-шоу. Это видел весь город.

— А Кремль, силовики?

— Кремль по какой-то причине не счел нужным вмешиваться. Тут как раз включается конспирология. Почему не стал? Можно сказать, что кто-то радостно потирает руки: вот, мол, мэрия вляпалась, так ей и надо. Но это нисколько ее не оправдывает. Не исключено, что на следующем этапе кто-то попытается отыграть и таким образом центр выйдет в белом. Но надо понимать, что в нем тоже много разных конспирологов. К тому же всегда, особенно в нашей политической системе, легче быть ястребом, чем голубем. Те люди, которые занимают более агрессивную позицию, обычно наглее, и их позиция чаще более видна. Эта ситуация наложилась на точку зрения параноиков среди силовиков, и некоторые товарищи просто воспользовались, чтобы реализовать собственные комплексы. И получился коктейль Молотова. А теперь для того, чтобы все это остановить, нужно, чтобы разум возобладал у фигур первого уровня. Московская ситуация, которую не смогли урегулировать на уровне федерального центра, показала, на мой взгляд, то, что координация политических решений во внутренней политике за последние несколько лет просто умерла. Она была довольно жесткой при Владиславе Суркове, Вячеславе Володине. Сейчас же ее фактически нет. Все ушло в тимбилдинг, какие-то игрища с кандидатами в губернаторы, а реальной координации работы администрации, внутриполитического блока просто нет физически. В результате местные назначенцы плывут как хотят и творят такое, что мама не горюй.

— Это камень в огород команды Сергея Владиленовича?

— Камень в огород тех, кто этим занимается, потому что там тоже сложно разобрать, кто больше на что влияет, кто кого парализует. Трудная конфигурация. Есть Андрей Ярин (начальник управления президента по внутренней политике — прим. ред.), Кириенко, Александр Харичев (начальник управления президента по обеспечению деятельности Госсовета РФ — прим. ред.). И черт ногу сломит, какие у кого функции и как они разделены.  

— Ну а радикально настроенная внесистемная оппозиция? За ней вины вы никакой не видите?

— На мой взгляд, это мифологема. Абсолютная. За последние несколько лет так называемая внесистемная оппозиция делала все, чтобы встроиться. Посмотрите, как вел себя Илья Яшин. Он посещал кучу официозов, выступал сверхконструктивно, был одним из спикеров гражданского форума, который проводил Алексей Кудрин… Внесистемная оппозиция последние два года демонстрировала предел лояльности.

— И Алексей Навальный тоже?

— Про него мы сейчас не рассуждаем, он не кандидат. Мы говорим про кандидатов. Яшин абсолютно точно проделал титаническую работу. Даже когда шло обжалование жалоб в ЦИКе, посмотрите запись. Самое конструктивное и лояльное выступление — Яшина. Поэтому гипотеза о том, что оппозиция сама виновата, — это неправда. Оппозиция делала абсолютно все, чтобы показать свою договороспособность. Это мэрия Москвы продемонстрировала, что ей на всех, извиняюсь, насрать.

— А как вы оцениваете действия силовиков на митинге 27 июля?

— Силовики показали, что они продолжают находиться в рамках профессиональной паранойи и злости.

— То есть вы считаете, что их действия были неадекватными?

— Абсолютно.

— Вы не допускаете, что на этой акции могли действовать провокаторы?

— Где хоть один факт или доказательство? Их нет! Есть бессовестная пропаганда! Мирных людей абсолютно без повода избивали, калечили, задерживали. Они ходили по улицам. Какое право имели с ними так поступать? Никто не бил витрин, не взламывал никакие двери, не уничтожал ничье имущество. Не было никакого физического насилия. Граждане просто гуляли. Интеллигентные люди.

— По данным «Медузы», установка на полный блок оппозиционных кандидатов и силовой разгон митингов якобы пошла от Совбеза. Насколько данная версия может соответствовать действительности?

— Я не буду такое комментировать. Это конспирология. Не ко мне.

— Хорошо. И все-таки почему Кремль отреагировал так жестко?

— Сейчас они все пытаются друг на друга спихнуть вину. Это списывание, как всегда водится, происходит под большим секретом в кавычках. Перефразирую слова лорда Вариса из «Игры престолов»: когда секрет знают четверо — это уже информация. Все по секрету — попытка перевода стрелок. Есть структуры, которые всегда и везде выступают за силовые сценарии. Но почему-то не всегда и не везде они срабатывают. Это говорит о том, что кто-то другой либо подобному противостоит, либо соглашается. Если бы мэрия Москвы встала против силового сценария, его бы не было.

«Последние несколько лет внесистемная оппозиция делала все, чтобы встроиться. Посмотрите, как вел себя Илья Яшин. Он посещал кучу официозов, выступал сверхконструктивно, был одним из спикеров гражданского форума, который проводил Алексей Кудрин»Фото: ©Валерий Мельников, РИА «Новости»

«СРЕДИ НЫНЕШНИХ ЛИДЕРОВ ПРОТЕСТОВ НЕТ НИ ОДНОГО ПОЛИТИКА ИЗ 90-Х ГОДОВ»

 — Чем нынешние события отличатся от «болотных» 7-летней давности?

— Абсолютно всем. Акции Болотной были по итогам выборов, носили предельно неконкретный характер. Это эмоциональный протест против массовых фальсификаций. У митингов не имелось конкретных лидеров. Сейчас же произошла первая в истории страны системная протестная акция в защиту прав на участие в выборах конкретных людей. И абсолютно сменилась панель лидеров. Среди нынешних лидеров протестов нет ни одного политика из 90-х годов. Ни одного. По возрасту хоть один из них был на трибуне Болотной? Может, только Яшин. Но он не стал ньюсмейкером номер один. Те, кто находился тогда, уже далече политически, мягко скажем. Произошла полная смена и перезагрузка. И список лидеров, и актив за эти годы очень сильно сменились. Показательно и то, что среди тех, кто сегодня выдвинулся протестовать, было большое количество людей вполне взрослых. Это не молодежь, которая шла, потому что круто, прикольно, какая-то авантюра. Когда на протест приезжает человек в 40 лет, он прекрасно знает и понимает, чем рискует. Это уже осознанный поступок.

— Как, на ваш взгляд, будет развиваться ситуация в ближайшие недели? Насколько радикально могут проголосовать избиратели на выборах в Мосгордуму 8 сентября?

— Сценарий политизации выборов запущен. Он необратим. Протестное голосование будет массовым. Власть проиграет достаточное количество округов. Вопрос только в том, кому она проиграет: будут ли это условные возвращенные демократы, микс разных сил или все почти уйдет коммунистам. Единственный вариант, который есть сегодня. После того, что произошло, для большинства протестных избирателей возможность голосования даже за умеренных кандидатов, которых выставила мэрия, стала абсолютно невозможна, потому что они вместе с ней несут ответственность за этот беспредел и публичное унижение людей. Фактически московскую кампанию про позитив, «московское долголетие», клумбы и цветочки можно смело выбросить на помойку.

— Но если кураторы внутренней политики сменят выбранную тактику и предпримут какие-нибудь меры для разрядки ситуации?

— В условиях того отношения, которое в городе сформировалось к мэрии, и того, что сделала власть в протестных районах, а их список известен, отношение к мэру уже не изменится. Он еще мог что-то отыграть по горячим следам. Но после его заявления о «правильном» поведении полицейских на митинге пути назад нет. Господин Собянин просто публично унизил жителей города. Он показал, что для москвичей абсолютно чужой. Соответственно, в протестных округах все кандидаты мэрии выступают как назгулы Саурона из «Властелина колец» — ради альянса с властью продали свою политическую репутацию и расплачиваются. Теперь они всадники с кольцами этой власти.

— То есть ничего не изменится, даже если она предпримет адекватные меры?

— Единственная мера для разрядки ситуации — прекратить арестовывать и сажать людей, вернуть регистрацию основным кандидатам. Тогда произойдет хоть какая-то нормализация. Продолжение скандала — это дальнейшая делегитимизация и мобилизация вокруг протеста. И власти такое точно не поможет. Хорошего варианта у нее нет. Она может либо остановиться на тех потерях, которые уже есть, либо заняться их усугублением и расширением. Два пути.

— Насколько вероятна опасность получить действительно малоуправляемый столичный парламент, который может создать большие проблемы городской мэрии?

— Я думаю, что опасность заключается в том, как ведет себя мэрия. Ощущение слабости влияет в том числе на лояльность собственных сторонников. Поэтому расплата за то, что устроили, будет заключаться еще и в том, что и у сторонников мэрии появится ощущение, что она уже не та. 

— Не поможет даже то, что Мосгордума является самым неприступным для оппозиционеров региональным заксобранием — единственным в России, в который выбирают только по мажоритарным округам?

— Там сейчас четыре коммуниста. Один округ вакантен. Думаю, что оппозиции будет гораздо больше. 

— Соответственно, единороссов меньше…

— Половина, наверное, будет. Но дело в том, что, когда сильная оппозиция, даже большинство голосуют по-другому.

— А можно ли сказать, что ситуация зашла в тупик, когда ни одна сторона не готова к компромиссу?

— Оппозиция готова к компромиссу, власть — нет. 

— То есть последняя не пойдет на уступки и не оформит никого из тех, кому отказали в регистрации, чтобы смягчить напряжение?

— Я не знаю, чем это закончится. Я описал варианты и то, к чему они приведут. Что выберут власти, не знаю. К сожалению, я не психиатр.

— Значит, и события 27 июля пока нельзя назвать точкой невозврата?

— Пока есть юридическая возможность вернуть некоторых кандидатов, точка невозврата еще не пройдена.

«Единственная мера для разрядки ситуации — прекратить арестовывать и сажать людей, вернуть регистрацию основным кандидатам»Фото: ©Алексей Даничев, РИА «Новости»

«В УСЛОВИЯХ ПОЛИТИЗАЦИИ ЗАПУГИВАНИЕ НЕ РАБОТАЕТ»

— Почему же Кремль не признает значимость внесисистемной оппозиции, которая научилась не только выводить на улицы своих сторонников, но и уже составляет кандидатам от власти конкуренцию на муниципальных выборах?

— Более того, оппозиция неоднократно посылала сигналы о готовности к конструктивному взаимодействию с властью. Это хорошо видно по Москве за последние пару лет. Почему Кремль не хочет взаимодействовать — это вопрос исключительно психологический, на мой взгляд. Личных фобий и обид конкретных персоналий.

— Хорошо, а есть ли в администрации президента понимание, что власть собственными руками может превратить либералов в революционеров? Такое уже случалось в истории России во второй половине XIX века.

— Умная часть элит это понимает. Масса людей, которые занимаются обслугой, в личных беседах не стесняются в выражениях по поводу того, что происходит сейчас. Но оценить соотношение весов, как внутри все устроено, очень тяжело. Но то, что масса людей, даже довольно близких к первому лицу, понимают идиотизм ситуации, очевидно.

— А может ли внесистемная оппозиция (рано или поздно) в итоге добиться того, чтобы Кремль признал ее значимой частью политической реальности?

— Рано или поздно это произойдет. Но вопрос как раз в том когда.

— После уступок в ситуации со сквером в Екатеринбурге, в деле Ивана Голунова, когда в обществе возникла некая эйфория, снова выбран жесткий сценарий в отношении протестующих. Только ли потому, что в данном случае речь идет о политическом, а не о социальном протесте? Или некоторые оппозиционеры набирают такой вес, что могут составить серьезную конкуренцию кандидатам от власти на выборах в Госдуму в 2021 году, и надо их заранее остановить?

— Я так не считаю. У нас есть примеры и других политических протестов — реакция на увольнение некоторых губернаторов. Вопрос заключается только в том, что у каких-то конкретных людей федеральной политики личные фобии побеждают рациональные соображения.

— Можно ли говорить, что власть, как выразился Владимир Познер, боится новых постсоветских людей, готовых бороться за свои права?

— На мой взгляд, это рассуждения про то, что я сказал. О природе данных фобий, откуда они берутся. Конечно, тут результат сложного процесса. Непонимания, страха, боязни того, что это другие люди, что у них совершенно иное мировоззрение, что они говорят на другом языке. Кажется, что с ними тяжело приходить к соглашению и так далее. Власти думают, что проще договариваться с бандитами из 90-х, чем с людьми, которые являются частью глобальной цивилизации, интегрированы во внешний мир, много знают, читают, хорошо образованы. Видимо, слишком разная социокультурная среда у старой элиты, вышедшей из полубандитской силовой корпорации, и современной молодежи, которая абсолютно другая, вполне интеллигентная. Два мира, два образа жизни.

— Сюда же можно отнести и страх перед цветной революцией?

— Цветная революция — это придумки параноиков из спецслужб. Я постоянно слежу за выборами в нашей стране и могу сказать, что самая популярная история, когда чиновники просрали какую-нибудь кампанию — никто никогда не признается в том, что он плохо работал. Обязательно придумают каких-нибудь врагов, которые либо денег кому-то занесли, либо провокацию устроили. Вспомните прошлый год. Кампании в Приморье и Хабаровске были проиграны исключительно благодаря тотальному непрофессионализму технологов власти, которые там работали. Никакой оппозиции, по сути, не было, не имелось никаких оппозиционных кампаний. Потом начались какие-то рассказы о том, что оппозиция подставила, кинула, не стала играть в договорняки. Это неправда, как и все истории про страшную контрэлиту. Была просто глупость, тупость, жадность и неумение работать, нежелание брать за это ответственность. А после начинают придумывать, кто же виноват: «А давайте Петрова назначим виновным, скажем, что он, гад, нам мешал». Или Сидоров, или враги пришли из-за бугра. Назначат виновного типа Виктора Ишаева (экс-председатель правительства Хабаровского края — прим. ред.), арестуют, посадят, якобы он заговор организовал. А о том, что они идиоты и все украли, тихо промолчат. 

— Решение о жестких действиях могло быть продиктовано, как говорит Алексей Венедиктов, желанием запугать несистемных оппозиционеров и более лояльных в расчете на то, что они снизят свою протестную активность?

— Думаю, соображения запугать имели место, но не сработали, это хорошо видно. Ситуация совершенно другая. В условиях политизации запугивание не работает.

«Цветная революция — это придумки параноиков из спецслужб. Обязательно придумают каких-нибудь врагов, которые либо денег кому-то занесли, либо провокацию устроили»Фото: ©Евгений Одиноков, РИА «Новости»

«ЭТО МИНА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ ПОД ВСЮ ЛЕГИТИМНОСТЬ ВСЕЙ ФЕДЕРАЛЬНОЙ ВЛАСТИ»

— Какие вызовы и риски несет нынешний московский протест для власти в целом (федеральной, региональных)?

— Если его не урегулировать, то это мина замедленного действия под всю легитимность всей федеральной власти на ближайшие годы. Под избирательную систему, ЦИК, все. Вся легитимность власти просто выкидывается на помойку.

— Вы сейчас говорите о всех уровнях власти?

— Границу провести нельзя. Есть общий вирус внутри политической системы. Возникает понимание, что она несправедлива, неэффективна, и оно моментально проходит по всем элитам. На самом деле они это осознают даже лучше, чем обыватель.

— А как бы вы оценили протестный потенциал и напряженность в других регионах, где тоже проводятся свои акции — «парковые», «мусорные» и прочие?

— Когда общая ситуация взбудораженности и возбужденности (назовем это словом «политизация»), то точкой, провоцирующей кризис, может быть все что угодно. Точно так же, когда скандал в семье, давно накопленный, происходит из-за того, например, что муж разбил чашку и не вынес мусор. В политике источником кризиса тоже может быть что угодно. Тот же самый мусор, кстати (но уже в виде борьбы против свалок), какое-то неправильное решение, кому-то что-то не выделили, кого-то избили, подбросили наркотики, как Голунову. В данном случае фальшивых кандидатов зарегистрировали, а настоящих — нет. Точкой возмущения могут быть абсолютно разные события из любых сфер, если обществу не нравится в целом то, что происходит.  

— Социально-экономические проблемы?

— Думаю, здесь скорее вопрос общего пессимизма, недоверия и непонимания, как жить в таких условиях.  

— Будут ли, по-вашему, в ближайшее время новые протесты в Москве и других регионах?

— Да, но, по какому поводу, сейчас сказать нельзя.

— Я имею в виду политические. 

— В Москве они продолжаются, не закончились и точно будут. По регионам могут быть тоже. Я не удивлюсь. Во всяком случае, основания для этого есть.

— И тоже последует силовая реакция?

— Чем больше окажется силового воздействия, тем для самой власти будет хуже. Вообще, все, что касается арестов и судов кандидатов в депутаты, политиков, в современном мире уже совсем дикость. Это Африка 70–80-х годов. Сейчас даже там такого нет, позавчерашний день. В мире современных коммуникаций, абсолютно других ценностей подобное — такая архаика, которая моментально делает из людей героев.

— Как может пройти голосование 2019 года в целом по стране, ведь практически в каждом регионе будут выборы губернаторов, депутатов? Много ли может оказаться сюрпризов, подобных прошлогодним?

— Я думаю, достаточно.

— То есть мы получим еще более критическую ситуацию?

— Мэрия Москвы сделала для этого все возможное. Плюс не меньшие гении в Петербурге на выборах губернатора тоже сделали все возможное. Сейчас активно стараются и в других регионах. Коллективный вклад неоценим.

— Может ли сработать такой прием, как регистрация кандидатов от партии власти в качестве самовыдвиженцев?

— Я думаю, в условиях политизации, когда всем все понятно, эффект будет крайне незначительным. Любой человек в Москве понимает, что если на дверях подъезда за стеклом висит портрет кандидата и его никто не срывает, то последний — от мэрии. Это осознают абсолютно все, даже люди с большими умственными проблемами.

— Означает ли данный ход с «самовыдвиженцами», что «Единая Россия» себя окончательно дискредитировала и будет списана к выборам в Госдуму через два года?

— Пока еще вопрос не решен. В зависимости от результатов выборов в сентябре, наверное, будут разборки и станут думать, что с этим делать.

— Ваш коллега Александр Пожалов говорит, что перед властью сегодня стоит несколько задач — сбить накал уличного протеста и погасить политизацию выборов, добиться перехода оппозиции к тактике бойкота выборов вместо протестного голосования. Реально ли решить эти задачи?

— Думаю, что нет. Если оппозиционных кандидатов на выборы не вернут, то нереально. Поживем — увидим. Что касается бойкота, очевидно, что власти его хотят. Но умные люди так делать не будут: он слишком большой подарок власти, это значит согласиться с тем, что выборы выиграют жулики. Лучше пойти и проголосовать назло за любого другого кандидата. 

— Почти все политологи говорят о том, что нынешний кризис наносит колоссальный удар по имиджу Собянина, его перспективам стать премьером, а может, и преемником Владимира Путина. Вы согласны?

— Никогда не говори никогда. В нашей политсистеме иногда слабость — это достоинство. В каком-то смысле даже защита: выгоднее держать слабого, чем получать сильного. Вопрос дискуссионный. Вот у нас слабый премьер, и он потому и премьер, что слабый.

— То есть ослабление Собянина может пойти ему на пользу?

— На какой-то период точно. Перспективную карьеру это не создает, но как возможность… Вообще, по поводу перспектив Собянина я бы горевать не стал. Его абсолютно не жалко. Все, что он получил, абсолютно заслуженно. «Помер Вадим, ну и хрен с ним», — могу сказать только это.

 — Кто еще во власти может пострадать от нынешнего кризиса…

— Зависит от результатов выборов в сентябре. Если они будут слишком плохими, я не удивлюсь перестановкам во внутриполитическом блоке.

— Администрации президента?

— Да.

— А кто сможет усилить свои позиции?

— Сложно сказать. Но тот, на кого поменяют, и усилится.

— Сразу же возникают ассоциации с Володиным, если учесть, что его называют одним из главных противником Кириенко…

— Я фамилии не называю. Но, думаю, никаких возвращений не будет. Кто ушел, тот ушел. Никто никуда не вернется.

«Вообще, по поводу перспектив Собянина я бы горевать не стал. Его абсолютно не жалко. Все, что он получил, абсолютно заслуженно»Фото: «БИЗНЕС Online»

«ГЛАВНЫЙ ВРАГ ВЛАСТИ — ЭТО ОНА САМА. ВСЕ ЕЕ СТРАХИ — САМОСБЫВАЮЩИЕСЯ ПРОРОЧЕСТВА»

— В целом станут ли события 27 июля и другие протесты козырем для силовиков в их борьбе с условными системными либералами?  

— В этом процессе найти начало и конец вообще невозможно. У нас есть дело Алексея Улюкаева, Михаила Абызова и тому подобные. От системных либералов давно остались рожки да ножки. Думаю, что для власти уже все равно — системный человек, несистемный. И будет происходить смыкание условных системных с условно несистемными, потому что деваться больше некуда. Значимость системного либерализма всей этой историей обесценивается

— Если посмотреть в более отдаленную перспективу, как могут сложиться выборы в Госдуму в 2021 году?

— Это предмет отдельного большого разговора. Главная здесь развилка — соотношения мажоритарной и пропорциональной частей Госдумы. Есть большой соблазн увеличить долю мажоритарной части. Это очень опасный путь, потому что он резко снизит управляемость, приведет к энтропии политической системы и возврату ее к тому состоянию, с которым власть боролась 20 лет назад. Сейчас рассматривают разные варианты — и 25 процентов на 75. Но подобное неважно. Я считаю, что это будет большой глупостью и вредом для самой власти.

— Может ли нынешняя политическая напряженность отразиться на рейтинге президента?

— Да.

— И насколько серьезно?

— Не знаю. Но, думаю, отразится.

— А в оппозиции в ходе нынешних протестов появились новые значимые фигуры?

— Кризис породил новую оппозицию и новых оппозиционных лидеров. Это абсолютно очевидно. Раньше был один Навальный. Теперь люди знают, что у него есть команда.

— Любовь Соболь, Дмитрий Гудков?

— Ну его и раньше знали. Теперь знают, что есть еще и Юлия Галямина, которую раньше не видели. Кризис резко повысил известность ранее нишево известных людей. По сути дела, он легитимизировал их как лидеров новой оппозиции. Хочу добавить только одно. Главный враг власти — это она сама. Все ее страхи — самосбывающиеся пророчества. Чем больше с ними борется, тем они больше реализуются.

— Давайте подведем черту.

— Идеальный сценарий выхода из кризиса, который не будет реализован, такой. Надо демонстративно уволить нескольких заместителей мэра, ответственных за выборы. Снять председателя Мосгоризбиркома Валентина Горбунова. Возбудить несколько уголовных дел за фальсификацию избирательных документов. Зарегистрировать независимых кандидатов.

— Но этот сценарий, как вы сказали, не будет реализован? Во всяком случае, в полном объеме.

— Да.

— А если рассматривать программу-минимум, то какой она может быть? Регистрация некоторых кандидатов, на которую вроде бы готов пойти ЦИК?

— Я думаю, что программа-минимум не поможет.