Виктор Дьячков: «Пережидать мы ничего не будем, а вот ориентироваться по обстановке — да, то есть смотреть, на каких рынках что востребовано, и какие возможности представляют поставщики тех или иных компонентов» Виктор Дьячков: «Пережидать мы ничего не будем, а вот ориентироваться по обстановке — да, то есть смотреть, на каких рынках что востребовано и какие возможности предоставляют поставщики тех или иных компонентов» Фото: Андрей Титов

«КОРОНАВИРУС СПОСОБСТВУЕТ РОСТУ АУТСОРСИНГОВОГО БИЗНЕСА В IТ»

— Виктор Васильевич, начнем с самого актуального — с коронавируса. Наш читатель Лидия спрашивает: «Повлиял ли коронавирус на мировой рынок IТ и на работу вашей компании?»

— Мировой IТ-бизнес — аутсорсинговый, удаленный, и интерес заказчиков к нему в такой ситуации возрастает. Поэтому в какой-то мере коронавирус даже способствует росту аутсорсингового бизнеса, когда речь идет об удаленном администрировании информационных систем. Нужно из любой ситуации постараться выжать что-то полезное.

Теперь что касается влияния на производство. Там, где цикл изготовления конечного изделия достаточно длительный, влияние однозначно есть, что мы и видим на примере автомобильной промышленности. У нас он не меньше по длительности. Взять чистый кремний и из него сделать микросхему, потом ее смонтировать, запаять в какую-то материнскую плату, все это отдать сборочным предприятиям, а те создадут конечную «железку», которую начинят программным обеспечением, и только затем она придет и инсталлируется у заказчика — это минимум полгода, а реально еще больше — на сложных изделиях и 7, и 8, и 9 месяцев.

— Вы планируете как-то переждать эту ситуацию с коронавирусом?

— Пережидать мы ничего не будем, а вот ориентироваться по обстановке — да, то есть смотреть, на каких рынках что востребовано и какие возможности предоставляют поставщики тех или иных компонентов. 

— То есть ситуация с коронавирусом на вас никак не сказывается?

— На нас пока не сказывается, на нас сказывается другое. Премьер-министр РФ говорит о том, что надо запускать национальные проекты, и как можно быстрее, не тянуть, не откладывать на второе полугодие или даже на четвертый квартал, как это обычно бывало ранее. Наш завод пытается присутствовать на всех рынках страны и участвовать в конкурсах на поставку компьютеров, ноутбуков, серверов, систем хранения. Но больше сказывается не недостаток комплектующих или изделий, которые можно сделать, а то, что рубль стал другим: ценовые параметры закладывались в прошлом году, когда курс рубля был одним, а сегодня он совсем другой. И сегодня никто не может поставить продукцию по тем ценовым параметрам, которые были заложены. В принципе, это тоже следствие коронавируса. И в такой ситуации находится любой бизнес.

— Но бизнес-то подает правительству сигналы?

— Бизнес просто не выходит на эти конкурсы — и всё!

— Откуда поступают комплектующие?

— 80 процентов всех компьютерных комплектующих производятся в Юго-Восточной Азии — это Китай, Тайвань, Сингапур, Малайзия.

— Вы, наверное, не у них напрямую, а у посредников в Москве получаете комплектующие?

— Комплектующих же много, и по массовым вещам мы работаем напрямую с заводами-изготовителями, например, по материнским платам для серверов и компьютеров, по платформам для ноутбуков. Мы делаем предоплату 10–15 процентов, и китайцы запускают изготовление заказа, они отгрузили — мы еще платим. Разные условия по поставкам бывают.

— Но вы почувствовали по поставкам, что у китайцев коронавирус изменил производство?

— Нет, пока такой проблемы у нас нет, потому что нет крупных заказов. А это как раз связано с тем, как ведет себя рынок.

— Но вы же еще с Японией связаны. Там есть корпорации, которые запрещают командировки.

— Мы и сами ограничили командировки, а у нашего ключевого партнера — группы компаний Fujitsu — вообще запрет на командировки. У нас же нет запрета, но с учетом происходящего мы стараемся всё делать удаленно. Хотя мы и раньше часто работали дистанционно, оказывая удаленное администрирование, управление инфраструктурой заказчиков.  

«В БЛИЖАЙШИЕ ГОДЫ РЫНОК IТ-УСЛУГ ПРОДОЛЖИТ РОСТ»

— Как чувствовал себя рынок IТ в 2019 году в России и мире — рос немного? Какие тенденции проявились? (Дмитрий Кротов)

— Мировой рынок IТ стабилен, последние годы он рос от трех до пяти процентов — в разных сегментах по-разному. По оценке экспертов, которая совпала с нашей оценкой, мировой рынок IT-услуг вырос в прошлом году на 4,3 процента и достиг одного триллиона долларов. Российский IТ-рынок увеличился примерно на 7,2 процента в рублях, а в долларах он сократился на один процент и составил 5,1 миллиарда долларов. Быстрее всего росли услуги хостинга. Увеличился спрос на консалтинговые услуги, услуги по разработке и кастомизации программного обеспечения. Усилилось присутствие инсорсинговых IТ-компаний, поскольку банки хотят всё делать сами и создают собственные IТ-компании.

В ближайшие годы рынок IТ-услуг продолжит рост благодаря увеличению бюджетов на цифровую трансформацию и инновационное развитие. Ожидается трансформация облачного рынка — бизнес будет переориентироваться с IaaS (инфраструктура как услуга — прим. ред.) на PaaS (платформа как услуга — прим. ред.) и SaaS (программное обеспечение как услуга — прим. ред.) Самым успешным обещает стать сегмент разработки программного обеспечения — темпы его роста составят в среднем 15 процентов в год.

— То есть в целом ощущение, что рынок растет в России?

— Рынок растет. Думаю, практически во всех сегментах.

К Марату Хуснуллину отношение однозначно положительное, потому что знаем, как он работал у нас в республике, как работал в Москве. Он деловой человек К Марату Хуснуллину отношение однозначно положительное, потому что знаем, как он работал у нас, в республике, как работал в Москве. Он деловой человек Фото: «БИЗНЕС Online»

ПОЖЕЛАНИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВУ: «ЧТОБЫ ОТ ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ РЕАЛЬНО БЫЛА ОТДАЧА»

— Два вопроса касаются смены правительства страны и местного министра связи: «В России поменялся министр цифрового развития, связи и массовых коммуникаций. Что вы ждете (или не ждете) от Максута Шадаева?» (Андрей Федоров)

 «В России держат курс на цифровизацию экономики. Что главное в цифровизации, по-вашему? Какие советы вы дали бы новым министрам минкомсвязи РФ и РТ по этому направлению?» (Гузель)

— Мои ожидания больше связаны с новым премьер-министром, у которого правильное профессиональное образование — айтишное, кибернетическое. В этом смысле можно ожидать, и я хотел бы это увидеть, что будет движение в сторону создания комплексных интегрированных систем, например, в медицине: сегодня данные о человеке существуют в разных системах, в разных форматах, поэтому компьютеры друг друга не понимают и приходится использовать много ручного труда.

Полагаю, что и федеральный министр, и татарстанский должны направить усилия существующих ресурсов и рычагов на то, чтобы от информационных технологий реально была отдача, в первую очередь в экономике, а в экономике это фокус на производительность труда. Второе — это обеспечение государственных услуг. Такая цель ставится не первый год, и мы видим ее результаты, но там еще много белых пятен и свободного пространства. Наш республиканский министр сегодня как раз озабочен этим: как сделать, чтобы эти системы были дружественны человеку, чтобы человек мог в одном месте — в том же самом МФЦ — получить абсолютно весь спектр государственных услуг. Я считаю, что это очень правильно.

— Вы признаете успехи Мишустина в налоговой сфере? Насколько наша система продвинута и в каких секторах экономики правительство может и должно ее применить?

— Михаил Мишустин преуспел в сборе денег, а сегодня требуется, чтобы он преуспел в системе оценки качества затрат, чтобы закон о бюджете исполнялся правильно. Чтобы такой же подход был с точки зрения качества затрат, экономии затрат. Если он усилия в эту сторону направит, то эффективность правительства будет выше. Именно правительства — в его функции входит управление деньгами, которые мы все вместе заработали, а потом поручили им потратить.

— А как оцениваете команду Мишустина?

— Как оценить новую команду? Наверное, результаты покажут. 

— У бизнеса есть положительные ожидания от нового состава правительства?

— Если предшествовавшее тебя не удовлетворяло, то, наверное, при изменениях мы вправе ожидать, что будет лучше. Хотя еще не знаешь, как будет на самом деле… Человек должен работать на результат, и мы должны оценивать его по результатам, а не по тому, как он выглядит или говорит. Например, к Марату Хуснуллину отношение однозначно положительное, потому что знаем, как он работал у нас в республике, как работал в Москве. Он деловой человек. А по остальным пока трудно сказать.

— А по отрасли IТ вы чего ждете? Ваш профильный министр поменялся и в Татарстане, и в стране…

— Мы ждем национальных проектов и надеемся, что распределение заказов будет правильным, понятным и прозрачным. И мы рады, что реально стартует программа по импортозамещению.

Пока не будет защиты персональных данных, обеспечить интеграцию нельзя. Весьма велика вероятность утечки персональных данных Пока не будет защиты персональных данных, обеспечить интеграцию нельзя. Весьма велика вероятность утечки персональных данных Фото: pixabay.com

«АБСОЛЮТНОЙ ЗАЩИТЫ ПЕРСОНАЛЬНЫХ ДАННЫХ НЕ СУЩЕСТВУЕТ»

— Был ли госзаказ или конкурс на разработку программного продукта для здравоохранения РТ? Министр говорил о необходимости создания общей базы данных пациентов…

— У нас есть опыт. Мы занимались здравоохранением в 90-х годах с бывшем главврачом РКБ Сергеем Абуладзе. Он был поборником автоматизации, мы вместе разрабатывали идеологию, как учитывать пациентов, что и почему нужно автоматизировать. Но мы столкнулись с тем, что эта отрасль в то время была сильно недофинансирована. Мы года три работали практически за идею, но в последующем вся эта команда перешла работать в «Газпром». Совместно с Fujitsu мы некоторое время работали над автоматизацией здравоохранения Великобритании, но только на самом первом этапе, когда обсуждались концептуальные вещи. Потом в России мы пытались продвинуть идею браслета, увиденную у них: когда скорая помощь, поставив предварительный диагноз и оказав первую помощь, все эти данные вносит в компьютер, и они фиксируются в браслете на руке человека. И когда больного привозят в больницу, не надо тратить время на ввод информации вручную. Существует статистика, что очень большое количество смертности происходит именно в этот момент передачи человека от скорой помощи стационару.

Был проект по Ирану: вместе с одной канадской консалтинговой компанией мы разрабатывали систему управления здравоохранением этой страны. Предполагалось, что будет финансирование от Всемирного банка. Суть данной разработки касалась того, каким образом финансировать эту отрасль и как сделать, чтобы все учетные операции были простыми, понятными и прозрачными. Мы сделали системный проект, но он дальше не пошел, поскольку победила иранская революция, и США перестали помогать Ирану, в том числе в привлечении денег Всемирного банка.

Опыт у нас есть, но причина, почему сегодня в медицине не все так хорошо, как хотелось бы, более глубокая — в защите персональных данных. Пока не будет защиты персональных данных, обеспечить интеграцию нельзя. Весьма велика вероятность утечки персональных данных.

В свое время с одним из военных институтов мы пытались предложить московскому правительству защитить данные техническими средствами, но в этом случае система защиты будет дороже, чем сама информационная система. Мировой опыт в этой области разный, но, наверное, самый интересный в США. Мы хотели гармонизировать международные стандарты в области защиты персональных данных, но нужно очень многое менять в законодательстве. Программное обеспечение можно сделать любое, в той же самой больнице: избежать ручного ввода данных через сканирование паспорта, например.

— На Западе эта проблема решена?

— Нельзя сказать, что она в полной мере решена, потому что абсолютной защиты не существует.

— А почему? Потому что всегда есть так называемый человеческий фактор?

— Есть человеческий фактор, и всегда есть тот, кто работает над взломом защиты. Защита персональных данных в медицинских учреждениях должна строиться так: есть общая база данных, но в общей системе персональные данные скрыты под псевдонимом, а привязка псевдонима с именем осуществляется только в закрытой базе, не интегрированной с открытой системой. То есть по фамилии незарегистрированному пользователю данные нельзя найти.

Мы производим компьютеры, у нас целый завод работает. Мы уже лет 10 — 15 регулярно входим в тройку крупнейших компаний страны именно по производству собственных изделий Мы производим компьютеры, у нас целый завод работает. Мы уже лет 10–15 регулярно входим в тройку крупнейших компаний страны именно по производству собственных изделий Фото: «БИЗНЕС Online»

«ИДУТ РЕАЛЬНЫЕ ПРОЦЕССЫ ЦИФРОВОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ»

 Как вы себя чувствуете от мыслей: 

1) Что на развалинах гордости вычислительной техники СССР и стран СЭВ выпускается практически зарубежная продукция?

2) «Цифровой трансформацией» России в настоящее время занимаются совершенно некомпетентные люди. Какой стадией из формулировок академика В.М. Глушкова можно охарактеризовать нынешний этап «цифровой трансформации»: «шумиха» или «неразбериха»? (Rim)

— Я все-таки думаю, что идут процессы цифровой трансформации, особенно в реальном секторе экономики, на заводах. Например, некоторое время назад мы сделали систему управления одного из заводов оборонного профиля в Перми. Директор поставил задачу повысить производительность труда в два раза. И он эту задачу с нашим участием решил! Штат у них не изменился, а количество выполненных работ увеличилось в два раза. Этот директор пришел на предприятие, которое было в предбанкротном состоянии, и он его вытащил. Могу привести еще несколько примеров с реальных производств.

— Вернемся к вопросу читателя: мне кажется, он хотел сказать, что наши IТ-компании не только могли бы предоставлять услуги по аутсорсингу, но и компьютеры производить, разрабатывать программное обеспечение.

— Мы производим компьютеры, у нас целый завод работает. Мы уже лет 10–15 регулярно входим в тройку крупнейших компаний страны именно по производству собственных изделий.

— Сколько компьютеров в год выпускаете?

— Максимум, что у нас было, — около 100 тысяч штук. В прошлом году выпустили продукции на 2,6 миллиарда рублей — на миллиард больше, чем год назад.

— Это были государственные или коммерческие заказы?

— В прошлом году прибавку дали проекты по медицине: медучреждения закупали компьютерное оборудование, мы участвовали в конкурсах и в Татарстане, и по стране.

— А программное обеспечение?

— Мы производим программное обеспечение, более того — у нас хороший рост. В целом услуги и программное обеспечение в прошлом году выросли почти на 20 процентов.

В управлении базами данных в 2018 году одна из европейских консалтинговых компаний оценила ICL как входящую в 10 лучших по качеству компаний по управлению базами данных В управлении базами данных в 2018 году одна из европейских консалтинговых компаний оценила ICL как входящую в десятку лучших по качеству компаний по управлению базами данных Фото: «БИЗНЕС Online»

«ОБЩИЙ ОБОРОТ ГРУППЫ КОМПАНИЙ ICL — 11,6 МИЛЛИАРДА РУБЛЕЙ»

— С какими результатами ГК ICL завершила 2019 год? В каких сегментах бизнес шел лучше, в каких был спад и почему? (Хайров Ильшат)

— В целом по группе компаний ICL мы выросли примерно на 18 процентов, а некоторые сегменты — и того больше: производство оборудования выросло на 40 процентов, аутсорсинг и разработка программного обеспечения — на 20 процентов. Очень хорошо работает подразделение, которое взаимодействует с пенсионным фондом.

— Какой оборот у компании в целом по итогам прошлого года?

— Общий оборот — 11,6 миллиарда рублей без НДС.  

— То есть удается расти в два раза больше рынка?

— Практически — да: если российский рынок IТ-услуг вырос на 7 процентов, то ICL — на 20. 

— Минздрав РТ разрабатывает концепцию развития системы здравоохранения, в том числе большое внимание, по словам министра, будет уделено цифровизации отрасли, созданию базы данных населения. А они с вами или вашими коллегами консультировались по поводу программного обеспечения?

— Да, наши сотрудники контактируют со специалистами министерства.

 Первый заместитель директора института вычислительных технологий СО РАН Андрей Юрченко на встрече с президентом РФ Владимиром Путиным в Череповце поднял вопрос о необходимости создания сети мощных суперкомпьютерных центров в России, причем не только в столице, но и в других городах, в том числе в Казани. Как считаете, это позволит осуществить цифровой прорыв в стране? Как ваша компания могла бы поучаствовать в этом процессе? (Петров А.)

— Правильнее говорить не о суперкомпьютерах, а о создании data-центров в каждом регионе. Имея мощную информационную систему, опирающуюся на базы данных о состоянии экономики, основных ресурсов региона, это позволило бы развивать регион. Более эффективно можно было бы применять и методы математического моделирования.

А как ICL могла бы поучаствовать? Мы обладаем знаниями, компетенциями по проектированию центров обработки данных, по их оснащению, по управлению базами данных. Наверное, самый большой сегмент нашей работы на мировом рынке — это удаленное управление центрами обработки данных. А в управлении базами данных в 2018 году одна из европейских консалтинговых компаний оценила ICL как входящую в десятку лучших по качеству компаний по управлению базами данных.

— Какая сегодня ситуация по центрам обработки данных — их хватает?

— Многие крупные заказчики считают, что их не хватает.


НА ПЕРЕКРЕСТКЕ УЛИЦЫ РОДИНА И ПРОСПЕКТА ПОБЕДЫ ПОЯВИТСЯ 19-ЭТАЖНОЕ ЗДАНИЕ ICL

 В прошлом году вы сказали, что планируете строительство еще одного технопарка в 2020–2021 годах в Усадах или в Казани. По месту и времени строительства решение уже принято? Какая специализация будет у этого технопарка? Это для внутренних нужд вашей компании или планируете сдавать в аренду? (Давид)

— К настоящему времени мы согласовали эскизный проект, это будет 19-этажное здание площадью 16 тысяч квадратных метров. Оно будет расположено на перекрестке улицы Родина и проспекта Победы, на углу парка, напротив ТЦ «Южный». Дальше начинаем рабочее проектирование. И одновременно запущен процесс предоставления этой площадке статуса особой экономической зоны «Иннополис — Казань». Этот статус мало что дает с точки зрения экономики — по налогам, но при строительстве предоставляет 10-летний мораторий на налог на имущество. Поскольку стоимость здания порядка миллиарда рублей, то в год получается около 10 миллионов экономии. Это существенно.

— Это будет новый офисный центр для компании?

— По сути, да. Мы предполагаем, что наши собственные площади закончатся к середине 2021 года. Планируем разместить в новом здании порядка 1,5 тысячи человек.

— А нет желания собрать все подразделения компании в одном месте, чтобы было легче ими управлять?

— Территориально? Это невозможно. Сейчас у нас три тысячи человек. Стратегия, которую мы сейчас разрабатываем, предполагает рост компании в течение 5–7 лет до оборота в миллиард долларов. По обороту мы должны вырасти в пять раз, а по численности сотрудников — в 2,5–3 раза, до 8–9 тысяч человек. Мы не только в одном здании, даже в одном городе не поместимся. Однозначно надо будет открывать локации в городах, где есть хорошие университеты и где конкуренция за человеческие ресурсы не такая высокая, как в Казани. Поэтому мы рассматриваем и Владивосток, и Новосибирск, и Краснодар, и Ростов. 

— В других городах — это понятно, а в Казани зачем сидеть в трех-четырех местах? Построить один небоскреб, чтобы всем места хватило…

— ICL — это 10 юридических лиц, какой смысл их всех объединять территориально? Да, есть задачи, которые требуют консолидации усилий всех подразделений, но разместить всех в одном месте — это просто нереально.

Кстати, у новой стратегии лозунг будет другой — не «Расти в два раза быстрее рынка», а упор будет на качество, капитализацию, на доходность и на снижение рисков от неправильных рынков.

В прошлом году на коллегии минсвязи РТ, в присутствии вице-премьера РФ Максима Акимова вы предлагали экономические условия в ОЭЗ «Иннополис» сделать такими же, как в «Сколково». Что-то изменилось? (Марина)

— Об этом все говорят, а не только я. Но ничего не изменилось.

Виктор Дьячков: «Как минимум две компании хотят с нами объединиться, примерно две — три более крупные компании хотят войти к нам инвесторами» Виктор Дьячков: «Как минимум две компании хотят с нами объединиться, примерно две-три более крупные компании хотят войти к нам инвесторами» Фото: Андрей Титов

«НА РЫНКЕ НАМЕТИЛИСЬ ТЕНДЕНЦИИ К КОНСОЛИДАЦИИ РЕСУРСОВ»

 В одном из интервью вы говорили, что рассматриваете варианты, чтобы в течение года вырасти еще на две-три тысячи специалистов. При этом намекнули, что на рынке есть компании, которые можно купить. Какие варианты в итоге придумали и планируете купить какую-либо компанию? (Валеев Тимур)

— Сегодня на рынке наметились тенденции к консолидации ресурсов: боле крупные компании хотят купить более мелкие компании. Нам предлагают как объединиться с более крупными компаниями, так и объединиться с нами. Как минимум две компании хотят слияния с нами, примерно две -три более крупные компании хотят войти к нам инвесторами.

— Какой вариант вам более по душе?

— Пока мы никому не отказываем, предлагаем вместе поработать.

— Как партнеры?

— Да, как партнеры. Что мешает нам вместе работать? Сейчас мы разрабатываем свою стратегию, ставим цель завершить ее к 1 июля текущего года. Думаю, в ней будут элементы, предусматривающие варианты как приобретения других компаний, так и слияния с более крупными. Если не удастся уговорить на партнерские отношения, то хотя бы без потери самостоятельности.

— То есть 51 процент не отдадите никому?

— Пока мое видение такое. Боязнь в том, что если утратить самостоятельность, то мы потеряем больше, чем приобретем. Беспокоят потери даже не материальные, а потери идентичности, связи с казанским заводом ЭВМ. Эта идеология, психология, но она важна. Дело даже не в том, что новый собственник сменит бренд (а скорее всего, не сменит, потому что наш бренд узнаваемый), но наша задача — за счет партнерских отношений добиться возможности более эффективно работать на рынке. Мы всё-таки позиционируем себя как мощный ресурсный центр. То есть мы производители услуг и продуктов, а вот каким образом эти продукты довести до рынка — здесь самые большие сложности. И те сервисы, которые востребованы крупными компаниями, очень сложные, с высокими требованиями, но они позволяют нам расти и качественно, и количественно. Поэтому возможности консолидации с более крупными компаниями, помимо Fujitsu, мы рассматриваем. Но с Fujitsu мы сегодня работаем на условиях партнерства, хотя раньше они были нашими акционерами. И вот такое партнерство мы хотим дальше мультиплицировать.

— А те две компании, которые предлагали войти в ICL, российские?

— Российские, но не татарстанские. Хорошие компании — одна с численностью две тысячи человек, другая поменьше. Но консолидация может быть разная: обмен акциями, долями.

— Почему вас это предложение не устраивает?

— Консолидация — это вещь непростая, у компаний может быть разная культура управления, видение бизнеса.

— Боитесь, что могут подмочить репутацию ICL?

— Дело даже не в этом, а в сложности организовать эффективную работу. И, наверное, у того, кто хочет влиться, есть какие-то проблемы. 

— Теоретически вы готовы даже расстаться с контрольным пакетом акций, если будет интересное предложение?

— Если это будет соответствовать той стратегии развития, которую мы сейчас пишем, то да.

— Если вы отдаете контрольный пакет, у вас уже не будет своей стратегии!

— Никто не купит твой контрольный пакет, если твоя стратегия не соответствует стратегии компании, которая планирует купить. Эти вещи взаимосвязаны. 

— Но вариант продажи контрольного пакета вы не исключаете?

— Не исключаю.

 Слышал, что квантовый центр при МГУ предложил ICL адаптировать процессы, проходящие в квантовом вычислителе и объединить его с традиционными вычислителями. Как продвигается работа в этом направлении? (Ильгизар)

— Пока никак не продвигается. Нам было предложено разработать программное обеспечение, которое будет служить «мостиком» между физическим квантовым компьютером и обычными компьютерными системами. Мы несколько раз встречались, но физики не понимают нас, а мы — физиков. А вообще, до промышленного образца квантового компьютера достаточно далеко — 10–15 лет. У нас еще есть время влиться в этот проект. 

Самое главное, что сделало для нас государство — это то, что позволило нам стать хозяевами нашего бизнеса Самое главное, что сделало для нас государство, — это то, что позволило нам стать хозяевами нашего бизнеса Фото: «БИЗНЕС Online»

«САМОЕ ГЛАВНОЕ, ЧТО СДЕЛАЛО ДЛЯ НАС ГОСУДАРСТВО — ЭТО ТО, ЧТО ПОЗВОЛИЛО СТАТЬ ХОЗЯЕВАМИ НАШЕГО БИЗНЕСА»

 Удалось бы ICL развиться c 1990 года до наших дней в существующих масштабах без господдержки? (Руслан)

— Знаете, в чем господдержка заключалась? В свое время меня вызвал первый президент РТ Минтимер Шарипович Шаймиев и сказал: «Знаете, государство не есть лучший собственник. Государство однозначно останется в энергетике, в оборонке, но ваше предприятие мы будем продавать. Если хотите — выкупайте». Это был достаточно сложный процесс, потому что уже была не ваучерная приватизация, а за деньги. Но самое главное, что сделало для нас государство, — это то, что позволило нам стать хозяевами нашего бизнеса. Это позволило нам выстроить более эффективную модель управления, которая стимулировала людей на работу.

— На каких условиях вы стали хозяевами бизнеса?

— Мы выкупили у государства 49 процентов акций.

— В те времена это было посильно?

— В то время в компании работало меньше 100 человек. Лично я брал кредит в банке, закладывал квартиру, старую машину «Волга». Другие сотрудники подписывались за ползарплаты. Помню, один сотрудник купил пакет акций за аванс, а когда выходил из акционерного общества, получил за него три миллиона рублей. 

— Нет ли в планах компании разработки собственной российской операционной системы и офисных приложений к нему? (Ильшат)

— ICL — одна из крупнейших компаний, которая могла бы этим заняться, но надо понимать, что такое операционная система. Операционную систему IBM 360, которую я изучал, будучи студентом, по американским самоучителям в Ереване в начале 70-х годов прошлого века, разрабатывали 10 тысяч программистов в течение пяти лет. Надо понимать сложность этого программного обеспечения. Ни я, ни кто-то другой, ни даже наше мощное государство не может сегодня это себе позволить, поэтому все пользуются операционными системами Microsoft опенсорсными решениями — Linux и его клонами.   

 Ваше предприятие позиционирует себя как социально ответственное, однако вы не допускаете создания профсоюзной организации в компании. С чем это связано? (Алексей)

— Когда я создал совместное предприятие, контрольный пакет которого был у британцев, я предложил создать профсоюзную организацию. Коллектив был небольшой — человек 15. Мы всех опросили, и все сказали категорическое нет. Мы еще раза два с таким же предложением обращались, но люди не хотели. Реально функции профсоюза мы выполняем сами, у нас много внимания уделяется социальным вопросам. Например, оказываем помощь в приобретении жилья — мы сами строим жилье и предлагаем его сотрудникам на льготных условиях. В марте этого года мы сдаем очередной жилой дом на 57 квартир в непосредственной близости от места работы. Все, что делают профсоюзы на предприятиях, мы сами делаем для своих сотрудников, возможно, даже лучше. И без всяких профсоюзных взносов. Но никаких запретов на создание профсоюзной организации у нас нет.

— На каких условиях даете квартиры?

— Мы отдаем в аренду с правом выкупа, при этом помогаем людям выкупать, помогаем получить льготные условия по ипотеке. В год мы тратим более 30 миллионов рублей на компенсацию процентов по ипотеке. Когда Путин был премьер-министром, он издал очень хорошее постановление — о том, что если компания тратит средства на компенсацию процентов по ипотеке, то она может относить эти средства на затраты. Одно время налоговая к нам приставала: якобы это скрытая форма увеличения заработной платы, с которой не платят социальные налоги. Но мы отослали их к постановлению Путина. Эта норма действовала пять лет, а потом ее сделали бессрочной.

— Сколько вы компенсируете каждому?

— Обычно до 150–200 тысяч рублей в год.  

— Какой процесс у вас идет в Усадах сегодня?

— Строительство продолжается. В этом году будет сдано 16 квартир в таунхаусах и 57-квартирный дом.

«НЕ ВСЕ ВЫДЕРЖИВАЮТ УРОВЕНЬ ВНУТРЕННЕЙ КОНКУРЕНЦИИ»

— Какие еще способы мотивации для привлечения и удержания сотрудников используются в ICL? Какой средний стаж сотрудников на предприятии? (Дмитрий)

— Средний стаж мы никогда не высчитывали. У нас много доморощенных сотрудников — выращенных в компании. С учетом того, что у нас работают 3 тысячи человек, доля людей, которая обновляется, не превышает 10 процентов. Не все приходящие со стороны выдерживают уровень внутренней конкуренции. У нас ежегодно почти 90 процентов проходят тот или другой тип дообразования. И работа у нас сложная, напряженная и ответственная. Не все это выдерживают. Бывает и так, что наказываем, предлагаем уволиться.

— За какое время трудолюбивый и умный молодой специалист может подняться по карьерной лестнице в вашей компании?

— Есть примеры, когда пришел студентом второго курса, а к окончанию университета стал руководителем направления. Фамилия его Бондарев. Он стал лучшим специалистом по версии Microsoft. Помню, однажды я пришел на работу, а рядом со зданием стоит спортивный Ford. Спрашиваю службу безопасности: «Откуда?» — а они отвечают, что помогли пригнать автомобиль Бондареву, который ему подарил Microsoft за победу в конкурсе. Причем результаты оценивали все участники конкурса, и Бондарев выиграл! А ведь он у нас работал на оборонку, к Microsoft отношения не имел. Очень умный парень!

— Бондарев работает у вас сегодня?

— Уже нет, его жена увезла в Москву. И на конкурс Microsoft она его толкнула. Женщины вообще большое влияние оказывают…

— А у вас много женщин программистами работают?

— Среди программистов все-таки меньше 50 процентов, но приближается к этому числу.

— Кто сильнее в профессии — мужчина-айтишник или женщина-айтишник?

— По-разному. Женщины более внимательные, усидчивые. Набор на проект происходит естественным образом — кто в этот момент пришел и конкурс прошел, тот и пригодился.

 По вашим наблюдениям, поколение Z отличается от предыдущих? Поколения X — это советские люди, поколения Y — постперестроечное, а Z — это сегодняшние выпускники? На работе в коллективе особенности поколений как-то сказываются?

 Мы работаем и с теми, и с другими, и с третьими. А отличаются они, наверное, культурой. Для поколения, которое прошло становление в 90-е годы, понятие «украл» трактуется по-своему. А современное поколение обозначает себя как «человек мира», оно более мобильное. Для них на первом месте свобода. С ними сложнее работать, они могут брать контракты в интернете и улетать работать в любую точку мира. Наше внимание к социальным вопросам побуждается в первую очередь желанием удержать людей. Мы всегда считали, что если человеку дать хорошую работу и достойную зарплату, то он никуда не уедет. И людей таких большинство. А два-три процента людей по жизни бродяги, их ничто не удержит.   

— А как сегодня с миграцией специалистов? Наших специалистов продолжают переманивать?

— Переманивают активно, и это связано с конкуренцией на рынке. По оценке самого профессионального сообщества, российскому рынку не хватает около миллиона айтишников. В россофте и IТ работают сегодня около 300 тысяч человек, и половина из них работает на экспорт. В целом общее количество айтишников, включая инсорсеров, меньше миллиона. И оценка такая: нам в стране, чтобы обслуживать свои айтишные системы, не хватает около миллиона человек. Но это еще говорит о том, что мы не так активно используем технологии и компьютерное оборудование, как, например, Великобритания. Российские ассоциации айтишников уже несколько лет занимаются тем, чтобы министерство образования РФ увеличило число бюджетных мест на айтишные специальности. И это удалось сделать — процентов на 30–40 число бюджетных мест выросло.

Даже если ты хорошо учишься, но не начинаешь со второго — третьего курса заниматься конкретной работой в промышленности, то очень трудно войти в работу Даже если ты хорошо учишься, но не начинаешь со второго-третьего курса заниматься конкретной работой в промышленности, то очень трудно войти в работу Фото: mon.tatarstan.ru

«НУЖНО, ЧТОБЫ УНИВЕРСИТЕТЫ ВЫПУСКАЛИ СИСТЕМНО МЫСЛЯЩИХ ЛЮДЕЙ»

— Выпускники казанских вузов вас устраивают, переучивать не приходится?

— Как-то меня попросили принять на работу девушку, которая окончила ВМК КФУ с красным дипломом. Но она ничего не умела делать! Поскольку у нее было знание английского, я для начала предложил ей поработать в отделе переводчиков, чтобы она вникла в нашу тематику. Потом подучили ее, и она вошла в одну из проектных групп. Я это к тому, что даже если ты хорошо учишься, но не начинаешь со второго-третьего курса заниматься конкретной работой в промышленности, то очень трудно войти в работу. 

У нас сегодня есть свой корпоративный университет. Раньше мы своих ведущих специалистов — человек 30 — направляли преподавать инженерные дисциплины в два казанских университета, а сегодня у себя этим занимаемся. Объявляем бесплатный набор на курс по определенной специальности, проводим предварительный отбор и в год учим человек 350-400 на базе корпоративного университета. Потом мы их тестируем и по конкурсу отбираем на проекты, как правило, экспортного направления. Ключевой вопрос университетов к нам: что вам больше нужно — больше широких знаний или более глубоких? Я еще с 90-х годов говорил нашим университетам: нам нужно, чтобы университеты выпускали системно мыслящих людей, значит, должна быть глубина знаний, а конкретике, инженерии мы их сами обучим — по тому проекту, на какой он пойдет работать. Вуз никогда не сможет этого угадать, поэтому дайте им математическую логику, теорию вероятности, математический, системный анализ, функциональный анализ. Это все математика. И вот из них вырастают люди, которым изучить какой-то конкретный язык программирования не проблема.

— В свой корпоративный университет с каким уровнем образования берете?

— Со второго-третьего курса профильных вузов.

— И сколько они у вас учатся?

— Как правило, месяц-два.  

— Сбербанк в своей «Школе 21 век» решил учить людей вообще без предварительной подготовки. Как считаете, это эффективно, толк будет?

— Это одна из моделей удаленного обучения, они стали модными последние лет 10. Мы тоже используем несколько моделей удаленного обучения своих сотрудников, например разговорному английскому языку. Айтишники все с английским, но разговорный не у всех есть. У Сбербанка модель обучения техническим дисциплинам в игровой форме. В нашем корпоративном университете вариант не игровой, а на примерах. Когда человек погружается в работу команды, у него всегда есть возможность задать вопрос и получить совет или рекомендацию. В проектных командах, на мой взгляд, человек свою профессию осваивает быстрее. Сбербанк, как я понимаю, дает навыки программирования, работы в командах, учит общим понятиям. Если оценивать, плохо это или хорошо, то, наверное, хорошо. А оценить, насколько это эффективно, не берусь, потому что не знаю параметров.        

В декабре 2019 года группа компаний потеряла большую часть сотрудников в связи с уходом целого подразделения в стороннюю компанию. Как такое возможно при грамотном руководстве и стабильной работе ГК? (Павел)

— «Большую часть» — это сильно преувеличено. У нас работают 3 тысячи человек, и планов у нас громадье. По прибыли в 2020 году, думаю, мы вырастем.  

— Сколько все-таки ушло?

— Человек возглавлял подразделение, в котором было 500 человек, ушло порядка 300. Когда началось это движение, мы предлагали ему цивилизованный путь выхода — через обмен его пакета акций. Я назвал ему цену, он согласился, мы вышли на совет директоров — все тоже согласились. Но это невозможно было сделать одномоментно, требовалось время для работы юристов — месяца два, но он не захотел ждать… Как оказалось, года за три до этого он создал параллельную структуру и сбрасывал туда деньги. Это элементарное воровство! Но у нас в стране не принято называть подобные вещи своим именем… Да, человек вырос, почувствовал силу, но все надо делать цивилизованно!

— Это первый такой случай?

— Нет, не первый: примерно в 1993–1994 годах тоже был воришка, он тогда увел почти половину команды — человек 20 из 50. Потом от него практически весь народ разбежался.

Виктор Дьячков: «Я поддерживаю президента РТ в том, что не надо ставить камеры в каждом подъезде. Общество должно установить какие-то нормы для того, чтобы частная жизнь оставалась всё-таки частной жизнью» Виктор Дьячков: «Я поддерживаю президента РТ в том, что не надо ставить камеры в каждом подъезде. Общество должно установить какие-то нормы для того, чтобы частная жизнь оставалась все-таки частной жизнью» Фото: Андрей Титов

«КАКУЮ ГЛАВНУЮ НОВОСТЬ ПРИНЕС СБЕЖАВШИЙ СНОУДЕН?» 

 Сейчас создаются системы для распознавания лиц в городах, и будут за какие-то мелкие нарушения людей останавливать. Например, человек в Москве, а к нему будут приставать, что он числится в базе. В прошлом году президент Татарстана рекомендовал не ставить ее в каждом подъезде. Каково ваше мнение этому поводу? (Михаил)

— Я поддерживаю президента РТ в том, что не надо ставить камеры в каждом подъезде. По-моему, общество должно установить какие-то нормы для того, чтобы частная жизнь оставалась все-таки частной жизнью.

— А останется ли понятие частной жизни, когда все твои действия компьютерные системы запоминают и архивируют? О нас сегодня уже знают, чем мы интересуемся, куда ездим, что покупаем…

— Самое страшное, что все эти сведения хранятся, и с помощью определенных алгоритмов злоумышленник может создать ваш цифровой двойник, а при помощи других алгоритмов — как на вас воздействовать, чтобы от вас получить желаемое. Ведь какую главную новость принес сбежавший Эдвард Сноуден? Что технологии, которые раньше были доступны только спецслужбам, оказываются в свободном доступе. Вот этого нужно избежать человечеству. Это забота и каждого человека в отдельности, и общества в целом. Надо создавать законодательство, которое будет ограничивать такие возможности.

— Как считаете, в России общество понимает опасность и необходимость инициирования таких законов?

— Судя по тому, что в Госдуме периодически обращают на это внимание, то да — общество озабочено этим и пытается что-то делать в этом направлении.

— Виктор Васильевич, спасибо вам за интересный разговор. Удачи!