«Первое, что власть должна сделать, — сказать, что ничего страшного нет, что эта эпидемия ничем не отличается от предыдущих» «Первое, что власть должна сделать, — сказать, что ничего страшного нет, что эта эпидемия ничем не отличается от предыдущих»

«ВЫГНАЛИ ГРИПП, А ВМЕСТО НЕГО ПРИШЕЛ КОРОНАВИРУС»

— Игорь Алексеевич, вы — врач, доктор медицинских наук, и вы проанализировали большой пласт статистики, информации по текущей коронавирусной пандемии. На что вы как врач обратили внимание в первую очередь?

— Ситуацию надо рассматривать на фоне тех мощнейших организационных, экономических, финансовых воздействий, которые предприняты для того, остановить COVID-19. Но у врачей первостепенный принцип — не навреди! И я задаю себе вопрос: то, что делается, — это правильно или нет?

Сейчас принимаются меры для активного подавления коронавируса. При этом исходят из того, что вирусы находятся между собой в хаотичных отношениях, и чем энергичнее бить, например, по тому же гриппу, тем перспективы и прогноз будут лучше. А когда начинаешь погружаться в реальность микробиологии, то обнаруживаешь, что там не хаос, а целые сообщества, взаимодействующие между собой! Все эти бактерии, вирусы… Вирус, кстати, очень сложен для определения с философских позиций…

— Живой он или нет?

— Во внешней среде он — неживой. Но запрограммирован так, что как только попадает в клетку, тут же начинает использовать ее структуры для того, чтобы стать живым.

Что касается коронавирусов (К-вирусов), ими начали заниматься в 1960-х годах. Выявлено множество разновидностей К-вирусов, около семи десятков. Одни из них дружественны друг другу, помогают. А другие находятся между собой в антагонистических отношениях. Но вирусология как наука в основном изучает вирусы по отдельности. А надо изучать их во взаимодействии!

— А как взаимодействует с другими вирусами коронавирус?

— Особые отношения у К-вирусов с гриппом. Грипп — сильный антагонист К-вирусу. Там, где высока заболеваемость гриппом, К-вируса мало.

Сейчас ставится задача уничтожить семейство К-вирусов. При этом известно, что К-вирус примерно в три раза сильнее, чем вирус гриппа, у которого тоже есть несколько видов.

Статистика показывает, что в 1990-е ежегодно заболевало гриппом 4-5 миллионов человек. Хотя эти цифры могут быть подвергнуты сомнению, поскольку и с гриппом сложно в плане диагностики. Смотрите: я врач, выхожу на участок. Вижу: обычная ОРВИ, слабенькая. Ставлю диагноз ОРВИ. Потом вдруг вижу тяжелые случаи, а сверху сказали, что начинается эпидемия гриппа, и я уже ставлю в тяжелых случаях диагноз «грипп». Но совершенно не доказано, что это на самом деле грипп!

Точно так же обстоит дело с диагностикой и в США. Нам говорят: «Вот там они тестируют!» Но в практическом здравоохранении нет возможности такого массового тестирования.

— Вернемся к статистике по гриппу.

— В 2000-е началось резкое падение количества заболевших: 600 тысяч, 500 тысяч, 100 тысяч, 50 тысяч, 12 тысяч. Сейчас у нас гриппа практически нет. Некоторые говорят, что просто был приказ не ставить диагноз грипп. Но это маловероятно. Так или иначе, грипп исчез. И Министерство здравоохранения говорит: «Посмотрите, как нам удалось в сто раз снизить грипп!» Глава Роспотребнадзора говорит: «Посмотрите, насколько удачны оказались прививки в плане уничтожения гриппа!».

Но смотреть надо не только на грипп, но и на другие показатели. Например, на смертность от пневмонии. Вот сейчас боятся К-вируса. Но умирают-то не от него, а от пневмонии! А пневмония может быть разной этиологии.

— То есть причины разные?

— Конечно! И все приводят к пневмонии. Начинаю смотреть динамику смертности от пневмоний в 90-е, нулевые и обнаруживаю, что она растет… Как так? Ведь грипп-то исчез. Дальше смотрю на заболеваемость ОРВИ — она сохраняется стабильной. Позвольте, но грипп-то исчез! И вот тогда моя гипотеза превращается в вывод. Если обращаемость по поводу ОРВИ стабильна, а вирус гриппа почти исчез, значит, это какой-то другой вирус…

— Провоцирует пневмонию? Какой?

— Как раз К-вирус! Эпидемии К-вирусов идут уже 15 лет. Мы думали, что вирусы не согласованно между собой действуют, и убрали грипп, а свято место пусто не бывает, на его место вполз арсенал К-вирусов.

— А раньше не выявляли К-вирус в больших количествах?

— Не выявляли.

— Если верна ваша гипотеза, то уже несколько лет назад было много заболевших К-вирусом, но их почему-то не выявляли. С чем это связано?

— Эпидемиологи говорят, что в общей заболеваемости ОРВИ К-вирусы раньше занимали примерно 10%, но, поскольку их мало, большого внимания им не уделяли.

— Просто специализированных анализов не делали?

— Помните анекдот про «неуловимого Джо»: почему он неуловимый? А кому он нужен, чтобы его ловить? И здесь точно так же. Его не выявляли, а теперь у всех такое ощущение, что вдруг внезапно что-то появилось, страшная мутация, ЦРУ спланировало и прочее. Я не вижу никаких оснований для подобной конспирологии. Просто ушел грипп, выгнали его, думая, что никто не придет взамен, а пришел К-вирус. Стали смотреть, стали заниматься К-вирусом.

— Грипп выгнали прививками?

— Прививками. Как говорится, «мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача». Но природа-то сложнее, чем мы предполагаем. Все эти Эбола, свиной грипп, атипичная пневмония — своего рода месть природы за недостаточную прозорливость ученых. Хотя не ученые виноваты, наука так развивается, поэтапно. И я хочу обратиться к коллегам — вирусологам, эпидемиологам: «Дорогие друзья, посмотрите, насколько сложно устроена жизнь в микромире, поэтому мы должны понять эти взаимоотношения с тем, чтобы не сделать хуже!» А хуже получилось, посмотрите: К-вирус агрессивнее, чем обычный грипп.

— Агрессивнее — в каком смысле?

— Летальность выше. Если в 1990 году было 13 тысяч смертельных пневмоний, то в 2016 году — 31 тысяча. Мы пустили на территорию гриппа К-вирус, и он обеспечил рост летальности на фоне уничтожения гриппа.

А сейчас мы собираемся уничтожить К-вирус. А мы уверены, что на его место не придет еще что-то, более страшное? Кто будет отвечать тогда?

Когда-то мы думали, что с открытием антибиотиков все бактерии будут уничтожены. И вначале великолепно получилось. Но жизнь хитрее. Бактерии начали приспосабливаться, мутировать. Мы стали искать более сильные антибиотики, потому что старые не работают. То же самое получается и в вирусологии.

— То есть мы применяем антибиотик — и от него погибает, условно, 90% популяции микроорганизмов. Оставшиеся 10% изначально имели какой-то защитный механизм от этого антибиотика. Эти 10% продолжают размножаться, и теперь уже вся популяция становится нечувствительной к этому антибиотику. Находят новый, ситуация повторяется.

— Совершенно верно. Я занимаюсь преимущественно эпидемиологией неинфекционных заболеваний. И выяснилось, что существуют психические эпидемии. Сейчас один из аргументов в пользу того, что происходит что-то страшное, это ситуация в Италии. Показывают колонны машин с гробами. А до этого были картинки: идет молодой человек с рюкзаком, и маска на нем, вдруг он упал, дернулся и умер. При пневмонии таких смертей не бывает! Или в магазинах трупы лежат. Это тоже не от пневмонии! Значит, есть заинтересованные силы для того, чтобы нагнетать панику.

Кроме того, нам говорят, что точно диагностировали COVID-19. Но у медицины нет такого точного метода диагностики! Мы можем диагностировать только совокупность родственных К-вирусов. И диагнозы тоже можно поставить разные. Кто-то скажет: это стафилококковая пневмония. А другой скажет: К-вирус. А третий скажет: «Да ничего подобного! Это свиной грипп». Это же все сейчас существует, никуда не исчезло.

Причем, при страховой медицине появляется коммерческая заинтересованность ставить диагноз К-вируса, это мне коллеги из Испании и Италии рассказывали. Если родственник умер от К-вируса, то страховка платится, а если обычная пневмония — нет. И родственники, чтобы получить страховку, просят врача поставить диагноз «пневмония К-вируса». И врачи соглашаются, получая за это некоторую часть страховых денег.

ЧЕМ ИЗМЕРИТЬ ДЕПРЕССИЮ?

— Как будут, на ваш взгляд, развиваться события?

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо вернуться к психологии. Мы убедились, что жизнь, даже в микромире, очень сложна. Но многие до сих пор думают, что существуют только отдельные хаотические вирусы. Наши либералы и общество воспринимают как хаос индивидов. Если кому-то плохо, то он сам в этом виноват. Если самоубийство — тоже сам виноват. А жизнь намного интересней и сложнее. Причем говорили об этом еще в XIX веке наши крупнейшие социологи, но их тогда не послушали, обвинили в биологизаторстве. Они говорили, что общество — это организм со своими внутренними законами.

Есть пчелы, и есть пчелиный рой. Мы, врачи, до сих пор лечим пчелок, а нужно лечить и пчелиный рой. Мы лечим муравьев, а нужно — муравейник. Или человейник, как говорил философ Александр Зиновьев.

Сейчас появляется новое направление — социальная медицина. Нужно лечить общество. Общество тоже страдает. Незнание этого и неумение следить за состоянием общества приводят к катастрофам. Я абсолютно уверен, что Советский Союз взорвался не за счет внешних агентов. Агенты всегда были и будут. Внутри что-то назревало, и за этим никто не следил, потому что не было понимания, что общество — это не только ВВП на душу населения, холодильники, колбаса, здравоохранение, но еще и внутренняя атмосфера, настроение.

— А можно ли как-то измерить эту атмосферу?

— Мы нашли критерии, изучая причины резкого роста смертности с началом либеральных реформ. За 20 лет мы потеряли примерно 14 миллионов человек по сравнению с базовым уровнем 1980-х. А за счет обвала рождаемости мы потеряли еще 20 миллионов. Итого 34 миллиона человек!

Демографы не интересуются причинами, они просто фиксируют: смертность, плюс, минус, снижение рождаемости. А нас интересует анализ всех факторов, которые вызвали такие ужасные демографические потрясения. И самое важное: эти демографические реакции были сверхбыстрыми, буквально год-два. Очевидно, это связано с психикой. И мы ввели понятие «фактор Х нематериальной природы». Но как его измерять?

— Может быть, количество самоубийств, уровень потребления алкоголя?

— Конечно! А что именно мы можем определить с помощью числа самоубийств?

— Депрессию?

— Да. И даже безысходность.

— Фактически депрессия — это и есть ощущение безысходности. Когда каждый день похож на предыдущий, когда каждый день думаешь, что выхода нет, что лучше не будет. Кстати, я слышал, что депрессию нельзя воспринимать как просто плохое настроение. Это тяжелое состояние, которое тянется годами…

— Совершенно правильно. Наука этим тоже серьезно пока не занималась, потому что доминировал материалистический подход. Я — приверженец диалектического материализма, атеист, но жизнь нас, ученых-медиков, заставила пойти туда, куда мы никогда не ходили. Посмотреть на понятия «душа», «дух»… И тут я снимаю шляпу перед религией, там колоссальные исследования в области социальной психологии. Современная психология, образно говоря, в памперсах ходит, ей от силы полтораста лет, а там века! Оттуда пошли идеи «души», «духа». Это объясняли религиозно. Но теперь я вижу, что они правы, говоря о душе и духе. Они есть, а мы, ученые, слишком пренебрежительно к этому относились. И наука, в принципе, отказалась изучать нематериальную реальность.

Вернемся к способам измерения. Безысходность, депрессию можно измерить числом самоубийств. А агрессию, злобу как измерить?

— Преступностью? Числом убийств, тяжких телесных повреждений? И не только тяжких…

— Да, мы предлагаем маркеры, с помощью которых измеряем состояние души. Назвали это «методом выявления следов». Я выявляю следы материальные, но я знаю, что они продиктованы состоянием духа. А как измерить социальный оптимизм? Молодежи, например? Можно взять свадьбы как маркер.

— Сейчас много разводов.

— Разводы, безусловно, означают, что атмосфера в семье ужасная. Интересно, что в 20-е годы ввели понятие «моральная статистика». Но потом от него отказались.

Так вот, сейчас мы решили выяснить, связаны ли спады и подъемы смертности с перечисленными выше маркерами? И увидели потрясающую корреляцию, подтверждающую правоту религиозных представлений о мертвящем духе и животворящем духе. Если дух «мертвящий»: тоска, безысходность, злоба, как в начале 90-х, — то взлетают убийства, самоубийства, разводы, растет смертность. Причем выявили лаг по времени — полгода-год… Сначала страдает дух, а через полгода увеличивается смертность. Обо этом я написал книгу «Психодемография».

Теперь возвращаемся к К-вирусу. Такое ощущение, что наука (и демография, и медицина) совершенно не подозревает о наличии этих мощнейших связей между социальной атмосферой и демографическими процессами.

— Вообще-то, это странно слышать. Все знают, что когда хорошее настроение, то и выздоравливаешь быстрее. Когда плохое настроение, то и болезнь затягивается. Это на уровне бытового сознания. «Смех продлевает жизнь» — мы это слышали тысячу раз. По-моему, это вещи очевидные.

— Еще в Средние века говорили, что прибытие паяца в город значит для здоровья больше, чем десять нагруженных лекарствами мулов. Но в науке этого нет! Все это прекрасно знают, а наука этим не пользуется!

— Это очень странно…

— А почему не пользуется? Потому что это нематериально, а если нематериально — значит, это религия.

— Почему же нематериально? Количество преступлений — это вещь материальная, количество самоубийств — тоже.

— Самоубийства — материальны, они отражают тоску в душе. А вот сама тоска — нематериальна.

— Тем не менее, депрессиями, психическими проблемами занимаются психиатры.

— Конечно, занимаются. Но интегрального представления о человеке нет, нет представления о том, что соматическое, телесное напрямую зависит от духа.

Даже некоторые мои друзья-священники считают, что нарушение нравственных основ приводит к разврату, люди начинают курить, пить, употреблять наркотики, и поэтому увеличивается смертность. И не верят мне, что дух может действовать напрямую.

А это именно так! Поэтому мы говорим, что состояние атмосферы в обществе отражается на иммунной системе!

И в плане эпидемиологии нужно знать, что любая эпидемия имеет триаду: источник с возбудителем, переносчик и реципиент. Мы сейчас занимаемся источником и переносчиком. И никто не занимается реципиентом. А нужно заниматься реципиентом, то есть обществом.

Те, кто сейчас нагоняет панику, даже не понимают, что они творят!

Приведу пример. Питер, начало 90-х годов. Взлет смертности! Почему я взял Питер? Потому что это город с качественным здравоохранением, хорошей статистикой. Он большой, а миграция там не такая, как в Москве, намного меньше. Так вот, там вдруг взлетает смертность от сальмонеллеза, от дизентерии, от дифтерии, от пневмонии. Невероятные цифры: 600%, 900%! Сифилис острый — 1700%! Когда я эти цифры озвучил, выступая перед академиками-иммунологами в РАН, я понял, что они, как только это услышали, просто отключились, потому что такого быть не может! Но это железная статистика, официальная, грамотная. Опубликована Ленинградской службой медико-санитарной статистики.

И возникает вопрос: как объяснить этот рост? Есть два объяснения. Первое: должны были быть внезапно активизированы спирохеты, сальмонеллы, дизентерийные палочки, гонококки, трихомонады, чесоточные клещи…

— То есть прямые причины?

— Да. А можно ли поверить, что вот они внезапно вдруг активизировались? Что произошло? Проституток завезли десятикратно в Питер? И из-за этого взлетели все инфекции? Представить это невозможно.

— Это за какой период?

— 1990–1994 годы. В 1994-м — рост в 10 раз, в 16 раз по разным заболеваниям. Запредельные цифры, их мозг не воспринимает. Но если вспомнить, что это был за период? Мы потеряли тогда свою страну, я помню…

— Я тоже помню…

— Нам сказали, что все наши идеалы: стахановцы, герои Великой Отечественной войны, Гагарин — это все рухлядь, а вот сейчас придут эффективные менеджеры, и все будет правильно. И такая тоска в душе! Жить не хочется… Это я прекрасно помню.

Это к вопросу о панике, которая сейчас создается. В состоянии паники падает иммунитет, специфический и неспецифический.

Смотрим опять на 1990-е годы. И тут мы выходим в новую сферу, совершенно неизвестную — управление инфекционными эпидемиями с помощью неинфекционных рычагов. Так вот, после пика 1994 года к 1997 году все вернулось на прежний уровень. И гонорея почти исчезла, и сифилис упал, и пневмония/дизентерия/дифтерия… Как это объяснить? Санитарно-эпидемиологическими мероприятиями? Нет. Никто даже не обратил на это внимания, не было объявлено об эпидемии. Как тогда? А просто за следующие четыре года люди немножко пришли в себя. И мы видим на графике, как падает общая смертность, и падают все инфекционные заболевания.

Теперь возвращаемся к COVID-19. Надо всем понять, что инфекционные эпидемии зависят не только от вируса, переносчика, но и от реципиента. Не надо загонять никого в безумную панику и тоску!

— Что же вы предлагаете?

— Я предлагаю сказать, что ничего страшного нет. Эта эпидемия ничем не отличается от предыдущих эпидемий. Что нужно делать? Соблюдать те же мероприятия, что и раньше. И еще создать научно-экспертный совет, чтобы ученые давали рекомендации и говорили: «Вот это принесет пользу, а это пользы не принесет».

Нам говорят про рекомендации ВОЗ. А что такое ВОЗ? Я там несколько лет был экспертом. Это чиновники. Там нет коллектива независимых ученых, которые трезво оценивают ситуацию. А нужны коллективы или центры, которые профессионально должны давать рекомендации в плане принятия тех или иных организационных мер.

Беседовал Дионис Каптарь

«Завтра», 18.04.2020