Любовь Агеева: «Татарстан центральные СМИ часто несправедливо называли разрушителем России»

Любовь Агеева: «Газету читала вся Казань. Когда обсуждались татарские национальные проблемы, русские их понимали и зачастую поддерживали такие публикации»

«НАЦИОНАЛЬНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ В ТАТАРСТАНЕ ПОДДЕРЖАЛИ ДВА РУССКИХ ЧЕЛОВЕКА: АНДРЕЙ ГАВРИЛОВ И ЛЮБОВЬ АГЕЕВА»

— Любовь Владимировна, вас в шутку называли когда-то главным татарским националистом «Вечерней Казани». Почему вы вообще взялись за эту тему?

— Случайно. Я работала заведующей отделом культуры, и в мои основные обязанности входило литературное редактирование материалов внештатных авторов. И вот как-то к нашему редактору Андрею Петровичу Гаврилову принес свою статью писатель Диас Валеев. Сразу к редактору — потому что статья была необычная, она называлась «О национальном и интернациональном». Андрей Петрович поручил мне подготовить ее к печати. Уже потом Диас Назыхович рассказал мне, что эту статью он принес давно, но редактор все не решался ее поставить. И это было понятно, потому что в ту пору на темы межнациональных отношений или, не дай бог, межнациональных конфликтов СМИ не писали. И не только здесь, в Татарии, даже московские газеты про это не писали. В «Вечерке» статья Валеева вышла в январе 1988 года. И на нее пошла валом почта. Андрей Петрович сказал мне: «Тогда и этим ты будешь заниматься».

Рубрика у нас шла в разные годы под разными названиями, менялась тематика. Одно время писали о необходимости возрождать татарскую культуру, потом о необходимости защищать татарский язык, о том, нужно ли создавать национальные детские сады и татарские школы… Характер почты менялся. А в 1990 году на первый план вышло будущее Татарии. Потому что в это время национальные движения уже созрели для того, чтобы выступить за повышение статуса республики с автономного до союзного. Рубрика наша тогда стала называться «Дискуссионный клуб „ВК“ — какой быть Татарии?».

— Писем опять было много?

— Очень много! Многие мы публиковали. Были традиционные отклики на публикации, мы их в основном анализировали в регулярных обзорах редакционной почты. Но чаще нам присылали полноценные газетные материалы с солидной аргументацией, с экскурсами в историю, с зарубежным опытом. Открываешь конверт, а там плотная стопка рукописных листов, страниц на десять. А некоторые авторы сами приносили свои размышления в редакцию, и среди них были люди известные. Иногда мы проводили беседы за круглым столом, брали интервью у авторитетных персон. Помню беседу с писателем Амирханом Еники, умные статьи доктора Михаила Рокицкого, профессора Шакурова из НИИ профтехпедагогики, его горячий спор с Талгатом Бареевым осенью 1990 года. Появлялась в газете и фамилия Диаса Валеева. Участвовали в этой дискуссии люди разных национальностей, разного возраста, разного социального положения и разных взглядов. Очень часто люди, далекие от политики. Активность была необыкновенной… А какие происходили горячие споры на сессиях Верховного Совета!

После принятия Декларации о государственном суверенитете республики острая дискуссия на страницах «Вечерки» несколько ослабла… В 1991 году был ГКЧП, потом развал СССР… Стало не до национальной темы. Но в 1992 году дискуссия вспыхнула с новой силой — о референдуме, о том, какой быть новой Конституции республики, о договоре с Москвой. Но тогда я уже была главным редактором газеты «Казанские ведомости».

В больших политических кампаниях мы участвовали так, как это и полагается средствам массовой информации, — давали людям возможность свободно высказаться, возразить оппонентам, и в этом многоголосии выйти на какие-то согласованные предложения

— Как в конце 80-х – начале 90-х к такой дискуссии на страницах городской вечерней газеты относились власти — обком и горком КПСС?

— Думаю, с большой опаской. У меня нет точной информации, потому что не помню ни одного факта, чтобы нас с Гавриловым… во всяком случае, редактора со мной, как с ведущей дискуссию, а также секретарем партийной организации «Вечерки», вызвали на ковер в горком или обком. Но я помню, власти достаточно серьезно, с некоторым опасением встретили рождение ТОЦа — татарского общественного центра, который возглавил Марат Мулюков. Но потом во многом работали сообща. А одного из лидеров ТОЦа, Рафаэля Хакимова, даже пригласили в обком на работу. Сложнее были отношения с партией «Иттифак», с движением «Суверенитет» — там были более радикальные требования.

Вообще, надо сказать, первые политические заявления лидеры ТОЦа публиковали не в татарских газетах, что можно было бы ожидать, а в русской газете. Позднее Диас Валеев скажет в интервью газете «Молодежь Татарстана», что татарское национальное возрождение в республике поддержали два русских человека: Андрей Гаврилов и Любовь Агеева.

А мы тогда просто пытались понять, чего хотят люди, которые говорят о национальном возрождении. И сначала даже недоумевали, ведь татарская культура в республике находилась в хорошем, если не сказать в привилегированном, положении. Да, с татарским языком были проблемы во многом потому, что родители не хотели, чтобы их дети учились в татарской школе. Потому мы давали слово всем, прислушивались и к тем, кто создал ТОЦ, и к их оппонентам. А среди них было много татар. Для нас было важно понять, что происходит.

Но мы сразу решили, что не будем давать письма с радикальной точкой зрения, кому бы они ни принадлежали, татарину или русскому. В острые политические моменты сходят с ума люди разных национальностей, поэтому я иногда получала угрозы от авторов неопубликованных писем.

Точка зрения редакции была солидарной. В больших политических кампаниях мы участвовали так, как это и полагается средствам массовой информации — давали людям возможность свободно высказаться, возразить оппонентам точки зрения и в этом многоголосии выйти на какие-то согласованные предложения. Помню, серьезно обсуждалась тема, нужны ли татарские детские сады. Так что «Вечерка», считаю, подготовила своих читателей к тем событиям, которые развернулись в преддверии принятия Декларации о суверенитете. К августу 1990 года большинство в республике было уверено, что Татария занимает в СССР не то место, которого достойна, что она должна стать союзной республикой. Не верить авторам материалов, требующим союзного статуса для автономии, было невозможно,  потому что специалисты доказывали это с цифрами, например, когда писали о том, что у нашей республики бюджет много меньше, чем в Литве, крошечной республике на фоне Татарии.

— Какой тогда, в 1990-м, был тираж у «Вечерки»?

— Огромный — 215 тысяч. Газету читала вся Казань. Когда обсуждались татарские национальные проблемы, русские их понимали и зачастую поддерживали такие публикации. Это же на самом деле ненормально, когда в Казани осталась одна татарская школа, — кто же с этим не согласится? Все узнали о Волжской Булгарии, о том, что давным-давно у татар была своя государственность, но ее отняли в 1552 году. 

И когда зашел разговор о статусе Татарии как союзной республики, выяснилось, что в этом хоре вполне органично звучат и голоса русскоязычного населения. А у нас представлено много национальностей. Так что считать, что за новый статус Татарии выступала только татарская часть населения (а такое иногда проскакивает в некоторых научных исследованиях), никак нельзя, это неправда. Но такое единство взглядов исчезло, когда распался Советский Союз, и республика уже имела дело с Россией. И здесь дискуссии на национальные темы в «Вечерке» изменили тональность…

«После принятия Декларации о государственном суверенитете республики острая дискуссия на страницах «Вечерки» несколько ослабла…»

«ВЕЧЕРКА» ОПУБЛИКОВАЛА ВЫДЕРЖКИ ПРАКТИЧЕСКИ ИЗ ВСЕХ ПРОЕКТОВ ДЕКЛАРАЦИИ»

— Перед принятием Декларации о суверенитете много приходило писем в редакцию?

— Писем было очень много, и не только казанцев, но и жителей других городов и районов Татарии. И даже из областей и республик с компактным проживанием татарского населения. «Вечерка» тогда опубликовала выдержки практически из всех проектов декларации, которые предлагались. Когда готовился первый том книги «Республика Татарстан: новейшая история», «Вечерняя Казань» оказалась единственным источником, где удалось найти эти проекты.

Помню, поздним вечером 30 августа 1990 года практически все журналисты ушли из зала заседаний Верховного Совета. Продолжалась горячая дискуссия… По-моему, я была самой стойкой. Остальные не верили, что голосование все-таки состоится, и проморгали один из исторических моментов для республики. Только фотокорреспонденту Михаилу Медведеву удалось сделать по горячим следам замечательную фотографию. Остальным журналистам пришлось довольствоваться констатацией свершившегося факта. «Вечерняя Казань» и радиожурналисты сообщили новость 31 августа, а другие газеты смогли сделать это только 1 сентября. 

— А можно сейчас вспомнить, как восприняли татарские националы принятие декларации?

— Тут надо сказать, что проект Декларации писался очень тяжело. Потому что, во-первых, к этому времени политические взгляды депутатов все-таки существенным образом разнились. И, во-вторых, в парламенте, которому предстояло принять декларацию, были две противостоящие политические силы, которые в то время по числу голосов могли зарубить любой проект. Эти две силы — с одной стороны, группа «Татарстан», разделяющая позиции ТОЦа, с другой — многонациональная группа «Народовластие», ее поддерживала группа «Согласие», в которую входило немало депутатов — русских гендиректоров крупных предприятий. Большинство голосовало в зависимости от того, о чем конкретно шла речь. То есть не голосовали так: «А-а-а, это националы предлагают, поэтому голосую за». Или: «А-а-а, это „Народовластие“ предлагает, поэтому голосую против». Но по принципиальным вопросам группы были вынуждены консолидировать мнения.

В это время в республике уже появились национальные организации, которые боролись не за новый статус, а за независимость Татарии. В зале парламента, на страницах татарских газет звучали резкие заявления о том, что Россия — это соседнее государство. И это пугало даже татар.

Поэтому создать текст Декларации, который устроил бы всех, было очень непросто. Хотя для подготовки официального проекта созвали самых мудрых, самых авторитетных депутатов, но сделать так, чтобы проект могли принять обе стороны, не получалось даже согласительной комиссии. Поэтому не было смысла ставить его на голосование на сессии, пока не будет формулировок, которые устроили бы всех. И компромиссный вариант был найден только тогда, когда националы и группа «Народовластие» услышали друг друга и поняли, что, если не будет консенсуса, если они не пойдут друг другу навстречу, декларацию не принять.

Борис Ельцин на казанской улице

— Что стало основой согласия?

— Принципиальных разногласий было два: характер взаимоотношений с федеральной властью, точнее, с РСФСР, и статус татарского языка. Группа «Народовластие» согласилась со спорным для ее депутатов положением о договорном характере взаимоотношений с  РСФСР (как известно, правосубъектность ТССР в декларации указана не была), а группа «Татарстан» не возражала против того, чтобы государственным был не только татарский, но и русский язык. Формулировка в декларации была согласована такая: «В Татарской ССР гарантируется равноправное функционирование татарского и русского языков в качестве государственных, сохранение и развитие языков других национальностей». Это был очень хороший компромисс. В итоге декларацию приняли почти единогласно — из 142 депутатов 141 проголосовал за, и лишь один воздержался.

Декларация проложила путь к другим договоренностям, в том числе, конечно, по проекту новой Конституции республики. Когда ее обсуждали депутаты, аж искры в зале летали, и порой казалось — нет, не договорятся! Но договаривались. Наверное, так и надо вести политические диалоги.

Хочу сказать о том, что мы узнали много позже. Принять декларацию руководителям нашей республики посоветовали в Москве, в ЦК КПСС. Потому что в это время уже началось противостояние между Михаилом Горбачевым и Борисом Ельциным, между СССР и Россией. И в ЦК, видимо, начали думать, как выйти из этого положения. Когда Верховный Совет РСФСР 12 июня 1990 года принял Декларацию о государственном суверенитете Российской Федерации, татарские националы, разумеется, сказали: «А мы?..»

Напомню, Татарстан в центральной прессе часто несправедливо называли разрушителем России. Вот я не татарка, русский человек, давно живу в Татарстане… Даже я не воспринимала такие обвинения. Они меня всегда очень сильно раздражали. Нас обвиняли в том, что мы разрушаем страну, в том, что Россия нас кормит, потому что мы не перечисляем налоги в бюджет РФ. Хотя Татарстан, имея после 1994 года определенные финансовые преференции, перечислял больше, чем многие другие регионы. А мои коллеги – журналисты центральных газет порой откровенно врали своим читателям! Может быть, потому, что не знали истинного положения дел, а может, так играли в поддавки с властными структурами.

«Я спросила: «Как же так, Фаузия? Разве не вы приходили к нам в редакцию со своими статьями? Разве не «Вечерняя Казань» печатала ваши заявления?»

— Любовь Владимировна, когда националы жгли на площади Свободы «Вечернюю Казань», выступавшую против отделения Татарстана от Российской Федерации, они, выходит, забыли, что именно эта газета поддержала их в начале пути к национальному возрождению?

— Я бы не ставила вопрос таким образом. Конечно, я не могу сказать, что националы хорошо поступили с «Вечеркой», но и мне не нравились некоторые публикации того времени, в том числе с радикальными точками зрения. Когда мы после этого встретились как-то с Фаузией Байрамовой, я спросила: «Как же так, Фаузия? Разве не вы приходили к нам в редакцию со своими статьями? Разве не „Вечерняя Казань“ печатала ваши заявления?» Фаузия ответила, что мне они готовы памятник поставить на площади Свободы, но костер из «Вечерки» ведь так объединяет тех, кто пришел на митинг!..

Вопрос в другом. Когда зашел разговор о том, как записать в основополагающих документах место Республики Татарстан в Российской Федерации, было несколько точек зрения. Нашлись желающие провозгласить Татарстан независимой республикой. Их было мало, но они были. У предложения зафиксировать в новой Конституции, что Татарстан является субъектом РФ, среди депутатов тоже нашлось много оппонентов. Еще было мнение, что надо найти гибкую формулу взаимодействия с Россией — с помощью двухстороннего договора. Оно всех и примирило. В декларации записали: статус республики определяется договорами с РСФСР и СССР, заключенными Верховным Советом на основе волеизъявления народа, выраженного путем референдума.

Политическая ситуация в республике вновь обострились еще до принятия новой Конституции, в марте 1992 года, когда был объявлен референдум о новом государственном статусе РТ. Многие федералы, которых поддерживала «Вечерняя Казань», восприняли референдум как попытку вывести республику из состава Российской Федерации. Все публикации «Вечерки» в это время исходили из этого. Помню рисунок, на котором железнодорожные рельсы расходились в разные стороны. Была в газете рубрика «Уйдем из России?». Газета критически относилась ко всем шагам руководства республики по укреплению суверенитета, недоверчиво была настроена в отношении многих решений по реализации положений декларации.

Естественно, такая позиция газеты не прибавила ей симпатий сторонников национальных движений, а поддержка у них тогда у населения была большая. Люди надеялись на более приемлемые условия взаимоотношений Москвы и Казани.

Непростая ситуация сложилась и когда разрабатывался двухсторонний договор с Российской Федерацией, который после долгих трений был все-таки подписан 15 февраля 1994 года. Здесь большую роль сыграли два президента: Борис Николаевич Ельцин и Минтимер Шарипович Шаймиев. С нашей стороны была очень сильная команда специалистов. Не могу не отметить роль вице-президента РТ, а с 1995 года председателя Государственного Совета Василия Николаевича Лихачева. Именно он, как руководитель делегации на переговорах с Москвой, предложил формулировку, которая помогла Татарстану подписать желанный договор — об ассоциированном статусе РТ. Правда, он не всех в республике устроил. Однако договор свое дело сделал. На том этапе это был надежный механизм разграничения полномочий между федеральным центром и отдельным субъектом федерации. От двухсторонних договоров, правда, федеральный центр потом отказался, в том числе и от татарстанского. Чего не бывает на политическом олимпе?.. Но в Конституции Российской Федерации, в статье 11, не без инициативы нашей делегации в Конституционном собрании, осталась запись о том, что разграничение предметов ведения и полномочий между органами государственной власти РФ и органами государственной власти субъектов РФ осуществляется настоящей Конституцией, федеративным и иными договорами о разграничении предметов ведения и полномочий.

В книге «Республика Татарстан: новейшая история» я написала о том, что мир в нашем общем доме тогда во многом обеспечили журналисты, которые не разделили людей по национальному признаку, не противопоставляли одних другим.

«Политическая ситуация в республике вновь обострились еще до принятия новой Конституции, в марте 1992 года, когда был объявлен референдум о новом государственном статусе РТ»

ВСЕ ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ ТАТАРСТАНА ШЛО В СОГЛАСИИ С ДЕКЛАРАЦИЕЙ

— Каким было отношение к декларации руководителей республики, в частности Лихачева и Мухаметшина, с которыми вы работали в Госсовете? Как к святому документу? Как к руководству к действию? Или как к формальной бумаге?

— К декларации все относились очень серьезно. Этот документ, каждая его позиция стали потом развиваться в республиканском законодательстве, и прежде всего в новой Конституции Татарстана. Декларация была не просто бумагой. Хотя это был документ о намерениях, эти намерения последовательно начали претворяться в жизнь. Все дальнейшее развитие Татарстана шло на основе декларации. В ней были провозглашены основополагающие принципы, например двуязычие. Правда, повторю, при обсуждении проекта Конституции горячая дискуссия по языкам возобновилась, но все-таки государственными были объявлены два языка — и татарский, и русский. Разработали закон и программу о языках, и тогда вспомнили, что в республике есть еще и чуваши, и удмурты, и украинцы… Был смешной случай, когда выяснилось, что в Удмуртии нет ни одной удмуртской школы, а в Татарстане такая есть.

Государственный Совет под руководством сначала Лихачева, а потом Мухаметшина начал разрабатывать собственное, республиканское законодательство, в соответствии с разграничением полномочий в федеральной Конституции и договоре. Тогда это слово писали с большой буквы — Договор.

Договор дополняли 12 соглашений, в которых были зафиксированы не просто определенные преференции республике. Был найден новый механизм субсидиарности, когда федеральный центр и регион договариваются, как они делят налоги, которые собираются на определенной территории. Татарстан показал, что этот механизм может успешно работать. Фарид Хайруллович во многих своих выступлениях, и в СМИ, и с трибуны различных собраний, совещаний предлагал распространить его на все субъекты, чтобы регионы были заинтересованы расширять налоговую базу. К сожалению, в 2000-м этот механизм был сломан и не действует до сих пор. Сегодня налоги распределяются в соотношении 70 на 30 — в пользу федерального центра. Правда, найдены другие механизмы перераспределения бюджетных денег. Я не финансист, не знаю, лучше ли они… 

«Мы можем сказать большое спасибо Борису Ельцину, первому президенту Российской Федерации. Его роль в урегулировании отношений федерального центра с нашей республикой колоссальная»

— Как вы сами оцениваете роль Декларации о суверенитете? Изменилась ли ваша оценка сегодня, 30 лет спустя?

— Я считаю, что очень мало можно назвать документов, которые сыграли бы такую огромную роль в жизни республики. Декларация была консолидирующим документом, под ней как бы подписались люди разных национальностей, разных политических убеждений. Этот очень короткий, но емкий текст сумел перебороть всю разноголосицу мнений.

Мало таких документов, в которых слова, сказанные по определенному случаю, в определенной ситуации, потом начинали бы реализовываться в реальной жизни. Не только в решениях, законах, но и в мироощущении людей. Тут произошло именно это. Приняли декларацию — и республика начала жить в совершенно другом ритме. Правда, ей пришлось не раз доказывать право на самостоятельность. Замечу в скобках — слово «суверенитет» теперь в пассивном словаре. Но за прорывные идеи всегда приходится бороться.

Еще считаю очень важным полученный тогда в парламенте урок диалога едва ли не по каждому слову декларации. Была создана согласительная комиссия. Этот инструмент позднее выручал наш парламент еще не один раз. Сегодня, когда мы видим события на Украине, в Беларуси, в Хабаровске, хочется посоветовать перенять этот опыт. Правда, для этого обе стороны должны быть готовы на компромисс. 

Кстати, Василий Лихачев механизм распределения полномочий предложил в Брюсселе, когда там шла работа над проектом Хартии о региональном самоуправлении. В него было внесено несколько поправок с учетом опыта взаимодействия Татарстана с Российской Федерацией. Хартия была принята и парламентской ассамблеей, и комитетом министров Совета Европы, но большинство стран ее не ратифицировали, потому что оказались не готовы использовать наш опыт, не захотели давать столько полномочий своим регионам. А ведь по этому поводу во многих странах были постоянные конфликты. Почему — были? Они есть и сейчас, достаточно вспомнить Каталонию в Испании. А хартия не работает, осталась в архиве!

Мы можем сказать большое спасибо Борису Ельцину, первому президенту Российской Федерации. Его роль в урегулировании отношений федерального центра с нашей республикой колоссальная. У меня очень сложные отношения к этому историческому персонажу, но тут отдаю ему должное…

Хотела бы напомнить любимые выражения Василия Николаевича и Фарида Хайрулловича: Европа — это Европа регионов; сильные регионы — сильная Россия.

Как тут можно говорить о сепаратизме?