«Захоронение можно заменить на сортировку, но для этого нужны инвестиции. Если включить данные расходы в тариф и сопоставить их с ежегодно индексируемыми на 2–3 процента действующими тарифами, то ежемесячный платеж «инвестиционного» тарифа увеличится, по его словам, лишь на 6–10 рублей»

Начнет ли тариф падать?

В ходе выступления руководителя лаборатории по исследованию финансовых, управленческих и технологических основ экономики замкнутого цикла ИГСУ РАНХиГС Соднома Будатарова, посвященного теме создания региональной модели цикличной экономики (предыдущую статью см. здесь), возникла дискуссия с некоторыми участниками семинара. Эта дискуссия продемонстрировала разное понимание в подходах касательно источников финансирования строительства мусоросортировочных комплексов как одного из важнейших элементов заготовительной инфраструктуры вторсырья.

Будатаров, который привык рассматривать «мусорную» реформу не только с точки зрения финансово-производственных аспектов, но и влияния ее на настроения населения, обозначил позицию, согласно которой население больше не хочет платить за издержки в ходе реформирования отрасли.

И эта точка зрения столкнулась с позицией одного из участников семинара, который считает оправданным возложить финансирование создания мусоросортировочной инфраструктуры на население через повышение тарифа за вывоз отходов. По его мнению, в среднем по стране размер тарифа составляет плюс-минус 130 рублей в месяц (НДС в расчет не принимается). В данный тариф входят затраты на операционную деятельность регионального оператора, расходы на транспортировку отходов и их захоронение. При этом, по словам участника семинара, расходы на захоронение составляют 25–30% от общей суммы тарифа. Захоронение можно заменить на сортировку, но для этого нужны инвестиции. Если включить данные расходы в тариф и сопоставить их с ежегодно индексируемыми на 2–3% действующими тарифами, то ежемесячный платеж «инвестиционного» тарифа увеличится, по его словам, лишь на 6–10 рублей. При этом платить такой тариф придется в течение двух-трех лет после ввода в эксплуатацию сортировочных мощностей. Данный участник семинара утверждал, что данные расчеты обоснованы и доказуемы, т. к. он сам в силу профессиональной деятельности занимался ими для Санкт-Петербурга и Арзамаса (Нижегородская область). При этом, по его словам, как только будет погашен кредит, тариф на вывоз отходов начнет падать. Резюмируя сказанное, участник семинара заявил, что тариф на вывоз отходов для населения вполне способен обеспечить инвестиционную составляющую для создания сортировочных мощностей, а сортировка обеспечит необходимые объемы тех самых вторичных материальных ресурсов (ВМР), которые заложены в целевых показателях нацпроекта «Экология».

Такая позиция встретила понимание далеко не у всех участников семинара. У некоторых слушателей вызвало улыбки наивное утверждение, что после погашения кредита тариф начнет падать. И действительно, где и когда в России падали тарифы? Они лишь имеют одну тенденцию — к росту, причем независимо от финансово-экономической обоснованности. Это неизменный процесс. Не говоря уже о том, что подавляющее большинство инвестиционных проектов, вступая в стадию реализации, выходит за пределы изначально утвержденных смет расходов. И для этого всегда находится обоснование.

На встречный вопрос Будатарова о том, готово ли население платить повышенный тариф с инвестиционной составляющей, его визави безапелляционно ответил, что готово, тем более что население, по его словам, и так сейчас поставлено перед фактом, что нужно платить за вывоз мусора региональному оператору. Другое дело — есть проблема неплатежей.

Мусорная реформа — это проект с высокими политическими рисками, а значит реальная стоимость тех же мусоросжигательных заводов и прочих инфраструктурных проектов выше, чем заявляется «Мусорная» реформа — это проект с высокими политическими рисками, а значит, реальная стоимость тех же мусоросжигательных заводов и прочих инфраструктурных проектов выше, чем заявляется»

Население необходимо заставить платить?

Аргументация оппонента Будатарова, отражающая логику региональных операторов, оказалась довольно слабой. Во многом потому, что опирается на голый финансовый расчет, не принимая во внимание издержки нефинансового характера, прежде всего политические. Мол, вопрос неплатежей — это не вопрос тарифа, а качества работы с населением. Именно так мыслят большинство региональных операторов, считающих, что тариф должен поступать им автоматически, а издержки в сфере работы с населением должны априори возлагаться на государство и муниципалитеты. Но любой настоящий профессионал в сфере инвестиций, затевая проект с вероятными политическими рисками, всегда закладывает в расходную часть затраты на такого рода непрофильные издержки (другое дело, что они могут не отражаться в официальной документации). «Мусорная» реформа — это проект с высокими политическими рисками, а значит, реальная стоимость тех же мусоросжигательных заводов и прочих инфраструктурных проектов выше, чем заявляется. Любой политический протест требует государственных расходов на его локализацию. Но инвесторы, как правило, этих расходов не несут. Притом очевидно, что масштабный политический протест способен затормозить реализацию спорного инвестиционного проекта, а затягивание со сроками автоматически делает его более дорогим. Но такая логика людям, мыслящим исключительно финансовыми категориями, не всегда понятна.

Будатаров, напротив, пытается показать взаимосвязь между спорными инвестиционными проектами и политическими рисками. Низкая платежная дисциплина за вывоз мусора как раз является показателем того, что попытки возложить на население дополнительные инвестиционные расходы — это очень рискованный путь. Впрочем, логика оппонента Будатарова довольно проста. По его мнению, проблема в населении, которое необходимо заставить платить. И эта мысль была высказана им одной довольно жесткой фразой: «Народ нужно ментально воспитывать!»

Идеализм подобного рода высказываний слабо сочетается с реальностью. Обращая на это внимание, Будатаров напомнил ситуацию, возникшую в прошлом году в ряде регионов, где попытка повысить тариф встретила сопротивление со стороны жителей, в результате чего губернаторы дали обратный ход. И такая ситуация ставит под вопрос состоятельность многих инвестиционных проектов, в которых инвестиционная составляющая зависит от тарифа с населения. Будатаров отметил, что проводится исследование, выявляющее «индекс „мусорной“ напряженности» (ИМН) в различных регионах страны. Как только повышается тариф, это сразу же повышает на 3 балла показатель ИМН. По его словам, Россия, осуществляя «мусорную» реформу, скопировала старую немецкую модель, от которой в Германии позже отказались из-за ее неэффективности. Немцы с самого начала отдали региональных операторов в частные руки, но такой подход быстро привел к неоправданному росту тарифов и протестам со стороны населения. После этого было принято решение передать региональных операторов под контроль муниципалитетов, для которых приоритетной задачей стала не прибыль, а выстраивание эффективной системы вывоза и утилизации отходов (как в той же Финляндии, о которой я уже много писал).

Немцы с самого начала отдали региональных операторов в частные руки, но такой подход быстро привел к неоправданному росту тарифов и протестам со стороны населения «Немцы с самого начала отдали региональных операторов в частные руки, но такой подход быстро привел к неоправданному росту тарифов и протестам со стороны населения»

Негативный опыт Томской области

Близкая по смыслу ситуация имеет место и в ряде российских регионов. Будатаров упомянул о Томской области, где губернатор Сергей Жвачкин в прошлом году принял решение отказаться от частных региональных операторов и передать область в руки одной муниципальной структуры. Если быть точнее, то с начала реализации «мусорной» реформы (2019) в Томской области создали 8 зон ответственности региональных операторов. В 7 зонах действовали частные структуры (одна из них контролировала две зоны), и только в областном центре и окружающем его районе функции регоператора исполняло муниципальное предприятие «Спецавтохозяйство». Такая система привела к росту тарифов, причем разнобойному (где-то выше, где-то ниже), и это породило социальную напряженность, притом что никаких изменений в системе вывоза отходов не произошло (они как вывозились на полигоны, так и вывозятся). Жвачкин принял решение объединить все зоны в одну, а функции регионального оператора стало исполнять МП «Спецавтохозяйство». Как минимум это позволило унифицировать тарифную политику в рамках всей области и дальнейший рост поставить под более жесткий контроль. Похожие процессы (переход региональных операторов от частных структур к государственным или муниципальным), по словам Будатарова, также наблюдаются в Башкортостане и Тверской области. И это во многом следствие попыток региональных властей взять под контроль региональных операторов, заинтересованных в безудержном росте тарифов для населения.

Продолжение следует

ООО СПП «ПромИндустрия»