«Косплей позднего Советского Союза ни к чему хорошему нас не приведет»

Евгений Минченко политолог

— Я считаю это абсолютно бессмысленным и вредным действием — что отмену Болонской системы, что отмену ЕГЭ, что попытку реанимировать пионерскую организацию при отсутствии какой-то идеологии. То есть я думаю, что косплей позднего Советского Союза ни к чему хорошему нас не приведет. Если нас что-то не устраивает в сегодняшнем дне, то не надо пытаться убежать в светлое якобы вчера. В «прекрасную» эпоху 70-х годов Леонида Ильича Брежнева. Я в то время жил и могу сказать, что оно далеко не идеально.

Рузаль Юсупов ректор Казанского государственного педагогического института (1986–2002)

— Болонская система являлась непродуманным подражанием Западу, образование по образцу СССР было нормальным. Даже магистратура формально существовала, у меня тоже были магистры, по заочной системе работали, но я сразу понял, что это пустое место. Что касается ЕГЭ, то от него нужно отказаться. Во-первых, учителя стараются избавиться после 9-го класса от слабых учащихся, чтобы не портить показатели, потом внимание концентрируется только на тех предметах, по которым сдаются ЕГЭ. А поскольку предметы включены в учебные планы, то они все нужны. Потом, из-за того что сдается единый госэкзамен, родители вынуждены нанимать репетиторов, а это дорогое удовольствие и не каждому доступно. Учителя же школьные отстраняются от этого, избавляют себя от лишних хлопот. Нормальная была советская система обучения, к ней и нужно вернуться, других систем я не знаю. А ведь ЕГЭ за рубежом был рассчитан на детей с ограниченными возможностями здоровья, а у нас взяли и перенесли на всех.

Евгений Ямбург заслуженный учитель РФ, академик РАО

— В образовании нужно очень осторожно передвигаться. Как в русской пословице: «Семь раз отмерь, один — отрежь». Нельзя вести образование, как неумелый шофер: газ – тормоз, газ – тормоз. Вылетим на обочину. Это всего лишь метафора, но я объясню. Для чего вводилась Болонская система? Чтобы наши дипломы признавались во всем мире. Но сейчас у нас другая ситуация и нас это не волнует. Понятно, что мы теперь довольно серьезно под санкциями находимся. Но к содержанию образования это не имеет никакого отношения. Вообще, любая система высшей школы должна быть гибкой. Ведь что такое Болонская система? Ну вот, например, бакалавр. Девочка, которая поступила в педагогический вуз, через четыре года получает статус бакалавра и уже может идти преподавать в начальную школу. Но ведь она может идти и в магистратуру. Например, она почувствовала, что ее интересуют вещи, связанные с управлением. И вот она окончила, как бакалавр, начальную школу, а в магистратуру пошла по управлению. И значит, я в ее лице буду иметь прекрасного завуча начальной школы. С одной стороны, она прекрасно знает содержание и преподавание в начальной школе, а с другой — она грамотный управленец, и это уже иные компетенции. Но везде так не надо делать! Возьмем медицину. И, кстати, там никто не переходил на эту двухступенчатую систему. Ведь что такое бакалавр-врач? Фельдшер, медсестра? Это все ерунда, конечно. Потому там мало того что их учат пять лет, как раньше, но существует еще и продолжение подготовки — ординатура, а это еще два года. То есть всего 6 лет. А в той же Америке раньше 27 лет в среднем врач не допускается к операции. То есть где-то это вредно — бакалавриат и магистратура, а где-то полезно. Так что тут надо рассуждать не с позиции «или», а «и/или». Главное, чтобы система была гибкой.

Или, например, возьму свою специальность. Вот бакалавриат девочка окончила, она занималась начальной школой или стала учительницей русского языка, неважно. А в магистратуру идет по дефектологии. И это тоже здорово, потому что все эти эксцессы со стрельбой, которые происходят и в Америке, и у нас этого, к сожалению, хватает… Но стреляет ведь не ружье, а голова. И в связи со многими причинами — медицинскими, социальными — все больше психоневрологии выходит на первый план. У нас, по данным союза педиатров, на первое место выходит психоневрология и так далее. Поэтому не надо все стремиться унифицировать. Гибкость должна быть. И вузы, университеты должны иметь право гибко все это решать сами, а не по указам сверху.

А по ЕГЭ глупости, которые там происходят, еще опаснее. Когда вводился ЕГЭ, этому не было большего противника, чем я. Потому что там была «угадайка». Лет 15 назад, когда ЕГЭ вводился, там вопрос был: «Любил ли Онегин Татьяну?». И три ответа: «Да, любил», «Нет, не любил» и «Когда как». И правильный ответ был «Когда как». Конечно, меня это бесило. Но все развивается и ЕГЭ — тоже. Ведь вопрос в инструментах проверки. И сегодня эта «угадайка» снята, появились новые формы. Например, человек сдает историю, а там появилась форма эссе. И, для того чтобы написать такое эссе, надо хорошо знать, что Иван Грозный и Шекспир — это современники, что царь Алексей Михайлович Тишайший и гвардейцы кардинала — современники. Это серьезная форма. Появилось и вступительное сочинение, для того чтобы письменную речь не потерять. Без этого нельзя получить допуск к ЕГЭ. Кроме того, в таких вещах, как английский язык, появилось «говорение». В литературе много нового возникло. То есть идет развитие. Понятно, что там еще много несовершенства, но лучшее — это всегда враг хорошего.

Более того, у тех, кто говорит: «Давайте отменим ЕГЭ и вернемся к советской системе», — просто смешные аргументы. Потому что, как правило, это депутаты или политические деятели, которые живых детей не видели, наверное, лет 30–40. И в лучшем случае судят по своим внукам. Говорят, что ЕГЭ психологически давит, дети нервничают. Простите, я учился при советской власти и сдавал в школе 8 экзаменов, а потом, при поступлении в вуз, — еще четыре. А это что, не психологическая нагрузка? А сегодня любой ребенок может сдать ЕГЭ и имеет право подавать заявление сразу в несколько вузов.

Теперь смотрите, кто еще настаивает на снятии ЕГЭ? В основном это профессура вузов. Они говорят: «Приезжайте к нам, мы вас на курсах научим!» Я считаю подобное скрытой формой коррупции. Во-первых, это сразу убивает социальный лифт. В крупных городах — Москве, Санкт-Петербурге — есть такая возможность. А ребенок из провинции, где не меньше талантливых детей, отрезается от такой возможности. Это что такое? И теперь, когда мне говорят, что ЕГЭ — это необъективно, прошу прощения. Я полвека в образовании и директором работал при советской власти, а давление ведь всегда шло. Звонят, скажем, от какой-нибудь структуры, от прокуратуры, например: «Отнеситесь, пожалуйста, внимательнее к этому ребенку». В переводе подобное означало проверять сочинение двумя ручками. И вы знаете, когда ввели ЕГЭ, я, как директор, просто перекрестился. И стал отвечать на такие звонки: «Это не ко мне».

Евгений Сатановский президент Института Ближнего Востока

— Во-первых, я не знаю, о чем говорит Фальков. Потому что мал уровень доверия к нашим министрам, работающим в сфере образования. Значительно ниже нуля. Единственное, что наблюдалось у всех, кто у нас занимался образованием с конца 90-х, начиная с Филиппова, — превращение нормальной системы образования в систему, которая должна, во-первых, обеспечивать западный рынок кадрами. А именно под это была Болонская система заточена. Разгром классического немецкого образования, конкурировавшего последние лет 200–300 с англосаксонским, с которым не зря работала Российская империя, а потом Советский Союз… И мы напоролись на это ровно в тот момент… Одна сверхдержава и определяет, как ей работать с кадрами.

ЕГЭ — то же самое. Это система, заточенная под всеобщий контроль чиновников над всем на свете. Рособрнадзор, который сейчас утверждает, что ЕГЭ ни в коем случае отменять нельзя, и приводит для этого массу глупейших аргументов, — такой вариант образовательной ФСИН, федеральной службы исполнения наказаний. Потому что ничем, кроме абсолютного воспитания тяжелой неприязни к государственной системе в целом у всех детей и их родителей, доходящей до ненависти, система ЕГЭ не отмечена. И отмечена быть не может. Да, разумеется, она дает достаточно большие деньги тем, кто вокруг нее выстроил свой бизнес. И на пособиях, и на учебниках, и еще на чертовой туче всего. Но, говоря попросту, образование не является задачей людей, которые у нас занимаются образованием. Именно эти люди — главная проблема российского образования.

Айрат Фаррахов депутат Госдумы РФ

— Я знаю, что в обществе в большей степени негативное отношение к данной системе, при этом в профессиональной среде, в научном сообществе введение ЕГЭ связывают с серьезным ухудшением уровня знаний школьников, поступающих в вузы. Хотя часть позитивных моментов в ЕГЭ все-таки присутствует. Но это колоссальный стресс, отсутствие объективной оценки, ну и все больше и больше приходит информации, что достаточно много манипуляций в системе ЕГЭ. Ее необходимо совершенствовать, а может, даже и радикально поменять. Однако очень важно, чтобы мы это обсудили с обществом, родителями учеников, поскольку резкие движения здесь крайне недопустимы.

Олег Будницкий историк, профессор НИУ ВШЭ

— Отказываться от ЕГЭ ни в коем случае нельзя. При всех недостатках этой системы она является, наверное, единственным серьезным средством против коррупции при поступлении в высшие учебные заведения и позволяет поступить способным ребятам из регионов в лучшие вузы. И если опять перейти к системе личных экзаменов, то для меня это было бы просто несчастьем. Мне известно общественное мнение, что эта система «такая-сякая», формальная и прочее, но на самом деле ничего лучше пока не придумано ни у нас, ни в мире. Везде так устроено, что совершенно не случайно. Это что касается ЕГЭ. Повторяю еще раз: его можно и нужно совершенствовать, но отказываться от единой системы, когда какой-то личностный фактор, субъективный со стороны экзаменаторов «вынесен за скобки», было бы шагом назад.

Что касается двухуровневой системы образования и возвращения к «нашей уникальной системе». Ну, во-первых, «наша уникальная система» — это на самом деле немецкая система, заимствованная в свое время в Российской империи. Правда, в разное время там существовала и магистратура, и разное было. Но в основном это оттуда идет. Так что я не очень понимаю, что в данном случае имеется в виду под «уникальностью». И я не думаю, что идея отказа от Болонской системы продуктивна. Во-первых, если мы от нее отказываемся, это потребует длительного переходного периода. И на подобное уйдет несколько лет, потому что люди уже учатся по определенным программам и их надо доучить. Ну и еще есть целый ряд других обстоятельств. Потому это в общем-то не очень хорошая в данном отношении история. Это чисто практический момент для работников высшей школы и студентов, которые там обучаются, строили какие-то свои жизненные планы, исходя из существующей системы. Во-вторых, это, как мне представляется, снижает возможности для студентов. Студент может в бакалавриате выбирать определенные профильные предметы. У него какие-то жизненные приоритеты меняются или какие-то специальности становятся более перспективными, и он может поступить на двухлетнее специализированное обучение в магистратуре. С моей точки зрения, это возможность выбора, плюс. И когда мы уже от прежней, пятилетней системы специалитета перешли к двухуровневой, потом возвращаться обратно… Я просто не вижу в этом очевидных плюсов.

Ркаил Зайдулла председатель союза писателей РТ, депутат Госсовета РТ

— Конечно, от ЕГЭ надо отказаться, для гуманитарных наук это очень пагубная вещь. Человек должен мыслить, а не угадывать ответ. Про точные науки я не знаю, может, это себя оправдывает, а вот история, обществознание, литература… Кроме того, по закону, ЕГЭ сдается только по русскому языку, поэтому власти вряд ли пойдут на отмену. Изобретать велосипед не надо, есть проверенная временем советская система, по которой и мы обучались. Она была признана во всем мире. Просто сейчас надо ее усовершенствовать в связи с появлением технических новшеств.

Рафик Мухаметшин ректор РИИ и КИУ, заместитель муфтия РТ по образованию

— Сейчас очень активно обсуждают отказ от Болонской системы, но я не думаю, что это будет большой потерей. Потому что, хоть мы и вошли в Болонскую систему, она рассчитана больше на европейское сообщество. Поскольку есть даже такая статистика — 66 процентов студентов там меняют свои университеты. С этой точки зрения, для них такое удобно. Что касается российских вузов, то не так много из них вошло в Болонскую систему. Но тут надо иметь в виду, что мы тоже с мусульманскими странами работаем, и от нее польза была. Вот как мы сейчас будем готовить бакалавров, наши же выезжают в Эмираты, там тоже есть бакалавриат, магистратура? Если у нас будет специалитет, то есть станут пять лет учиться, здесь в какой-то степени международные связи могут быть нарушены… Но я не думаю, что это будет большая трагедия.

Что касается ЕГЭ, то об этом все родители говорят: в последние два года в школе детей практически не обучают, а натаскивают, чтобы они сдали единый государственный экзамен. Сейчас главный ключевой критерий оценки школы — результаты ЕГЭ, вопрос знаний уходит на второй план. Советская же школа с точки зрения уровня образования была конкурентоспособна с мировыми средними школами, это однозначно во всем мире признают, и с переходом на ЕГЭ мы по многим позициям сдали. Отказ от ЕГЭ для нас, вузов, тоже, наверное, будет плюсом, не с точки зрения качества, а с технической стороны, поскольку мы сейчас принимаем только по ЕГЭ, а тогда можно будет уже по внутреннему экзамену, у нас появится больше возможностей, для того чтобы выбирать из абитуриентов более достойных. Старая система, конечно, коррупционная, вузы на студентах где-то зарабатывали, эти минусы вернутся. Но, если вузы сами имеют возможность выбирать абитуриентов, это, мне кажется, благо.

Василь Гайфуллин министр образования ТАССР и РТ (1990–1997)

— Давно уже пора отказаться от ЕГЭ, потому что очень много брака. Надеялись на хорошее продолжение, но не получилось. Единый экзамен не смог дать плюсы. А наше образование считалось самым лучшим в мире в 1950–1960-х годах, мы лучших математиков готовили, физиков, химиков, биологов. К этому надо вернуться.

Искандер Гилязов директор Института татарской энциклопедии и регионоведения

— Я уже много раз выступал, что идея ЕГЭ достаточно противоречивая, потому что мы очень часто шарахаемся из крайности в крайность и в свое время, когда приняли ЕГЭ, возвели данный принцип в абсолют. Это все было сделано ради показателей, не для того чтобы дать детям знания. Идея, в принципе, здравая, но она не должна противоречить конкретным целям обучения в школе, а мы выплеснули вместе с водой ребенка. Если спросить современных школьников, чем они занимались в последние два года в школе, они так и скажут, что учились нажимать на кнопки и ставить галочки. Между тем это самый продуктивный период, когда дети формируются. Вступая во взрослую жизнь, они должны учиться думать, анализировать, смотреть на мир, вот что важно. А тут ать-два — они выбирают экзамен, который должны сдавать, и сидят потом нажимают на кнопку. По идее, в таком виде от ЕГЭ следует, конечно, отказываться, но если все сделать по уму, то какие-то элементы этого принципа сохранить можно. Что касается «нашей собственной уникальной системы образования», то это пусть нам сам Фальков и объяснит.