Александр Радулов: «Сразу решил, что еду в Казань»

Александр Радулов: «Меня подкупало, что в Казани ставят самые высокие задачи. Не было вопросов, на которые я не мог получить ответов. Также я примерно знал, кто будет тренером» Фото: Сергей Елагин

«Это был последний шанс»

— Александр, наверняка у вас было много вариантов продолжения карьеры, почему выбрали Казань?

— Возможно, и были какие-то переговоры, но до меня это не доходило, я ни с кем не встречался — сразу решил, что еду в Казань. Меня полностью устраивали условия, которые предложил «Ак Барс». Я знаю, чего он хочет в спортивном плане, какие цели имеет. Мне это важно, потому что не люблю проигрывать. Меня подкупало, что в Казани ставят самые высокие задачи. Не было вопросов, на которые я не мог получить ответов. Также я примерно знал, кто будет тренером.

— Когда начались переговоры?

— Во время плей-офф, когда мы играли с «Калгари». Я остался в запасе, созвонился с агентом в России. Он сказал, есть предложение продолжить карьеру. Я ответил, что надо подождать, пока закончится контракт в НХЛ. Через неделю после окончания плей-офф прилетел в Россию, отдохнул недели три, и мне сказали, что Марат Валиуллин (генеральный менеджер «Ак Барса» — прим. авт.) в Москве. Встретились, обсудили все варианты и через 3–4 дня я подписал контракт.

— Одной встречи хватило, чтобы обо всем договориться?

— Именно так.

— Некоторые болельщики «Салавата» обиделись на вас после перехода в «Ак Барс»…

— Я комментарии вообще не читаю. Мне в Уфе нравилось, все устраивало, но прошло много времени, к тому же после «Салавата» я играл в ЦСКА. Могу точно сказать, что вариантов с «Салаватом» у меня не было. Разговоры пошли уже после того, как я подписал контракт с Казанью.

— В ЦСКА дают понять, что переговоры с вами не вели принципиально — из-за вашего отъезда в НХЛ в 2016 году…

— Тем летом ЦСКА очень хотел переподписать контракт со мной, я был благодарен за этот интерес, но уверял руководителей, что вижу себя только за океаном. В финансовом плане предложение армейцев было намного лучше, но я сразу сказал, что уеду. Мне было 30 лет — последний шанс. Кто-то меня поймет, кто-то скажет, что я поступил неправильно. У взрослых людей разные взгляды на ситуацию.

Олег Знарок (слева) и Александр Радулов (в центре) в составе сборной России Фото: © Александр Вильф, РИА «Новости»

«Знарок и сборная? Все в прошлом» 

— Ваша главная мотивация сегодня?

— Люблю хоккей, этот азарт. Когда становишься старше, понимаешь, что время нельзя откатить назад, поэтому хочу насытиться. Как только у меня пропадет желание играть в хоккей, не буду пытаться отсрочить свой уход.

— Фигура главного тренера была определяющей для вас при выборе клуба?

— Не знаю, а сейчас этого, наверное, уже и не поймешь. И, когда обсуждали переход, не было точно известно, кто станет тренером.

— К Дмитрию Квартальнову бы поехали?

— Да, с ним у нас хорошие отношения.

— Что подумали, когда узнали, что команду возглавит Олег Знарок?

— Нормально отнесся. Знарок — требовательный тренер, и меня это вполне устраивает. Мое дело — выходить на лед и доказывать, что меня не зря позвали в «Ак Барс». Хочется оправдать доверие.

— Созванивались со Знарком до или после подписания контракта?

— Один раз. Обсуждали, что есть вариант с «Ак Барсом». Это было просто формальное общение.

— При Знарке в сборной вас не вызвали в национальную команду, ходили слухи о конфликте. Он был?

— Это в прошлом.

«Каждый должен примерять лидерские качества на себя. Надо общаться и приходить к общему мнению» Фото: Сергей Елагин

«Мы должны наступить на свое эго»

— Помимо спортивных факторов, что еще подтолкнуло к возвращению в РФ?

— В первую очередь близкие. Старший сын и родители в России. Раньше они спокойно могли прилететь ко мне на 1,5–2 месяца, а последние полтора года не могли толком видеться — то ковид, то спецоперация. Родители уже немолодые, чтобы с 6-летним ребенком лететь через весь мир с несколькими пересадками.

— Как вам Казань?

— Она была современным городом еще во время моей карьеры в Уфе. Здесь все приближено к Москве. Так же было в Уфе. Поэтому проблем с отъездом из столицы не возникло. Пока времени, чтобы прогуляться по Казани, особо не было, но все нравится.

— Вы провели с командой месяц, сыграли несколько матчей. Как вам атмосфера в раздевалке? С одной стороны, хорошо, когда столько звезд — вы, Зарипов, Шипачев, с другой — это основа для конфликтов…

— Может быть все, но каждый должен примерять лидерские качества на себя. Надо общаться и приходить к общему мнению. Цель у нас только одна — победа в Кубке Гагарина. Мы все должны работать только ради нее и где-то наступать на свое эго.

— Вы говорили, что капитаном команды заслуживает быть Данис Зарипов. Почему сами не хотите им стать?

— Капитана должна выбирать команда или тренерский штаб. Я бы точно не расстроился, если бы капитаном стал Данис. Он много знает и понимает, ветеран нашей команды, выигрывал очень часто.

— Были разговоры, что ему пора завершать карьеру. Тренируясь с ним, понимаете, что он готов отыграть еще сезон?

— И, думаю, не один — он в отличной форме.

«Я бы точно не расстроился, если бы капитаном стал Данис [Зарипов]. Он много знает и понимает, ветеран нашей команды, выигрывал очень часто» Фото: ak-bars.ru

«В НХЛ люди зарабатывают деньги — для них это бизнес»

— Не тяжело было закрывать в своей жизни страницу НХЛ?

— Нет, я и до этого так же ездил. Я бы спокойно мог еще поиграть в НХЛ — не в «Далласе», так в другой команде, но кто знает, что было бы. Я принял другое решение.

— В «Далласе», когда игра не шла, вы чувствовали, что к вам меняется отношение?

— Всегда так происходит. Я сам изменился, стал взрослее. В клуб пришли молодые игроки, которым есть что доказывать. В НХЛ люди зарабатывают деньги — для них это бизнес. Хочешь не хочешь, но со временем понимаешь, что это ключевой фактор.

— Насколько тяжело было перестроиться с роли лидера на запасного?

— Изнутри терзало. Но я осознавал, что хоккей — командный вид спорта: надо приносить пользу, и если не получается голами, то делать это другими способами — выполнять грязную работу, зарабатывать удаления. Старался играть как умею. Обид не было. Всегда пытался отбарабанить свои заработанные минуты на льду.

— Ситуация задела ваше самолюбие?

— Это всегда бьет по тебе. Я не капризничал и продолжал работать. Не хочется говорить, что кто-то виноват, да и с себя я ответственности не снимаю. Может, что-то не так делал или недоработал где-то. Это все на моей совести. Тренер видит ситуацию по-другому. Если я считаю, что он в определенный момент перестал мне доверять, то это просто мое мнение. Да, неприятно, что сажают в запас, но что сделаешь? Есть контракт — ты выходишь и играешь сколько дают. Я как-то просил обмен в другой клуб, но не получилось.

«Если я считаю, что он в определенный момент перестал мне доверять, то это просто мое мнение. Да, неприятно, что сажают в запас, но что сделаешь? Есть контракт — ты выходишь и играешь сколько дают» Фото: © Andrew Dieb/Icon Sportswire / imago sportfotodienst / www.globallookpress.com

— Были мысли о том, что вы уже не тянете скорости НХЛ?

— В физическом плане все было нормально. В сезоне 2020/21 я получил травму и пропустил более полугода, хотя начал тот чемпионат хорошо. Мы провели 11 игр, у меня было 12 очков. Но в матче с «Коламбусом» я надорвал пах. Мне говорили, что нужно делать операцию, но я играл на обезболивающих. Играл-играл, и спустя пару недель ситуация повторилась, стало еще хуже. Я выбыл на полгода, хотя если бы сделал операцию изначально, то восстановился бы за 4–5 недель. После восстановления чувствовал себя нормально. Играл в третьем звене, но, кроме большинства, времени на льду толком не получал. Самочувствие было хорошим, показатели оставались на уровне, но тренеры считали иначе. В один момент пришел еще мальчишка, 1999 года рождения, — Джейсон Робертсон, который неплохо себя показал. И потихоньку-потихоньку получилось, что мое место заняли.

— Возможно, в «Далласе» понимали, что у вас последний сезон и нет смысла делать на вас ставку…

— Может быть. Как я говорил, в НХЛ хоккей — это бизнес. С точки зрения менеджмента, это нормальная ситуация, потому что у них много задрафтованных игроков, которых надо внедрять в состав.

— Внутри коллектива к вам менялось отношение?

— Нет. Отношения были хорошими, некоторые даже не понимали, почему меня задвигают на задний план, интересовались моими делами.

— Вы тогда не забивали 29 матчей — такое впервые в вашей карьере?

— Был период из 27 матчей в «Нэшвилле». У меня там в каждой второй игре был голевой момент, который я создавал сам. Просто не мог забить, и игровое время стало уменьшаться. Тяжело, когда не можешь избавиться от таких неудач. Обиднее, когда почти все сделал для гола — обыграл, поборолся, а результата нет. На скамейку приезжаешь и думаешь: «Ну как так-то, ***?!»

— Сейчас среди спортсменов модно иметь своего психолога, ментального коуча. Не пользовались их услугами?

— Нет. В «Далласе» был какой-то мужчина, который с командой разговаривал. Проводили обязательные собрания — идешь и слушаешь, что он скажет. Но я не понимал, какая помощь может быть от этого. Я себя в тупик не загонял. Рано или поздно шайба должна была залететь в ворота. В итоге я забил и моменты пошли. Но потом — бам, и опять не пошло. Игровое время уменьшилось. Приходилось выходить на 6–7 минут, а я всегда играл много. Мне было тяжело просто сидеть на лавке. Впервые с таким столкнулся и не понимал, как с этим быть.

«Никогда не берег себя. Мне всегда хочется играть на максимуме. Ни себе, ни партнерам не позволяю играть вполсилы» Фото: Сергей Елагин

«Ты можешь быть хорошим игроком, но это надо постоянно доказывать» 

— У вас ведь и раньше были проблемы с пахом, в сборной, например, 7 лет назад. Это был рецидив той травмы?

— Тогда я был моложе и мог эту травму залечивать без серьезных последствий. Если я дергал мышцу, спустя некоторое время после реабилитации приходил в себя и снова мог играть. Потом, в НХЛ, я уже сильно надорвал эту мышцу. Мне дали какое-то время на восстановление, думали, что само заживет, как это было раньше, но становилось только хуже. Я не мог нормально ускориться, не играл в полную силу. Сезон только стартовал, потому приняли решение, что нужна операция.

— Это самая серьезная травма в вашей карьере?

— Да. У меня никогда не было травм, после которых я пропускал несколько месяцев. Когда осознал, что остался без хоккея на год, было тяжело. Но меня поддерживали жена и ребенок, старший сын приезжал с родителями. Тяжелее было потом, когда началась реабилитация и надо было заново готовиться к сезону. Врачи говорили, что определенные вещи делать нельзя, хотя раньше их выполнял и спокойно готовился. Приходилось искать альтернативы, из-за этого был дискомфорт. Пах в первое время еще болел, но меня о подобном предупреждали.

— После операции риск рецидива уменьшился?

— Надеюсь, да. Операция прошла хорошо, реабилитация — тоже. В прошлом сезоне меня ничего не беспокоило.

— Некоторые спортсмены после травмы предпочитают беречь себя на льду…

— Никогда не берег себя. Мне всегда хочется играть на максимуме. Ни себе, ни партнерам не позволяю играть вполсилы.

— Тем, кто пишет, что Радулов уже не тот, что можете ответить?

— Я читал интервью Ромы Скворцова, где в заголовке был кликбейт (телекомментатор сказал, что Радулов был главной звездой КХЛ до своего отъезда в Америку, а теперь ему заново нужно доказывать свой статус — прим. авт.). Он правильно говорит, что мне надо заново подтверждать свою состоятельность. Это нормально, в любом виде спорта так. Звезды только на небе. Ты можешь быть хорошим игроком, но это надо постоянно доказывать.

«Мне нравится Россия. Кто-то посчитает это странным, но я — нет» 

— По контракту с «Ак Барсом» у вас большая зарплата и бонусная часть. Насколько бонусы выполнимы?

— Увидим. Что сейчас говорить об этом? Надо доказывать и играть. Когда команда выигрывает, все легче происходит.

— В Америке у многих спортсменов есть личные финансисты. У вас он был?

— Он и есть. Но этот человек ничего не может сделать без меня или моего одобрения. Все контролируется.

— Вы вкладываете в недвижимость за океаном или в России?

— Только в России. Я же здесь собираюсь жить.

— После карьеры?

— Да, хочу остаться здесь. Тут мои родные и близкие, мне нравится Россия. Кто-то, может, считает это странным, но я — нет.