«Множество наших сервисов уникально по мировым меркам. Мы создаем сшитый под заказ IT-костюм для России, понимаете? Например, такой бюджетной системы в других странах нет», — говорит генеральный директор «БАРС Груп» Тимур Ахмеров. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал об изменении миссии компании в соответствии с традиционными ценностями, идее пригласить Путина на Kazan Digital Week и своих системах, данными в которых можно выложить путь от Земли до Солнца, а заодно объяснил, почему в стране нет проблем с инвестициями, но есть с идеями, а искусственный интеллект пока больше хайп, чем полезный в моменте инструмент.
Тимур Ахмеров: «У каждой штаб-квартиры определенные функции, но главный офис, где мы собираемся для обсуждения стратегических вопросов и создаем новые проекты, — это Казань. Для нас это место силы и созидания»
«От самой драйвовой IT-команды страны»
На большом бизнес-центре на улице Некрасова в Казани скромная табличка «БАРС Груп» кажется несоизмеримо маленькой, почти незаметной. Но именно здесь, вопреки уверениям официального сайта о головном офисе в Москве, находится креативный центр одной из крупнейших IT-компаний не только Татарстана, но и всей страны, здесь она зарегистрирована, здесь же платятся налоги. И это вполне отвечает стратегии ее руководителя, Тимура Ахмерова: минимум публичности, редкие интервью, крайне осторожная информационная политика. И понять можно: когда у тебя выручка зашкаливает за 8 млрд в год, большинство из которых приносят госконтракты, лишняя шумиха ни к чему. Но для «БИЗНЕС Online» гендиректор «БАРС Груп» сделал исключение.
Двухчасовой разговор состоялся в кабинете Ахмерова — светлом, спокойном и совершенно не пафосном. Помимо обилия брендированных элементов — от подушек до настольных флажков — и множества разнокалиберных наград компании, в глаза бросался подарок коллектива лично Тимуру Маратовичу — большой постер с цветными отпечатками десятков ладоней и надписью: «От самой драйвовой IT-команды страны». Масштаб не преувеличен: 2,5 тыс. сотрудников разбросаны по 25 офисам, 88 решений зарегистрировано в реестре российского ПО, IT-проекты в том или ином виде работают в 85 субъектах РФ, а в общей сложности ими пользуются 10 млн человек и более 100 тыс. учреждений. А когда-то, 30 лет назад, все сводилось к одному проекту — бухгалтерской автоматизированной рабочей среде. Именно так и появилась аббревиатура «БАРС Груп». С 1999 года компанию возглавляет Ахмеров — это его единственное место работы за всю жизнь. И отходить от руля он не собирается, напротив, в задумках еще масса проектов.
«Оценивать наше присутствие по выручке будет не совсем правильно»
— Тимур Маратович, вы как-то говорили, что в России нет ни одного субъекта, где нет решений «БАРС Груп». Как удалось и есть ли для вас приоритетные регионы, где выручка выше, а сотрудников больше?
— У нас несколько штаб-квартир — в Новосибирске, Москве, в Нижнем Новгороде, во Владивостоке, недавно открыли офис в Хабаровске. Мечтаем об арктической штаб-квартире. У каждой определенные функции, но главный офис, где мы собираемся для обсуждения стратегических вопросов и создаем новые проекты, — это Казань. Для нас это место силы и созидания.
Оценивать наше присутствие в регионах путем измерения показателей выручки или числа пользователей, наверное, не совсем правильно. Есть три сегмента рынка, на которых мы работаем: федеральный, региональный и крупный бизнес, промышленность. И всю страну — от Калининграда до Сахалина — пронизывают как раз наши федеральные системы.
— Например, какие?
— Например, электронный бюджет. Сотни тысяч финансистов ежедневно обеспечивают движение денежных потоков, которые работают как артерии — на всю страну. Если брать медицину и здравоохранение, мы есть во многих лечебных учреждениях. В некоторых регионах непосредственно наша медицинская информационная система не эксплуатируется, но какие-то элементы из нее работают. В других у нас в принципе нет проектов, связанных со здравоохранением, при этом больницы все равно пользуются федеральными сервисами, в создании которых мы участвуем. Поэтому мы считаем, что в сфере здравоохранения БАРС Груп есть в каждом регионе. В строительстве то же самое.
Не везде у нас есть непосредственный контракт, поэтому измерять наше присутствие в том или ином регионе лучше не в объеме выручки и числе рабочих мест, а во вкладе, который мы вносим в развитие территории.
— И как этот вклад измерить?
— Знаете, в последние годы мы начали немножко иначе смотреть на то, что мы делаем, даже скорректировали нашу миссию, наше видение и наш слоган, уточнив, ради чего мы вообще работаем. Наша корпоративная культура подпитывается ценностями и идеологией, которые мы стараемся донести до каждого сотрудника, чтобы он учитывал их в своей работе.
— Плакаты в коридорах с лозунгами вроде «Мы живем и работаем в России» — это часть идеологии?
— Да! Мы решили, что наша миссия — создавать цифровые решения, меняющие к лучшему настоящее и будущее каждого человека и всей страны. Мы вдохновились трендами, которые существуют в России. Мы патриоты. Раньше у нас были корпоративные правила, сейчас мы сформулировали для себя традиционные ценности — в соответствии с теми трендами, которые задает РФ.
— А до этого как ваша миссия выглядела?
— «Создаем технологии и меняем жизнь». Куда меняем, мы не уточняли (смеется), поэтому переписываем, чтобы не было разночтений.
«Мы решили, что наша миссия — создавать цифровые решения, меняющие к лучшему настоящее и будущее каждого человека и всей страны. Мы вдохновились трендами, которые существуют в России. Мы патриоты»
— Можете сказать, настоящее и будущее скольких субъектов вы сейчас меняете к лучшему? Кто заключил с вами прямой контракт на региональном уровне, а не стал частью общефедеральных проектов?
— Надо делить по отраслям и по типам продуктов. Решения в сфере здравоохранения в том или ином виде используют 35 субъектов. Еще около 30 регионов применяют те или иные наши решения в сфере образования, в строительстве заключены десятки контрактов, в сфере госфинансов тоже порядка 30−40. Если все свести в одно, получится огромная, многомерная таблица, которая для ваших читателей вряд ли будет информативной. Могу сказать, что соотношение федерального, регионального и корпоративного рынков по итогам 2023 года мы зафиксировали на уровне 40, 45 и 15 процентов.
Причем мы уже много лет стремимся наращивать долю в сегменте бизнеса. Она увеличивается в абсолютных цифрах, но пропорционально почти не меняется. Сегодня мы видим кадровый дефицит на предприятиях реального сектора, потери эффективности после ухода западных игроков. Все это для нас окно возможностей.
— С кем конкурируете в этом окне?
— На фоне ухода западных игроков на российском рынке появился индийский и китайский софт. Причем он вполне конкурентоспособен и в ряде случаев лучше, чем западный, который мешал его появлению.
Наше преимущество в экспертности. Сейчас в большинстве случаев требуется не просто оцифровать процессы или импортозаместить софт, но решить прикладные, конкретные задачи компании и государства. Для этого, надо понимать, как все должно быть устроено, а может быть, даже что-то изменить в нормативных актах.
— И часто вы «нормативку» меняете?
— Мы не имеем возможности поменять «нормативку», но понимаем, в каком случае для интеграции одного решения с другим требуются соответствующие регламенты.
— Но предложения-то вы выносите? Их слышат? Они становятся основой для принятия нормативных актов?
— Мы чаще запускаем сервисы в пилотном режиме, ведем прототипирование в боевых условиях. Тогда становится понятно, чего не хватает, и компетентные органы корректируют соответствующие нормативные документы.
Например, в свое время мы внедрили в Татарстан систему похозяйственного учета, которая произвела существенный экономический эффект. Тогда мы пришли в Северную Осетию и предложили сделать нечто подобное, порекомендовав обратиться к Татарстану за проектами нормативных документов, возникших в процессе оцифровки. И в результате Осетия по образу и подобию татарстанских сделала свои региональные документы. Просто софта сейчас уже недостаточно.
«Мы один из активнейших участников ассоциации содействия цифровому развитию, постоянно участвуем в разных мероприятиях»
«Объем задач, которые есть в Татарстане, не столь большой»
— Большую долю заказов занимает Татарстан?
— Около 3 процентов.
— Всегда так было, или есть какая-то тенденция к уменьшению или увеличению?
— Мы растем.
Объем задач, которые есть в Татарстане, не столь большой и растет не так быстро, как масштабы нашего бизнеса.
И взаимоотношения с Татарстаном я бы не измерял в количестве денег, потому что с республикой нас связывает не только бизнес. Хотя, конечно, мы поддерживаем, развиваем и создаем здесь определенные сервисы и системы, мы еще и очень крупный налогоплательщик.
Татарстан — наш домашний регион. Мы очень благодарны и раису, и правительству за то, что когда-то, когда мы занимались только задачами в сфере электронного правительства и цифровизацией государственных органов власти, были резидентом IT-парка, к нам приводили потенциальных наших заказчиков из разных регионов. И потом, с поддержкой правительства, мы тиражировали решения по всей стране.
Мы один из активнейших участников ассоциации содействия цифровому развитию, постоянно участвуем в разных мероприятиях. В этом году мы титульные партнеры на Kazan Digital Week.
— А какая прикладная польза для вас от этих форумов? В чем профит?
— Это площадка, куда мы можем позвать для общения тех, с кем мы давно работали. Все ходят друг к другу в гости, это повод позвать партнеров в родной Татарстан. Коллеги, вот чак-чак, вот мы, вот офлайновое общение. Это дорогого стоит, это сложно измерить в цифрах или еще в чем-то. Я думаю, что Kazan Digital Week станет меккой разработчиков, мы хотим, чтобы форум звенел и гремел на всю страну.
— А что для этого нужно?
— Душу вложить. И время. Должна быть определенная зрелость, интересный контент, возможно приглашение федеральных персон.
— Так этот форум уже проходит под эгидой Максута Шадаева!
— Хорошо. Значит, надо повышать планку! На фоне нацпроекта «Экономика данных» для этого есть все возможности. Вот Владимир Владимирович очень много говорит сейчас об искусственном интеллекте, о больших данных, и, в общем-то, нам есть, что ему показать.
Международный форум Kazan Digital Week 2023
«Инвестиций у нас в стране масса! Идей вот не так много»
— Есть распространенное представление, что судьба разработчиков софта в эпоху СВО — это либо заполучить государство или госкорпорацию в заказчики, или релоцироваться, или сосредоточиться на «крипте», арбитраже и прочем неочевидном сегменте. Потому что внутренний рынок маленький и без госзаказа делать проекты только на нем невозможно…
— Страшные вещи рассказываете!
— Только транслирую позицию некоторых игроков.
— На мой взгляд, вы с ними обрисовали какую-то слишком грустную картинку. Мне известны факты, когда маленькие компании с численностью плюс-минус 10 человек находят своих клиентов и в промышленных предприятиях, и в крупных корпорациях, таких как «Транснефть», «Газпром» и так далее.
— Ну или продаться гигантам, да. На рынке венчурных инвестиций практически нет…
— Инвестиций у нас в стране масса! Конечно, время инвестиционного бума, когда стартапы вылезали как грибы и получали огромные стартовые инвестиции еще на посевной стадии, прошло. Да, наверное, сейчас инвесторы подходят гораздо более вдумчиво и взвешенно,
Мы сами выступали недавно на отборе стартапов, отсматривали проекты, которые могли бы получить нашу поддержку. Конечно, плохие и сырые идеи всегда обречены, а софт тех, у которых есть хороший потенциал, кто быстро без шума и гама находит свою нишу, отрывают с руками-ногами.
Я считаю, что проблема не в отсутствии инвестиций. Денег в России стало много. Если раньше кто-то стремился покупать недвижимость на западе, сейчас все вкладывают в Россию.
Строят курорты, горнолыжные комплексы, огромные платные дороги. И огромное количество инвестиций идет в цифровые разработки. Проблема другая — идей вот не так много. Многие надеются взлететь на хайпе типа блокчейна и так далее. Мыльные пузыри уже не в моде. Взлетят стартапы, которые решают прикладные задачи и принесут конкретную практическую пользу здесь и сейчас.
— Много маленьких компаний вы сами поглощаете в год?
— В последние годы не особо. Мы сами создаем новые компании. Например, в 2019 году у нас появилась компания, которая занимается цифровой генетикой. Я не подозревал, что наши компетенции могут соприкасаться с палеонтологией. Мы с 2014-го работали в сферах клинической и молекулярной генетики, генетики в сельском хозяйстве. Конечно, я и сейчас не до конца понимаю, какова наша конечная роль в этом всем, но мы активно сотрудничаем с Академией наук РТ, Институтом истории имени Марджани и институтом археологии.
— После ваших генетических изысканий историю Казанского ханства не надо будет переписывать?
— Я думаю, что не нам это придется переписывать. У коллег есть свои проработанные базы знаний, но наши компетенции там точно могут быть полезны. Хотя мы точно не знаем, какими именно результаты окажутся в итоге.
«Рынок труда перегрет, зарплаты растут, денег, казалось бы, больше заказчики платить не готовы по разным причинам. Что делают IT-компании? Они стремятся повышать эффективность, изыскивают возможность, чтобы обеспечить зарплатные ожидания сотрудников исходя из существующих возможностей»
«Мы создаем сшитый под заказ IT-костюм для России»
— А как, на ваш взгляд, рынок перестроился за эти два года? На уровне игроков, денег, задач, кадров, технологий? Мир-то изменился.
— Мир изменился. И портрет успешной компании тоже изменился. Приведу маленький пример из жизни IT-бизнеса. Рынок труда перегрет, зарплаты растут, денег, казалось бы, больше заказчики платить не готовы по разным причинам. Что делают IT-компании? Они стремятся повышать эффективность, изыскивают возможность, чтобы обеспечить зарплатные ожидания сотрудников исходя из существующих возможностей. И это делает бизнес эффективнее. Они начинают думать о технологиях, которые могут ускорить разработку, сэкономить время, начинают думать о том, чтобы не покупать что-то проприетарное, а воспользоваться опенсорсным решением.
— Изменения коснулись ухода западных игроков. Можно ли импортозаместить всех тех, кто ушел? И надо ли?
— Да, тут вопрос, надо ли. Может быть, это все и не надо было импортозамещать, лучше формировать продукты, которые нужны здесь и сейчас для решения конкретных бизнес-задач. Ряд таких задач в принципе уникальны в мире, на планете.
— Например?
— Наша страна огромна, и множество сервисов, которые работают в государстве, строительстве, здравоохранении, финансовой сфере, уникальны по мировым меркам. Мы создаем сшитый под заказ IT-костюм для России, понимаете? Такой бюджетной системы в других странах нет. Настолько стройной системы финансовых потоков, которая позволяет сейчас, как выяснилось, обеспечивать функционирование в самых жесточайших условиях санкций. ФНС — самая эффективная на планете налоговая система, ни один недобросовестный плательщик не спрячется.
Наверное, российское ПО иногда менее удобное. Но можно написать в техподдержку — и через пару лет оно будет примерно такими же, как западное. При этом свою основную функцию оно уже выполняет здесь и сейчас.
Еще один вектор — огромные массивы накопленных данных.
Мы примерно подсчитали, сколько данных хранится в созданных нами системах. Эта цифра уже приближается к сотне петабайт.
Это очень много. Это примерно 500 миллиардов страниц печатного текста. Если распечатать эту информацию на листах А4 и выложить эти листы в книжной ориентации друг за другом, то эта получившаяся лента будет иметь длину, превышающую примерно в 300 раз расстояние от Земли до Луны, или чуть меньше расстояния от Земли до Солнца.
— То есть основной тренд сегодня — работа с данными?
— Да. И у бизнеса, и у государства накапливается колоссальное количество данных, вокруг которых вращаются все тренды, все ориентиры и фронтиры, куда развиваться.
Например, в минздраве России есть интегрированная медицинская информационная система, в которой вращаются сотни миллионов структурированных электронных медицинских документов. Они формируют платформу клинических данных, которые существенным образом влияют на качество здоровья в России. У правительства есть амбициозный план к 2030 году довести среднюю продолжительность жизни до 78 лет. Я считаю, что это вполне достижимо.
— Говоря о цифровом здравоохранении: как вы считаете, когда в России у всех будут цифровые медкарты, собирающие в одном месте всю информацию о том, как человек вылечил зубы, сдал анализы в платной клинике, зашел к терапевту по прописке?
— Это вам надо минздрав РФ спрашивать. В одних регионах это развито сильнее, в других похуже. В любом случае есть единый цифровой контур здравоохранения, электронные медицинские документы, которые собираются на федеральном уровне. Есть витрины данных, которые позволяют жителям тех или иных регионов записываться на прием к врачу, отслеживать свой медицинский полис. У меня недавно сын коллеги по дороге в больницу потерял сразу паспорт, СНИЛС и полис. И понял, что, кроме паспорта, ничего восстанавливать ему не надо. Но, когда это будет в масштабах всей России, я не скажу.
— А что мешает? Какие главные стоп-факторы?
— Мне кажется, это зависит от региона. Есть субъекты, которые гораздо сильнее продвинулись в этом направлении.
— А Татарстану что мешает?
— Мне сложно сказать, потому что в РТ мы лишь локально присутствуем в нескольких крупных медцентрах с нашей медицинской информационной системой. И было бы некорректно мне давать общую оценку.
Моя позиция в чем: биг-дата сегодня есть везде: в строительстве, в ценообразовании, в медицине, в образовании — во всех системах. Алгоритмы, превращают эти данные в знания. Вот в этом направлении и будет развиваться цивилизация.
Систем много, данных в них много, и однократное появление информации должно максимально переиспользоваться. Элементарно, если вы будете покупать автомобиль на Avito, вы получите отчет о пробеге, потому что портал собирает информацию из данных страховых компаний об авариях, автосервисах, выплате страховок и так далее. Число этих интеграций растет — тут очень большое поле для работы.
Данные не все качественные, ряд из них никак не пригодится ни для каких нейросетей, часто это мусор. Поэтому проверка данных — еще одна сложная задача.
С наступлением пандемии каждая компания позаботилась, чтобы коммуникации стали продуктивнее. Многие наши сотрудники никогда не приезжали в Татарстан. А последние события заставили нас быть более бдительными в плане информационной безопасности. Мы проанализировали, что из внутренней инфраструктуры может быть потенциально подвержено уязвимостям, проверили все необходимые сценарии защиты, приобрели много программных и аппаратных средств защиты от DDoS-атак и других действий злоумышленников. Сложно даже оценить, сколько усилий мы ежедневно тратим на информационную безопасность. Но масштаб компании этого требует.
— У вас все сотрудники находятся на территории России?
— Был определенный момент времени, когда кто-то уезжал. Это невозможно в нашей компании. Сейчас у нас ноль сотрудников работает из-за пределов РФ.
«Сейчас у нас ноль сотрудников работает из-за пределов РФ»
«У нас нет секретов или сверхмаржинальности»
— На фоне всех перечисленных трендов вы сами как-то корректируете свою стратегию? Может быть, будете усиливать какие-то определенные направления, менять их, переосмысливать приоритеты, развивать новые для вас векторы?
— Для нас приоритетно все, что связано с экономикой данных. Сейчас фокусируемся на том, чтобы данные могли превращаться в знания. Тогда будет существенный рывок полезности, а как следствие, и успешности бизнеса.
А если говорить про конкретную отрасль, мы видим, что наша помощь нужна именно реальному сектору экономики.
— Они об этом знают?
— Они, может быть, еще не совсем об этом знают, но точно догадываются. И у нас точно есть набор компетенций, которые можем предложить, чтобы оказаться им полезными.
— Некоторые жалуются, что вы дорогие. Как складывается ценообразование?
— Знаете, я не могу прокомментировать, дорогие мы или нет. Если мы говорим о написании кода, есть рыночная стоимость программистов, стоимость нормо-часов и так далее. Если мы говорим, что достигаем результата, а не просто создаем информационную систему на основе того, что написано в техническом задании, если в проекте участвуют аналитики, юристы, узкопрофильные специалисты … Есть прозрачный механизм расчета, сколько трудоресурсов тех или иных специалистов необходимо вложить в проект. Мы абсолютно прозрачны по ценообразованию, у нас нет секретов или сверхмаржинальности.
— Говоря о трудоресурсах специалистов — зарплаты ведь тоже очевидно перегреты. Или нет?
— Давайте я приведу пример. Однажды к нам пришел один клиент и попросил разработать мобильное приложение. Мы посчитали, что, для того чтобы это мобильное приложение заработало, с учетом бэкенда, фронтенда и так далее, нужно было, допустим, 5 миллионов рублей.
Он говорит, мол, дорого — программисты стоят 200 тысяч! И нанял программиста, одного, второго… Через два года мы встретились, и он рассказал, что потратил уже больше 5 миллионов, а мобильного приложения так и нет. Поэтому дорого или нет — это относительно.
— А можете сориентировать по стоимости ваших продуктов?
— Я не думаю, что это будет уместно. Вся информация есть на сайте, все зависит от задач и типов продуктов. Все равно что сказать: сориентируйте, пожалуйста, какая болезнь у пациента в республиканской больнице.
«В отношении искусственного интеллекта действительно очень много хайпа. И в наших системах используются алгоритмы, аналогичные тем, которые легко можно назвать на хайпе искусственным интеллектом»
«Мы идем навстречу технологической сингулярности»
— Если посмотреть на мировую картину, видим, как волны хайпа в IT поднимаются высоко, но недолго. Был блокчейн, когда все говорили, что он заменит функции государства, были метавселенные, сейчас на пике генеративные нейросети. Что следующее? И как понять, это очередной хайп или начало революции, которая изменит правила игры?
— В отношении искусственного интеллекта действительно очень много хайпа. И в наших системах используются алгоритмы, аналогичные тем, которые легко можно назвать на хайпе искусственным интеллектом.
Можно говорить, что искусственный интеллект выявляет сомнительные операции в финансово-хозяйственной деятельности или бюджетной сфере, строит цифровые маршруты пациентов на основе данных. Но мы не склонны называть все это искусственным интеллектом — это хорошие алгоритмы. Может, ради пиара и надо называть все какими-то придуманными терминами, но пока мы занимаемся подготовкой наших заказчиков к этапу пре-ИИ. Должны быть подготовленные массивы информации, которые могут служить пищей для прокачки нейросетей, формирования более сложных алгоритмов.
Настоящий искусственный интеллект, о котором многие говорят, как правило, сфокусирован на обработке либо медицинских изображений, либо машинном зрении для беспилотных автомобилей, либо рисует картины.
— А генерация текста?
— Да, и музыки еще, есть ChatGPT и так далее. Но полезность в моменте прикладных конкретных сервисов пока не сильно ощутима. Наверное, какие-то вещи могут повысить производительность, продуктивность, но они не заменят человека.
Условно, GigaChat сдал экзамен на врача-терапевта. Это круто. Но он вряд ли заменит врача, как минимум в ближайшие годы. Я точно не хотел бы доверить постановку диагноза искусственному интеллекту и предпочел бы все-таки пообщаться с врачом.
— А программистов не заменит? К примеру, Иннополис занимается системами автогенерации кода…
— Разработка — это многомерный большой процесс, там участвуют архитекторы, UX-UI-специалисты и так далее, много методологии. Написание кода всего лишь маленькая часть ПО. Более того, многие компании уже более 10 лет используют на практике кодогенерацию. Есть целый рынок low-code- или no-code-платформ. Мы об этом не особо рассказываем, но сами используем для внутренних нужд, чтобы избавить разработчиков от рутинных операций.
Нужно быстродействие на гигантских объемах. Представьте себе базы, содержащие генетические данные, или медицинские, или финансовые, или строительные. Это гигантский массив информации. И даже поиск в нем — нетривиальная задача, целая команда архитекторов придумывает, как подготавливать их в процессе накопления, чтобы потом можно было правильно изымать.
Когда речь идет о терабайтах, миллиардах записей, возникают совсем другие законы. Точно так же, как законы гравитации на Земле действуют иначе, чем вблизи черной дыры. Огромные массивы данных — это черная дыра.
Простые задачки, наверное, можно научить решать искусственный интеллект, и мы давно все это делаем. А вот со сложными задачами критической информационной инфраструктуры, со всеми моделями угроз, и естественный интеллект с трудом справляется, как показывает практика, а что же говорить про искусственный.
— Но ведь есть опасения, что искусственный интеллект превзойдет естественный. Вы не верите, что он существенно поменяет правила игры?
— Я считаю, что появление искусственного интеллекта влияет в лучшую сторону на качество нашей жизни. Люди используют умные устройства, выключатели, лампочки, чайники подключены к «Алисе», которая может подбирать сказки ребенку. Таких примеров масса.
Искусственный интеллект уже часть нашей жизни. Но считать, что он заменит естественный интеллект, — я думаю, это утопия. Рутинные операции должен делать искусственный интеллект. Творческие — человек.
Простой пример — перемещение по Москве. Можно довериться искусственному интеллекту и ехать просто по предложенному алгоритмом маршруту. А можно знать Москву и применить естественный интеллект. Допустим, мой московский водитель умудряется найти способ, как, казалось бы, в безвыходной ситуации довезти меня в нужное время, несмотря на пробки. Он знает какие-то проулочки, где можно проехать, совершенно не нарушая правил.
Я не доверюсь беспилотному автомобилю, который будет меня везти по навигатору.
То же самое и с врачом. Я считаю, человека искусственный интеллект не заменит.
— Все говорят, что рутину будут автоматизировать роботы, а творчество останется людям. А сейчас размножились максимально рутинные специальности: курьеры, доставщики еды. А искусственный интеллект генерирует изображения, фильмы создает, сценаристы американские бунтуют, газеты судятся с разработчиками и так далее.
— Это интересно, но я считаю, что человек в любом случае остается в центре этого мира. Я не уверен, что искусственный интеллект не повторит произведение уровня Пушкина или Чайковского. Он может что-то воспроизвести, но не создать. Может, я слишком скептичен, но придерживаюсь того, что человек должен оставаться в центре. А все, что связано с технологической сингулярностью, должно улучшать его качество жизни, а не ограничивать в чем-то или лишать его работы. Доставщики, кстати, тоже роботы сейчас. Вы видели?
«Такой ровер, наверное, лишит работы какого-то курьера. Зато этот человек сможет научиться чему-то другому и будет заниматься более творческой профессией»
— В Иннополисе давно роверы ездят…
— И в Москве тоже. Идет снег, сосульки падают там с крыш, этот бедный робот периодически даже падает, а прохожие его обратно на колеса ставят. Такой ровер, наверное, лишит работы какого-то курьера. Зато этот человек сможет научиться чему-то другому и будет заниматься более творческой профессией.
— Какой в таком случае ваш образ будущего? Как изменится мир через 3, 5, 10 лет?
— Я считаю, что мы идем навстречу технологической сингулярности. Устройства, с которыми мы имеем дело, через всемирную паутину взаимодействуют между собой. Появляются станки, которые сами себя оптимизируют, автомобили, которые вовремя предотвращают ДТП благодаря машинному зрению, носимые устройства в медицине, умные счетчики и так далее. Все уже сейчас происходит, эти процессы не остановить, они будут расти в геометрической прогрессии. Мировые футурологи все это предвидели. Но все это делается, чтобы качество жизни человека было лучше. И мы тоже над этим работаем.
— И последний вопрос. «БАРС Груп» — редкий по российским меркам пример бизнеса с 30-летней историей. Назовите три секрета успеха?
— То есть сразу все секреты раскрыть?! (Смеется.) Хорошо, первое — адаптируемость к изменениям внешней среды. Внутренняя культура и внутренняя идеология. Я не знаю, во всех ли компаниях она есть, я больше нигде не работал и планирую для себя оставаться в этой компании в горизонте минимум до 2036 года. Мы знаем, чего хотим, верим в идеалы и ценности, которые сами пропагандируем. Человека можно что-то заставить делать или не делать что-то, но нельзя заставить чего-то хотеть и о чем-то мечтать. Кстати, с искусственным интеллектом то же самое.
Второе — творческое, предпринимательское начало, которое присуще многим нашим коллегам и топ-менеджерам. А третье — это, наверное, быть внимательными и сохранять безопасность компании и ее сотрудников, экономическую, политическую, кадровую. Следить за собой, за тем, как ты выглядишь в интернете, какой у тебя HR-бренд, как компания себя позиционирует в отношениях с клиентами, держит ли она обещания. Должна быть всесторонняя безопасность в отношениях и с внешним, и с внутренним миром.
Инфографика: «БИЗНЕС Online»
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 10
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.