Его религия – революция.

Слоган к фильму «Молодой Папа»

«ДЛЯ МЕНЯ БОГ ТОЛЬКО НАЧАЛСЯ»

Свершилось! После года молчания Ватикан высказался-таки о нашумевшем сериале «Молодой Папа» с Джудом Лоу в главной роли, чем дал повод вновь вспомнить эту удивительную и редкую по своей проницательности картину, посвященную теме Бога и истинной веры. Как и подобает святым отцам, реакция у них получилась сдержанная, хотя скорее и одобрительная. И это при том, что в фильме показаны самые темные стороны жизни католической церкви: от закулисной борьбы за папский престол до педофилии среди ее духовных чинов. Однако работа подкупает другим: феноменально глубоким и правдивым разговором о самой фундаментальной проблеме в истории – природе Бога и человека. И разговор этот построен так, что смотрится на одном дыхании: с юмором, великолепными саундтреками, выверенными до каждой мелочи невыразимо красивыми кадрами и потрясающе глубокими диалогами. Причем понят он может быть абсолютно всеми: и христианами, и буддистами, и мусульманами, и атеистами.

Оскароносный итальянский режиссер Паоло Соррентино в своем 10-серийном шедевре сумел выйти за рамки распространенных шаблонов, властвующих над умами многих художников, берущихся за тему религии. Здесь нет ни прямой апологетики веры, которой часто страдают набожные авторы, ни циничного стеба над Церковью, который характерен для многих светских деятелей культуры. Да, фильм касается уже набивших оскомину таких современных проблем религии, как аборты, однополые браки и эвтаназия. Да, фильм комплиментарно изображает добрых христиан и то, как люди благодаря Церкви обретают спасение. Да, фильм без каких бы то ни было прикрас показывает всевозможные пороки священнослужителей. Но все это не более чем внешний слой повествования, используемый режиссером как подручный материал для развертывания главной темы фильма – Бога и человека.

Нужно признать, что это непростая задача. Ведь природа Бога, равно как и человека, сокрыта в недрах фундаментального парадокса бытия. Поэтому главный герой картины парадоксален в каждой своей детали. Представьте себе в буквальном смысле непогрешимого Отца Церкви, человека «величайшего благочестия и праведности на земле», который неистово молится с дымящейся сигаретой в руке и заставляет духовных иерархов целовать ему ноги. Представьте истинного святого, творящего силой молитвы чудеса и при этом решительно не верящего в Бога. И вы поймете, что «взрыв мозга» – это именно та реакция, которую стремится вызвать в нас режиссер. «Я есть противоречие, – говорит о себе сам Папа, – как Бог: Один в трех и три в Одном. Как Мария: святая дева и мать. Как человек: из добра и зла».

Главный герой Ленни Белардо, ставший неожиданно для всех Папой Римским, постоянно эпатирует окружающих. Но без этого не обойтись. Ибо, только сотрясая основы мировосприятия человека, есть шанс, что он сможет выбраться за пределы своего ментального кокона и добраться до правды о Боге. «Это дверь. Единственный путь внутрь, – говорит Папа, показывая присутствующим на миниатюрную декоративную дверцу, – маленький и ужасно неудобный. И любой, кто захочет нас узнать, должен выяснить, как пройти через эту дверь». Другими словами, для того, чтобы протиснуться в узкую щель, ведущую к Богу, нужно сбросить все лишнее, все свои стереотипы и догмы. А это непросто и больно. «Там, в миру, все должны понять, что требуются жертвы и страдания, чтобы отыскать Бога, – говорит молодой Папа. — Очень легко примириться с Богом, когда светит солнце. А они должны отыскать Его в холоде и темноте ночи, как это сделал я».


Зрителю от этих страданий достается перманентное издевательство над всеми известными религиозными добродетелями, которое могут позволить себе только лишь великие духовники. Как известно, они, дабы встряхнуть ученика, часто используют в своей практике своеобразную шокотерапию. И то же самое делает Ленни Белардо, причем самым беспощадным образом. Уже в первых кадрах фильма мы видим Святого Папу Римского, выступающего перед верующими. «Мы забыли о том, как мастурбировать, – разносят динамики его слова над площадью Святого Петра, – как использовать контрацептивы, как делать аборты, как гулять на свадьбах геев. О том, чтобы позволить священникам любить друг друга и даже жениться. Мы забыли, что имеем право умереть, если нам опостылела жизнь. Мы забыли, как заниматься сексом для удовольствия, а не только для продолжения рода человеческого, причем без чувства вины. О том, как разводиться. О том, чтобы позволить монахиням служить мессу. О том, как делать детей всеми способами, которые открыла и продолжает открывать наука. Короче, мои дорогие дети, мы забыли не только о том, как играть. Мы забыли, как быть счастливыми».

Толпа, а вместе с ней и зритель пребывают в полном недоумении и смятении. Сотрясены основы традиционного мировоззрения. Но Папа не ищет одобрения, ибо ему «безразлична дипломатия», ведь «учтивость и манеры не главное для слуг Господних». «Я намерен начать революцию», – признается он. И эта революция состоит отнюдь не в том, чтобы делать уступки либерализму. Папа до мозга костей консерватор и придерживается самых строгих религиозных взглядов. Неслучайно после избрания на Святой Престол он выбрал себе имя, которое до него носили предшественники, не признающие никакого осовременивания Церкви, – Пий. Эта революция состоит в том, чтобы выбить человека из его окостенелых религиозных догм и вернуть его к Богу, который превыше всех наших истинных постулатов о Нем. «Ты, Ленни, больше не состоишь в Церкви. Для тебя Бог закончился», — говорят молодому Папе после вышеприведенной скандальной проповеди. «Что значит закончился? – отвечает он. –  Для меня Бог только начался».


«КАК ЖЕ ДОСТИЧЬ ТАКОЙ ПОЛНОЙ И БЕЗГРАНИЧНОЙ ВЕРЫ? ЕСТЬ ТОЛЬКО ОДИН ПУТЬ – ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ВЕРЫ ВООБЩЕ»

На следующее утро после избрания Папой Римским Ленни Белардо, который по жизни ел крайне мало, просит принести ему на завтрак диетическую колу со вкусом вишни. Службы Ватикана оказались не готовы к таким неожиданным пристрастиям молодого Папы из Америки. «Не желает ли Ваше Святейшество обычной диетической колы?» – уточняет дворецкий. «Давай без ереси, Домен, – отрезает новый понтифик, – компромиссы – это смерть». В этих словах весь Пий XIII: он не терпит половинчатости ни в чем. По этой же причине он отказывается принять электронные сигареты в качестве подарка. «Это заменитель чего-то настоящего, тогда как я всегда хочу полной правды», – объясняет он причину своего отказа.

Такое бескомпромиссное отношение распространяется у Белардо и на веру. «Моему отвращению к туристам нет предела, – признается он в базилике Святого Петра. «Почему, Святой отец?» – поинтересовались у него. «Потому что они просто проходят мимо», – отвечает он. Но если призадуматься, то и большинство верующих – это точно такие же туристы псевдодуховности. «Лучше немного, но надежных, – наставляет Папа своих кардиналов, – чем великое множество непостоянных и безразличных. Площади битком забиты, а сердца пусты. В них нет Бога». «Мне больше не нужны частично верующие, – посвящает он высших иерархов в грядущие изменения. –  Мне нужны великие истории любви. Мне нужны фанатики Бога, потому что фанатизм – это любовь, а все остальное – это суррогат, который останется за пределами Церкви».

Как же достичь такой полной и безграничной веры? Есть только один путь – отказаться от веры вообще. Парадокс? Да, именно.

Для того чтобы понять логику Папы, надо знать, как в контексте монотеизма решается проблема соотношения Бога и мира. В данной связи можно выделить четыре возможные позиции: деизм, теизм, пантеизм и атеизм. Если схематично представить все модели с помощью двух кругов, символизирующих соответственно Бога и мир, то получится следующая картина. Деизм подразумевает, что оба круга соприкасаются между собой лишь в одной точке – единождном акте первого творения. Бог некогда создал мир и отпустил его в свободное плавание по волнам законов природы. Такой позиции придерживаются, как правило, светские люди, для которых Бог в лучшем случае метафора первоначала бытия, вынесенная за скобки нашей повседневной действительности. Теизм предполагает частичное наложение обоих кругов друг на друга, означающее постоянное участие Бога в некоторых делах мира. Бог отвечает на наши молитвы, творит чудеса и так далее. Такой позиции придерживаются большинство традиционных верующих.

Однако Папа Пий XIII, который заявляет, что не опирается на консенсус, на протяжении фильма несколько раз, причем недвусмысленно, признается в своем абсолютном неверии. Для того чтобы понять, что в данном контексте это значит, мы должны обратиться к третьей модели соотношения Бога и мира – пантеизму. Она предполагает, что Бог всецело присутствует в мире, Он как бы растворен в нем. С этой точки зрения нет никакой потусторонней жизни. Все, что есть, оно здесь. Оба круга совмещаются, накладываясь друг на друга. Поэтому Бог – это не то, что пребывает где-то там. Бог есть абсолютная данность именно этого мира.

Только так можно понять слова Папы, который разным людям по-разному объясняет, где находится Бог. Маленькому мальчику, среди прочих приславшему в Ватикан письмо, Пий XIII отвечает: «Дорогой Томми! Подумай обо всем, что ты любишь. Это и есть Бог». Патриотично настроенной премьер-министру Гренландии, полагающей вслед за экспертами, что в ее родной стране под слоем вечного льда, предположительно, находится архипелаг островов, он замечает: «Специалисты ошибаются. Подо всеми теми льдами может быть Бог». Священнику, не блещущему большим умом, на его вопрос «Кто знает, где Он?» Папа указывает на ночное небо и говорит: «Вон там возле Большой Медведицы. Там Божий Дом». А когда тот спрашивает о том, каков он, этот Божий дом, Белардо добавляет: «Половина дуплекса с частным бассейном». Себе же в какой-то момент он твердит, что Бог сейчас в Венеции. Он полагал, что именно там находились его родители, которых он, сирота, мечтал увидеть всю свою жизнь.

«Я ВСЕГО ЛИШЬ ЧЕЛОВЕК»

Итак, Бог присутствует в этом мире. И нет никакой иной реальности, кроме той, что перед нами. Другими словами, мы видим только один-единственный круг. А теперь попробуйте с помощью предложенных инструментов схематично отобразить четвертую возможную позицию – атеизм. И что у вас получится? Все тот же один-единственный круг. Вот почему Папа говорит, что он не верит в Бога. Для него Бог не сказки, не метафизика, а единственно возможная реальность. Вера тут совершенно неуместна. «Я люблю Бога, который не оставляет меня и никогда не оставит, – говорит он. – Бог / отсутствие Бога всегда надежно и окончательно».

В данной связи можно задать вопрос из числа тех, которыми верующие часто интересуются в силу праздного любопытства: «А если ли что-то за пределами этого круга?» Вопрос совершенно пустой и бессмысленный. «Куда летят самолеты, на которых нас нет? – как бы пародируя его, рассуждает Папа. – Я всегда думаю, они летят туда, где я никогда не был. Они летят в другое место».

Осознав, что Бог не там, а здесь, становится понятной странная манера Папы возносить «молитвы» Ему. Он тяжело переносит всякого рода ритуалы, которые должен был исполнять по долгу службы, но мог внезапно остановить свой кортеж и, преклонив колени прямо на грязном асфальте перед фурами дальнобойщиков, воскликнуть: «О Боже! Давай посмотрим друг другу в глаза. Мы больше не можем это откладывать. Мы должны поговорить о сестре Антонии». Он точно так же мог встать перед Богом на колени и гуляя ночью по парку, и в самолете, и рядом со своей крошечной кроватью, и в поле во время поездки в Африку, и даже под водой в бассейне. И каждый раз он обращался в одной и той же манере прямого, честного и всегда настойчивого разговора.  Это не молитва в традиционном смысле слова. Это разговор с тем, кого ты очень хорошо знаешь. И он настолько откровенен в этом разговоре, что это может даже шокировать. «Господи, мне все равно, какими путями, праведными или неправедными, они все хороши, – „молился“ Ленни Белардо о своем избрании Папой. – Мне плевать на Святого Духа, просветит Он меня или нет! Мне плевать на все! Мне плевать на Твое мнение, гожусь я для этого или нет, чужак я или непроходной кандидат! Мне плевать на то, что Ты считаешь меня слабым или негодяем! Мне плевать на любовь к ближнему своему! Я никогда не стану любить ближнего, как себя! Меня волнует только одно, Господь, что только я, не другие, способен быть Тебе полезен».

Это не просто вера. Это нечто намного большее. Вот почему Папа с полным основанием может говорить про себя, что он не верит в Бога. И именно поэтому все его обращения к Нему неизменно исполняются. «Сестра Мэри назвала бы это чудом, – говорит об этом сам Папа.  –  Другие назовут это ответом на молитвы. А я не знаю, как это назвать». Для Белардо это просто часть его жизни, просто данность, а не предмет веры, в отличие от сонма верующих, которые воспринимают свои молитвы сродни вытягиванию лотерейного билета. Их шанс быть услышанными один на миллион. А это значит, что никто из них не верит по-настоящему.

В самом деле, те, кто мыслит Бога по ту сторону круга жизни, для кого Бог не здесь, не могут быть истинно верующими. «Те, кто верит в Бога, не верят ни во что», – выносит им свой суровый вердикт Белардо. Вот почему обычные верующие постоянно сомневаются и находятся в плену страха. Когда одна из монахинь, работающих при Папе, расплакалась, узнав о смерти своей родной сестры, он вместо утешения упрекает ее: «Верующие не плачут. Это неправильно. Пора нам прекратить плакать на похоронах. Ты не веришь. Сури, ты не веришь». А на смерть юноши, покончившего жизнь самоубийством, Папа замечает: «Счастливчик. Он скоро поговорит с Богом».

Простых верующих все это обескураживает. Но только потому, что они на самом деле не верят в Бога. «Вы забыли о Боге. Я хочу всем вам объяснить. Вы должны быть ближе к Богу, чем друг к другу», – говорит Белардо толпе католиков. И добавляет: «Мне нечего сказать тем, у кого есть хоть малейшие сомнения насчет Бога. Я лишь могу напомнить им о своем презрении и их убожестве».

Вся эта принципиальная категоричность уживается в Папе с очень внимательным и чутким отношением к окружающим, с которыми он встречается на своем жизненном пути. Папа действует не как обычный руководитель, но как истинный пастырь, помогающий людям в их духовном росте. Почти каждого он спрашивает о его ви́дении своего призвания и абсолютно каждого читает как открытую книгу. Поэтому он раздает своим подопечным не столько служебные задания, сколько испытания, в которых они должны, превзойдя себя, приблизиться к Богу. И если этой составляющей нет, то даже срочные дела будут ждать подходящего момента и человека. Все это говорит о том, что Папа всеми доступными ему способами стремится разжечь в людях сокрытую в них Божественную искру. А она есть абсолютно в каждом, будь то жена простого гвардейца, будь рядовой священник, будь то кардинал или глава государства – неважно. «Святой отец, я вижу в тебе отражение Христа», – говорит ему сестра Мэри. «А в Дюсалье?» – спрашивает он про своего непутевого друга детства. «В нем я тоже вижу отражение Христа. Более тусклое отражение», – отвечает она. Поэтому Ленни Белардо борется абсолютно за каждого: и за тех, кто подло вьет против него грязные интриги, и за тех, кто перестает двигаться дальше, получив чудодейственное избавление от своих проблем типа бесплодия, и даже за своих родителей, до последнего давая им шанс простить себя за то, что они когда-то его бросили. Стало быть, увесистые булыжники от Папы в огород псевдоверующих – это не просто укоры и оскорбления, а попытка сдвинуть их с места. Это уважение, как назвал их человек, единственный среди всех сразу понявший подлинный смысл его нелицеприятных эпитетов. В конце концов, и Белардо смог стать святым, который исцеляет больных, может общаться с животными и необъяснимым образом знает то, чего знать никак не должен, будучи простым смертным. «Я всего лишь человек», – говорит он об этом. А потому любой, если захочет и приложит для того усилия, сможет обрести Бога. Надо лишь ему в этом помочь, пусть и через боль.

 «ГОСПОДЬ УЛЫБАЕТСЯ»

Здесь мы подходим к самой глубокой смысловой части фильма – повествованию о том, как человек, раскрывая свою истинную природу, обретает Бога.

Мы уже видели, что Белардо общается с Богом «глаза в глаза», при этом порой совершенно бесцеремонно. «Боже, моя совесть меня ни в чем не винит, – воскликнул он однажды, – потому что Ты не веришь, что я способен на раскаяние. А значит, я в Тебя не верю. Я не верю, что Ты способен спасти меня от самого себя». Подобные речи шокируют окружающих. «Святой отец, что Вы говорите?» – вскрикнул ошеломленный священник, в присутствии которого они были произнесены. «Я говорю, что я не верю в Бога, Томассо!» – приводит его в окончательное замешательство Папа.

Дело здесь не в духовной вульгарности глуповатого Томассо. Дело в том, что Ленни Белардо, общаясь с Богом «глаза в глаза», тем самым продолжает утверждать свою автономность от Него и собственную субъектность и именно это мешает ему окончательно обрести Бога, ведь он таким образом как бы противопоставляет себя Ему. В художественном плане это противопоставление обыгрывается через его агрессивную манеру общения с Богом. Белардо осознает свою внутреннюю двойственность и задается целью достигнуть полного преображения. Но как это сделать? «Отсутствие есть присутствие, – говорит Папа. – Это основа таинства». Проще говоря, для того чтобы обрести Бога, нужно смотреть друг другу не глаза в глаза, а одной единственной парой глаз, нужно устранить свое «я», являющееся последней преградой между тобой и Богом, той самой потаенной дверью, за которой сокрыт Сам Бог. В этом смысле Бог и человек – это как взаимосообщающиеся сосуды: чем больше тебя, тем меньше в тебе Бога. И наоборот. Стало быть, чтобы по настоящему обрести в себе Бога, «я» должно быть полностью изъято из тебя.

Белардо это понимает и действует соответствующим образом. Когда маркетолог Святого Престола предложила Папе провести фотосессию с тем, чтобы начать производство и продажу сувенирных тарелок с его изображением, Белардо взял в руки белую тарелку и сказал: «У меня нет лица, моя добрая госпожа. Потому что я никто. Вы поняли? Никто! Только Христос существует. Только Христос! А я не стою 45 или даже 5 евро. Я не стою ничего». И добавил: «Меня нет». Уход из мира – начало Пути. Белардо именно так и поступает. Он полностью отказывается от публичности и наглухо закрывает двери Католической Церкви от внешнего мира.

Однако полностью самоустраниться перед ликом Бога у него не получается. На плаву существования его держит глубокая травма, которую нанесли ему родители, бросив его когда-то в детском приюте. Он понимает, что должен их найти с тем, чтобы достичь внутреннего примирения и вынуть эту давнюю занозу из своего сердца. «Они могут быть где угодно, Ленни», — говорит ему о бесперспективности подобных поисков сестра Мэри, воспитавшая его вместо матери. «Я искал везде. Я молился везде. Но я не вижу Бога, потому что я не вижу отца, я не вижу мать», – сетует Белардо, полагая, что именно родители являются его последней преградой на пути к просветлению. «Я же со своей стороны вижу все», – разворачивает фокус его внимания сестра Мэри. «И что же ты видишь?» — спрашивает он. «Замысел Бога. Сложную структуру, которая зависит от Вас, Ваше святейшество! Все так ясно», — отвечает она. Неважно, встретится Ленни Белардо со своими родителями или нет. Главное – примириться с ними внутри, а для этого нужно целиком и полностью убрать свое «я», свою самость. Поэтому все и зависит от него самого, как говорит сестра Мэри.

«Нет места для свободы! Нет места для воли! Нет места для эмансипации!» – проповедует на этой волне Папа идею самоустранения, так вожделенного для него. Кажется, у него начинает получаться. По-крайней мере, все говорит о том, что он смог убрать свое «я» и на его месте обнаружить Бога. «Я люблю Себя, больше чем ближнего, больше, чем Бога, – говорит об этом Папа – Я верю только в Себя. Я – Господь Всемогущий! Ленни, Ты просветил Сам Себя!» Казалось бы, так может говорить только просветленный. Однако уже наутро Белардо горько раскаивается: «Прости меня, Господь, ибо нет мне прощения. Неправда, что я просвещаю сам себя. Это Ты меня просвещаешь. Неправда, что я Всемогущ. Это Ты – Господь Всемогущий. Неправда, что меня ничего не волнует. Меня волнуешь только Ты. Ты один».

Белардо осознает, что все еще не может выбраться из скрытной и очень цепкой ловушки дуальности. Как бы он ни старался, собственная субъектность в нем все равно проступает, хотя он вроде бы и отдался воле Бога. «Я понял, что не способен верить в свои собственные слова, – говорит он о своем вроде как успехе, фиксируя, что прекрасно осознает иллюзорность своего „я“. – Я не верю своим мыслям. Я не верю в свою волю. Я не верю в свои способности». Но тут же отмечает, что это состояние в нем неустойчиво. «Бывают моменты – определенные моменты, – говорит он, – а может, и постоянно... В общем, бывают моменты, когда я не верю. Бывают моменты, когда мне кажется, что лучше все оставить в руках Войелло, он знает, что к чему. Он верит в то, что говорит. Он до сих пор верит в Бога». Другими словами, то, что Белардо представлялось как самоустранение, как отказ от своей субъектности, не является таковым на самом деле, ибо оно переменчиво, а после истинного самоуничтожения возврата в прежние состояния, как известно, уже больше нет.

Пий XIII не согласен с такой половинчатостью и продолжает работать над собой. Отправляя в США с важным и ответственным поручением одного из своих кардиналов, он замечает: «Вы боитесь. Я тоже боялся прежде, чем принял свою судьбу и встал во главе Церкви». «А как Вы преодолели страх?» – спрашивает кардинал. «Подчинившись той сложной структуре, которую Бог создал для нас», – отвечает он. Как известно, подчиняясь, мы убираем свое «я». А именно «я» раскалывает реальность надвое. Поэтому для Белардо жизнь уже видится по ту сторону дуальности добра и зла, чем-то слитым воедино. «Жалость, сострадание, прощение, – говорит он, – всех этих христианских добродетелей мира во мне больше нет. Может, они правы: я жесток? Я знаю, что все, что я делаю, я делаю из любви к Богу. Вот и все».

И все же Белардо остается в плену дуальности, ведь подчинение чему-то внешнему возможно лишь в том случае, если все еще остается тот, кто должен подчиняться. Здесь он сталкивается с фундаментальной проблемой неучтожимости «я», о которой, к слову, так любят рассуждать философы. Казалось бы, молодой Папа все осознал, но финальный прорыв продолжает быть для него недоступным. И все его попытки обрести Бога оборачиваются «полным провалом», что со стороны видится как «кризис веры». Белардо вступает в долину отчаяния, которая не что иное, как тупик на Пути, где нет никакого просвета и никакой надежды. Здесь он с ужасом понимает, что выхода нет, ибо он грезил лишь иллюзией и тешил себя несбыточной мечтой. Солнце никогда не взойдет.

Но он не сдается и продолжает идти. Идти, несмотря ни на что. И тут молодому Папе приходит последняя подсказка, причем из уст его собственного учителя. «Ленни, ты думаешь, что ты петля, – говорит тот ему, – но ты дверь». Тебе не нужно, подсказывают ему, подобно петле, ставить себя в подчиненное положение по отношению к двери, ибо ты сам есть эта дверь. А потому все, что тебе нужно, уже есть и изначально было в тебе. В качестве яркой иллюстрации к этому в фильме используются слова самого Ленни, сказанные им много лет назад в неотправленных письмах к его платонической возлюбленной, которые были преданы огласке только сейчас. В них он предельно точно уже тогда описал то, что случается с человеком в конце Пути преодоления дуальности сознания: «Найти или потерять? Люди вокруг меня постоянно томятся: они потеряли или обрели? Я не могу сказать. <...> И у меня нет ответа. Но вот как я этот ответ представляю: в конце, любовь моя, у нас нет выбора – мы должны обрести». «В конце концов, все должны вернуться к тому, с чего все началось», – прозревает Белардо.

Как мы видели выше, Папа выражал свое презрение верующим, которые поместили Бога по ту сторону мира, но оказалось, что он сам не сильно отличается от них, ибо он поместил Бога по ту сторону себя. В сущности это одна и та же парадигма двойственности. И тут Белардо понимает: чтобы отказаться от себя, надо перестать отказываться вообще, чтобы прийти к Богу, надо перестать куда бы то ни было идти, ибо все наши попытки отказаться от себя и все наши стремления обрести Бога кристаллизуют и цементируют в нас это самое «я», ищущее Бога. Только так наша субъектность может исчезнуть, только так мы сможем раствориться в потоке судьбы. «Я перестал искать родителей – я перестал искать Бога», – говорит Белардо об этом. Именно в этой точке осознания все и случается. Случается само собой («у нас нет выбора»). И тогда обнажается то, что от человека прежде было сокрыто: ты и есть та самая дверь, а за ней нет абсолютно ничего. Точнее, есть просто дверь, нет никакого тебя. Дуальность разрешается именно так. Это и есть конец духовного поиска. Это и есть конец и начало Пути.

Белардо познает свою подлинную природу и постигает тайну вопроса, который рефреном звучит на протяжении всего сериала: «Ваше Святейшество, кто Вы на самом деле?» С этим осознанием он возвращается в мир. В затворничестве больше нет никакого смысла. Теперь Папа делает то, чего он прежде так долго избегал. Он распахивает врата публичности и обращается с проповедью к миллионам верующих. Его речь, преисполненная глубочайшего прозрения об истинной сути человека, стала финальным аккордом всего фильма:

«Когда ее спросили: „Кто есть Господь?“ – благословенная Хуана ответила: „Господь – это граница, которая открывается“. Ей тогда было 14 лет, и никто не понял, что она хотела этим сказать. А потом детишки завалили умирающую благословенную Хуану десятками вопросов: „А мы мертвые или живые? Мы усталые или энергичные? Мы здоровые или больные? Плохие или хорошие? У нас еще есть время или оно на исходе? Мы юные или старые? Чистые мы или грязные? Дураки или умные? Правдивые или лживые? Богатые мы или бедные? Короли мы или слуги? Мы добрые или красивые? Теплые или холодные? Мы счастливы или же мы просто слепы? Расстроены мы или радостны? Потеряны или найдены? Мужчины мы или женщины?“ „Это неважно“, – ответила благословенная Хуана, лежа на смертном одре в возрасте 18 лет. А затем она добавила уже на грани смерти со слезами на глазах: „Господь никому не показывается. Господь не кричит. Господь не шепчет. Господь не пишет. Господь не слышит. Господь не разговаривает. Господь не утешает нас“. И все дети спросили: „Кто же такой Господь?“ И Хуана ответила: „Господь улыбается“. И только тогда все поняли.

И теперь я умоляю всех вас: „Улыбайтесь! Улыбайтесь! Улыбайтесь!“

Скоро я умру. И, наконец, смогу принять в Свои объятия всех вас».

Рустам Батыр

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции