Алексей Венедиктов Алексей Венедиктов Фото: «БИЗНЕС Online»

«ПОБЕДОМАНИЯ»

— ... Я пропустил в этом году и пропустил намеренно День Победы в Москве. Алексей Алексеевич не пропустил. И вообще, у нас что-то с историей совсем не то творится, мне кажется, с восприятием и «победоманией». Чем меньше живых ветеранов, тем больше фанаберии, мне кажется.

― Ты знаешь, это не только у нас, хотя нас не волнует то, что у них. История заключается в том, что дискуссия о так называемых праздниках — когда я говорю «так называемые», я имею и виду, что празднуем, — она идет во всем мире. И многие профессиональные историки замечают, что очень много таких событий, которые надо отмечать — дни рождения, юбилеи, — они переходят в состав праздников, они от памяти переходят к праздникам. Вот если я понятно объяснил. Мы это видим. И, действительно, кто-то сказал, что [это] праздник со слезами на глазах — а вторая часть куда-то испарилась. Тем более, что уходят ветераны. У нас осталось воевавших 101 624 человека на 1 мая.

― Им всем за 90.

― Год тому назад было 128 тысяч, то есть ушла пятая часть, 20%. Они уходят. И дальше уже это памятный день. Это уже не день тех людей, которые еще живут и для которых это праздник. Это происходит со всеми праздниками. Я тут внимательно читаю про праздники, связанные с Жанной д'Арк во Франции. Если мы вспомним, какие праздники были в Российской империи, в Советском Союзе...

― Ну, Жанна д'Арк стала абсолютно политическим праздником сейчас, праздник правых.

― Да нет, Сережа. Это было лет 20 тому назад.

― При папаше Ле Пене.

― Да. На самом деле, теперь Жанна д'Арк, она один из символов. И историки вспоминают: вот было 200 лет Французской революции. А герои Французской революции — это кто: Робеспьер, который головы рубил, или Людовик XVI?

― Ух как интересно отмечали. И отмечали на моих глазах...

― Империя Карла Великого и так далее. То есть, на самом деле, у нас происходит то же самое. У нас есть, безусловно, праздник 9 Мая — это, действительно, День Победы, но весь вопрос в том, что это праздник семейный, как Новый год, или это праздник ни о чем, как 1 мая, как государственный праздник 1 мая или 4 ноября? Вот между праздником, который ты празднуешь с семьей, в семье — неважно, это на улице, в парке или дома — и мощными колоннами, флагами, транспарантами и прочим, — вот это различие двух праздников. Ну, праздников, выходных дней — как хотите, называйте.

И я тебе должен сказать, что у меня по поводу «Бессмертного полка» совершенно отдельная от всех точка зрения, потому что, на самом деле, этот «Бессмертный полк»... мы все знаем, что он возник в Томске, придумали несколько журналистов. И у нас был 9 мая в эфире Сергей Лапенков, который рассказал об этом. А затем государство перехватило эту инициативу со всеми плюсами и минусами организационными. И я хочу сказать, что ничего плохого я в этом не вижу. Это первое.

― И даже в заорганизованном виде?

― Нет, в заорганизованном виде... Слушай, я напомню тебе, что в 79-м году, когда я пришел в нашу 875-ю школу, у меня был 4-й Д класс, 4-й А, В и Д, был такой предмет, который я им преподавал: «Рассказы по истории СССР». Когда мы подошли к войне — это был мой первый 4-й класс, потом было много, но первый в смысле выпуска, — я понял, насколько им это уже далеко. А это был 70-й, 80-й год. Их родители — это, соответственно, дети военного поколения.

― Прошло-то всего 25 лет.

― Всего. Одно поколение. И тогда, я помню, придумал, что четвероклассник приходит и рассказывает о том, как воевали его дедушки и бабушки, с фотографиями. Пишет доклад четвероклассник 11-летний. И на родительском собрании некоторые родители выговаривали директору школы, что я заставил их копаться в архивах, что это доклады их, что там фотографии они детям не отдадут — это всё понятно.

Кстати, тогда впервые появилась проблема, когда пришла одна девочка и сказала: «У меня никто не воевал. У меня все были в тылу». «Расскажешь, как они в тылу ковали победу», — сказал я абсолютно пафосно. А я не думал об этой проблеме. И они приходили с этими докладами типа как формат А-4 с наклеенными... Они провели розыскную — вместе с родителями, конечно, — они провели розыскную работу. Я тебе могу сказать, что встречаясь с ними недавно, а им уже... если им в 79-м было по 11 или 10, понимаешь, сколько им — 45-48... Они помнят это. И тогда для нас начался этот «Бессмертный полк». Другое дело, что мы не выходили с этим.

И что важно теперь? Да, заорганизованность, да, раздачи... И надо очень жестко выявлять это и бить по рукам тем чиновникам, которые раздают фотографии неизвестных людей, которые тоже воевали, на самом деле, но потом эти фотографии складируют... Но когда семья или ребенок узнает — а уже все забыли, это уже прадеды или прапрадеды, Сережа, может быть — узнает про своего деда, солдата, летчика, человека, работающего в тылу, сам узнает откуда-то, из каких-то портфелей, папкой... Это же не в телефонах они снимали. И он наклеивает это. Это правильно и хорошо.

Тут сравнивали, что у царя Мидаса ослиные уши... к чему государство ни прикасается. К чему государство ни прикасается, оно — государство, чиновники — пытаются это зарегулировать. Один вопрос: «У вас что, не воевали? Чего вы делаете? Вы о себе подумайте».

И было интересно, когда премьер-министр Нетаньяху был с портретом, с фотографией на «Бессмертном полку». Я начал смотреть его биографию. Ну нет, его отец, он уехал в Палестину. А я вижу, что советский военнослужащий.

― Это то, что ты опубликовал в канале?

― Да, это то, что я опубликовал в канале. Нашли этого военнослужащего, Героя Советского Союза, еврея, который потом эмигрировал в 83-м году в андроповские времена в Израиль и там умер. Это как бы нарушение канона. Ты должен нести не Сталина, не Жукова, не неизвестного — ты должен нести своего прадеда, деда, бабушку и так далее. В этом смысл «Бессмертного полка». И Путин пришел со своим отцом, со своей фотографией.

― Ну да, у него есть настоящий отец, действительно, воевавший.

― А у Нетаньяху не воевали — и чего? Зато сейчас все обсуждают историю этого Героя Советского Союза, который давно скончался в Израиле и даже не попал в книгу Героев Советского Союза, двухтомник именно потому, что эмигрировал. Вот эта история.

― Я считаю, что можно и соседа, можно и любимого.

― Мне важно, что когда дети или семьи, которые уже забыли, и это уже превращается в миф, вспоминают, и это не миф, никто там... Ну, мифологически, понимаешь, это твоя семья, в широком смысле твоя семья. Поэтому в этом смысле эта идея продолжает жить. Я думаю, что когда-нибудь это говно отомрет — принуждение я имею в виду, а оно было — и будут те же миллионы выходить.

Я, например, нашел фотографию, когда ничего этого не было, когда Алексей Венедиктов-младший был младшим, маленьким, я получал приглашение на парад на Красную площадь — мы с ним ходили. Ему было 7 лет, 8 лет. Он был в пилотке. Мы, конечно, ничего не покупали. Он в пилотке со звездочкой, знаешь, мальчишки? Он ходил, ему хотелось, он ходил на эти парады. И никто не принуждал. Каждый раз был вопрос: «Ты идешь со мной?» — «Можно?» — «Можно. Идем».

История в этом. И это история, которую придумали томские журналисты, она переживет всех браконьеров и всех мародеров, который на этой истории живут, жируют и под нее бюджетирование получают.

― Вот очень интересно, как государство может быть скромным. Я только что был в городе Париже, где провел 8, 9 мая. Это к нашему вопросу, что не принято отмечать места гибели — там на каждом углу гибель кого-нибудь во время восстания и освобождения Парижа: такой-то, такой-то... Они вдруг стали видны. Почему? Потому что от мэрии Парижа прикреплен к каждой табличке букет.

― И букет виден на темной стене.

― Да. И поэтому я вот сижу на скамейке, смотрю через три квартала, вижу вот такой букетик.

― Ну, это не скромное государство, тут я с тобой поспорю. Это правильное поведение: привлечение внимания. Кстати, насчет привлечения внимания, я тебе должен покаяться, это я притащил, когда уже подсоединилась к «Бессмертному полку» телекомпания ТВ-2. И Аркадий Майофис и Мучник, они просили меня о помощи, я на флешке получил это шествие. Это был 14-й год, если мне не изменяет память, и я эту флешку притащил Володину, тогда первому заму главы администрации президента. И показывал ему, как это в Томске происходит. Наверное, он про это знал, но это надо было видеть, съемки. Надо напомнить, что там не было никаких партийных лозунгов, никаких партийных флагов — это запрещено было уставом. И эти люди, которые выходили, как сказать, с разномастными фотографиями, не сделанными фабричным путем...

Если бы государство только предоставило возможность... Я прихожу, кстати... в Москве это было МФЦ — вот эти штуки... можно увеличить фотографию, можно получить эту деревяшку, ну носитель, — государство только сказало бы спасибо. Действительно, через органы народного образования, в частности, в Подмосковье это вводится в обязаловку. Мы знаем, чем закончилась обязаловка в Советском Союзе.

― Ненавистью. Отвращением.

― Отвращением, да. Поэтому сами по себе те люди, которые сами выходят, которые сами проводят изыскания своих предков, родственников участников войны — это всё правильно. Я это абсолютно поддерживаю.

― И то, что, например, великое — что делает и за что получает зеленкой и так далее, своя история — то, что Ирина Щербакова делает из «Мемориала». Вот то, что публиковалось. Вот ты говорил про доклады ребят в 4-м классе. Такие изыскания про свою семью, про свою станицу. Вот здесь мне написали: «А у нас в станице умер последний ветеран этой весной».

― И вы это знаете. История в том, что значит, вы это знаете. Значит, вы знали, что он был, вы знали, что вы могли ему помочь. И государство, конечно, в первую очередь те деньги, которые тратятся на эти парады, их нужно на 101 тысячу ветеранов...

― Это по России.

― Это по России. Это данные Пенсионного фонда. Я взял официальные данные. Это те, кто воевал. Плюс к этому числу блокадники. Плюс к этому числу дети войны. Плюс к этому числу дети из концлагерей. То есть, на самом деле, тех, кто приравнен к ветеранам, их больше. Я вам говорю о воевавших. Есть отдельная статистика.

― Здесь Алексей из Ганновера задает вопрос: «Например, чьи портреты носить внукам, правнукам депортированных народов, в частности, волжских немцев и так далее?»

― Ничьих, ничьих. Это трагедия. Во время войны кто зачеркивал трагедию людей, которые были не только во время войны депортированы, но и раньше? Чьи портреты носить потомкам тех литовцев, латышей, эстонцев, которые были выселены, которые не воевали? Ничьих.

― Есть две вещи еще. Вот точно так же как мы читаем имена репрессированных у Соловецкого камня, а в других городах читают у других Соловецких камней, у кого есть или у мемориалов. Это абсолютно правильно. И депортированных и расстрелянных читаем имена. Смотрите, какая вещь еще. «Бессмертный полк» да, по идее своей это правильная штука. Но сколько кричали на нас, на Сережу Пархоменко, на других — «Последний адрес» и говорили: «А почему бы не сделать тех, кто воевал? Адрес, откуда призывался погибший»

― Сделайте.

― Так сделайте. Сделайте эту табличку не серую, как она есть, сделайте ее красную, сделайте ее с портретом — вот сделайте. У меня тоже есть кого... И последний адрес у меня есть и тоже мне есть, где заказать табличку, откуда ушли мои родственники на фронт и погибли. Пожалуйста.

― И еще огромная история — это погибшие, но ненайденные, что называется. Неизвестно, как они погибли и погибли ли, или уехали... Это большая проблема. И в основном этим занимается не государство. Занимаются поисковые отряды. Малосильные... Они ищут и молодцы и идентифицируют. Миллионы не найдены. Услышьте меня: миллионы не найдены. В этом смысле я точно против разгона облаков, денег на это, а за то, чтобы поисковые отряды были экипированы определенным образом. Вот тут я точно за это... Государственные чиновники в этом смысле лицемерят. Есть оргкомитет «Победа». Победы не было бы без погибших солдат. Вместо того, чтобы заниматься фанфаронством, аксельбантами...

― Или порнографией детской, переодеванием детей в военные мундирчики...

― Это делают родители в основном, извини, Сережа. Это вопрос к родителям, это их частное дело.

― В детскую порнографию тоже взрослые вовлекают. Родители.

― Но я тебе говорю о государстве, когда у вас не захоронен миллион человек, когда у вас поисковые отряды буквально нищенствуют, не имея ни возможностей, ни спецтехники, ни матрицы, каким образом это делать, ни генетических лабораторий. В России, блин, три, по-моему, лаборатории всего... Даже солдат, погибших в чеченской войне — одна лаборатория на Северном Кавказе была. Вот, куда, мне кажется, оргкомитет «Победа» должен направить финансы и усилия. Вот где роль государства.

Я про родителей ничего не говорю. Все родители разные. У всех родителей свое представление о прекрасном, и дети — это их дети. Но государство должно, прежде всего, в этом смысле — я имею в виду государство как оргкомитет «Победа» или Министерство обороны... Можно сколь угодно плохо говорить о Сердюкове, но база «Мемориал» — это создано по прямому указанию министра обороны Сердюкова. Сердюков останется как человек, создавший базу «Мемориал».

― Да и много еще, за что. Я, например, плохо о нем говорить не буду и не заставляйте... Артем нам пишет: «Полгода назад умер брат дедушки, последний прошедший войну в нашей семье. От фразы „Можем повторить!“ он плакал.

― Ну да. Знаешь, что такое „Можем повторить“? Кто-то мне правильно сказал — это пошлость. Знаешь, это не негодяйство, это даже не глупость, это пошлость.

― Это хуже, чем глупость даже. Здесь нам много чего написали...

― Писатели. Я в хорошем смысле.

― „Правда ли, что поисковые отряды уходят под Росгвардию?“

― Не знаю. Есть надежда, что если поисковые отряды уйдут под Росгвардию, то они будут хорошо экипированы. Спроси меня, я бы сказал, что это правильно. Я с точки зрения абсолютно циничной: помощь, прикрытие, техника, лаборатории генетические, поисковые системы. Если бы Росгвардия этим занималась в первую очередь, наверное, это было бы хорошо.

― ...Я бы хотел или 9 мая или, скорее 22 июня поехать на могилу моего деда, но ее нет. Ее нет. Вот я три года назад съездил на могилу его брата, а она есть. Но она есть в Сталинграде. А вот деда из ополчения — нет, и не его одного. Зато детей наряжаем. Вот молодцы.

Вот здесь пишут: „Видел я не пафосный памятник партизанам в Веркоре“. Вот мы про Францию говорили. Видел я этот памятник. А знаете, что было... Воевали, не воевали, про сопротивление можно говорить. Вот рядом, в городе Гренобле, который под Веркором находится, там я видел, как на 8 мая в свое время — там портреты депортированных из этого дома. Это жертвы войны.

― Но это не государство, Сережа.

― Это люди.

― Это люди, это семьи.

― В общем, я вам скажу так: вот государство государством — мы в силах сделать и постараться понять, что такое 9 мая и что такое, вообще, Вторая мировая война, что она для нас.

— ...«Никто не забыт и ничто не забыто» — очень пошлая фраза, потому что многие забыты и многое забыто. Поэтому, собственно говоря, одно дело — семья, есть память о семье, другое дело — государство, которое может применить свою силу, возможность и финансы для того, чтобы эта фраза из такой, странной и неисполненной стала настоящей. С другой стороны, отправить всё это с пафос. Вот мне представляется, что это всё уходит в пафос.

Кстати, про «Бессмертный полк» опосредованное отношение рассказал. С георгиевской ленточкой та же история была.

― Еще как.

― Георгиевская ленточка была придумана в РИА «Новостях» Светой Миронюк, Наташей Лосевой. И мы когда обсуждали — еще ее не было, мы дружили со Светой — у нас было главное опасение, а Света возглавляла государственное агентство, — что какие-нибудь люди в государственном аппарате решат ее сделать обязательной. И я, в общем, уже на шестом десятке: «Ну, ладно тебе, ладно...». Ну просто вот такой символ, ну она наградная, ну, какое государство, ну куда? Я оказался неправ. А Светины опасения — она знала лучше — опять превратили ее в обязательные сюжеты.

Мы видим, что в некоторых городах провинции уже за две недели в школах обязательно... И попробуй приди... Это неправильно. Это дело должно быть сугубо семейное и добровольное. А государство должно как раз способствовать, на мой взгляд, решению тех проблем, о которых я сказал. Это проблемы ветеранов, это проблема ненайденных останков, это проблема выявления людей, пострадавших, это проблема наказания нацистских преступников. Что мы слышим? То в Германии посадили столетнего, то в США лишили гражданства. У нас чего?

― У нас чего-чего — мы не можем со своими палачами разобраться.

― ...У нас есть Музей Победы. Мы же говорим не о том, что есть. Всегда легко хвалить то, что есть. Вот я люблю рассказывать эту историю, когда я пришел в школу и директор Марклена Александровна сидела на моих уроках, она каждый разбор урока учила меня — и хочу передать вам это умение — начинала с одной и тоже же фразы: «Хорошее про себя, Лешечка, ты знаешь сам. Давай поговорим о резервах». Вот про хорошее государство — оно про себя знает само и вам все продаст. Давайте поговорим про то, что сделано. Чего говорить про то, что сделано? Пользуйтесь тем, что сделано. А ведь еще ж не сделано. Любое государство.

― ...Это лента ордена Славы была, если это относится ко Второй мировой войне.

― Это наградная лента.

― И орден Славы так же, как медаль «За отвагу» — это настолько личное... Наследник солдатского Георгия — орден Славы трех степеней... Вы не помните объявления в магазинах, что герои Советского Союза и кавалеры трех степеней ордена Славы обслуживаются вне очереди? Про архивы мне не рассказывайте...

― Архивы закрываются. Но надо сказать, что не только архивы российские, но российские делают это стремительно. Поэтому я рассматриваю георгиевскую ленту как наградную ордена Славы, поэтому я ее не ношу.

― Наградная. «Откуда появилась гвардейская?» — спрашивают. Это не только за победу над Германией медали, а, прежде всего, это орден Славы был.

― Ну, и моряки ее носили тоже.

― У меня была бескозырка, которую мне папа подарил именно с гвардейской лентой. Я спрашивал его, почему не черная. Так узнал, почему не черная. Мне черная больше нравится. «Да ты что?!» — сказал мне папа, — это гвардейская лента, это гвардейские корабли». Рассказал мне всё, что только можно.

― Меня спросил один весьма высокопоставленный товарищ, чего я без ленты. Я сказал, что не награжден-с.

― Правильно. Мы носим только свои ленточки. Вот и всё. И я считаю, все так должны. И когда, бренча шоколадными медалями, дети выходят, — это вообще...

― А казаки с «кефирными орденами», с крышками от кефира?

― Вот про казаков этих так называемых вообще не говори... Друзья мои, когда вы здесь очень много спрашивали: «Где же мне найти.. У меня дед пропал без вести. Как бы я мог выполнить это задание?» Пропал без вести — это всё есть в базе «Мемориал».

― Это сайт Министерства обороны.

― Где призван... Там есть надписи... Там листы. Следующее: «Есть ли в Первую мировую войну...». Начато. И, например, погибшие в Первую мировую войну и раненные — эта есть база. Она плохо работала поначалу. Она зависла...

― Какую Первую мировую?

― Про Первую мировую есть.

― Но люди не про Первую спрашивают.

― Спрашивают про Первую. Не с точки зрения занимались Второй... Первой мировой. Я знаю, потому что я там искал. Мне тоже было нужно. Так что это есть, это вам делают.

― Через сайт Министерства обороны, ссылка на obd-memorial.ru. Попробуйте найти там своего родственника.

«У ИЗРАИЛЯ НЕТ ЯДЕРНОГО ОРУЖИЯ, НО ЕСЛИ НА НАС НАПАДУТ, МЫ ЕГО ПРИМЕНИМ»

― А теперь, дорогие друзья, перейдем к ядерной программе Ирана, потому что нас спрашивают: «А какие интересы у России на Ближнем и Среднем Востоке?». Иранская сделка. Вот эта позиция.

― Смотрите, Иранская сделка. И меня еще спрашивали, у меня должок по поводу действий Моссада по раскрытию и захвату документов.

Первое: действительно, в феврале 16-го года, то есть два года назад, агентура Моссада в Иране обнаружила здание, куда был переведен архив иранской ядерной программы. И в течение года — это была очень сложная операция — следили за этим зданием, чтобы архив никуда не делся. Проверяли, действительно ли это архив. Агенты работали, электронная разведка работала.

И в прошлом году было в декабре решение о захвате этого архива. Это одно из предместий Тегерана. Это 1600 километров от Тель-Авива, чтобы вы понимали. Так работали агенты. Как кто-то написал, это не флешки в коробке из-под леденцов, а это 55 тысяч аутентичных страниц: планы, схемы, отчеты, доклады министра обороны Ирана. Было подогнано туда два грузовика. Агенты открыли дверь, загрузили весь архив, включая флешки, в том числе — 183,55 тысяч страниц. А другой пустой ушел в другую сторону, чтобы запутать следы. Один грузовик ушел к азербайджанской границе, а другой ушел в другую сторону.

Дальше была целая операция по передаче этого архива. На конечном этапе агенты Моссада не знали, что они вывозят — те, кто сменил. И дальше Азербайджан опровергает, что это было сделано через территорию Азербайджана. В любом случае это попало уже самолетом в Израиль и затем это было представлено специалистам ЦРУ и АНБ для верификации аутентичности.

Что там главное? Эти документы относятся к событиям — внимание! — 2003 года и до. То есть 15 лет назад. История заключается в том, что когда подписывалась Иранская сделка в 15-м году, и Обама подписывал, иранцы утверждали, что они никогда не делали военную программу, что они делали только мирную программу, гражданскую программу развития ядерной энергетики. Так вот эти документы о 2003-м и до того показывают, что иранцы лгали в момент заключения сделки. Была военная программа, была программа насаживания ядерного наконечника на баллистическую ракету. Это всё в документах. То есть это не то что сейчас Иран продолжает ядерную программу... и МАГАТЭ сейчас говорит: «Нет, Иран ничего не продолжает». Эти документы не об этом. Эти документы о том, что в момент заключения сделки иранская сторона ввела в заблуждение тех, кто эту сделку заключал.

Вот о чем эта находка, вот, что, собственно говоря, произошло. И это, конечно, не являлось никакой причиной для выхода США из Иранской сделки. Я вам напомню, что Республиканская партия США критиковала Иранскую сделку еще при Обаме, но тогда они были в оппозиции. Сейчас они у власти. И Трамп, когда пришел к власти, сказал: «Нас не устраивает Иранская сделка. Мы из нее выйдем». И это было еще в предвыборную кампанию, два года назад. И в общем, неудивительно.

Что не устраивает США в этой сделке, республиканское большинство, скажем так? Эта сделка, этот договор подчеркивает только гражданский характер под контролем иранской программы. Она никак не затрагивает ни развитие ракетостроения... И она очень ограничена во времени. Она очень скоро должна как бы растаять, через 7 лет. И после этого никаких ограничений не будет. А деньги сразу пошли. И, собственно говоря, США, нынешнее руководство и Израиль говорят о том, что эти деньги идут на развитие этой ракетной программы и через 7 лет пойдут снова на развитие ядерной программы.

А я напомню, что Иран подписал договор о нераспространении. И, кстати, документы, найденные Моссадом, свидетельствуют, что он договор нарушал.

Теперь, что делает Трамп? Трамп хочет новый договор. Не верьте крикам, которые, может быть, вы слышите у нас по телевизору. История заключается в том, что Трамп, получив, как он считает, бонус от такого своего агрессивного поведения по отношению к Северной Корее, сейчас все движется к тому, что северокорейцы — конечно, они могут обмануть, — но они уже заявляют о том, что они готовы разоружиться в обмен на помощь. Разоружиться в смысле ядерной баллистической программы... Получилось с Северной Кореей — пусть получится с Ираном. Погрозил кулаком, двинул авианосную группу... Это его способ думать, что называется. И потом заключил новый договор. Собственно, с Ираном он делает то же.

― Он об этом сказал.

― Да, новый договор. Более того, те, кто его осудил, союзники — это и Париж, и Берлин, и Лондон, — они тоже говорят, что любая сделка, — а это сделка была по иранскому ядерному досье, — она несовершенна: давайте ее совершенствовать, только давайте не впрягать лошадь мордой к телеге. Хитрый Трамп говорит: «Да, все, кто будет с Ираном торговать, всех под санкции — через 180 дней». Да, это сказал Трамп. Если за 180 дней будет заключена новая сделка или каким-то образом модернизирована... Те страхи, которая Америка выдвигает и которые, кстати, разделяет та же Франция и та же Германия, та же Британия и всё остальные... Кстати, те, кто поддержал выход Трампа из сделки? Бахрейн, ОАЭ, Саудовская Аравия... Речь идет о том, грубо говоря, чтобы не пудрить вам мозги, речь идет о том, что таким силовым и может, неуклюжим способом Трамп предлагает иранцам, как и корейцам северным, новый договор. Вот, собственно говоря, какая история. Она гораздо более сложная, чем та, которую мы видим, слышим и так далее.

― Здесь пишут: «А что, Израилю можно иметь оружие?»

― А у Израиля есть оружие? МАГАТЭ это не утверждает. Я напомню вам такую шутку Голды Меир: «У Израиля нет ядерного оружия, но если на нас нападут, мы его применим». Я напомню, что Израиль не является подписантом договора о нераспространении. Я вам это напомню, и это очень важно в международных отношениях.

― Скажи, пожалуйста, сейчас Израиль наносит удары по иранским базам в Сирии. Насколько это опасно в этой ситуации?

― Это, вообще, опасно, но там же история какая? Во всяком случае, как сообщают мировые агентства, первые удары нанеслись по территории Сирии по Голанским высотам. Вот эти удары — это был ответ. Ну, так сообщают мировые агентства. Кто вдарил первым, сложно сказать. Но сейчас понятно, что и Иран, и Израиль заявляют, что они не хотят войны. Потому что слишком близком подошли к этой истории. Вообще, у Ирана нет границ с Израилем. Напомню, что Иран поддерживает шиитскую Хезболлу...

― Его граница — это Хезболла, я только хотел сказать.

― Которая говорит о том, что «мы сбросим евреев в море». Право на самозащиту. Ну, если вы это заявляете официально, тогда чего удивляться-то?

― Хезболла ведь не террористическая организация по мнению Российской Федерации.

― По мнению Российской Федерации. А по мнению, скажем, США — да. И что с этим делать? А там такой клубок. Вы видите, насколько сдержанна Россия по отношению к этой вновь вспыхнувшей, я бы сказал, вооруженной истории между Ираном и Израилем, Хезболлой и Израилем, Сирией и Израилем на Голанах, — настолько сдержанна.

Не просто так Нетаньяху 9 мая прилетел. Это же не так бывает: человек сел в самолет и прилетел. Это же сначала переговоры: «Что мы с этого получим?» Как говорит Владимир Владимирович: «А какая повестка дня?» Вот повестка дня, видимо, была не только ходить с «Бессмертным полком». Поэтому когда Нетаньяху улетел и ночью были нанесены удары по иранским позициям в Сирии, Россия как-то призвала всех к сдержанности. Я просто обращаю внимание. Наблюдайте за этим. Это очень опасная история, особенно связанная и оружием массового поражения. Это регион такой.

И, кстати, Сауды заявили недавно: «Ну, раз Ирану можно, мы тоже будем делать ядреную бомбу». Вот тебе и режим нераспространения.

― Здесь замечательно было: «Что Ирану было корячиться? Могли бы у Пакистана купить за небольшие деньги».

― Ну, вы попробуйте. Вы знаете, что пакистанские ядерные заряды находятся, насколько я знаю, под охраной морских пехотинцев США? Так что, может быть, у морских пехотинцев бы купили — это да... История очень опасная Я хочу обратить внимание, как вьется Владимир Владимирович, как вот сейчас у нас 18 числа приезжает Меркель, потом приезжает Макрон, и тема одна и та же: Сирия, Иран, Украина. Вот то, что в Кремле говорят — три досье там. Ну, если на Украину останется время... Тем более, у нас до сих пор нет министра иностранных дел. Он ИО. Нет помощника президента по международным вопросам. Он ИО. Нет Совета безопасности: они все ИО. Нет министра обороны, тоже ИО. Исполняющие обязанности. Все ждут назначений, но как-то затянулась эта история.

― Вообще, когда это должно разрешиться повремени?

― По закону премьер представляет структуру и кандидатов на пост министров до 15 мая.

― Это он президенту должен представить.

― Президент утверждает указом структуру и назначает министров, но сколько он будет назначать, неизвестно. Но до 15 мая — это срок представления, соответственно. А так мы понимаем, чтобы 17 мая желательно, чтобы министр иностранных дел, министр обороны были на встрече с Меркель. 24 начинается экономический форум и всё правительство должно там присутствовать, весь экономический и социальный блок. Поэтому минимально — 15-го, максимально 23-го.

«Я УДОВЛЕТВОРЕН ТЕМ, ЧТО ПОКУШАВШИЙСЯ НА УБИЙСТВО ИЗОЛИРОВАН ОТ ОБЩЕСТВА»

― ...У нас завершился суд по делу о покушении на убийство Татьяны Фельгенгауэр. И суд вынес свое решение. Вот что ты можешь сказать по поводу этого суда, по поводу решения? Какие у тебя вопросы остаются?

― Первое. Я удовлетворен тем, что покушавшийся на убийство изолирован от общества, он будет направлен на принудительное лечение. И как российский гражданин он не будет выдан Израилю, где он тоже гражданин. В этом смысле, контроль за тем, чтобы он был изолирован, будет осуществлять российское правительство в соответствии с решением суда. И вот этим я удовлетворен. То есть он не будет какое-то время представлять опасности для окружающих. Это первая история. Чем я не удовлетворен. В этой ситуации прекращено уголовное преследование. Да бог с ним. Опять же, это вопрос в изоляции. Но история в том, что его могут признать вылечившимся хоть через 3 месяца и выпустить на свободу.

― Как это проверить?

― Есть инструменты проверки. Мы их попытаемся задействовать автоматически, чтоб мы узнали, когда человек вышел. Были предупреждены за некоторое время. Есть такая возможность. При сохранении медицинской тайны, конечно. Но, тем не менее, там же ничего нельзя будет сделать. Ну, вылечился и вылечился. В этой связи, этот человек может оказаться на свободе в ближайшее время.

И это серьезный вопрос. Вторая история заключается в том, что из этого дела были выведены те, которых я считаю подстрекателями, хотя я следователю давал пояснения по этому поводу. И мне казалось, очень важно обратить на это внимание. Ни следствие, ни суд не пошли по этому пути. Это их право. Но и мое право — не оставлять это безнаказанным и разнообразными законными средствами я сделаю так, что те люди, которые, с моей точки зрения, подстрекатели, не чувствовали себя комфортно. Создадим им дискомфорт абсолютно законно... Значит, господа Антон Подковенко и Алексей Казаков должны помнить, что я за ними наблюдаю. Внимательно.

«ЧИСТОЙ ВОДЫ САДИЗМ»

— «Вот почему вы боитесь идти к Соловьеву? В последней передаче он говорил, что приглашает вас, но вы не идете?»

― Я брезглив. Слово «боитесь» здесь... Я брезглив. Вы же тоже чем-то брезгуете. Вот я брезглив.

― Теперь мы посмотрим на те дела, которые у нас были здесь и их последствия. Последствия 5-го числа и 5-го разгона несанкционированной демонстрации, митинга. Разгона, в котором принимали участие и так называемые казачьи формирования. Вот за эту неделю удалось кое-что выяснить об этих казачьих формированиях, кто они такие, почему они там были и кто их поддерживает.

― Значит, идет проверка. Созданы специальные сайты и в Телеграме каналы, где идентифицируются эти люди и их принадлежность к разным незаконным вооруженным формированиям. У нас вчера очень подробно говорил Дмитрий Муратов из «Новой газеты». Когда будут установлены все их личности, я как член Общественного совета в Москве направлю соответствующее официальное письмо Сергею Собянину и Уполномоченному по правам человека России Москальковой. То есть то, что я могу сделать, я сделаю. Сейчас устанавливаются их личности, выясняется, принадлежат ли они к тем или иным, московские они или специально привезенные. Для этого нужна проверка.

И ей занимаются, этой проверкой. В том числе и правоохранительные органы некоторые, которые недовольны тем, что эти люди забрали у них право на насилие государственное. Мы пользуемся поддержкой многих генералов. И мы просто устанавливаем сейчас их личности, их принадлежность.

― Скажи мне, пожалуйста, как ты относишься к позиции Максима Шевченко в Совете по правам человека, его громкий выход оттуда и ответ СПЧ?

― Ну, смотри. Подобные советы, включая Общественный совет, включая Совет по правам человека, то есть консультативные органы при органах власти, в данном случае — СПЧ при Президенте, — в них имеет смысл участвовать, если ты видишь, что они эффективны и ты добиваешься каких-то результатов. Когда я был в Общественном совете при ГУВД и Колокольцев был главой ГУВД, много чего сделали. Когда я был в Совете при Министерстве образования при Фурсенко и Ливанове, мы много чего сделали и много, чего не допустили, кстати. Как только я понял, что эти советы начинают представлять из себя декорацию, я из них выходил, так же, как Шевченко. Может быть, не так громко, но выходил из Совета при Минобрнауки, Минкультуры, между прочим. Бессмысленно тратить время и силы неэффективно.

Поэтому, если Максим считает, что его силы и время в этом Совете тратятся неэффективно, а он является декорацией, то он должен был выйти. И в этом смысле я его поддерживаю. Я это проходил, поэтому я его очень хорошо понимаю. Это неприятно, потому что коллеги говорят: «Ну что же ты делаешь?». И мне говорили: «Ну, ты же можешь принести столь много хорошего». Я говорю: «Я мог бы принести много хорошего. Для этого мне нужно потратить все свое время на вот эти заседания».

― А как измеряется эффективность и неэффективность?

― Мной измеряется.

― Позвонил Федотов здесь, выяснил и Алексея Малобродского отковали от больничной койки.

― И потом снова приковали.

― Приковали снова?

― Да. Сереж, ты пропустил. Вчера вечером...

― Я пропустил, да.

― Да. Ты пропустил. Вчера вечером снова приковали. Причем, ФСИН ссылается на инструкцию, где конвоируемый вне зала, вне чего-то, вне тюрьмы, вне суда должен быть закован. И снова приковали. Именно поэтому, как институция — это плохой пример. В институции был бы правильный пример — затребовать эту инструкцию ФСИНа, если она существует.

― Да-да. В чем сомневаются, между прочим. Ее не видели те, кто специально занимается.

― Да. Но есть Совет по правам человека при Президенте, который может это сделать, да?

― Может, да. Наверное, должен.

― То есть этот вопрос — системная история. Ну, я тебе могу сказать, вот Общественный совет Министерства обороны последний. Первое заседание, я туда вошел в Совет Министерства обороны, это было 2 года назад, 3 года назад, и первое заседание было посвящено знаешь чему? То есть мы воюем на Украине, мы вошли в Сирию. Организация конкурса военной песни. Ну, я так тихо и слинял оттуда. Ну, я занят. Я реально не готов тратить на это свое время.

― Да, не любишь ты военные песни.

― Нет, я не люблю заниматься неэффективными проектами. Поэтому у Максима своя правда. Если Михаил Федотов, Николай Сванидзе, Евгений Ясин, Людмила Алексеева и другие считают, что они эффективно работают, значит, они продолжают работать. Но Максима я понимаю очень хорошо. Бессмысленно растрачивать свои силы и свое время и жизнь, которая у тебя, наверное, одна, скорее всего, может быть, на то, что не дает эффекта никакого. И если Максим считает, что это не дает эффекта, как я счел там Министерство обороны или Минкульт, или Минобраз, я спокойно ушел. Ну, что я буду там сидеть, портить себе жизнь.

― Значит, вот Александр пишет: «Ха-ха-ха, казаки виноваты. А менты белые и пушистые. Типа их там не опять?»

― Я не очень понимаю, а чего «ха-ха-ха» Александр пишет. Мне был задан вопрос про казаков, я отвечаю про казаков. Если б мне был задан вопрос про полицию, я б ответил про полицию. Я бы спросил вас, Александр, а это была полиция МВДшная или это была Росгвардия? Вот, например. Александр, я вам могу сказать, я никак не могу выяснить, вот конвоиры, они кому принадлежат, вот это кто сейчас? Раньше это были Внутренние войска. Внутренние войска — это Росгвардия ныне по Указу Президента. Они были Внутренние войска, переведены в Росгвардию. Значит, есть спецотдел УФСИНа, был во всяком случае, который занимался конвоированием заключенных, были Внутренние войска, то есть МВД, то есть Колокольцев, есть Росгвардия.

Кому писать-то? Кому писать? Конвоиры кому подчиняются? Есть приставы. Вот эти конкретные конвоиры, они исполняли инструкцию чью? И почему Федотов звонит начальнику ГУВД Москвы? Это московские или федеральные? Ну, и так далее. Понимаете, да? Я тоже звонил разным людям и мне говорили: «Послушай, а это не мы. Мы не занимаемся конвоированием». Я не могу выяснить, кто занимается конвоированием вот за эти дни, за эти 2 дня. Сегодня суббота, вообще никому не позвонишь. И когда у вас Правительство меняется, ты уже и министру не позвонишь, потому что все сидят, все в домике.

― Когда не его — они в домике.

― Да, они не соединяются. На самом деле, ха-ха-ха, но вот вам вопрос — а кто, какой полк? Мне говорят — ОМОН. ОМОН — это Росгвардия. А у них нашивки МВД. Вы вот что-нибудь понимаете? Поэтому в этом надо разбираться, а не просто орать и визжать. Так же, как с казаками, когда сначала очень хорошее расследование провел «The Bell» о том, что московское правительство финансирует, гранты, казачьи лагеря и так далее. А теперь вопрос — эти казаки относятся именно к этим или нет? И потом выясняется — из Краснодарского края приехали. Вряд ли московское правительство финансирует Краснодарский край. Крымские приехали, ярославские приехали. Вот их 17 человек, которые отфиксированы. Вот сейчас их изучают.

― ... Меня, кстати, поразило достаточно, что доходили слухи о том, что были прикованы. Когда мы знаем и помним историю с Алексаняном документально. А СПЧ заявляет, что доходили слухи.

― ... Вопрос сейчас инструкции. Все ли больные, которые отправляются в 20-ю больницу, прикованы? Если все — есть инструкция. Тогда вопрос инструкции, а не садистских наклонностей отдельных офицеров. Но я рассказывал уже историю, которую я пересказывал в Кремле. Когда был только арестован Никита Белых, как он в Следственном комитет был скован двумя парами наручников, ему надо было подписать протокол. Значит, он скован. И плюс еще прикован второй парой к конвоиру. И он водит рукой, конвоир дергает рукой, потому что, ну, вот. И это находится в здании Следственного комитета под решетками. Когда я сказал в Кремле, сказали: «Леш, ну, не может быть». Я сказал: «Может — не может, но так было». Потом расковали, как выяснилось. Может — не может, но уж так его не стали в здании Следственного комитета. Но это чистой воды садизм, конечно.

― «Какая разница, кто они? Почему они избивают мирных вышедших протестующих, которых не было так много?»

― Тогда, собственно говоря, что значит «какая разница»? Если люди избивают, они должны быть подвергнуты наказанию. Вот эти 17 человек, в частности установленных... Что значит «какая разница»? Это первая история. И вторая история. Почему этих людей прикрывали вот те самые люди, которые то ли ОМОН, то ли МВДшные, то ли Росгвардия, то ли непонятно кто? Вот, собственно, это и будет темой моего обращения к, видимо, и начальнику ГУВД Москвы. Видимо, в 3 адреса надо писать. Ну, я знаю, что Дима Муратов уже направил в адрес МВД. Но, просто, я хочу собрать это все в единую позицию и поскольку я там не один, а существует комиссия и Общественная палата, я думаю, что я... Ну, праздники пройдут. Понимаешь, никого не было. Надо же серьезно к этому относиться. Мы этим делом продолжим заниматься.

― «Все ли больные — больные? У нас больных в 3 раза больше, чем в США», — пишут у нас в чате. Симулянты?

― Может быть, у нас медицина в 3 раза лучше, чем в США? Я не очень понимаю. Значит, там, если речь идет о Малобродском, речь идет о том, что это диагноз, который поставило несколько врачей, в том числе врачи скорой помощи и кардиологической помощи, и той самой 20-й больницы. То есть все разные врачи поставили один и тот же диагноз. Сначала в больнице, куда обычно привозят заключенных, вы понимаете, там не просто врачи, поставлено состояние крайне тяжелое. Сейчас средней тяжести. Вывели. Но это делают врачи. Разные врачи. Поэтому, если про это вопрос, то он такой. Ну, я думаю, что, когда вы изменяете режим жизни, когда в вас есть какие-то болезни, я имею в виду тюрьму, СИЗО, то болезни обостряются. Вы душите определенным воздухом, вы едите определенное, у вас не все лекарства, которые вы принимаете, к которым вы привыкли каждый день. В тюрьме обостряется. Мы можем сделать отдельную программу о том, как это происходит.

«ЖЕЛАНИЕ ВЫСЛУЖИТЬСЯ, ЛИЗНУТЬ...»

― ...После 5-го числа продолжилось законотворчество на разные темы. Например, тема ответственности привлечения, как это точно называется... несовершеннолетних к несанкционированным акциям.

― Ну, да.

― Это что такое?

― Это желание выслужиться, лизнуть. Совершенно глупый закон. Неисполнимый, потому что привлечение — это, значит, надо обращаться — «Мы призываем несовершеннолетних...». Это и есть привлечение. Если вы это делаете в общедоступности, будет митинг, то это не привлечение. Это желание выслужиться, как у наших депутатов широко развито это чувство.

― Нам пишут, что это исполнимый закон. Пишет нам Фома из Новосибирской области про закон об ответственности...

― Нет, неисполнимый.

― Смотри-смотри. Тут интересная вещь написана. «Организаторов митинга штрафовать можно будет только даже за то, что на акции замечены несовершеннолетние».

― Но это же для этого не нужен такой закон, потому что нужно в суде доказывать, что это было привлечение. Это не просто так. Это нужно будет обосновывать. Не, ну, в этой ситуации можно всех за все. Так у нас принимают закон.

― Ну, да. Если закон будет написан так же путано, как про оскорбление чувств и тому подобные. Про пропаганду гомосексуализма еще очень хороший закон. Все, что угодно под него подходит.

― Есть замечательный внесенный закон, новелла в Уголовный кодекс. Он внесен был вчера. Уголовная ответственность за совершение гражданином России умышленных действий, способствующих введению иностранных санкций. Это против Путина.

― Я застыл.

― Это против Путина. Это они копают под президента. Когда он станет частным человеком, его по этому закону можно будет осудить. Еще раз. Уголовная ответственность за совершение гражданином России умышленных действий, способствующих введению иностранными государствами ограничений и так далее. Вот санкции были введены в ответ, в частности, на присоединение Крыма. Кто присоединил Крым умышленно? Или это было неумышленно?.. Но там есть и другая часть. Уголовная ответственность за предоставление рекомендаций и передачу сведений, которые привели или могли привести к введению мер ограничительного характера. Вот сообщение о том, что Дерипаска владеет «Русалом» само по себе могло привести... ― Вот так пишутся законы, понимаешь. Гениально.

― Слушай, там еще, которые подчиняются санкциям. Вот, например, тот же Дерипаска...

― Это другая история.

― Но это тоже направлено на очень многих людей.

― Нет, это другой закон. Подожди.

― Это другой закон, да?

― Здесь вот это направлено на неограниченное число лиц. Это направлено на людей, которые распространяют информацию о действиях Вексельберга. Вот «Новая газета» написала, что фирма Вексельберга давала соответственно деньги юристу Трампа, кэш. И это привело к санкциям. Значит, «Новую газету» можно... Вот так вот. Понимаешь, сам факт распространения подлинной информации — уголовное преследование. Вот наши депутаты... Они думают, на них это не отразится. Еще как отразится! Еще как! Станут частными людьми скоро. Отразится.

ПОД КОВРОМ

― Кстати, кто станет, кто не станет частными людьми. Все-таки несколько слов... Мы говорили, что до 15-го числа все-таки может это разрешиться от бремени, это правительственная у нас беременность. Что там все-таки происходит? Куда Рогозин девается?

― Там происходит борьба между разными интересантами, потому что правительство — это прежде всего распределение бюджетных средств. И бюджетные средства, которые зажаты в связи с кризисом... То есть пирог меньше, а игроков столько же. Поэтому тот или иной министр... Например, когда господин Мединский стал министром культуры, Владимир Ростиславович, он себе напрямую подчинил два управления — кино и реставрация. Но не сельские же библиотеки... Поэтому существуют интересы премьера и президента. И не надо представлять себе, что там президент диктует, а премьер выполняет. Это неверное представление. История с уже известными как бы предложениями, она следующая. Путин все время пытается балансировать не внутри правительства, а разные интересы разных групп, мощных финансово-промышленных групп в том числе. И вот была такая идея, что помощник президента Андрей Рэмович Белоусов станет первым замом, но на самом деле, если считать, что у нас Медведев — вице-президент, то первый зам, он реально отвечает за экономику, как был Шувалов. То есть он реально премьер в экономической области. Андрей Рэмович Белоусов — первый зам. И тогда, с одной стороны, Кудрин идет на первый зам Вайно в Администрацию президента и становится первым заместителем по стратегии развития страны...  Так мощненько. Но Дмитрий Анатольевич лег костьми, потому что он понимал, что это не его человек, не из его Правительства, более того, человек, ушедший от него к Путину, может стать его первым замом. И он бился до последнего, в смысле, до вечера 6-го мая, где уже в конце раздраженный, как мне рассказывали, Владимир Владимирович сказал: «Ну, хорошо. Ладно. Ты не хочешь. Понятно. Конструкция рухнула. Кого ты хочешь? Ты все равно должен иметь первого зама. Ну, назови кого-нибудь. Хоть из Правительства». И тут, значит, возник Антон Силуанов, который из Правительства... Понимаешь, да?

― Да.

― Ну, он был одним из кандидатов, но он был не первым, его собирались поднять до вице-премьера, он же просто министр финансов. Он прыгнул на две ступеньки, стал первым вице-премьером. А в ответ на это... Значит, места Кудрину уже нет, потому что Белоусов там остается. То есть вся конструкция захрипела, заползла. Я тебе, просто, объясняю, как это происходит.

― Да, да, да. Как там под ковром-то.

― Это же не только в людях, повторяю, это в кланах. Это правда. Алексею Леонидовичу Кудрину предложили Счетную палату. Я к этому отношусь не насмешливо и не скептически, потому что не место красит человека, а человек место. Было время, когда Совет Безопасности при Сергее Борисовиче Иванове был ничтожным с точки зрения выработки политики. А вот при Игоре Иванове он занимался внешней миролюбивой политикой. А вот при Николае Патрушеве стал центром обороны и безопасности... Счетная палата, если посмотреть на ее функции, на самом деле это организация, которая проверяет, в первую очередь расходы бюджета. Вот те самые расходы бюджета, начиная от трансферов в регионе и заканчивая федеральным Министерством обороны, Министерством промышленности. То есть на самом деле любой чиновник должен дрожать мелкой дрожью от Счетной палаты. Более того, председатель Счетной палаты может быть смещен только по представлению Президента. Он не может быть смещен Государственной Думой, Советом Федерации, Генпрокуратурой. По представлению президента. То есть этот человек, между президентом и ним, в принципе, нет никого. Если Кудрин — первый зам Вайно, значит, между ним и Путиным — Вайно. Если Кудрин зам, как он был, Медведева, между ним и Путиным — Медведев. А здесь он сам. И уже в конце своего срока Татьяна Голикова, она писала очень серьезные и мощные доклады антикоррупционные реально, где бюджет расхищался или неэффективно применялся. Можно посмотреть на сайте Счетной палаты. И от приезда ее аудиторов реально дрожали губернаторы, дрожали министры, дрожали начальники департаментов. То есть это реальная власть, если человек знает, как ее применить. Думаю, что Кудрин знает. И что в сложившейся конфигурации... Да, это не столь близко к президенту, зато между ними нет зазора, это называется. Поэтому это сильное решение у Кудрина будет. Но там, еще надо сказать, что по закону Государственная Дума должна представить 3 кандидатуры президенту. Президент выбирает одну и снова представляет ее Госдуме на утверждение. Поэтому пока все говорят о Кудрине. А два-то, кто...? Я думаю, что все решено, потому что, безусловно, это согласовано с Медведевым и с Путиным. Даже вопроса нет. И поэтому один в Сочи, а другой в Плесе.

― Где там еще есть напряжение между силами?

― Еще история. Смотрите, ни один вице-премьер, даже те, кто сохранился, они не сохранили своих компетенций и полномочий. Идет перетасовка. Это понятно. Это значит неудовольствие. Хотя правительство замечательное, ни один вице-премьер... Еще раз повторю, 6 вице-премьеров ушло. Ну, один, наверное, вернется. Имею в виду Юрия Трутнева, который будет назначен вице-премьером, если он будет назначен полпредом. Это вот вернется. Но, тем не менее, люди-то все с именами — Шувалов, Рогозин, Хлопонин. Это ушедшие. Внутри... Ну, я не буду анекдотичную историю с Мутко. Это действительно стыд и позор. Единственный, кого аргументировал назначение премьер-министр, это Мутко. Всех остальных без аргументации. Что, мол, мы прогибаемся под внешним давлением. Хорошая аргументация для компетенции вице-премьера.

― Там хихикали все.

― Ну, там хихикали все. Мы бы тоже с тобой хихикали... Я вообще смешлив.

― Да нет, я б там обхохотался. Там надо смех записывать. Как ситком, знаешь?

― Да, да, да. Смотри, там сейчас провалилось образование. Мы видим, что часть здравоохранения, социалка ушла Голиковой, если она будет утверждена. Культура и спорт остались у Голодец. Где образование? «А, забыли, — сказали мне, — да не расписали еще». Да никто не хочет связываться, потому что, если это образование будет разделено, министерство на науку и высшие учебные заведения, то весь бюджет будет там. А это, школа, они кому нужны? Это как сельские библиотеки. Школа, как сельские библиотеки. Один вице-премьер со словами: «Не-не, пусть Голикова берет. Не-не, пусть Голодец берет». Вот это мы увидим. Эту историю мы увидим. Это не смешно, на самом деле, хотя выглядит так. Мне рассказывали, что назначение шло следующим образом. Дмитрий Анатольевич призывал по одному человеку в свой кабинет и говорил: «Тебе поручается вот это, а в ваших услугах мы больше не нуждаемся». Это шло вот так. Без обсуждения.

Поэтому, если Игорь Шувалов знал и, в общем, собирался уходить, то Аркадий Дворкович получил этот разговор вот таким образом. Как я понимаю. Мне рассказывали с хихиканьем его недоброжелатели. Теперь министры. Ну, по закону президент должен представить структуру и персональный состав Правительства в течение недели после назначения, считай, до 15-го числа, до вторника. Ну, одно дело — представить, другое дело — утвердить. Значит, у нас есть несколько дат — 18-го приезжает Меркель в Сочи и там, я надеюсь, должен уже быть министр иностранных дел и министр обороны, а не и.о. министра иностранных дел и и.о. министра обороны. Я вообще не знаю по персоналиям, потому что идет торговля до сих пор. И 24-го начинается Экономический форум, приезжает Макрон, приезжает Абэ. Правительство должно быть сформировано, все министры должны быть на месте. Поэтому от 15-го до 24-го — вот это, собственно, назначение. Не знаю ничего. Ничего не знаю, потому что нет решения. Во многом нет решения. У нас еще Администрация не назначена. У нас еще кроме Чуйченко аппарат Белого дома не назначен — ни пресс-секретарь, ни шеф протокола. Мы обратим внимание, что Марина Ентальцева, шеф протокола Медведева — это жена Алексея Борисовича Миллера. На это тоже надо обращать внимание. На самом деле, Сереж, это все важно станет в том случае, если Владимир Владимирович Путин в середине мандата сложит полномочия по тем или иным причинам.

А сейчас это неважно, потому что политику и в области обороны и безопасности, и в области внешней политики, и в области экономики и макроэкономики, за нее отвечает и руководит президент, что бы ни было написано в Конституции. Не президент, Путин. И мы видим экономические совещания, которые проводятся у Путина с Медведевым и без Медведева, с Шуваловым и без Шувалова. То есть на самом деле лица — это некие линзы, которые чуть увеличивают, чуть уменьшают, но меняют факта. А факт — это президент. Но вот если Владимир Владимирович по каким-то причинам решит не досидеть свой мандат...

― А чего это он так решит?

― Ну, изменение Конституции, например. Изменение параметра власти. Если он решит не досидеть до конца свой мандат, вот люди, оказавшиеся на ключевых местах, второй человек — это президент, Совет Безопасности, то есть министр обороны, министр внутренних дел, глава Нацгвардии, полпреды. То есть они начинают играть как личности для страны, а не только для своей сферы. От того, что министром обороны будет Шойгу или Суровикин — мало, что изменится. Потому что до сих пор реформа армии — это следствие реформ Сердюкова. Шойгу, не Шойгу... понимаешь, да? Вот запущен механизм. И Путин определяет и бюджет на армию, и основные направления, и ввод или вывод из Сирии или из Украины. Не Шойгу или Герасимов.

― Вот ответ Анне Семеновой вот в этом и многим другим. «Так вдохновенно говорить о смене клоунов можно, если веришь в их эффективность».

― Я вдохновенно не говорю.

«НЕ БУДЕМ ЛИЦЕМЕРИТЬ»

― ... Кстати, вот о половине срока, о полутора сроках. Вот что вдохновенное, так это предложение Рамзана Ахматовича Кадырова.

― Какое?

― Об увеличении сроков подряд для президента.

― Я абсолютно поддерживаю.

― Поддерживаешь?

― А чего лицемерить? Я к тому, что я абсолютно против лицемерия. Для меня совершенно очевидно, что в 24-м году, будь у него физические силы, Владимир Владимирович не покинет высший пост. Этот высший пост может называться... Он пожизненный, я так считаю, Владимир Владимирович. Ну, или как... Поэтому Рамзан Ахматович со свойственным ему простодушием, просто, как-то грубовато обозначил проблему. А как там третий срок или в середине второго вот этого срока, вот этого второго, четвертого, пятого... Изменить Конституцию таким образом, что у нас главным будет не президент, а вот другое что-нибудь. Какой-нибудь Дэн Сяопин. Я не знаю технологически, наверное...

То есть я знаю, что администрация бурлит и придумывает всякие конструкции. Я так с трудом вижу, что Владимир Владимирович прям так грубо... А, с другой стороны, что —  старый солдат не знает слов любви. Третий срок и все.

― Я вам скажу прямо, по-стариковски, да?

― Да. Я поддерживаю в этом смысле... Я знаю, сейчас там у нас завизжат некоторые шизанутые, что Венедиктов за Путина, поддерживает третий срок.

― Уже.

― Уже, да? Я против лицемерия. А лицемерием я называю то, что все говорят: «Ах, вот он сейчас в 24-м году уйдет и придет Дмитрий Анатольевич или Игорь Иванович, или там...»

― Или другой Игорь Иванович.

― Да. Нет, мы вам этого не позволим. Не отдадим наше все.

― Слушай, а в одной стране поменяли Конституцию. Вот как-то народ не согласен был. Вот недалеко от нас.

― Армяне. Я не хочу играть в Леонтьева. Ну, смотрите.

― Молодцы.

― Там же был обман на самом деле. Все-таки люди помимо коррупции, помимо нищеты, помимо отсутствия ощущения для молодежи рывка там был прямой обман. «Я не пойду. Нет, я все-таки пойду». А здесь как-то вот не высказывается. Но Конституция же диктует, подряд — значит подряд. А не подряд — значит, можно. А если выборы не состоялись по каким-то причинам — это уже не подряд? Ну там стал и.о. президента... Представляешь, Путин ушел в отставку, Дмитрий Анатольевич стал и.о. президента. Прошло 2 месяца. Объявлены новые выборы. Это же не подряд... Называется — я в домике. Алеша, когда был маленький, когда я к нему с угрожающим видом, он делал — папа, я в домике. Не смешно на самом деле. Я, просто, говорю о том, что на самом деле Рамзан Кадыров и парламент Чечни, они точно понимают, так же, как и я, что Владимир Владимирович в 24-м году никуда не собирается уходить. Я не имею в виду пост президента. Я имею в виду объем власти. Вот и все. Они правильно понимают. А вы что, этого не понимаете? Кто там у нас, Александр или Аня? Вы не понимаете, что он не уходит? Нет, не понимаете? Я вам объясняю.

― Про отсутствие лицемерия здесь пишут. «А, может, следующий протест расстрелять из пулеметов? Чего лицемерить?»

― При чем тут «лицемерить»? А зачем? Вы знаете, у Владимира Владимировича есть, я вот как знатный путиновед, есть у Путина, была во всяком случае, фраза — «А мне это зачем?» Вот на «расстрелять из пулемета» — а зачем? Ну, выходят 10 тысяч, ну, 20 тысяч выходят в Москве. Я тоже не понимаю, казаки какие-то, полицейские... Зачем вообще? Вот это я тоже не понимаю. Он же не давал команду разогнать. «Ну, вы там разберитесь, чтоб по закону было», а дальше уже все разбираются как по закону. Я же знаю, как он говорит. Помнишь, когда Устинов по поводу ареста Ходорковского пришел к нему...

― Да.

― Там был Совет Безопасности. И Устинов так театрально сказал, что вот у нас есть данные, что Ходорковский сейчас готов сбежать в Америку, едет туда. А заодно поднимает регионы, а заодно еще что-то. И Путин сказал ему прилюдно: «Что вы меня спрашиваете? Чего вы ко мне пришли? Поступайте по закону, господин Генеральный прокурор». Ну, вот. А вам это зачем? В первый раз что ли?..

«РАЗВОДИМ!»

― ...Первые переговоры, которые сейчас после переизбрания — это Макрон, Меркель и так далее.  Вот это что будет в целом? Потому что про Меркель мы говорили, а вот Макрон...

― Это будет та же повестка дня. Но то, что мне удалось как бы поговорить... Иран. Иранская ядерная проблема плюс Иран — Израиль. Разводим. Сирия. И Украина. Все. Вот это и будет. Ну, понятно, что позиция Российской Федерации — повторить 2003 год и разорвать Евро-Атлантическую солидарность, как это было сделано: Ширак, Шредер — с одной стороны, Буш — с другой стороны. Вот сейчас же Трамп, который реально ведет себя вызывающе по отношению к своим союзникам. Вот, Сереж, если б я был союзником, условно говоря, вот такое поведение союзника у меня бы вызвало чувство протеста. Я знаю, Макрон звонил, приезжал, звонил, убеждал, звонил, попросил отложить решение.

Что делает Трамп? Решение было на 12 мая. Собственно, решение должно было быть 12 мая. Он на неделю раньше его переносит. Он делает с точностью наоборот, потому что, я уже говорил, он считает, что корейский эпизод дал ему возможность это делать. Поэтому, конечно, Путин немедленно вставляет ногу, чтобы дверь не закрылась и, конечно, Меркель, Макрон ровно про это. Я же вам говорил. Видите, как американцы себя ведут? А вы, как вассалы. Надо настаивать, вместе, плечом к плечу.

― Вряд ли поведутся они на это дело.

― Я же сейчас упростил... Но Макрон может повестись. Он молоденький. А Меркель, конечно, она такая девушка с опытом, 4-й срок мотает.

― Последнее. Два слова о решении Гаагского суда по защите украинских инвесторов в Крыму.

― Опять ничего неожиданного не было. Россия говорит, что поскольку мы не признаем это решение, мы его выполнять не будем. Я поговорил с людьми, которые знают, что такое международный вот этот Гаагский суд. Там же есть наш судья. Надо же понимать, что там есть наш судья. Над которым мы живем в подъезде, которого мы заливали много раз, когда Алешка был маленький и плескался. Женатый на Марине Неёловой.

― Ух ты...

― Ну, это я с ним не разговаривал, конечно. Еще не успел.

― Недальновидно.

― Но надо понимать, что получают ли другие страны, признающие это решение суда, Украина в первую очередь, право на арест российского имущества. Вот это самое главное. Я хочу это у нашего судьи узнать. Вот есть такое право или нет... На самом деле, его втягивать в это даже не сильно надо, потому что ему решение принимать. А вот вокруг много знакомых экспертов, которые хорошо знают решения этого суда. Вот мы с ними и займемся.

С Алексеем Венедиктовым беседовал Сергей Бунтман

«Эхо Москвы», 12.05.2018