В эти выходные Казань приняла Ironstar — российского оператора турниров по триатлону, который проводит старты с 2015 года и к этому моменту обзавелся 7 городами в своем календаре. Как рассказал в интервью «БИЗНЕС Online» генеральный директор компании Андрей Кавун, казанские соревнования собрали 2,5 тыс. участников, причем только 20% из них проживают в самом Татарстане. Всего же в России 16 тыс. активных триатлетов, что в разы меньше аудитории европейских стран и тем более Соединенных Штатов. О том, как исправить ситуацию, Андрей порассуждал в разговоре с нами.
Андрей Кавун, Ironstar: «Когда в 2019 году мы проводили здесь чемпионат Европы, из 250 мероприятий со статусом Европы именно Казань была признана лучшей»
«Прелесть триатлона — в нем нет возрастного порога»
— Андрей, в прошлую субботу прошел очередной старт Ironstar в Казани. Как вы можете оценить его?
— Самое главное — этот старт был для нас юбилейным, пятым. В прошлом году Казань была единственным городом из нашей серии, где нам не удалось провести турнир. Так что эти соревнования были долгожданными. В 2019 году мы совместно с министерством спорта РФ, федерацией триатлона России, министерством спорта РТ и Timerman были соорганизаторами чемпионата Европы по триатлону, из 250 мероприятий с европейским статусом именно Казань была признана лучшей. В этом году такого статуса у турнира не было, но мы пошли по трафику 2019-го и запланировали такое же количество участников. Из новшеств могу выделить, что внутри соревновательного процесса триатлетов мы еще внедрили заплывы на одну и две мили на открытой воде.
— Сколько всего триатлетов участвовало в гонках и откуда они?
— 2,5 тысячи спортсменов всего, 1,5 тысячи из них — триатлеты, 20% — представители Татарстана, остальные 80% — других регионов и стран. Несмотря на трудности с ограничительными мерами, в Казань приехали спортсмены из стран СНГ, Европы, а также Австралии, Ямайки, Мексики и ЮАР. Сейчас мы проводим анкетирование и примерно через неделю получим данные, какое количество болельщиков было на турнире и сколько они потратили по основным статьям: перелет, проживание, питание. На основании этих данных мы посчитаем экономический эффект для региона. В среднем на три указанные статьи на одного человека приходится 35 тысяч рублей. Если расходы на перелет, это часть федерального бюджета, то затраты на проживание и питание — это те денежные средства, которые возвращаются в бюджет региона в виде налогов. Соревнования стимулируют развитие малого и среднего бизнеса в регионе, потому что услуги по питанию и проживанию оказывают местные компании. Также не стоит забывать, что большинство участников приезжают на старты с семьей и друзьями, что также увеличивает чек.
— Насколько широкая у вас география?
— Помимо Казани, мы проводим старты в Московской области, Тверской области, Калининграде, Сочи, Самаре и Геленджике. Сейчас готовится еще один старт-сюрприз, который украсит серию Ironstar. Пока у нас интервал между турнирами около 2–3 недель. Этого достаточно, чтобы участники успевали восстанавливаться и пробовали новые города. Мы стремимся к тому, чтобы наши спортсмены участвовали в как можно большем количестве стартов в течение сезона. Кому-то достаточно одной гонки, кому-то — две, кому-то — три. Есть те, кто принимает участие на всех стартах.
— Достаточно ли в России триатлетов, чтобы вы задумались о расширении?
— В регионах пока небольшое количество триатлетов. Мы можем проводить хоть 50 стартов за сезон, но тогда в них будут участвовать по 10 человек. Тогда нам будет нецелесообразно нести расходы на организацию. К тому же на таких мероприятиях участникам важна массовость, им хочется стать частью большого праздника. Пока мы можем организовать этот праздник в тех местах, которые я назвал. В России с 2010-го зарегистрированы около 16 тысяч триатлетов. Для сравнения: в Германии их по примерным оценкам 100 тысяч, в Великобритании — 140 тысяч, а в США в 2019 году было 4 миллионов финишеров
Если посмотреть на количество людей, которые принимают участие в любительских соревнованиях в циклических видах спорта, в России их очень мало — примерно 600 тысяч финишеров (то есть неуникальных участников). Если взять в США, у них 17 миллионов финишеров только в соревнованиях по бегу, то есть между нами пропасть.
— В чем причина?
— Если в США история марафонов насчитывает 50 лет, то у нас первый по-настоящему массовый старт прошел в 2013 году в Москве. Конечно, были и до этого соревнования, которые можно было отнести к массовым, но в таком объеме они начались именно в 2013-м. После этого стали появляться операторы массового спорта, в том числе Ironstar. Мы запустились в 2013-м, затем два года находились в переговорах с регионами, а первый старт провели в 2015-м. Тогда в нем участвовали 150 спортсменов-любителей. На днях в Казани было уже 2,5 тысячи триатлетов, а в Сочи мы ожидаем до 5 тысяч.
— Почему скачок произошел именно в данный промежуток? У людей улучшился уровень жизни, появилось больше денег и возможность инвестировать в себя?
— Думаю, дело не в деньгах. Этого массового развлечения не было на радаре у людей, а теперь оно возникло. Некому было проводить турниры, а сейчас можно участвовать в стартах, которые по уровню организации ничем не уступают зарубежным аналогам. На самом деле это миф, что триатлон невероятно дорогой вид спорта.
«Мы запустились в 2013-м, затем два года находились в переговорах с регионами, а первый старт провели в 2015-м. Тогда в нем участвовали 150 человек. На днях в Казани было уже 2,5 тысячи триатлетов, а в Сочи мы ожидаем до 5 тысяч»
— Разве это миф? Только начальный этап подготовки может обойтись в сотни тысяч рублей.
— А может не обойтись. Все зависит от твоих вкусов. Это как с машиной: ты можешь ездить на автомобиле российского либо немецкого производства. И то и другое будет машиной и довезет тебя по нужному маршруту, но, возможно, ощутите разницу в скорости.
Самым первым российским триатлетам соревнования действительно обходились дорого — стартов высокого уровня внутри страны не было и каждый раз приходилось выезжать за границу. Сейчас можно путешествовать от одного старта Ironstar к другому на автомобиле, а всю экипировку брать в аренду — гидрокостюм, велосипед, велотуфли, шлем и другое. Рынок начал развиваться с учетом спроса.
Если проанализировать все расходы, ты тратишь на тренировки в триатлоне столько же денег, как если бы дважды ходил в ресторан, ел мясо и оставлял чаевые. Каждый делает свой выбор: кто-то инвестирует в живот, кто-то — в физическое состояние.
— Возможно, за триатлоном закрепился имидж дорогого спорта, так как в большинстве своем им занимаются представители бизнес-сообщества.
— Действительно, порядка 60–65 процентов наших участников — это руководители высшего звена, топ-менеджеры, владельцы собственного бизнеса. Они занимаются сами и «заражают» своих сотрудников. Но если и называть триатлон элитарным, то не в плане денег, которые нужно потратить, а в плане времени, которое необходимо для тренировок. Чтобы выйти на дистанцию и не сойти через пять минут, нужно основательно подготовиться. Я к своему первому серьезному старту готовился по 8 часов в неделю.
— Есть ли какой-то возрастной порог, после которого триатлоном заниматься уже поздно?
— Порога нет — в этом прелесть нашего вида. С возрастом падает скорость и многие другие качества, но не выносливость. Ее можно развивать бесконечно. Есть миллиардер Леонид Богуславский — он начал тренироваться в 62 года и отобрался на чемпионат мира по триатлону на Гавайях, а до этого не занимался спортом вообще. Он неоднократно занимал пьедестал, в том числе в Штатах, где в его возрастной категории были порядка 50–60 человек. Есть железная монахиня Мадонна Бьюдер. Она начала тренироваться в 49 лет, у нее за спиной более 40 железных дистанций. Сейчас ей 90, а она до сих пор участвует в стартах.
«Если посмотреть на количество людей, которые принимают участие в массовом спорте в целом, в России их очень мало — примерно 600 тысяч. Если взять США, у них 17 миллионов, то есть между нами пропасть»
«Если бы мы стали Ironman, нам пришлось бы откатиться назад»
— Как к вам пришла идея создать Ironstar?
— В 2013 году шесть предпринимателей объединились в одну команду, которая была увлечена триатлоном и принимала участие в соревнованиях, в том числе Ironman. Тогда мы загорелись этим видом спорта и захотели привезти Ironman в Россию. Но время было не очень хорошим, чтобы развивать американский бренд в России — внешнеполитическая ситуация не располагала к этому. Так что мы создали российский бренд, которым сейчас очень гордимся. С точки зрения количества мероприятий мы являемся лидирующим брендом по проведению триатлона в России и одним из крупнейших в мире.
— Сколько людей в вашей команде?
— 18 человек в основной команде. Во время стартов она вырастает до 40. Также мы привлекаем около 350 волонтеров.
— Почему вас заинтересовал именно Ironman?
— Это очень узнаваемый бренд с большим проникновением и 40-летней историей. Если не ошибаюсь, татуировка с надписью Ironman — вторая по популярности в мире. В год проводится более 200 мероприятий по всему миру. Где-то качество лучше, где-то — хуже: все зависит от тех организаций, которые берут на себя права франшизы.
— Шансов на то, что Ironman придет в Россию, уже нет?
— Есть. Два года назад одна компания заполучила права на этот бренд. Первый год у них, к сожалению, пропал из-за пандемии. Де-юре бренд уже пришел в Россию, а де-факто соревнования должны состояться 1 августа 2021 года.
— По факту вы боретесь за одну аудиторию. Рассматриваете ли их как конкурентов?
— Очевидно, что мы конкуренты и бьемся за внимание одних и тех же людей. Но в то же время мы в очень плотной коммуникации. Например, в Казань приехали представители команды российского Ironman, чтобы перенять практику работы у Ironstar. Я четко понимаю, что, если на рынке возникнет монополия, она приведет только к плохому качеству.
— Мог ли Ironstar просто поменять свое название на Ironman и сохраниться в нынешнем виде?
— Мы не смогли договориться с коллегами. С недавнего времени Ironstar стал приносить прибыль — минимальную, но прибыль. А если бы мы взяли название Ironman, нам бы пришлось откатиться назад и снова инвестировать, чтобы через какое-то количество лет выйти на ту же прибыль. С точки зрения бизнеса для нас это было бы уже неинтересно. При этом мы остаемся в хороших отношениях с Ironman.
— Учитывая, что вы не носите название Ironman, могут ли ваши триатлеты именовать себя «железными людьми»?
— Есть бенчмарк «железной» дистанции — 226 километров. Ее можно пройти в Сочи на нашем соревновании или где-нибудь за рубежом на мероприятии под брендом Ironman. В обоих случаях спортсмен сможет считать себя «железным» человеком, просто на нашей награде будет написано Ironstar.
— Если говорить о психологии, почему людей так тянет доказать всем, что они «железные»? Чем обосновывается желание пройти сразу 226 километров? Это не выйти на пробежку в парк…
— В обычной жизни мы всегда чего-то не доделываем. Очень мало мерил, где можно сказать: «Я сделал». В триатлоне же всегда есть момент преодоления финишной черты, и ему предшествуют долгие месяцы тренировок. Чем труднее путь, тем слаще финиш. Ты кайфуешь от того, что завершил процесс, и это ощущение заставляет тебя возвращаться.
Но отмечу, что из 16 тысяч зарегистрированных с 2010 года триатлетов в России, чуть более 3 тысяч проходили железную дистанцию. Эта сверхцель действительно кого-то заманивает, но не всех. Для многих наши старты — это просто тусовка, люди смеются, отдыхают, заводят новые знакомства, ну естественно, с учетом того, что это спортивное мероприятие, сражаются на дистанции.
«Мы интересны спонсорам и партнерам. Аудитория триатлетов привлекает многих — и премиальные бренды, которые могут рекламировать машины и квартиры, и компании детского сегмента, которые помогают нам с проведением детского забега Starkids»
«Сказать, что спонсоры выстроились за нами в очередь, я не могу»
— Купить слот в Ironstar дорого?
— Смотря с чем сравнивать. Если с другими видами спорта, например плаванием на открытой воде, бегом или лыжными гонками, то дорого. Олимпийская дистанция в среднем у нас стоит 10 тысяч рублей, полужелезная — 15 тысяч, железная — еще выше. Но все это коррелируется с уровнем затрат. Если сравнить соревнования по марафону и триатлону, то в нашем виде спорта затраты в разрезе на одного участника будут в 2–3 раза больше. Если же сравнивать с триатлонными стартами за пределами России, то я бы назвал наши цены весьма демократичными.
— Иначе это не покрывает расходы на организацию?
— Взносы от участников закрывают около 50 процентов от наших затрат. Если мы будем снижать их, то должны будем компенсировать чем-то другим. У каждой площадки, где мы проводим соревнования, есть своя емкость, очень многое зависит от инфраструктуры. Можно набрать те же 2 тысячи человек, а надо 5 или 10 тысяч. При росте участников увеличивается и ряд статей расходов — сервис, безопасность, волонтеры.
— Легко ли вам общаться со спонсорами?
— Мы интересны спонсорам и партнерам. Аудитория триатлетов премиальная, получается хорошая синергия с люксовыми и не только брендами. Безусловно, у нас есть спонсоры, сотрудничеством с которыми мы гордимся. Нам бы хотелось, чтобы таких компаний было больше, ведь, как известно, спонсоров много не бывает. Тем не менее тот портфель, который мы сформировали сейчас, достаточно большой, он интересен коммерческим компаниям, и мы очень верим в наших партнеров. Если бы не они, мероприятия были бы более аскетичными. Именно поэтому, мы много инвестируем в популяризацию триатлона выступлениями, встречами, конференциями.
— Часто ли сотрудничество завязано на том, что руководитель компании занимается триатлоном сам?
— Такие случаи имеют место. Также часто бывает, что приходишь в компанию, где никто не занимается триатлоном, рассказываешь о наших стартах и завлекаешь всех. В руководстве формируется большая команда. Поэтому мы много инвестируем денег, чтобы рассказывать о триатлоне, выступать, объяснять.
— Не беспокоит ли спонсоров, что каждый ваш старт не только приносит радость спортсменам, но и вызывает некое раздражение у горожан? Поскольку триатлон занимает центр города и ограничивает движение, мимо него невозможно пройти.
— Чтобы делать что-то хорошее, надо чем-то жертвовать. Нам же всем нравится вставать в одиннадцать, но мы встаем в семь утра, чтобы работать, зарабатывать, тратить деньги. Невозможно по-другому развивать массовый спорт. В Калининграде и Самаре мы также занимаем центральную набережную. Это все организовать невероятно сложно, требуются согласования с 15–20 ведомствами — МЧС, ФСБ, ФСО и другими. Это огромная работа. Тем не менее с учетом нашего семилетнего опыта мы научились проводить мероприятия максимально экологично, доставляя самые минимальные неудобства местным жителям.
«С каждого старта мы организуем прямую трансляцию, но одна из причин этому — люди скучают по признанию. Они показывают хороший пример и хотят быть на виду. Некая доля тщеславия в хорошем смысле»
«В России ты должен сам платить, чтобы тебя показывали»
— Проблема ли для вас, что триатлон очень трудно перенести на телевидение и сделать из него телепродукт?
— У нас уже был опыт телетрансляций. Длинный триатлон действительно тяжеловато смотреть. Участник, допустим, сел на велосипед и крутит 180 километров. Да, на дистанции есть борьба, но она, как правило, только тактическая. В этом разрезе триатлон на коротких дистанциях более интересен зрителю. Еще одна проблема — монополия на нашем рынке спортивного телевидения. Если за рубежом можно продавать контент, то у нас обратная схема. Ты должен сам платить, чтобы тебя показывали.
— Действительно можно продавать? Есть ли примеры?
— Есть. Суперлига триатлона, которую создал как раз Леонид Богуславский, была подстроена под продажу телеправ. Сейчас ее показывает Eurosport и другие крупные спортивные телеканалы. Это суперкороткие форматы, специальная механика прохождения дистанции. Там участвуют только элитные спортсмены. Наша же экономическая модель не позволяет фокусироваться только на тех, кто занимает пьедестал и бьется за лучшие спортивные результаты. Как я уже сказал ранее, для нас важна массовость. Если мы сконцентрируемся только на 10 процентах, остальные участники окажутся демотивированными.
— Триатлон — один из редких видов, где четкий акцент сделан на массовом, а не на профессиональном спорте. При этом федерация, которую возглавляет Ксения Шойгу, заинтересована в том, чтобы развивалось и второе направление. Что нужно сделать, чтобы триатлон был лучше вписан в олимпийские лекала?
— Уже появились примеры успешного совместного развития триатлона. У федерации свои профессиональные задачи, но тем не менее она успешно сотрудничает с организаторами любительских соревнований. Как я уже говорил, в 2019 году в Казани прошел чемпионат Европы, в котором приняли участие спортсмены из 45 стран. Все международные федерации отметили высокий уровень организации мероприятия. При этом гонка проводилась как для профессионалов, так и для любителей. Данный старт показал, что в России можно организовывать соревнования по триатлону международного уровня в сотрудничестве с организаторами любительских стартов. У федерации триатлона более глобальные задачи по развитию вида спорта. Они больше сконцентрированы на инфраструктурных вопросах. Мы же являемся организаторами массовых спортивных мероприятий. Для нас большая победа, что дети родителей, которые сами участвуют в стартах, стали приходить заниматься в секции; соответственно, увеличилась потребность в создании инфраструктуры для занятий спортом. Это к вопросу о том, почему важно, чтобы в России были разные организаторы. Да, мы боремся за внимание, но вместе с тем мы увеличиваем аудиторию триатлона. Не может одна школа выпустить 10 тысяч учеников в год — для этого нужно много школ. Чтобы добиваться успеха на профессиональных турнирах, нужна большая выборка, необходим отбор. Если мы будем цепляться за 10 спортсменов и каждого тащить, ничего из этого не получится. При этом отмечу, что сейчас у нас сильные юниоры, которые показывают солидные результаты на чемпионатах мира и Европы.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 15
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.